Космофауна. Галстук Вождя

– Что дальше? – прервала она недолгую паузу.

– Ну… у нас вся ночь впереди. Расскажи о себе.

– Не знаю, что рассказывать-то?

– Где была?

– Нигде. Нам отец не разрешает за границы блока выходить. Говорит, там все развратные и старые. В школе училась онлайн, там дяденька принёс планшеты специальные. Ну… что ещё.

– Во что вы тут играете?

– Ну. В прятки. В резиночку.

– А из настолок?

– А, да, есть парочка – она полезла в кривобокую пластиковую тумбочку, повернувшись ко мне весьма пикантным образом. – Вот, "сказочное путешествие", играла, когда была маленькой.

Пыльная, слегка приплюснутая коробка выглядела слегка убого – видно, что настолке был не один десяток лет.

– Давай сыграем? – предложил я.

– Ну, это как-то странно, ты же не за этим сюда пришел.

– Можешь считать это прелюдией, – предположил я.

Мы расположились на кровати. Игра была одной из самых древних разновидностей настолок – ходить фишками по длинной “змейке” из полей, бросая кубики. Я выбрал красную фишку, а Фруська – зелёную. Бросили кубики.

– Семь ходов… Сундук, получаю три золотые монеты.

– Пять, пропускаю ход. Слушай, а… как бы поделикатнее спросить, твои родители уже пытались подобную штуку провернуть?

– Пытались… Один сбежал, сказав, что мы заразные. Второй… – тут она замялась. – Ну, он разделся сам, сказал мне раздеться, что-то непонятное сделал, но ко мне даже не прикоснулся, и ушёл. Так, я, получается, два раза сейчас хожу… Шесть и десять ходов, ого, как далеко.

Честно говоря, это информация мне раззадорила. Ещё ни разу мне не попадалась девушка с настолько минимальным опытом общения с противоположным полом. Но что-то всё же останавливало – нет, не брезгливость. Не то собственная скромность, не то – все те же воспоминания о беглянке Галине.

– Слушай, – сказал я заговорщическим тоном. – По правде сказать, если тебе это не нужно – то и мне не нужно. Я ж не этот самый… не насильник какой. Твоим родителям скажем, что всё сделали, мы своё получим, а тебе ничего не повредит. Хорошо?

– Хорошо, – буркнула девица, и я не понял по интонации – понравился ли ей такой вариант, или нет. – А ты расскажи о себе… Ты с какой-то другой планеты?

– Да, я с Челябинска…

Я начал долгий рассказ о детстве, о первых путешествиях с батей. Сначала прикрывался легендой, о том, что мы обычные дальнобои-перевозчики, но потом вдруг меня понесло.

– А, и хрен с ним. Расскажу правду. В общем, мы контрабандисты, и у нас тут застрял корабль.

Мы общались примерно полчаса, пока наши фишки путешествовали по длинной змейке. Когда моей собеседницы оставалась пара шагов до победы, она вдруг стала сильно нервничать, а затем прервала мой диалог:

– Получается, у тебя были девушки в полёте?

– Ну да, случалось, – признался я.

Она потупила взгляд.

– А они были красивее меня?

– Ну… зачем ты сравниваешь, ты очень красивая, – вовремя нашёлся я. – Необычная такая.

– Но не в твоём вкусе, да? – она снова села в защитную позу, скрестив руки.

Я подсел рядом и осторожно погладил по спине.

– Почему, вполне. Просто мы же вроде бы договорились, что…

Она извернулась и поцеловала меня – хотя это больше напоминало неумелый толчок носом по лицу. Тем не менее, это послужило спусковым крючком – мои руки перестали меня слушаться и начали путешествие по телу девушки. Признаться, задача оказалась куда сложнее, чем в прошлые разы, но я справился. В какой-то момент мне показалось, что я не выйду отсюда живым – смуглянка настолько эмоциональной, что не обошлось без синяков на боках, царапин на спине, укусов на шее и прокусанной губы. В конце она схватила меня за руку и крепко прижала к губам – видимо, чтобы не разбудить домашних.

