Книга седьмая. Любительство

Работа в отношениях неизбежна, и с молодой строптивой женщиной ты не сможешь ссылаться на какой-то там жизненный опыт сам по себе, ведь для нее он нерелевантен, она его не признает, а перед тобой просто так не склонится за седые виски. Речь, конечно, про «розеточных» женщин, которые зевнут и (почти случайно) шею тебе продырявят независимо от возраста.

Только не стоит думать, что женщины все такие. В том и досада, что не все, даже очень сильно не все. В основном они как раз нормальные, пресноватые, но нормальные, в смысле брачно-семейного тихого счастья. С ними относительно просто и легко. Сюда можно занести почти всех несакральных (30 %) и неэмоциональных (50 %), то есть половина от трети – примерно 15 %. А вот сколько из них имеют мой роковой канал 30–41, посчитать сложнее. Если в СС еще шесть каналов, кроме него, то, наверное, можно разделить те 15 % еще на семь. Итого: 2,14 %.

Так что чисто по бодиграфу у меня есть двухпроцентная вероятность встречи роковой женщины. И это в целом по Земле. Если начать добавлять прочие критерии, вроде внешности, языка или точки на глобусе, то вероятность вляпаться в любительство по уши уйдет далеко за нулевой горизонт. А мне именно такие женщины встречаются в течение половины жизни. Их таких может на Земле всего человек пятьдесят-сто, и я собираю их по всему свету. Понимаете теперь, зачем мужчине нужна выдержка? Чтобы дождаться свою наркоту!

Впрочем, воткнуться в правильную «розетку» не легче, чем из нее вылезти. И это в равной степени про тех, кто постарше. Там работа обратная, нужно будет делом заслужить уважение, а не нытьем и вымогательством. Вообще говоря, девушки “постарше” и прежде привлекали мое влечение.

В одной из первый книг я упоминал о возбуждении относительно Евы из Красноярска в категории “50+”. Тогда ничего не пошло, хотя знаки внимания я проявлял, даже пытался поцеловать. Психи с аналитиками опять бы раскопали нечто вроде сознательной и бессознательной потребности в материнском тепле. Может гештальт неразберихи с мамой и завис, а может и потайные, да подавленные мазохистические настроения бушуют, так сказать, жертва внутри ищет, кто бы отшлепал. А может все дело в особенностях уязвимого жизненного периода, когда мужчина по той или иной причине делается ослабленным. Словоохотливый психотерапевт сейчас бы рукава закатал.

Собственно, с первых дней Юля Г. делала акценты на моей молодости относительно себя, и в особенности – относительно мужчин, которых она воспринимает, как таковых. Была почти на пять лет старше: 40 лет (81 г.р.) против моих 35 (86 г.р.), и никогда прежде не имела отношений с младшими.

Прежние мужчины были существенно старшее, а последний (по совместительству отец ребенка), с которым подвис накаленный комок напряжений, старше на 15 лет. Выходит, он был старше меня на 20 (почти как мой отец). Можно только гадать, какие противоречия ее раздирали при нашей встрече и уплотнении контакта.

Диана (2000 г.р.), к примеру, тоже только-только выбралась из-под бывшего (примерно ровесника), и сразу угодила ко мне. Не то, чтобы так раз и переобулась в воздухе, мы полгода принюхивались, переглядывались и изредка переписывались. Здесь, понятное дело, расклад в ее пользу, хотя и нельзя сказать, что вызова нет. Новая встреча – непростая психологическая работа для каждого в любом случае.

первые проблески еретизма и револьвер

Все же, вернемся к Ирине на двадцать лет назад. Состояние моей влюбленности давало искаженное восприятие происходящего, глушило остроту переживаний, навевало туман на очевидное. Вся история отношений с ней исполнена переживаниями эмоциональной нестабильности. Масса впечатлений, осознаний и опыта, родились благодаря ее появлению и присутствию. В мире все имеет контекст и предпосылки, особенно спирали психологических реакций на схожие ситуации.

