Сосед напротив

– Мы тут это… ну. В общем, у Джона есть соседка. Они вроде как просто общаются, по-дружески. Так вот – недавно она оставила ему на крыльце пачку сигарет и зажигалку, ту самую, которую он ей когда-то одолжил. А до этого она постоянно заходила «стрелять» у него сигареты. А он однажды взял да и сказал: мол, если хочешь поболтать – просто приходи. И вот она пришла, а он был занят, не заметил. Она и оставила ему эту пачку. Теперь мы с ним спорим: а это что вообще было?

Ник затаил дыхание. Пэм была прекрасна в утреннем свете. Она собрала ладонью назад копну светло-русых непослушных волос, что, впрочем, спустя мгновение снова рассыпались по ее худым плечам, а затем загадочно улыбнулась.

– Кажется, Джон влип, не так ли? – весело спросила она.

Ник на это буквально рассмеялся в голос, хотя, надо думать, неловко ему все же стало.

– О, ну нет, конечно. Просто интересно, – отозвался он, и его голос прозвучал фальшиво даже для него самого.

Пэм будто предпочла этого не замечать. Тем более, таксист уже начал нервно поглядывать на часы. Девушка приоткрыла дверь машины.

– Я думаю, девчонка точно у него на крючке. Чао, персик. Хорошего тура, и возвращайся живым, пожалуйста.

Она улыбнулась, послала ему воздушный поцелуй и прыгнула в такси. Он же махнул ей в ответ, придурковато улыбаясь. Не оттого, что тронули слова про «персика» и возвращение. А оттого, что сказанное про Каю как-то слишком запало.

И все же Ник решительно отогнал в сторону лишние мысли. Определенно, Кая волновала в нем что-то. Ему нравилось фантазировать, будто она сохнет по нему, буквально сходит с ума. Но станет ли он испытывать судьбу, чтобы это проверить? Стоит ли короткая интрижка последствий, которые могут догнать потом? Ник почему-то вспомнил лицо мамы Каи в тот момент, когда застал ту за перепалкой с их общим соседом. Пес мужчины потрепал цветы на клумбе у их дома. О, как она отчитывала несчастного. С чувством, с толком, с расстановкой. Так, как умеют настоящие преподаватели. Ник не был виновником «садовой трагедии» и вообще проходил мимо. Но даже ему захотелось извиниться и компенсировать ущерб.

Так или иначе, он предпочел ничего не предпринимать. Пачка сигарет была заброшена в дальний ящик, а он, дабы не терпеть похмелье, откупорил очередную бутылку вискаря.

Ник с детства замечал: если чего-то сильно ждешь – это «что-то» обязательно наступит нескоро. Вот и сейчас. Ему тридцать три, а в этом плане не изменилось ничего. Он ждал тур, как манну небесную, а часы – размазывались, как масло по горячему тосту.

Он решил начать собирать вещи. Но уже спустя пару часов и почти уничтоженную бутылку «Джека», он вновь бренчал на гитаре, бесцельно перебирая мотивы и посматривая глупый мультик по MTV. Иногда в его голове всплывала та самая пачка. Он зависал на секунду, две. Потом снова одергивал себя. Старался не думать. И, пожалуй, как только в игру вступал «Джек Дэниалс», время начинало идти действительно быстро, а все лишние мысли испарялись из головы сами собой.

***

Ник очнулся, потому что упал с кресла. Ударился локтем об пол и от этого вернулся в сознание. Пол был холодным. Голова – раскалывалась. Виски и таблетки. Слишком много виски. И слишком много таблеток от головной боли. Это все, что он помнил до того момента, пока не вырубился.