После такого выброса адреналина я несколько минут сидел, пытаясь отдышаться, и ошеломлённо смотрел на сообщение из браслета.

Поручение “Расширение генофонда вымирающих народностей” выполнено.

Получена премия: 5 трудочасов.

Накоплено трудочасов: 14066,2

Циничное, неприятное сообщение. Потому что то, что только что произошло, гораздо больше напоминало занятией любовью, чем протокольным “расширением генофонда”. А ещё потому, что я снова чувствовал себя предателем.

Я не очень понимал, как дальше себя вести, ещё раз поцеловал её и собрался выходить, но она потянула меня за руку.

– Ещё раз хочу…

* * *

Потребность во сне: Высокая (20 часов бодрствования)

Рекомендован отдых или употребление снотворного.

Уснуть я так и не сумел – и из-за эмоций, и из-за не перестававшей саднить ноги. Окончательно я пришёл в себя только после пары кружек чайного напитка в пустой утренней столовой. Пролистал сообщения от бати и Ильича:

“Нас скоро выпустят, вы где?”

Не удержался и ответил расплывчато:

“Застрял в какой-то деревне, но скоро буду у союзников”.

Через полчаса ко мне молча подсел со стаканом воды товарищ Куратор, вид у него был то весьма помятый.

– Доброе утро, Ильдар Ильдарович, как спалось?

– Плохо, – нахмурился он. – Были неотложные дела.

– Какие? – удивился я, но товарищ Куратор посмотрел на меня настолько строгим взглядом, что я понял, что вопросы излишни.

Вскоре откуда-то из недр столовой показались котелки с едой, запахло – достаточно вкусно и даже по-домашнему, а за раздачей появилась фельдшерша, супруга деревенского головы. Подошёл ещё народ – пара весьма хмурых мужиков, все потянулись за едой, и мы встали за ними. Когда фельдшерша выдала миску Ильдару Ильдаровичу, я заметил, как она подмигнула ему, а тот поджал губы и спешно зашагал к столу.

Пазл сложился. Понимаю, что это звучит очень неуважительно, но, честно говоря, я глядел на взъерошенного служителя КПБ и еле сдерживался от смеха. Ели мы молча, после Ильдар Ильдарович вдруг сказал вполголоса:

– Понимаешь, у меня не было выбора. На меня воздействовали угрозами. Вообще… всё, что произошло в деревне – останется в деревне. Нам надо подготовиться и найти этого Владислава, или как там местного владыку зовут. Через два часа прибудет караван, у них будут какие-то переговоры, в которых, возможно, придётся поучаствовать.

Я подумал, что ничего толком не знаю о его семье и личной жизни – а ведь она наверняка у него была. Наверняка его тоже кто-то ждал дома, волновался, и наверняка это не очень приятно, испытывать чувство вины по поводу случившейся измены. В общем, я хмуро кивнул и решил больше этим не интересоваться.

Переговоры оказались максимально-короткими. Как только желтый фургончик с большим красным крестом на боку оказался за раздвижными воротами деревни, а водитель вышел подышать свежим воздухом, двое подлетевших селян воткнули ему и его напарнику в шею электроды самодельных шокеров.

– Да уж, нестандартные задачи требуют исключительных методов, – пробормотал Ильдар Ильдарович. – Не боитесь, что там в фургоне камеры или вроде того?

– Да ну, кому они нужны, – усмехнулся селянин.

– Осталось решить, что нам делать с разницей во внешности…

Помощник курьера был азиатом.

Пока парни с шокерами деловито раздевали отключенных курьеров, дед Владислав пришел со стопкой самотканных цветных полотенец и бросил в багажник, вытащив оттуда пачку медикаментов.