Итак, встретились мы с ней в 2003 году, в мои 17 лет в ночном клубе “Апельсин” г. Красноярска, который позже стал сеткой “Rock Jazz Cafe”. Она была солисткой молодежной андеграундной группы с непроизносимым названием, где ребята носили пестрый дресс-код: ажурный макияж, цепкий пирсинг и черно-белые тату. Пели они навзрыд, злободневно, и (по-видимому) в ирландской манере. Старались подражать гремевшей в начале 2003 Evanescence с непревзойденной Эми Ли, а также группе HIM с Вилле Вало. Местами все же их несло в сторону Slipknot с культом слэм-танцев во время концертов.

Слэм-культура тогда присутствовала и в Красноярске, разумеется, в определенных слоях. Это когда во время шумных выступлений панкеров и рокеров начинается сочная мясорубка на танцполе. Не драка в классическом виде, но приличное адреналиновое побоище в хоккейном стиле.

Как и во всякой субкультуре, там присутствовало погружение в момент жизни с присущей атрибутикой, в своих героев, в музыку, в беспечную молодость, которая казалась бесконечной, безусловной и какой-то всепрощающей. Своего рода религиозное откровение на пике остроты и неочевидности духовных исканий. В юности же еще ничего житейского, взрослого и обстоятельного не требуется.

Удобнее всего представить образ Ирины можно, взглянув на фото ее кумира тех лет Сандру Насич, немецкую солистку культового коллектива Guano Apes, под которую, собственно, рисовался весь образ моей рокерши. Они и внешне были похожи. К сожалению, внешность и образ оставались единственным сходством, голосом Ира сильно не дотягивала.

Шлейф рокерского романтизма заразил и меня (с моей открытой головой). Я выкрасил волосы в красном мелировании, сделал пирсинг в левой брови, добавил ряд CD-дисков в подборку к Тупакам, ди-эм-иксам, и докторам дре. Периодически бывали на тематических вечеринках, где ребята усиленно гримировались, вживаясь в образ сценических панк-идолов. Пошел бы я туда сам по себе? Делал ли бы я прочие вещи по жизни с другими обольстительницами? Черта с два. Это к вопросу, нужны ли они нам вообще, кроме секса. Без прыткой женщины жизнь мужчины (во всяком случае моя) становится пресноватой.

Для моего мироощущения в тот момент оно стало приличной встряской, ведь привычный круг общения, мягко говоря, имел взгляды умеренно правоконсервативные, ну, или центристские, как максимум. Я же постоянно «красился» в цвета окружения, с теми такой, с этими этот. Вот потому некоторым из нас важно иметь не только окружение, но иметь разное окружение, в чем 5/1 должны преуспевать вперед остальных, на пути познания разных миров.

На первом курсе юрфака Красноярского ВУЗа в 2003 году подобный имидж вызывал немые вопросы, и вопросы, надо сказать, скептического оттенка, примерно такие же, как черный кожаный плащ с широкополой шляпой, популярные на филфаке этажом ниже. А ведь тогда я уже начинал пробоваться в преподавании правоведения в старших классах, где разжигал недоумение одних и восторг в глазах других.

Для преподавателя, благословившего меня на педагогический эксперимент, я выглядел фриковатым, хотя, может где-то в глубине сакральной осознанности, что-то нас с ним объединяло. Насколько помню, он преподавал у нас Теорию государства и права, и заодно служил в полиции, носил кожаный пиджак, темные очки в аудитории и рыжую бороду. Эпатировать он умел.

Иногда перед началом семинара в аудитории он доставал блестящий длинноствольный барабанный револьвер, якобы препятствующий вызволению документов. Клал его на стол, после чего многозначительно копался в потертом коричневатом портфеле. Мы, как юные первокурсники, в свою очередь (подобно моим школьникам) так же недоумевали и восторгались одновременно.

Но это так, скорее было фоном нашего с ним образовательного взаимопонимания, в целом же мы были примерно равнозначны во фрикоманстве: у него темные очки и ковбойский ствол, у меня – красные волосы и железяка в брови. Работать можно. Весело было, душевно что ли.

А вообще Ирина была девственницей, как и я, с той лишь разницей, что я не сознавался, исполняя сдержанную уверенность в вопросах интима, и многозначительно помалкивал при обсуждениях. Вряд ли в этом я отличался от многих парней, а мне ведь было уже целых 17 лет, к тому же близкие друзья уже переступили влагалищный порог. Тот же Антон делился деталями орального контакта сразу с двумя девчонками в потайном закутке городского парка. Он же наставлял в преддверии моего дебюта в тот день, когда ожидалось взаимное (с Ириной) крушение невинности.

