Сосед напротив

Арина Роз

Сосед напротив

Глава 1. Жара и дым

Это началось в один из особенно жарких майских дней, кажется, 1987-го.

Лос-Анджелес стоял в знойной неге – разом разомлевший, пыльный, точно ленивый кот, разлегшийся на крыше под солнцем. Воздух дрожал над асфальтом, и запах гари, бензина и пыли казался естественным, как собственное дыхание. Американская мечта была в самом расцвете. Глянцевые журналы пестрили обложками с фотографиями рок-групп и актрис с лисьими глазами. Кассеты перематывались карандашом, разноцветные автомобили лениво ползли вдоль длинных бульваров. Кто-то крутил новомодные хиты на полную, кто-то распивал пиво, сидя прямо на багажнике своей или чужой тачки. Все куда-то двигались, но никто никуда особо не торопился.

На обочинах Сансет-стрип клубы распахивали двери с наступлением темноты, и бульвар начинал пульсировать – как нерв, как ритм. Там, где вечерние неоновые огни расплывались в линзах грязных очков, начиналась другая жизнь. Жизнь без «завтра», без «надо», без «будь, как все». Эпоха, когда город дышал свободой. Америка тогда еще пребывала в сладкой дреме, веря, что можно не просыпаться.

На Голливудских холмах, на высоких обочинах, где заборы из мраморных плит и железных оград, все дышало иначе. Там была своя жара – благородная, дорогая. Воздух там пах не выхлопами, а деньгами, духами и просторными патио с великолепными видами на закат. Кажется, сами дома – с плоскими крышами, широкими террасами, с роскошными бассейнами – дремали, томились, слушали, как молодость шумит на улицах под ними. Лос-Анджелес был полон контрастов.

Да, этот май пах бензином, потом, сексом, кокосовым маслом и новым винилом. Май, в котором легко было влюбиться, если однажды ты неосторожно выглянешь в окно и увидишь, как на крыльцо выходит… Ник Брукс. И на первый взгляд может показаться, что он просто курит. А на самом деле становится первым аккордом твоей истории.

Ник Брукс – тогда уже вполне узнаваемый в джазовой среде как Снейк – только что приобрел особняк на холмах. Не потому, что грезил об этой голливудской мечте с колоннами и бассейнами, – скорее, из-за того, что слава и деньги навалились слишком резко, и он, по правде говоря, понятия не имел, куда это все девать. Он был гитаристом и просто горел музыкой.

Высокий, жилистый, с копной черных, как нефть, кудрей, вечно растрепанных, будто он только что отыграл концерт или вылез из постели – тут уже как повезет. Слишком худой для классического красавчика, слишком смуглый, чтобы стать голливудским принцем, но именно это и делало его таким притягательным в глазах юных и не очень юных фанаток. В нем была та самая неприкасаемая свобода, которую невозможно симулировать. Он словно наплевал на все правила и сделал это первым – задолго до того, как это стало модным. Множество браслетов и колец, старая футболка, потертые кожаные штаны, сапоги даже летом – и в этом не было позерства. Скорее, чистая природа. Он не играл в плохого парня. Он им был.

Взгляд у него был тяжелый, дерзкий, с ленцой. Почти насмешливый – особенно когда он молчал. А молчал он часто. Как и курил – будто родился с сигаретой в пальцах. Говорил мало, медленно, но всегда по делу. И все это, вместе с гитарой, в которую он вкладывал себя больше, чем в женщин, контракты или интервью, создавало ту самую легенду, образ которой уже начинал обрастать слухами. Он был будто с другой планеты, не из этой реальности. Он был ближе к дыму, джазу, девочкам с подведенными глазами и полуночной музыке на старом виниле.

Не сказать, что Ник стремился к славе и всеобщему обожанию, хотя и в этой тарелке он ощущал себя комфортно. Просто так случилось, что в один момент его жизнь круто изменилась, когда во время очередного выступления в местном баре, его заметил промоутер одного небезызвестного лейбла. Не успел Ник моргнуть и глазом, как вместо редких выступлений в маленьких клубах стал получать предложения от продюсеров, а затем раздавать интервью и подписывать контракты.

Это случилось как в кино: слишком быстро и слишком шумно. Так что покупка дома стала для него неожиданной закономерностью. С одной стороны – а что еще делать со всеми этими суммами на счетах? С другой – особняк стал чем-то вроде убежища. Пусть и был наполовину пустой, и даже неуютный. Мебель? Да к черту ее. Он все равно по привычке проводил больше времени на полу с гитарой, чем на диване, даже если бы тот был.