– В подарок вам, из иван-чайного волокна. Хорошо нам подсобили.

– Там вы обещали крем регенерационный, – напомнил я.

– Ах, да… – дед порылся и выудил тюбик из белоснежной коробки. – Держи, сам нанести сможешь? Или я могу супругу позвать?

– Не надо!… – начал Куратор.

– Конечно сам смогу, – кивнул я.

– Вы уж нас простите… если чего, – выдавил из себя Куратор.

Смотреть, как краснеет и извиняется представитель органов безопасности, было одновременно и забавно, и жутковато. Забавно – потому что совершенно не ожидаешь его в такой роли, и жутковато – потому что понимаешь, что так он вести себя может только в исключительной ситуации. По сути, мы были в глубоком “тылу” вероятного противника, не сильно дружественной к нам державы, и занимались откровенной разведкой и содействию местным повстанцам.

– Да ну, за что вас прощать, – сказал дед и обернулся на раздетых курьеров. – А про этих хлопцев вы не беспокойтесь. Травкой особой попоим, полежат контуженные пару дней, потом восстановятся – скажем им, что от бандитов спасли, которые тачку ихнюю украли. Про вас к тому времени уже и не вспомнят. Ну, удачи, братцы. Заходите ещё.

– Обязательно зайдём, – кивнул Ильдар Ильдарович.

Быстро натянули снятую с курьеров форму – мне она оказалась великовата, но выбирать не приходилось. Напоследок я бросив взгляд в сторону дома деревенского головы. И не зря – на крылечко вышла Фрузсина – в лёгком платье, с каким-то наивным шарфиком на голове. Возникла мысль подбежать, попрощаться – но надо было торопиться. С грустью я почувствовал, что вряд ли больше увижу эту девушку и вряд ли узнаю, удалось ли мне сделать ребёнка.

Но – партзадание было важнее.

* * *

– Как её хоть звали? – спросил Куратор спустя полчаса

Мы уже выехали из сельского микрорайона и мчались по длинному аэродуку над пригородами осаждаемого “квадрата”, почти прямо под дождевыми коммуникациями и толстенной орбитальной крышей из криостекла. Я глядел, изогнувшись, в окно и задумчиво втирал в ногу регенерационный гель. Поток машин и флаеров вокруг нас медленно рассосался, и наш фургончик двигался почти один. Картина была мрачноватая – район был когда-то обильно заселён, но сейчас половина разноцветных многоэтажных домишек выглядела заброшенными. На перекрёстках под нами виднелись блок-посты и патрули в странных яйцеобразных броневиках – я не сразу понял, что это машины Ордена Опричников, спецназа Инспекции.

– А? Фрузсина, – отозвался я. – Грустно, что больше никогда не увижу.

Куратор покачал головой и ухмыльнулся.

– Вам радоваться надо, молодой человек. Не многие в вашем возрасте могут похвастаться таким послужным списком. Я вот, например, только в двадцать лет, понимаете.

– Как её звали? – набрался наглости я.

– Кьюн Тхам, – он расплылся в улыбке. – Я вырос в Союзе Эмигрантских Автономий, один из немногих там, кто из коренных в десятом поколении. А её родители – откуда-то из Альянса на ковчеге приплыли, я даже толком не запомнил, что за национальность. Психолог из моего первого училища, занимавшийся трудными подростками. Старше меня на десять лет. А я был… скромным, малообщительным, но, по-видимому, вполне симпатичным парнем. И, собственно, самым приличным и образованным из её группы, хотя и был уличён в воровстве… попытках взлома государственных систем…

– Вы?! Уличались?! – удивился я.

– А вы что думали? Не будь у меня рыльце в пушку – направили бы меня курировать членов вашего профсоюза?

– И то верно. Ну… и как всё… хм, произошло?