первый секс

Была очередная вечеринка дома у Иры, где все изрядно утомились. Гнетущее волнение заставило ее проскочить алкогольную планку необходимой достаточности, за что поплатилась позже, когда большинство гостей разъехались. На прощанье, Антон пожелал расслабленности в грядущем процессе, мол не нагнетать важность, и не гнаться за свершениями, а то не встанет. Как-то так. Мне была важна поддержка, хотя на деле толку от инструкций не было. Учить девственника сексу в теории – затея сомнительная.

И все же танец начался. Мы погрузились в полумрак спальни, а дальше было нечто скомканное, дерганное, безнадежно далекое от киношного сладострастия, и напрочь далеко от женских, да и мужских мечтаний. Запасенные пачки презервативов пустели на глазах от гнетущих осечек. Трясущиеся руки толком не знали, какой стороной следует применять изделие. В ходе редких удачных попыток совладать с латексным облачением обнаруживалось, что я также не понимаю куда именно следует пихать снаряженного бойца. Везде что-то сопротивлялось.

Кажется, я не раз путал влагалище с подушками, стараясь влезть хоть куда-то. Раздражение сменялось досадой, стыд – разочарованием. Каждая осечка понижала уверенность и убивала эрекцию. Тогда начало, а существенно позже продолжило казаться, что быть женщиной в этом деле куда проще: раздвинула ноги и молодец, остальное – с тебя. Во мне разгоралось пламя жгучей подавленности, в том числе от заявленной накануне самцовой состоятельности. Может это было хуже всего. Так или иначе, но той ночью соитие слетело в кювет. Мы старались не подавать виду конфузу, и продолжили напиваться. Вскоре Ире безвозвратно поплохело, и фраза “половые страсти” для меня обрела сероватый акцент с душком и шваброй.

На утро дело пошло незатейливо, словно само собой в каком-то тумане. Похоже, отдаленный намек на эрекцию меня навестил, к тому же ночные кульбиты с презервативами успели сформировать навык ответственного влагалищного вторжения, хотя сексом все это назвать все равно было нельзя. Только благодаря кровяным подтекам на простыни успех мероприятия стал очевиден. Спустя пару дней мы настойчиво продолжили, вкусив то самое первоначальное наслаждение.

Спустя 18 лет, и уже с Юлей Г. страстные игрища превратились в безумное порно-бешенство крови и плоти. Везде и безвылазно! Вот где оказывались, там и драли друг друга. Странно это говорить, но такой остроты и такого ядреного влечения я не знал никогда. По всей видимости, именно такие ощущения влекут некоторых людей в безрассудства любительства (вроде описываемого здесь), также как кого-то другого влекут в бутылку, в ноздрю или по вене. По ожидаемой случайности, нередко это одни и те же люди.

Думаете меня сейчас просто так таращит выпендрежница Диана? В том все и дело, что ее эмоция слишком похожа на знакомую прежде остроту, вернуть которую уже нельзя. Кроме того, этот спарринг накладывается уже на другого меня и другие времена, так что точно так же не будет. Будет иначе, и в этом смысл. Можно было бы сказать, что пора бы осознать критическую зависимость от данного типа женщин, и перестать глушить рецепторы испепеляющим любительством. Сказать то можно, и понимать эти вещи я тоже научился, даже умею жить без них. Как и без алкоголя, курения или наркоты. Скучновато только.

Кроме того, как искушенный исследователь собственных пристрастий, могу заметить, что наркота, которую принято общественно одобряемо побаиваться и запрещать, никаким боком не потягается с властью определённой женщины на определенного мужчину. Другая и для другого – никакого эффекта не окажет, но «своя наркота» заберет всю душу, если не приручить соблазн.

Так же, как и сексу, искусству противостояния зависимостям нельзя научить в теории. Тут нужна практика. На деле оно точно все будет иначе, как на дороге, на войне или в постели, а значит придется вести разведку боем, неизменно мирясь с ранениями, шрамами и контузией. Если ты вдруг нашел в себе подобную мазохистическую нотку, то дело дрянь. Придется учиться с этим работать, или жить во внутреннем конфликте, когда чего-то хочешь, но не знаешь что. Это еще полдела, если не знаешь в чем дело, а если знаешь (как знаю я)?