Телевизор все еще светился – какой-то ночной эфир, бессмысленные картинки. За окном было темно. Он попытался сесть, но тело поддалось не сразу. Голова чертовски трещала, и он даже иронично подумал мельком: не уж-то пластинки таблеток было недостаточно? Тело покрылось испариной, сердце колотилось слишком громко, но невероятно медленно. Он чувствовал себя ужасно. Наконец, он тяжело поднялся на ноги и зашагал в стороны выхода. Ему просто хотелось вдохнуть хоть немного свежего воздуха, если это возможно. Ему необходимо выйти на улицу.

Там, все еще тяжело дыша, он привычно уселся на ступени крыльца, привалившись спиной к косяку. Казалось, сердце вот-вот выскочит. Он, может, словил паническую атаку, или это попросту был передоз от микса алкоголя и таблеток, а может, он и правда чувствовал странные покалывания в грудной клетке – сказать было трудно. Так или иначе, тогда, на короткое мгновение, ему стало действительно страшно.

Он все же прикурил, хватаясь ладонью за грудную клетку в области сердца, и запрокинул голову к звездному небу. Он подумал, что чертовски глупо будет откинуться от остановки сердца прямо сейчас. Завтра должен начаться долгожданный тур, ему 33, и вообще-то впереди целая жизнь.

По правде, он никогда не допускал мрачных суицидальных мыслей. Однако вел чересчур саморазрушающий образ жизни, что в общем-то могло сойти за медленное, мучительное, не вполне осознанное самоубийство. Хотя как знать? И если вдруг ему суждено отбросить коньки сегодня, в этот самый момент, то все-таки здорово, что это случится с сигаретой в зубах, на пике молодости и славы, еще и под таким прекрасным небом.

И Ник медленно замечал, как мерцающие яркие точки на иссиня-черном полотне начинают плыть и кружиться. Все звуки вокруг затихают, и он может отчетливо слышать лишь удивительно громкие и внезапно редкие удары собственного сердца, а еще свое тяжелое дыхание. Он чуть улыбнулся краешком губ.

– Эй, Ник! Ник, ты в порядке? – доносилось откуда-то, будто издалека.

Ник? Так странно слышать свое имя из чужих уст. На самом деле, его редко кто называл по имени. В основном, Снейк. От того, оно, это обращение, казалось еще менее реалистичным.

– Ник! Черт возьми!!! – все еще слышалось слишком далеко и размыто.

Его мозги размякли. Он хочет, но не может повернуть голову. Да даже пошевелить пальцем не предоставляется возможным. Дальше происходит нечто совсем странное, чего он не осознает. Некое движение, точно в замедленной съемке. Ему кажется, что он проваливается в невесомость, и это падение длится целую вечность.

А потом он понимает, что валяется в горизонтальном положении прямо на краю своего крыльца и пренеприятнейшим образом пытается откашлять рвоту. Ник ни черта не осознает, впрочем, на данный момент у него есть дела поважнее. Мельком в его голову приходит мысль: хорошо, что его рвет на траву, за пределы ступенек, не придется убирать. Эта странная привычка во всем находить выгоду, даже в самый отчаянный момент.

В мгновение мир вокруг вновь приобрел реальные звуки и очертания. Ник приподнялся, опираясь на трясущиеся руки и небрежно вытер ладонью губы, сплевывая неприятный привкус. Он заметил полоску крови на тыльной стороне кисти и чуть прищурил глаза. Сердце все еще колотилось слишком быстро, он жадно хватал воздух ртом.

– Т-ты в порядке?

Робкий голос прозвучал над ухом. Не показалось. Брукс с третьей попытки повернул голову к источнику звука. И обессиленно выдохнул.

– Кая?

Еле прошептал осипшим голосом, пытаясь приподнять брови, чтобы обозначить удивление. Тело знобило, он старался сделать хоть что-то, но так и остался в прежнем положении. Девчонка же стояла бледнее листа бумаги и с газами точно у диснеевского олененка. В ладони она сжимала, видимо, пачку сигарет, но, кажется, перемяла их все к черту, да и продолжала это делать.

– Ты в п-порядке? – заикаясь, переспросила она, будто заевшая пластинка.