– История не особо примечательная. Нас было пятеро – двое бессарабских эмигрантов, японец, одна бразильянка, такая… весьма полная, и я. Кьюн в рамках исправительно-воспитательной работы пригласила нас к себе в дом в гости на Масленицу – есть такой древний праздник, характеризующийся… приготовлением блинчиков.

– Да, слышал о нём, – кивнул я.

– Ну и, собственно… Потом у нашей бразильянки вдруг оказалась здоровая такая бутылка не то контрабандного, не то местного палёного, как же это называется…

– Коньяка? Виски? – предположил я.

– Бери больше! Кальвадоса. Долго уговаривали Кьюн, в итоге – напились все. Непристойные шуточки, матерки, доходило уже до обнимашек – штрафы в браслетах градом сыпались. Я пил меньше всех, молчал, пару раз вступался за дам. К ночи, когда все уже свалились спать вповалку, я отошёл, простите, в туалет по малой нужде, забыв запереть дверь. Ну и, собственно, вдруг слышу за спиной, как дверь открывается, меня хватают… И прямо там. В общем, как-то скомкано всё вышло, неэстетично. С пьяной. Потом пару месяцев ещё встречались, и я чуть в минус не ушёл из-за штрафов – и она тоже. Пока, наконец, её начальство с куратором не вчитались в логи и узнали о таком грубейшем нарушении субординации. Уволили её с переводом в Магнитогорские купольники, к зэкам, да ещё и из чатов везде удалилась. Потом, когда меня уже приняли на работу в Управление, я нашёл её, она была замужем, и сейчас у неё всё хорошо.

Он промедлил ещё некоторое время и добавил.

– Как вы понимаете, имя и фамилию я изменил на созвучные из соображений безопасности. Итак… Мы подъезжаем к пропускному пункту.

Аэродук уже превратился в обычное шоссе, поросшее кустарниками и заканчивавшееся широким порталом тоннеля, ведущего в следующий блок. В тот самый 123-1А. Впереди, в паре сотен метров виднелось два яйцеобразных броневика Инспекции и не то четверо, не то пятеро солдат, периодически то пропадающих, то появляющихся – броня у них, не в пример новгородским воякам, была с эффектом хамелеона. С опричниками я ещё ни разу не имел близкого контакта и, честно сказать, сильно побаивался – даже несмотря на присутствие представителя национальной службы безопасности. Но мгновеним спустя я понял, что большую проблему представляли не они, а малоприметный флаер с двумя хмурыми вояками Новгородской Иерархии, которые стояли чуть ближе и наставили в сторону дороги нехилого вида пулемётный бластер.

Товарищ Куратор притормозил, сбавив скорость почти до нуля и что-то яростно набирая в браслете на руке. Послышался голос из мегафона:

– Жёлтый фургон, остановитесь и приготовьтесь к досмотру.

Один из парней неторопливой походкой направился к нашему фургону.

– Нестандартные задачи требуют исключительных методов, – пробормотал товарищ Куратор. – В общем, завтра я буду обо всём этом вспоминать, как о страшном сне, а пока что…

Он остановил фургон, приземлив на землю, наклонился куда-то вниз… и секундой спустя моё тело пронзила жуткая, душераздирающая боль. Что-то острое дважды впилось в ногу на добрые три сантиметра вглубь в аккурат над ранками, которые я только что замазал. Я заорал, дико, неистово, не зная, что делать – не то закрыть рот ладонью, не то заткнуть потёкшую кровь. Следом я почувствовал, как тело начинает саднить, а кожа на лице и руках опухать, я начал подкашливать и задыхаться. Похоже, в шипах, которым меня уколол мой спутник, был яд.

Разные мысли полезли мне в голову. О том, что я сдохну, так и не повидав только что сделанного мною ребёнка. И о том, что именно Ильдар Ильдарович оказался тем кротом-предателем. И о том, что это не по-мужски – орать и показывать боль.

До желанного портала в квадрат повстанцев оставалось меньше полукилометра. А до медленно шагавшего в нашу сторону полицеймейстера Иерархии оставалось – шагов пятьдесят.