Все остальное – алкоголь, шумные ночи, девицы, нескончаемая вереница новоиспеченных друзей и товарищей, чьи имена стирались из его памяти быстрее, чем парочка наскоро сложенных аккордов в ночном полупьяном бреду – пришло в комплекте. Наивно было думать, что весь этот фестиваль заполнит пустоту и спасет от одиночества, которое Ник все острее стал ощущать, параллельно растущей славе. Но тогда он был слишком молод, чтобы отказываться от таких подарков судьбы. Поэтому он просто пил свой дорогущий виски, курил сигары, играл джаз, спал до вечера, беспорядочно менял девушек, да и прожигал свою жизнь, как умел. Иногда – сочинял. Хотя, конечно, все с большим трудом.

В один из таких дней, точнее полдень, он возвращался из магазина с пакетом, в котором жалобно позвякивало стекло. Он курил, морщась от солнца и похмелья. У самой подъездной дорожки своего дома он замер.

Миловидная, но едва ли приметная девушка из дома напротив мыла машину. Она была не одной из тех, кого он привык видеть в прокуренных барах, многочисленных гримерках или на шумных дорогих вечеринках. Она была… обычной? Темно-русые с медовым отливом волосы до лопаток непослушной копной рассыпались по плечам и лезли в лицо, из-за чего она то и дело морщилась, небрежно поправляя их тыльной стороной ладони. На ней были короткие шорты, что больше походили на обрезанные старые джинсы марки «Левайс» и светлый верх от купальника. Ее нетипично бледная для Лос-Анджелеса кожа чуть поблескивала от жары и капелек воды. Она терла крыло старой красной «Шеви» с таким рвением, будто от этого зависела судьба нации.

Ник не сразу понял, что залип. Только когда поймал себя на том, что уже минуту не двигается, уставившись на соседку. Он прикусил губу, усмехнулся. Казалось бы, она совсем юная на вид. Однако, если присмотреться, не малолетка, уж точно. Просто не было наверное в ней той пошлости и некой «потрепанности», свойственной девушкам, какие обычно обитали в его окружении. Соседка выглядела крайне нестандартно для Ника. Сосредоточенное лицо, что сейчас можно было разглядеть лишь в профиль, не выражало и тени пафоса. Ни намека на «боевой раскрас». Вообще Ник видел ее неоднократно, но, по правде, так и не запомнил толком. Его взгляд был виртуозно наметан на определенный типаж, и эта девушка совсем не подходила на роль той, которая могла бы его зацепить. Не та фактура. Но почему-то именно в этот момент он стоял и пялился на нее, точно увидел НЛО.

Кажется, он знал, что она живет с матерью. Слышал что-то такое от риэлтора в день заключения сделки о покупке особняка. Тогда он явился на встречу со страшным похмельем и подшофе, еще и с двумя подружками под ручку и заодно с парочкой друзей. Он лишь краем уха слышал, как полненький мужчина в костюме и смешных круглых очках, обливаясь потом и страшно нервничая, рассказывал о том, какое же спокойное и чудесное место для жизни выбрал Ник. Рассказывал про чистоту улиц, большое количество зелени и чудесных милых соседей. Вот тогда-то Карл – кажется так звали того беднягу, – и обмолвился о жильцах в доме напротив.

– Прекрасная семья, мистер Брукс, – чуть ли не заикаясь, говорил он. – Мать и дочурка. Не побеспокоят по пустякам.

Нику тогда было все глубоко фиолетово, и не то, чтобы сейчас что-то сильно изменилось. Он планировал тусовку на вечер того же дня еще до того, как его агенты вообще нашли объявление о продаже этого дома. И это единственное, что всерьез беспокоило его в тот момент. Ник поставил закорючку на документе, подарил автограф Карлу и, как можно скорее, выпроводил того из своей новоиспеченной собственности. Ну а потом было веселье, все как в тумане. Ничего нового, если уж так посмотреть.

Кстати, подруги девушки, когда бывали у нее, всегда глупо хихикали, если вдруг Ник проходил мимо. Одна из них даже отважилась взять автограф. Ник привык не обращать внимания на такие мелочи. В конце концов, после подписания контракта и выхода его дебютной сольной пластинки, ему был открыт доступ к первоклассным девицам разных мастей, а он и раньше не сильно жаловался на их количество. Но вот что до соседки… Нику на мгновение вдруг показалось любопытным, что она на него не реагировала. То есть вообще. Будто его не существовало. Это было странно и по-своему интригующе. Но не более.