Это ведь было ключевым (как выяснилось позже) мотивом выхода из семьи в 2017 году. Я не знал, что именно не так, вернее знал не до конца, и там точно было решительное возмущение против принципиальной невозможности окунуться в омут страстей вновь. Представляете – ни-ког-да. На тот момент в бане с Кириллом я очень глубоко ощутил это слово.

Ксения-то, тоже ведь была наркотой, как вы понимаете, просто она выветривается со временем. Неведомая прежде за все года странствий от одной женщины к другой, от мимолетных алкоголических постельных брызг. Ничего подобного меня прежде не посещало, и вероятнее всего, Ксения была первой тяжелой дозой в мои 22 года в 2008 году.

Касательно же Ирины, вопрос какой-то там любви поднимался вряд ли, хотя слова любви, наверняка, звучали. С течением лет оборачиваться назад всегда умилительно. Порой это вдохновляет в настоящем, каким бы оно ни казалось, ты знаешь, что спустя годы вспоминать будет не более, чем занятно. Ты не вспомнишь ничего про деньги, траты, выплаты, налоги, инвестиции, штрафы, еду или сон, но ты всегда будешь лелеять воспоминания сердечного свойства или того, что глубоко вставляет именно тебя. Так что найди уже «свою наркоту», чтобы жизнь обрела вкус!

Тогда с Ириной и помыслов не было смешивать буйный секс с чувствительностью душевного соития, да, собственно, не было возможностей понимать и ощущать это как теперь. Однако, все там было, и вот все эти клятвы до гроба тоже были (чего врать себе). Психика в 17 лет на такие изыски способна не хуже, чем в 30 или 40. А может, на это только и способна, что было бы неплохо вспоминать в зрелом возрасте, вываливая язык в очередном любовном помутнении, и делая предложение в очередной. Хорошо еще, что пока удавалось соскакивать, а то ведь… Ну, вы поняли.

Тем слаще предвкушение последующей уже более осознанной жизни, ведь она только начала раскрываться дарами стойкого восприятия происходящего. Таково мое богатство в этой странной жизни. Богатство неуловимое со стороны, и болезненное внутри по неопытности обращения. Что-то схожее с той девственной беспомощностью. О том и речь, что драматизм истории с Ириной был впереди, и как теперь я знаю, что даже и само состояние драмы нельзя избегать время от времени. Никак писателю без драмы.

адюльтер с «Алисой», черный джип и чайки

На днях смотрел фильм “Изгнание” с Лавроненко и Балуевым, с весьма утонченной злободневной харизмой, жизненный такой кинофильм. Гангстерский герой Лавроненко столкнулся с дилеммой выбора, обнаружив «левую» беременность жены. В напряженном тет-а-тет диалоге с братом, герой Балуева рассудил ситуацию так: “Хочешь убей – и это будет правильно; хочешь – прости и это тоже будет правильно”. Несколько раз перекручивал эту беседу, исполненную черствой мудростью и осмысленностью персонажей, что так неподражаемо передали актеры под руководством режиссёра Звягинцева.

Действительно, отвлекаясь от популярного в наши дни аристотелевского догмата “доброзла”, где есть только черное и только белое, где установлена их однозначная антитеза, предполагающая либо первое, либо второе. Жить в условиях вычерченной категоричности никак не удастся при обращении взора внутрь в поисках собственной правды.

Индивидуальный Путь человека непременно заставит стереть грани поляризации и предвзятого отношения к событиям вокруг, и главное – к самому себе. Попросту не сможешь переварить происходящее в испепеляющих попытках рассудить по вчерашнему “доброзлу” завтрашнего себя, ситуацию и окружающих. Нескончаемый бег по кругу обид, разочарований, ревности, ожиданий и надуманных мечтаний рождается там, где нет адаптивной гибкости.

Подобное принятие жизни, принятие момента и образует любовь к себе, а значит Любовь во всеобъемлющем значении, пусть и «Любительство» для начала, но все мы студенты по жизни, мечтающие о дипломе, а то и кандидатской. Подобная Любовь дарует возможность любому быть любым, а всякому всяким. Нет правды чужой и чуждой, как нет правильного и неправильного.