Глава 7. Тайный монастырь

Сообщение: экстренная ситуация (досмотр в зоне боевых действий на орбитальной станции)

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ)

Обнаружено тяжёлое повреждение организма ядом, активировать универсальное противоядие? (-500 трудочасов бригады) (10 секунд… 9… 8…)

Я потянулся к браслету, чтобы согласится, но шеф тут же отменил отсчёт таймера со своего браслета:

– Не надо, я сам.

Затем другой рукой резво нащупал оставленный на подлокотнике тюбик и обильно намазал рану гелем, затем так же быстро выудил из аптечки фиксирующий пластырь, налепил на ногу – криво, на уголок, а затем воткнул мне в бедро шприц.

Всё это – от остановки фургона до момента, когда мне всадили в бедро шприц – заняло не больше десяти секунд. Затем поправил съехавшую белую фуражку – дурацкий элемент гардероба – и вернулся на место в кресле.

– Прости. Завтра уже всё пройдёт, обещаю, а пока помоги мне, – сказал он.

Я закивал головой, не переставая стонать от боли. Кровь продолжала сочится через пластырь, из глаз брызнули слёзы, а в окне я уже услышал голос мужичка-новгородца.

– Документы! Приготовьтесь к досмотру! Цели визита!

– Мы курьеры медицинской службы, из деревни Нижние Бегунки квадрата 121-1А, – затараторил Куратор. – На Идриса напала какая-то ядовитая тварь, тщедушник, кажется…

Вояка бегло взглянул в планшет и посмотрел на меня. Я отклонился в сторону и показал ногу.

– Эх как он тебя… крабопёс? – усмехнулся он. – С другой стороны – так вам, сепаратам, и надо!

Ильдар Ильдарович возмутился.

– Какие мы, к чёрту, сепараты, мы из медицинской службы, я восемь… десять лет работал, ещё задолго до всей этой ерунды!

– Вышел из машины! Кузов открыл! Так… Что тут у нас. Полотенчика ручной работы, ремесленное изделие незадекларированное! Это мы себе заберём… А вас заберём до разъяснения!

Я вжался в кресло. Побежать я бы всё равно не смог, да и куда бежать – вокруг на голые пол и стены, а до ближайших строений позади – пара сотен метров. Но Куратор вылезать не спешил.

– Почему вы санитарные службы не пропускаете… капитан? Или вы хотите стать лейтенантом? – вкрадчивым тоном сказал Ильдар Ильдарович. – Вообще, как на наше задержание, к тому же на задержание раненого, смотрят вон те ребята?

Он махнул в сторону Опричников.

– Ах! Ты! Да как ты вообще! – начал хватать ртом воздух полицейский и почему-то быстро отпрыгнул в сторону от фургона.

И секундой спустя я понял, почему.

– Пропустить фургон! – послышался властный механический голос.

Приглядевшись сквозь слезящиеся глаза и распухшие веки, я обнаружил маленький шарик-дрон, зависший над нашим фургоном и, несомненно, принадлежавший Инспекции.

– Резолюция сто семь о пропуске транспорта социальных служб, – продолжал неизвестный голос. – У нас же договор – досматриваете только гражданские. Второй раз за день нарушаете!

Вояка нахмурился, закинул стопку полотенец в кузов и тайком умыкнув одно из них в карман, и буркнул:

– Честь имею.

– Господа, следуйте ко входу в портал, вас сопроводят до госпиталя.

– Мда. Влипли, – тихо сказал шеф и нажал педаль газа. – Как ты хоть?

– Дышу, – прохрипел я и потрогал лицо.

На самом деле, я почувствовал, что противоядие действительно начинало действовать, теперь к и так неслабому недосыпу добавилась вялость и сонливость. Но я понял манёвр Ильдара Ильдаровича – он решил не только ускорить процесс досмотра, “создав” в кабине раненого бойца, но и за счёт опухшего лица максимально изменить его внешность. Конечно на темнокожего я мог сойти с очень большой натяжкой, но будь у новгородских вояк сканер телеметрии – он бы в любом случае показал ошибку.