В общем, если уж Ник и понял что-то про жильцов дома через дорогу, так это то, что они довольно тихие и скромные люди. Удивительно, как жизнь занесла их в такой шумный фешенебельный район? Участок у них ухожен, всегда чисто. Мать девушки, кажется, учитель танцев. Такие выводы Ник сделал, потому что пару раз видел, как она забирала из машины пачки каких-то то ли костюмов, то ли реквизита. Что-то танцевальное. Стройная женщина с миловидным, но строгим лицом, немного театральная в движениях. И дочь рядом – сдержанная, тихая. Та самая, что сейчас натирает машину.

Из пространных размышлений Ника выдернуло следующее. Девушка будто почувствовала его взгляд на себе, остановилась и подняла голову. Ник видел, как смешно расширились ее глаза. Она заметно смутилась, как будто ее застали за чем-то постыдным. Ник усмехнулся и, не моргнув, показал ей палец вверх. Мол, все в порядке, отличный зад. Она дернулась, будто готова была провалиться сквозь землю. Сделала вид, что ничего не заметила, и тут же отвернулась.

Он лишь пожал плечами, развернулся и пошел к себе, но ухмылка еще долго не сходила с его губ.

***

Прошла неделя. Лос-Анджелес был как и всегда ленивым и пыльным. Ник продолжал просыпаться то в одиночестве, то с малознакомыми девчонками, которые сменяли друг друга словно сами собой. Он редко бывал один. Если ему компанию составляли не девушки, то многочисленные друзья и знакомые, а чаще – все вместе. Он иногда не знал, сколько конкретно людей находится в его доме, и как их всех звать. Люди приходили и уходили. Алкоголь был всегда. А вот на создание музыки оставалось все меньше времени и сил.

Как-то днем, в редкий момент одиночества, он снова сидел на ступенях и курил, глядя в никуда. И вдруг заметил движение у соседского дома. Это была она – соседка. Осторожно, будто школьница, она пробиралась за угол фасада с сигаретой в руке. Быстро глянула на окно второго этажа и тут же спряталась в тени дерева. Неужели прячется от матери? Ник усмехнулся. В этой педантичной, правильной на первый взгляд девочке была скрытая бунтарка. Он уже пару раз ловил ее поздно ночью за посиделками на подоконнике. Плеер в ушах и сигареты одна за другой. Но его все не покидало ощущение, будто она прячется сама от себя. Уж он-то в этом понимал.

В ту же ночь Ник возвращался с очередной вечеринки в шумной компании нескольких знакомых, чтобы, разумеется, продолжить банкет уже на своей территории. На этот раз его спутницей оказалась роскошная блондинка с ногами от ушей и точеной фигурой. Пьяно-пустые разговоры и смех компании разрезал тишину ночной улицы. Где-то между подъездной дорожкой и лестницей на крыльцо, Ник остановился, прижимая к себе новую знакомую. Та заливисто рассмеялась, откидываясь корпусом назад, а Ник в этот момент поднял глаза. В окне напротив он увидел свет и завиток дыма, медленно уходящий к черничному полотну неба. Соседка. Наверняка она думала, что ее не видно. Но видно было. И даже слишком хорошо.

Ник поймал ее взгляд – такой открытый, даже слегка испуганный, полный искреннего любопытства. И почему-то в этом коротком взгляде было больше настоящего, чем во всей той пьяной ночи.

Он улыбнулся ей и подмигнул. Она за секунду исчезла за занавеской. Он же ввалился домой со всей своей пьяной компанией, но в голове застрял ее взгляд, хотя новая знакомая довольно быстро помогла обо всем забыть.

***

Была ночь со среды на четверг, кажется. Даже не чертова пятница и уж тем более не суббота. Ник не мог найти себе места – и в прямом, и в переносном смысле. Впервые за последние несколько лет он не был занят гастролями и репетициями так долго. Сейчас не намечалось даже какого-нибудь поганого интервью. Еще и, как назло, сегодня его дом пребывал в тотальной тишине. Все точно сговорились, никто не спешил в гости, а ему было лень самостоятельно искать компанию. Порой он любил проводить время в одиночестве, но почему-то сейчас не было даже желания брать гитару в руки. Он сидел на крыльце, босиком, в одних шортах, с привычным бокалом виски и сигаретой, которая тлела быстрее, чем он ее выкуривал.