Ник невесело усмехнулся. Видок у нее такой, словно она призрака увидела.

– Ну… меня чуть не стошнило на свое крыльцо. Полагаю, сегодня не самый мой удачный день, – съязвил Ник, и Кая, кажется, впервые моргнула за все это время.

– У тебя кровь, – только и выдавила она, указывая на нос.

И не то, чтобы Ник все еще не понимал, что произошло, однако он явно предпочел бы переиграть эту историю. Силы начали медленно возвращаться к нему, и он, наконец, смог принять сидячее положение, а затем вновь облокотиться на стену дома. Он еще раз вытер нос и посмотрел на девушку, которая молчаливо и весьма вопросительно прожигала в нем дыру.

– Ой, да брось. Поверь, я не хотел, чтобы ты наблюдала это зрелище.

Он закурил буднично, будто не умирал пять минут назад. Наверное, сейчас для него это был единственный способ вернуть контроль. Но Кая внезапно вскинула руки, теряя самообладание:

– Да причем тут это?! Думаешь, самое страшное – что я увидела, как тебя стошнило?! Когда я подошла, ты был белый, как снег! У тебя кровь шла из носа, ты задыхался! Я думала, ты умираешь, Ник! Черт! Я не знала, что делать! А если бы я не пришла?..

Она смотрела на него, и он больше не ухмылялся. Кинул на нее молчаливый взгляд исподлобья. Потом попытался снова перевести все в шутку:

– Так ты мой ангел-хранитель, да?

Но внутри все похолодело. Потому что до него дошло. Он реально мог откинуть копыта. Не киношно, не условно – на самом деле. Еще пара минут, и все. Только сигарета бы догорела в его пальцах. Было очевидно, о чем бы пестрили завтра заголовки всех желтушных и не только статей.

– Ты мог умереть! – выкрикнула она.

Он ничего не ответил. Просто уставился на нее так, будто видел впервые.

Кая выдохнула, тяжело опускаясь рядом на крыльцо. Обхватила голову руками.

– Дерьмо, – прошептала она.

– Дерьмо, – задумчиво повторил он.

Спустя паузу Кая повернулась к нему:

– Что произошло?

Он вяло обернулся на нее, и в голове моментально вспыхнуло: «О нет, только не этот испуганный взгляд! Ради всего святого!».

– Да… ну не знаю, – небрежно отмахнулся он. – Перебрал слегка, а потом голова болела. Ну, понимаешь, виски, потом немного обезболивающего… и вот.

– Нет, не понимаю, – спустя короткую паузу неожиданно уверенно отрезала Кая. – И разве такое бывает, если выпить немного виски и принять таблетку?

Ник почувствовал себя школьником, которого отчитывают за провинность. На мгновение внутри него поднялась бунтарская волна сопротивления, которая, впрочем, очень скоро затухла, ввиду отсутствия каких-либо сил. Он виновато покачал головой.

– Нууу… виски было не немного. Пару бутылок, может. И таблеток штук пять… так что да, бывает…

– Что??? Ты рехнулся??? Ты что, специально это сделал? – вскрикнула довольно громко Кая, не успел он закончить свою мысль.

– О нет, не кричи, умоляю. – Ник зажмурил глаза что есть сил и обхватил голову руками. – Конечно, не специально, просто голова никак не проходила. И до сих пор не прошла, кстати.

– И не пройдет! Пить меньше надо! – отрезала она почти тем же самым тоном, что отчитывала ее мать другого их соседа.

И Ник начал закипать. Ему хотелось сказать что-то резкое и колкое. Ведь не ее это дело, как именно он прожигает свою жизнь. Однако он заметил, как нервно она теребила края рукавов своего кардигана дрожащими пальцами, и вдруг до него дошло, насколько сильно она разволновалась из-за того, что с ним может что-то случиться. А ведь он даже приврал немного про количество таблеток. Он смягчился.