“Чужая” правда, собственно, только и возможна в условиях принятия человеком вариаций мира. “Чуждой” она становится для закостеневшего умника, единственно знающего жизнь и неукоснительный порядок вещей. “Чужая” правда предполагает хотя бы возможность погружения в нее в виду допущения существования иных точек зрения, но “чуждая” заведомо отвергается, обрастает наледью предубеждений, критики и косой ухмылки. Потому все вокруг правда, и все неправда. Все правильно и все ложно. Каждый святой и неоспорим в этом.

Спустя столько лет я неспроста припомнил обстоятельства вокруг отношений с Ирой. Расхождение тогда было болезненно неожиданным для меня с одной стороны, и трогательно поучительным – с другой. Она занималась сексом с другим, и как тогда виделось – на ровном месте. Просто на каком-то концерте они куда-то приехали, чего-то выпили и улеглись друг на друга. Сама потом рассказала.

Это, кстати, был мой знакомый с давних пор, вместе дзюдо занимались. Он был в младшей группе, существенно более слабым физически, постоянно ходил в майках и худи с принтами русских рок-групп, был каким-то слащавым, тощим, женоподобным (может к тому же геем, как мне нравилось думать в то время). В спортивно-борцовской среде мы звали его «Алиса» по имени популярной группы, и он неплохо откликался, ему даже почти нравилось.

К слову сказать, меня тоже высмеивали пару дней в лагере, называя «шароглазом» или «ананасом». Вопрос удалось решить, через методичный опрос умников, мол, с какого это хрена, ведь глаза у меня были обычными, а фамилия не очень фруктовая. В ответ я получил небольшую взбучку от обескураженных «старшаков», но обзывать меня перестали (или мне нравится так думать).

Однако, его обаятельность, очевидно, с лихвой перевесила мою ценность в глазах Ирины, и она ножки стройные она все же раздвинула. В том «Алиса» как раз был силен, и еще в спортивных лагерях мы тихо завидовали его навыку общения с девчонками. Уязвленной стороне всегда присуща непорочная жертвенность, мол, я труженик любовной обители, а она – чернь непристойной распущенности, уронившая не то, что достоинство, но и весь облик человеческий.

Не хочется смотреть в контекст событий, дабы не обнаружить и свою причастность к случившемуся, хотя по сторонам я тогда еще не разгуливал. Слово даю. Сказать откровенно, мне и сейчас без разницы почему так вышло. Согласно показаний раскаявшейся подсудимой, у них там возникло что-то вроде попутавшего беса, и скорее всего на почве алкоголя. Не помню уже.

Пришел нужный человек в нужный момент, произошло нечто неизбежное, хотя и неочевидное всем сторонам. Кроме сомнительного удовольствия в момент адюльтера, Ирина получила высвобождение приличного пласта жизненного пространства в связи с расторжением из отношений. Мое же движение было решительным, спокойным снаружи, и бесконечно болезненным внутри. Никакой агрессии к тому парню во мне не нашлось, хотя и были знакомы. Никаких выяснений или мести.

Казалось, лишь сама Ирина хранила олимпийское спокойствие в связи с содеянным, и надо сказать, с покаянием не спешила, несмотря на явку с повинной. Не спешила поначалу, ведь сначала мой черед глубокосердечных сотрясений, и его я отрабатывал навзрыд, страдая чинно, выразительно, можно сказать, благородно (как я умею). Мы обменивались вонючими сентиментальными смс, где (среди прочего) я божился в безбрежной, безотносительной, и скорее всего, всепрощающей любви.

Пояснял, что немедленно и со всей обстоятельностью займусь собственной социальной реализацией, причем затем именно, чтобы почему-то воздать заслуженное ей. Говорил буквально, без язвительности или сарказма, и хорошо помню эти моменты сейчас, как я тогда канючил, сидя в ванной в квартире родителей.

Похоже, я даже умудрялся винить себя в ее сладострастии, и хотел купить ей “черный джип”, который она сильно хотела. Потрепало меня вполне основательно, но заботливая память склонна стирать остроту тревожных воспоминаний, а то и вытеснять целиком. Кажется, ноты терпилы тянулись за мной еще с тех пор, ведь и торжество гнева за измену не сокрушило виновность, откуда-то взявшуюся во мне. Странно ведь, трахалась с «Алисой» она, а виновным я назначил себя.