Алкоголь и жара делали свое дело: глушили. Мысли, эмоции и заодно какое-либо желание что-то делать. Даже музыка – та, ради которой он вообще существовал, – сейчас казалась далекой. Он не жаловался, ведь вроде бы у него было все: деньги, известность, свобода. Дом с видом на Голливудские холмы. Только в голове от чего-то пусто.

И вот из-за этой пустоты его взгляд зацепился за движение в окне напротив.

Снова та соседка. Слишком часто Ник стал обращать внимание на нее. Девушка с детским лицом и неожиданно цепким взглядом. Ник услышал легкий хруст – как будто что-то упало в кусты под ее окном. Что-то уронила, наверное, подумал он. И действительно. Силуэт девушки сначала метнулся за шторой, но уже спустя пару мгновений Ник услышал звук открывающейся входной двери. Она, видимо, и не подозревала, что за ней наблюдают, ведь Ник занял очень удобную локацию для разведки. С его стороны открывался отличный обзор на соседский участок благодаря одинокому фонарю, что горел там беспрестанно по ночам и позволял отлично разглядеть происходящее. А вот его фигуру в полутьме было разглядеть не так-то просто. Девушка в длинной футболке осторожно выскользнула из дома, тихо бормоча проклятия себе под нос.

Ник понял, в чем дело, когда она присела у куста и стала шарить руками, явно стараясь не производить лишнего шума.

– Кажется, придется ждать до утра, – лениво крикнул он. Не крикнул даже, просто громко сказал. Этого было вполне достаточно для гробовой тишины, которая окутала ночную улицу. Голос его прозвучал, как раскат грома, разлетаясь оглушающим эхом по округе. Слишком громко для трех часов ночи.

Девушка дернулась так резко, что чуть не повалилась в куст следом за утерянной вещью. Потом она резко выпрямилась, глаза забегали по сторонам, как у пойманного зверька. Она ничего не ответила и, кажется, даже не увидела Ника. Начала разочарованно хлопать себя по карманам, и ее лицо, видимое в свете фонаря, с каждым мгновением становилось все печальнее. Ник быстро сообразил, что она ищет сигареты. Наверное, оставила их в доме. Брукс, не вставая, махнул ей рукой – вот он, тут, на крыльце. И поднял вверх свою пачку, точно маяк.

– Расслабься. У меня их много.

Он даже не пытался говорить тише. Она тут же обернулась к окну своего дома. Ясно. Мать. Ник мысленно усмехнулся.

– Тс-с, – прошипела она и замахала на него руками.

Он пожал плечами, делая вид, что поднимается со ступенек, чтобы уйти в дом. Эта тактика сработала почти мгновенно.

– Стой, стой… Угостишь? – прозвучало тихо, но достаточно отчетливо.

Он снова опустился на ступени и кивнул. Ее фигура метнулась к его крыльцу. Она двигалась как будто по минному полю. На ней была слишком большая футболка, которая больше походила на ночнушку и забавные тапочки с помпонами. Ник внимательно разглядывал ее приближающийся силуэт.

Девушка подошла и присела, почти на край ступеней, стараясь держаться как можно дальше от Ника. Он протянул ей пачку сигарет, а она дрожащими пальцами взяла одну. Даже глаз не подняла.

– Расслабься, милая. Я не скажу мамке, – сказал он почти дружелюбно. Почти.

Она закатила глаза, но не смогла скрыть смущения. Ее щеки вспыхнули, она села чуть ближе, но все еще как будто была готова в любой момент вскочить и убежать. Он откинулся назад, опершись на локти. Был без майки, ведь ходил так почти всегда дома. Зачем лишняя одежда сейчас? Лето, жара, да и в целом он знал, что выглядит чертовски хорошо. И, черт возьми, он не ошибся – она пару раз скользнула взглядом по его торсу, быстро отводя глаза. Но он заметил. И его невероятно забавляло это.

– Можно… зажигалку? – тихо спросила она.

Он вальяжно потянулся в карман, достал зажигалку, чиркнул и поднес пламя к кончику ее сигареты. Она чуть наклонилась вперед. Их лица оказались ближе, чем, возможно, было нужно. Пара секунд – и она прикурив, откинулась назад.