– Ладно, давай-ка поговорим о чем-то другом, – все так же небрежно бросил он.

Кая все еще прожигала его мрачным взглядом, но кивнула. Воцарилась короткая пауза.

– Так ты чего? – Ник первым нарушил тишину. – Пришла поболтать? Я видел пачку на крыльце, но так и не понял, что это значит.

Он выпустил дым в сторону. Она обнимала себя одной рукой, второй держала сигарету, взгляд опущен в носы кед. Ее лицо залил румянец.

Ник смотрел на Каю. И, впервые за долгое время, не чувствовал привычного превосходства. Только странное, пугающее тепло. Видимо, и правда пора завязывать с беспорядочным принятием различных препаратов вкупе с алкоголем.

Она какое-то время молчала. Но Ник, увидев ее реакцию, считал все за пару секунд. Пэм была права, когда говорила, что девчонка «на крючке».

– Да. Но ты был… со своей девушкой. Вы… ну, в общем, я не стала мешать, – выдохнула Кая, все еще не поднимая взгляда.

Она старалась говорить отстраненно и даже холодно, но руки нервно тянулись к торчащей нитке на джинсах, которую она безуспешно пыталась оторвать.

Ник тихо усмехнулся.

– А ты хотела присоединиться? – выдал он с улыбкой почти машинально, прикусив губу.

Кая кинула на него строгий взгляд исподлобья. Щеки ее раскраснелись с новой силой. И хоть на Ника это не произвело ожидаемого эффекта, он все же сбавил тон:

– Ладно, не злись. И Пэм не моя девушка. Мы просто… иногда видимся. Вот и все.

Он сам не был уверен, зачем это сказал. Потому что слова звучали как оправдание, а зачем ему было оправдываться? Может, по инерции. А может, потому что эта странная, чистая, упрямая девушка продолжала его цеплять, и он сам не понимал, чем именно. Он видел, как она краснеет, путается, огрызается. И, наверное, где-то в глубине души ему хотелось разведать ее границы. Не для того, чтобы переступить. А просто… чтобы знать, как она устроена.

– Да мне вообще все равно! – вспыхнула Кая. – И странно, что ты так оправдываешься! Как будто я какая-то из твоих фанаток и мне не все равно. Но, как я сказала, мне все равно. Можешь спокойно рассказывать, что хочешь, потому что я все равно слышала, как вы обсуждали вашу ссору и что вы помирились, и что ты уезжаешь в тур, и… ну то есть я не специально подслушивала, просто дверь была приоткрыта, и я принесла сигареты, и…

Слова сыпались, как снег зимой на Аляске. Она все больше зарывалась в объяснения, и это было так нелепо, что Ник уже почти наслаждался процессом. Он подпер подбородок ладонью, разглядывая ее с легкой полуулыбкой.

– Ладно, все, стоп, – наконец остановил ее он. – Я понял: тебе все равно. В квадрате. Или даже в кубе. Принято. И для протокола: я не встречаюсь с Пэм. Если тебе легче думать, что встречаюсь, – тоже без проблем. Серьезно. Окей?

Он усмехнулся.

Кая открыла рот, чтобы, видимо, продолжить, но потом резко передумала и просто коротко кивнула.

Ник посмотрел на девушку с нежностью или ее подобием.

– Ты спасла мне жизнь сегодня, – сказал он. – Завтра тур. А я уж очень хотел до него дожить.

Кая украдкой глянула на него, будто избегая прямого взгляда. Сложно было понять, чего именно она боялась – может, слишком многого в себе, может, чего-то в нем.

– Ты преувеличиваешь, – тихо сказала она. – Я просто толкнула тебя на бок. Все остальное ты сделал сам. А про тур… я слышала от Пэм. Вот и решила зайти. Пожелать удачи.

Она пожала плечами, будто хотела сделать все как можно незначительнее. Ник усмехнулся.