На подходе к порталу один из опричников, словно материализовавшийся из пустоты, указал жестом остановиться. Я уже приготовился к новому досмотру, но тот шагнул в сторону и отстегнул от борта броневика мотоглайдер. Расположил его прямо перед нами, затем длинная узкая штанга полезла к нам под брюхо, подцепила фургон и потащила вперёд.

Товарищ Куратор что-то яростно строчил в браслете, не обращая внимания на шарик-дрон, который следовал прямо за нами рядом с кабиной.

Мы влетели в туннель, соединявший два блока, он оказался куда короче, чем я предполагал, просто шел под углом. На выходе оказалась решетчатая светящаяся ферма непонятной технологии, перегородившая весь двадцатиметровый тоннельный портал. Наш проводник махнул кому-то рукой, и ограждение мгновенно сложилось, освободив нам путь.

Заветный сектор встречал нас баррикадами, расположенными на всех выходах с небольшой площади. Низкий потолок с узкими прорезями – иллюминаторами совсем не напоминал "небо" в предыдущих блоках. Там виднелись стволы орудий и изогнутые чугуниевые конструкции, перегородившие коридоры сверху донизу, чтобы ни наземное, ни летающее транспортное средство не смогло пройти или пролететь. Над всем этим вился голографический розово-полосатый флаг.

– Зачем повстанцы выставили здесь свои блок-посты? – слегка заплетающимся языком спросил я товарища Куратора. – Новгородцы же только в соседнем квадрате. И от них Орден вполне защищает.

– Потише, пожалуйста. Блок-посты не против новгородцев, они против ордена, – ответил Ильдар Ильдарович.

Провожающий нас опричник притормозил в метрах тридцати от ближайшей баррикады. Ветвистые чугуниевые прутья как раз раздвинулись, и в узкую прореху протиснулся длинный белый грузовик с надписью "молоко". Зазвучал голос опричника в мегафон:

– Пропустите, санитарный, раненого везем. Вашего. Псы напали.

– Отцепляйте, сами проводим, – послышался голос со стороны баррикад.

– В соответствие с пунктом семь тысяч триста семь Протокола все раненые в ходе… – начал вещать опричник, но его перебили на полуслове.

– Знаем-знаем, тише, мы в курсе, что вы обязаны сопровождать раненых до госпиталя, только это касается раненых во время боевых действий, или этих… ну, типа, на минах подорванных. Мы Протокол читали. Пропустите.

Опричник нахмурился, обернулся к нам и развел руки. Мол, простите, но оказался неправ. Поездка оказалась недолгой, фургон хлопнулся на пол, безымянный опричник отдал честь и повёл свой мотоглайдер обратно к туннелю.

– Пронесло? – неуверенно предположил Куратор, включая движок и снова перешёл на “вы”. – Вы как?

– Лучше. Спать хочу, не могу. Но, пожалуйста, не делайте так больше…

– Долг перед отчизной, знаете ли. Иногда требуются быстрые решения.

Он продолжил что-то говорить, но внимание было рассеянным, и я упёрся взглядом в браслет.

Потребность во сне: критическая (38 часов бодрствования), рекомендован отдых.

Получена премия: 10 трудочасов (участие в разрешении экстренной ситуации на орбите)

Сообщение от контакта Батя: “Ну что, где вы?”

– Нормально всё, уже скоро, – буркнул я голосовое сообщение.

Хотя понимания, действительно “скоро ли” – не было. Мы проплыли затейливые баррикады, за которыми оказался целый небольшой военный лагерь – пара фургонов, палатки, прилепленные к стенам проезда, узкие окна были забиты щитами. Один из офицеров внимательно проследил за нами и коротко отдал честь товарищу Куратору. Неужели “свои”? Я заметил, что форма у сопротивленцев была любопытной – весьма технологичной и стильной, не в пример новгородской. Но до инспекторской она не дотягивала.