На тот момент мне еще не могло быть известно о глубоком внутреннем пристрастии к «страхоболи», проживаемой, в том числе, через женщин. Подобные вызывающие мазохистические вещи мне удалось обнаружить буквально вот-вот, благодаря этой книге и Диане, точнее диалогов с ней, а также обдумывания, осмысления причин, следствий и закономерностей. Наконец, спустя столько итераций до меня дошло, как до жирафа.

В какой-то момент даже бездушной АЗС под Одинцово (если предположить у нее саморефлектирующее сознание) станет очевидным, что бензин в колонке, в отличие от водички, каким бы токсичным, ароматным и взрывоопасным ни был все же делает ее именно заправкой, а не автомойкой. Так что вариантов не иметь дело с «розеточными» женщинами нет. Можно избегать их, обходить стороной, оправдывать себя, обесценивать их, но постоянно оборачиваться, подглядывать и сожалеть об упущенных возможностях. Хотя вот именно Ирина роковой (в этом смысле) женщиной не была.

Приходится сопоставлять состояния переживаний тогда с ней и потом с Юлей Г. или теперь с Ди, хотя выходит слабо. Откуда-то вылезла наружу постыдная манера самобичевания, какая-то жертвенная, лишенная достоинства, и отдающая мазохизмом, она там под кем-то пыталась кончать, а я тут ей какой-то джип сочиняю. К счастью, жизнь течет своим чередом, а мы нет-нет, да чему-то учимся. К слову сказать (и как того следовало ожидать), джипов я потом все же прикупил, только Иру не вспоминал.

Треугольник Карпмана обстоятельно описывает психологическую структуру подобного поведения. Жертвенность выгодна именно сложением ответственности за свою жизнь на плечи потенциального Преследователя в ожидании сострадания Спасателя. Может мне хотелось сострадания родителей, на которых был обижен за эмпатическую отстраненность (хотя бы начиная с того, как они бросили меня один на один с половым созреванием и тем залипанием головки от отсутствия половой гигиены). Роли сплетаются, меняются, и воссоздают внутри хоть какое-то чувство организованности, сопричастности с миром и личной безопасности без очевидной потребности всерьез озадачиться взрослением.

Подобные склонности во мне проявлялись в разное время, вероятно в непростые периоды наибольшей уязвимости, когда жизнь предъявляла повышенные требования к стрессоустойчивости. Какого-то хрена жизнь взялась за меня всерьез с самого рождения, дрючила через комплексы (зубы и бедность), зависть (к состоятельным еще и с дебильной ослепительной улыбкой), гордыню (типа да пошли вы подальше, раз вы лучше меня) и ревность (от неполноценности за все сразу).

Эти условные препятствия имеют отношение (в основном) к отношениям с женщинами, которые, со всей очевидностью, были назначены мне в качестве существенной (а то и основной) темы жизни. Еще у меня есть тема автомобилей, которая сюда тоже относится в силу комплексов финансовой состоятельности, а значит и вообще личностной состоятельности. Ну, то есть, если фундаментальной задачей человека является обретение зрелости в целях проживания индивидуального Пути, то промежуточными средствами достижения должны быть вполне конкретные инструменты.

Думаю, разных людей жизнь «кроет» через разные темы, базовыми же для меня являются темы женщин и машин, как эти самые инструменты достижения Всевышнего Всевластия. Может и самой тяге к влюбленности предшествует нечто вроде глубинного страха одиночества, и чем более страстными становятся отношения, тем более гнетущее одиночество участников им предшествовало, и, вероятнее всего, свалится после. Хотя бы Фромм со мной бы тут согласился, который (по несчастию) додумался уже умереть, как Димас, или, скажем, Лермонтов.

Весь этот вопрос чудовищно многомерен и до безобразия абстрактен, во всяком случае в моей голове. И вы можете мне поверить, насколько убедительное недоумение выражают нежно распахнутые глаза Ди, когда я вдруг начинаю обо всем таком размышлять вслух. Волны самодостаточности и неустойчивости внутри пронзительно (и невозмутимо) сменяют друг друга, словно выгадывая момент для нанесения укола врасплох. С течением времени, и килограмма излитых соплей, каждый раз ты по итогу приходишь к заключению, что все делается к лучшему, к какому-то там, блять, лучшему.