– Спасибо, – пробормотала девушка.

Он не ответил. Просто продолжал оглядывать ее, изучая. Она снова отвела взгляд. Вообще Ник не был многословен. Особенно в такие ночи. Особенно с девушкой, которую не собирался тащить в постель. Ему нравилась ее реакция – неподдельная, прямая. Но не более. Однако молчание становилось немного странным.

– Как тебя зовут хоть? – вяло бросил он.

– Кая, – ответила она быстро, почти машинально, продолжая избегать его взгляда. – Мне двадцать пять.

Она наверняка даже не понимала, зачем добавила это. Наверное, для того, чтобы выглядеть взрослее. Или хотя бы на свой возраст, ведь казалось, что она сильно моложе. А может потому что ей хотелось быть серьезнее и увереннее, чем она чувствовала себя в ту секунду. Однако Ник быстро считал, практически на интуитивном уровне, что внутри нее все трещало от переизбытка эмоций. И действительно, девушка испытывала явный дискомфорт.

Ник чуть приподнял бровь:

– Выглядишь младше. Я – Ник. Ник Брукс. Мне тридцать три, если уж это важно.

Он протянул ей руку. Кая замялась на секунду, но все-таки вложила свою ладонь в его. Касание короткое, почти невесомое, но она тут же одернула руку, как будто обожглась. Она отвела взгляд.

– Я знаю, кто ты, – пробормотала она и сделала затяжку, уставившись в темноту.

Ник беззаботно усмехнулся.

– Твои подружки чуть ли не визжат, когда я прохожу мимо.

– Они мало что понимают, – ответила Кая резко. Слишком резко. Он удивился.

– Да? А ты, выходит, понимаешь?

Он говорил с ленцой, но с неким подобием интереса. Кая посмотрела на него, уже без смущения:

– Я понимаю, что от таких, как ты, можно ждать одних только проблем.

Он чуть не подавился дымом, выдохнул с легким кашлем:

– Эй, а вот тебе и милая девочка-соседка. Сразу перешла на личности!

– У меня мама хореограф, всю жизнь работала с такими… вроде тебя, – буднично сказала Кая. – Я разбираюсь в людях.

И Ник неожиданно замолчал. Долго смотрел на нее.

– Да уж, ну спасибо, – промычал он, решая не ввязываться в споры.

– Я вовсе не хотела тебя обидеть. Просто… ты сам спросил. – Кая снова избегала его взгляда. – У тебя образ жизни соответствующий. Алкоголь, тусовки. Ты… наркотики употребляешь?

Голос у нее был все такой же спокойный, почти как у врача. Ник чуть сузил глаза, испытывая неловкость от поднятой темы. Впервые за долгое время он не знал, что ответить.

– Я?.. Только алкоголь, – Ник соврал, бывало всякое. Почему соврал? Да просто захотелось. – А ты что, допрос мне устраиваешь? Я, между прочим, любезно поделился сигаретами!

Он попытался перевести все в шутку. И, кажется, получилось – она прикрыла рот ладонью, как будто испугалась, что сказала слишком много.

– Прости… Я не знаю, зачем я все это говорю.

– Хорош, – мягко перебил он. – Я же шучу.

Она кивнула, но неловкость все еще висела в воздухе. Ник вдруг поймал себя на странном ощущении: ему действительно захотелось узнать о ней больше. Вот просто так, чисто по-человечески, без лишних подтекстов.

– Ты с мамой живешь, да? – спросил он после небольшой паузы. – Она прям за тобой следит, если ты в двадцать пять боишься, что она тебя за сигареты наругает?

Он усмехнулся. Свет от луны слегка подсвечивал профиль Каи. Ее кожа была фарфорово бледной, немного даже отдавала в синеву. Волосы же темно-русые, густые, кудрявые. Общими чертами она была похожа на мать. Но лицо – совсем другое. У ее мамы оно более миловидное и округлое, хоть и не без строгости. У Каи же – острые черты, почти резкие. Как будто кто-то вырисовывал каждую линию хорошо заточенным карандашом.

Кая молчала несколько секунд, потом тихо выдохнула:

– Не то, чтобы… то есть… я просто не хочу ее расстраивать, понимаешь? А она не хочет, чтобы я повторила ее судьбу. Когда-то она влюбилась в одного известного человека. Все было как в сказке. Только сказка быстро закончилась. Он пил, изменял ей с другими, и в конечном итоге между мамой и другой девушкой выбрал ту, вторую. Но мама родила меня – он этого так и не узнал. Умер. Мама до сих пор его любит, представляешь? А теперь все, что у нее осталось, – это я.