Затем, перед следующим перекрестком, за которым виднелся сквер с изрядно полысевшими древовидными папоротниками – ещё один блок-пост. Вояка молча кивнул и открыл ширму. По внутренней улице движение оказалось куда активней – сновали и глайдеры-такси, и различные фургончики с дронами-доставщиками. Но военное напряжение всё ещё чувствовалось.

Ещё я почувствовал, что начинаю зевать, и снаружи люди тоже зевали, а кто-то ходил в масках-рекуператорах.

– Похоже, здесь на аэропринтонах экономят, – прокомментировал Куратор и пробормотал: – Так, где-то здесь.

Глаза слипались, но я продолжал наблюдать. Мы проехали сквер до ближайшего перекрёстка – ни о какой ярусности движения при таком низком потолке и речи не шло – и резко притормозили на небольшой парковке. Из-за угла вывернула колонна из трёх юрких двуместных глайдеров. Дальше всё завертелось так быстро, что я не сразу понял, что произошло.

– Вставай, пошли! – рявкнул Куратор.

Но я стормозил, тогда он протянулся через салон, раскрыл дверь и буквально вытряхнул меня наружу. Там меня подхватил рослый парень в тёмной, смутно знакомой униформе, подхватил за плечо, провёл пару метров и попытался запихнуть в глайдер. Точно такой же вёл Ильдара Ильдаровича в соседний мобиль.

Что-то щёлкнуло внутри, я понял, что надо бежать. Поставил парню подножку, врезал коленом в живот. Хромая на раненую ногу, шагнул в сторону второго пленителя, замахнулся здоровой ногой, чтобы врезать под колено, но меня отрезвила пощёчина Ильдара Ильдаровича.

– Гагарин Шонович, очнитесь. Это свои. Всё нормально.

– Свои? – растерянно сказал я.

– Я же говорил, что мы сейчас пересядем. Вы чем слушали?

– Я…

Я растерянно оглянулся на хватающегося за живот парня и вспомнил, где видел его. Иерусалим. Подпольный клуб с бойцовыми пентаходами.

Дверь третьей, последней машины открылась, и из неё вышла статная женщина с короткой стрижкой. Из-за отсутствия макияжа и матушка Люсинда Камсаракан выглядела значительно старше, чем при первом нашей встрече. Хотя – из-за одного макияжа ли?

– Братья мои, поторопитесь. В приграничной зоне находиться небезопасно.

* * *

Вырубился я ещё в мобиле. Потом мы шли через давку полупьяных, нервно танцующих господ в каком-то ночном клубе. Несмотря на громкую ритмичную музыку, я продолжать чувствовать себя в неприятной полудрёме – всё же, я не спал уже больше двух суток. Не особо помогла взбодриться упёршаяся в меня пушистая кошачья морда, принадлежавшая модификанту, который явно находился под кайфом, который принялся несвязно бормотать что-то на незнакомом языке.

Номер оказался огромным, люксовым, и использовался явно не по назначению. В широком холле разместился целый арсенал оружия, непонятные ящики, коробки с голографическими листовками. Подпольщики-сектанты в глубине квартала сопротивленцев? О перипетиях отношений ритчистов и "сопряженцев" рассуждать сейчас точно не хотелось. Я заметил свободный диван и машинально шагнул к нему, но меня схватили за плечи – то ли Куратор, то ли кто из мужей Люсинды – и толкнули в сторону одной из спален. Там, помимо роскошной кровати, оказалась медкапсула – явно челябинская и весьма старая. Я стянул одежду, особо не стесняясь присутствующей матушки Люсинды, внимательно за мной наблюдавшей. Нырнул в капсулу и моргнул.