– Спасибо. С такой «удачей», как сегодня, мне это точно не помешает. Хотя странно это… Ну, что ты пришла пожелать мне удачи перед отъездом. Не находишь?

Он посмотрел на нее вопросительно. Кая чуть напряглась, но героически сохранила спокойствие.

– Ну, мы… товарищи по сигаретам. Ты выручал меня не раз. И… с тобой интересно болтать, – ответила она, все-таки глядя в сторону.

Ник снова усмехнулся.

– Спасибо, Кая. Поверь, не каждая девушка в моей жизни может сказать такое. Да и с тобой, ну знаешь… прикольно, а я нечасто так думаю.

Эти слова будто вылетели сами собой, и он даже прикусил язык. Но он же чертов Ник Брукс. Он и бровью не повел, полностью игнорируя, что разоткровенничался вдруг, точно прыщавый школьник. Кая улыбнулась, немного растерянно, но искренне.

– И как долго продлится тур? – спросила она.

– Этот – около полугода, а бывает и дольше. Потом вернусь, надо будет садиться за новый альбом. Но где-то в середине тура будет передышка. Возможно, приеду домой на пару дней.

Он пожал плечами. Кая кивнула.

– Это очень долго… Должно быть тяжело постоянно находиться в дороге.

Ник не стал даже задумываться.

– Не-а. Моя жизнь начинается в туре. Это ритм, сцена, звук. Там мой настоящий дом, не здесь. Не в этих стенах. Там – в автобусах, гримерках, на сцене с другими ребятами. Видишь звезды? – он указал на небо. Она посмотрела вслед его пальцу. – Я там, среди них, когда выступаю.

Он оживился. Голос стал глубже, увереннее, глаза загорелись.

– Я выхожу, беру гитару, и стадион на 50 тысяч замирает. Ждет каждую ноту. Эта энергетика… Это любовь. Даже слов не нужно. Я начинаю играть первые аккорды, и все пространство вокруг взрывается. Понимаешь? Это не просто работа. Это единственное место, где я чувствую себя… живым.

Он замолчал, глядя вверх. Потом посмотрел на Каю.

– А здесь… здесь я просто Ник. И, если честно, возвращаться каждый раз тяжело. Потому что приходится снова быть собой, пытаться жить обычную жизнь и все такое. А я даже не уверен, что помню, каково это.

Ник и сам не заметил, как увлекся рассказом. Все это сидело в нем давно, но как-то не находилось момента, чтобы вырваться наружу. А сейчас слова просто лились рекой. Кая слушала внимательно. В ее глазах была некая наивная восторженность, уважение и то волнительное напряжение, когда человек слышит что-то по-настоящему важное, боясь упустить хоть одну деталь.

– Так грустно, что ты не можешь чувствовать себя комфортно в обычной жизни, но все остальное… это… это потрясающе… – завороженно прошептала Кая.

Ник лишь коротко кивнул, не на шутку смутившись. Кажется, теперь настала его очередь краснеть. Он вовсе не планировал исповедоваться на крыльце перед соседкой в три часа ночи, но как-то уж оно само получилось. «Надо меньше пить», – отчаянно крутилось в его голове.

– Я… я никогда не была на твоем месте, но звучит так, будто для тебя нет ничего важнее, – продолжила она, затем вновь замялась. – Мой папа… впрочем, это не важно.

Ник уловил эту паузу моментально. Она явно хотела сказать что-то серьезное и в последний момент прикусила язык. А именно такие недосказанности будоражат больше всего. Он давно уже отметил: каждый раз, когда она упоминала отца, в ее голосе проскальзывала едва уловимая мрачная тень.

– Нет, ну подожди. Договаривай. Мы ведь для этого и сидим здесь, не так ли? Чтобы говорить. – Он открыто, но с нажимом посмотрел на нее.