Кая опустила глаза, и Ник понял, что она невероятно искренняя с ним. Он кивнул. Медленно, без привычной усмешки.

– У твоей мамы есть причины беспокоится о тебе. Этот город полон идиотов, которые могут испортить жизнь.

– И ты себя к ним не относишь? – спросила она вдруг, взглянув на него в упор.

Он покосился на нее.

– Отношу. Именно к ним и отношу.

Она покраснела. Снова отвела взгляд. Ник сделал затяжку, серые завитки дыма поползли вверх, к иссиня-черному небу, усыпанному звездами, которые проявлялись, даже несмотря на многочисленную иллюминацию города вдалеке.

– Ты видела мои выступления, Кая?

Она замялась, потом кивнула, поджимая губы.

– Да. И… про тебя много говорят. В журналах пишут. На радио передают, по телевизору. И про друга твоего этого… как его там?.. у него еще плохая репутация.

Ник рассмеялся. Кая говорила про его товарища, с которым они дружили еще со школы. Джон Сиксон не отличался манерами уже в юности. Когда-то они с Ником рассекали на скейтах по ночному Лос-Анджелесу, воровали булочки в круглосуточных супермаркетах и мечтали однажды покорить мировую сцену. Просто время было такое, модно было об этом мечтать. Однако в отличие от многих других ребят, которые переросли мечту и, став взрослыми, отправились работать в офисы да на заводы, Ник с Джоном оставались до последнего верны себе. Именно поэтому Брукс смог стать звездой и построить сольную карьеру джазового музыканта, а Джон в итоге сколотил свою группу и после многочисленных неудач все же смог добиться оглушающего успеха. И вот теперь они часто делили сцену, выступая на одних концертах. Скоро даже планируется совместный тур. Это ли не сбывшаяся мечта? А вообще Джон всегда был отъявленным засранцем, грозой бульвара Сансет и той еще занозой в заднице. Он не держал язык за зубами, часто влипал в сомнительные ситуации и пил даже больше, чем Ник.

– Да, Джон умеет. Мы с ним знакомы лет пятнадцать. Он слегка импульсивный, яркий и резкий моментами. Но он фронтмен своей группы, и они тоже, знаешь ли, обрели популярность. Иногда я думаю, что это проклятие – быть настолько на виду.

Кая вдруг оживилась.

– Да, только это не повод быть таким придурком. Мне нравится их музыка. Но ему все же лучше помалкивать, когда он не поет.

Ник снова засмеялся – на этот раз громче. Не ожидал он такого от нее. Совсем.

– Вообще-то он не всегда такой, каким его рисуют. Но да – иногда он специально нарывается. Пресса любит его. В скандальном смысле.

– Я слушаю не прессу. Я слушаю его. И не все, что он говорит, стоит защищать. Но ты… ты вроде ничего.

Она снова смутилась.

– Как человек, я имею в виду, – добавила девушка.

Ник поднял брови, чуть иронично:

– Ну хоть что-то. Хоть «вроде ничего», – он усмехнулся. – Знаешь, тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком деловая для такой тихой девочки?

Кая напряглась. Попыталась сохранить невозмутимость, но лицо тут же спрятала за прядью волос, будто в панике, что Ник может прочитать ее насквозь. Впрочем, может, так и было. Что-то каждый раз менялось в воздухе, стоило ей встретиться с ним взглядом.

– Прости. Я не хотела показаться грубой. И мои подруги, правда, в восторге от твоей музыки. И… ну, от тебя тоже, – сказала она, стараясь говорить буднично.

Ник не стал отвечать сразу. Он в очередной раз вгляделся в ее лицо, будто в надежде, что на этот раз увидит там нечто другое. Нет. Она совершенно не была его типажом. Однако эта ее робость, несвойственная даже девушкам помладше, сильно подкупала. Ему нравилось наблюдать, как она нервничает рядом с ним. Его внутренний голос даже уже успел пошутить, что, может, от скуки не помешает завести интрижку по соседству. Но он понимал, что с ней будет не просто. А он не хотел связываться, если потом придется отмораживаться от девчонки через дорогу каждое утро.

А вот подразнить – это всегда пожалуйста.