Кая устало покачала головой. Она не была готова, и он это понял: вытягивать это прямо сейчас будет нечестно. Они остались в молчании. Звезды начинали гаснуть. Тьма вокруг медленно рассеивалась, приобретая сероватый оттенок. Рассвет еще не окутал Лос-Анджелес, но уже дышал в затылок ночи, стремясь стереть ее таинственную магию.

В итоге Кая с Ником просидели до первых вялых лучей солнца. Где-то к пяти утра Ник начал лениво зевать. В голове был шум, а впереди его ждали сборы, дорога, аэропорт. Они оба знали, что пора расходиться.

– О, чуть не забыла, – сказала Кая, нащупывая что-то в кармане кардигана.

Она продолжала копаться, пока из кармана не выпало водительское удостоверение. Ник машинально поднял его. Хотел было пошутить про забавную фотографию, но взгляд его зацепился за строку: «Фамилия: Райдер». Он вскинул бровь.

Кая быстро выхватила документ у него из рук, но было уже поздно.

– Райдер?.. – переспросил он, и в голове начали стремительно складываться детали.

Периодически он ловил себя на мысли, что Кая ему напоминает кого-то, вот только он никак не мог понять кого. Черты лица, взгляд, улыбка.

Он поднялся на ноги, потому что она уже подскочила с крыльца и явно собралась убегать. Догадки в его голове буквально сводили с ума. Неприлично известный отец, имя которого нельзя называть, знакомые черты, а теперь и эта ее реакция на произнесенную им фамилию. Ник может и плохо учился в школе, но он был достаточно умен, чтобы сложить два плюс два. Он протянул руку и легко, но уверенно ухватил ее запястье.

– Эй, стой. Подожди. Райдер?.. Серьезно? Ты дочь Джонатана Райдера?

Имя прозвучало как щелчок.

Джонатан Райдер – культовый фронтмен группы «Сэд» конца шестидесятых. Один из тех, чья карьера сгорела так же быстро, как и взлетела. У него было все: полные залы, распроданные винилы, поэтические тексты, клубы, ночи, трагедии. Он был из тех, кого боготворили еще при жизни, а уж тем более и после ее окончания. Он был из тех, кто отдавал себя своему делу полностью, до последней капли, и веселился так, будто завтра не настанет. По официальным данным он погиб в автокатастрофе: ехал с другом ночью в нетрезвом состоянии по трассе на полной скорости. Друг выжил, а Джонатану повезло куда меньше. Да, это был печальный, но закономерный финал.

Ник был большим поклонником группы и самого Райдера. Более того, с самого детства в его доме родители на полную громкость крутили хиты музыканта, так что Ник буквально рос на его песнях. И во многом на его становление, как артиста, повлиял этот человек.

Сейчас Ник смотрел на Каю по-другому. Теперь все будто обрело новый смысл. А она лишь отвела глаза, резко развернулась и повторила попытку бегства, но Ник никак не отпускал, сжимая ее запястье чуть сильнее. В этой суете она резко развернулась, чтобы, очевидно, выпалить нечто гневное, но почти врезалась в Ника. Он едва успел отступить на полшага. На этот раз их разделяли миллиметры. Она замерла, испуганно уставившись на него. Прежней раздраженности во взгляде как не бывало. Он тоже застыл, однако его сознание захватили мысли вовсе не о ней, а о ее гипотетическом отце.

– Я не обязана объясняться, – выдавила она не своим голосом.

Это прозвучало глупо. Все ведь было очевидно. Но Кая упрямо не хотела говорить вслух. Ник только закатил глаза.

– Не устраивай из этого драму, – сказал он спокойно. – Моя мать после развода с отцом встречалась со Стелером, если помнишь. И я же рассказал тебе, и ничего.

– Да, но ведь это разные вещи! – выпалила она, едва сдерживаясь.

Теперь уж точно отрицать стало бессмысленно. Ник приподнял брови, ожидая какого-то продолжения рассказа.

– Да. Мой отец – Джонатан Райдер. Доволен? А теперь, пусти, – почти прошипела Кая.

Ник был удивлен, но наконец отпустил. Кая тут же судорожно достала сигареты.

– А в чем проблема-то? Я ж не устраиваю допрос с пристрастием про него и твою мать. Это просто интересно и удивительно. И ты на него очень похожа.

Ник не знал, почему Кая так остро реагирует на эту тему, поэтому попытался ее хоть как-то приободрить.

– О, вот видишь! Ты уже меня сравниваешь с ним! И так всегда, если кто-то узнает! Джонатан всегда будет интереснее меня, мне здесь не выиграть. А я совсем не похожа на него, я отдельный человек! – чуть ли не прокричала она.

И это был крик отчаяния. Ник понял это по ее глазам.

– Ладно, ладно. Прости. Но откуда у тебя его фамилия вообще? Они же с твоей мамой не были… – Он не успел договорить.

– Нет, они не были женаты. Но мама дала мне его фамилию. Это был ее выбор.

Ник задумчиво прищурил глаза.

– А чего не сменишь, если так раздражает? – резонно спросил он, и Кая замерла, ее взгляд застыл в одной точке.

– Не могу. Я все равно люблю его и горжусь им, как бы там ни было, – тихо проговорила девушка.

Ник, признаться, был сильно ошарашен. Всего пару минут, и его передозировка – не главное событие ночи. Дочь Джонатана Райдера! С ума сойти!

– Кая… – Ник сделал нечто странное даже для самого себя.

Видя этот грустный и потерянный взгляд ему захотелось… нет, вовсе не того, что обычно хотелось сделать с девушками. Он понимал, что ей было грустно, и ему захотелось ее пожалеть. Ник приподнял ее лицо за подбородок и со всей эмпатичностью, что была в его душе, заглянул девушке в глаза. И он впервые увидел, какие они красивые, ее глаза. Будто мятные прозрачные леденцы, какие он часто покупал на кассах в супермаркетах. Он чертовски любил эти леденцы.

Кая, казалось, вмиг забыла, что за мысли гложили ее. Зрачки расширились, и это было видно даже при таком освещении. Ник заправил прядь волос ей за ухо с какой-то ничем необъяснимой нежностью.

– Когда я был мелкий, первое, что помню из детства – это настежь распахнутые окна и двери, теплый ветер, скользящий по коже. Как я бегу босиком по зеленой траве навстречу смеющейся маме. А из старого проигрывателя на репите играет «Спички и бензин» группы «Сэд». И будь я проклят, если скажу, что это не повлияло на меня, как на музыканта. Их песни влияли не только на меня – на весь мир. Я помню, как тогда эта музыка казалась чем-то волшебным. Твой отец был гениальным музыкантом и поэтом. Один из тех, о ком будут помнить всегда. Это факт, и я не собираюсь тебя в этом разубеждать, ты и сама все знаешь.

Ник умолк на мгновение, но затем продолжил.

– Но ты – не он. И это хорошо. Потому что ты его продолжение, но не копия. Ты смешная, чертовски интересная, упрямая. И да, уникальная, Кая. Так что если когда-нибудь кто-то скажет тебе, что ты интересна только из-за отца, – шли этих говнюков к чертовой матери. Усекла?

Он тепло улыбнулся. Вроде как даже вполне искренне. Кая стояла молча. Потом просто кивнула. Вдруг слеза покатилась по ее щеке.

– Эй-эй, только не это, – пробормотал Ник.

Он, как и многие мужчины, терпеть не мог женских слез, так что, не думая, тут же обнял ее. Даже сильнее, чем собирался. Обнял крепко и мягко, как будто хотел, чтобы ее ничего не тревожило сейчас. Он поглаживал ее по голове и чувствовал, как ее лоб касается его ключицы. Он сам был на грани истощения, измотан, разбит. Через пару часов ожидала сложная и длинная дорога. Но сейчас он выбирал остаться с ней.