На сломе эпохи (2018 – 2020 годы)

Исполнилось 2 года, как вступил в законную силу новый Трудовой кодекс РК. Его разработчики утверждали, что он позволит сформировать между работодателями, работниками и государством реальные партнерские отношения. Но еще чернила не высохли на подписи президента РК под этим документом, а профсоюзы уже начали готовить предложения для внесения поправок. С чем это связано? Кодекс не оправдал себя, или это очередная попытка профсоюзов добиться повышения своего правого статуса? Прояснить ситуацию «НГ» попросила председателя территориального объединения «Профсоюзный центр Костанайской области» Екатерину Смышляеву.

Количество в ущерб качеству

– Екатерина Васильевна, проект теперешнего Трудового кодекса готовился очень долго и с активным участием профсоюзов. Что-то тогда не сложилось, и этот очень важный для общества документ на выходе получился сырым?

– В процессе реализации многие законы показывают свои слабые стороны. На исполнение закона еще влияет его конкретизация в подзаконных актах. Есть законы декларативные, но подзаконные акты очень хорошие, тогда он имеет реальную практическую значимость. В новом Трудовом кодексе многие нормы не прописаны детально, к тому же некоторые из них еще носят вариативный характер. Теперь их нужно уточнить.

Так, например, получилось с увольнением по достижении пенсионного возраста. Написано, что, когда человек достигает пенсионного возраста, он может быть уволен, но возможность получения пособия и его размер остались под вопросом. Таких нюансов много.

– Большие надежды возлагали на действующий Трудовой кодекс по установлению более четких с точки зрения равноправия отношений работодателя и работника, без чего невозможны партнерские отношения между ними. Они оправдались?

– Основные правовые формы трудовых отношений регулирует коллективный договор. По Трудовому кодексу получается, что его наличие носит необязательный характер. Он составляется и принимается по инициативе одной из сторон. Если ее нет, все остается на усмотрение работодателя. Но, с другой стороны, в Трудовом кодексе половина норм, которые были прописаны в прежней редакции, сегодня отданы в поле коллективных договорных отношений. В таком случае колдоговор приобретает уже другой смысл. Он становится точкой продвижения социального партнерства.

На практике зачастую этот документ появляется, но в него чуть ли ни слово в слово переписываются нормы Трудового кодекса. Повторяю: Трудовой кодекс не может защитить права работника в такой степени, как это возможно сделать коллективным договором или отраслевым соглашением.

– Получается, что это слабая сторона теперешнего Трудового кодекса? Ведь коллективный договор можно принять под давлением работодателя, который склонен сделать его выгодным только для себя?

– Это веление времени. В условиях рыночной экономики, когда большинство предприятий в частной собственности, у нас сложились совершенно иные отношения между работодателем, работником и государством, чем в прежние годы. Сейчас все отношения договорные. Для предпринимателя предприятие – это бизнес, для работника важны его трудовые отношения, для государства нужна стабильность этих отношений, поскольку на этой основе поддерживается трудовая занятость населения. Поэтому сегодня трудовую сферу могут регулировать только коллективные договорные отношения. Начиная с генерального соглашения, подписанного представителями профсоюзов, бизнеса и правительством, и отраслевыми соглашениями между министерствами и отраслевыми профсоюзами. И заканчивая низовым уровнем – коллективными договорами между работодателями и работниками.

В Трудовом кодексе прописаны минимальные льготы в трудовых отношениях. Колдоговор не должен ухудшать нормы ТК. Многие работодатели, принимая коллективный договор, ограничиваются этой правовой установкой. Это минус. Мы гонимся за количеством заключенных колдоговоров, но забываем об их качестве. Там, где есть профсоюзная организация, качество стараются отрабатывать. Где нет профсоюзов, чаще всего в коллективном договоре прописывают минимальные гарантии, предоставленные Трудовым кодексом.

В отсутствии конкуренции на рабсилу

– Какая доля предприятий и организаций области имеет профсоюзные организации?

– 9%. Членов профсоюза от количества экономически активного населения – 23%. Коллективных договоров принято 5 996, или 62,9%.

У нас некоторые вопросы могут решаться еще на уровне отраслевых соглашений. Вместе с ним и некоторые доплаты, и дополнительные нормы. Получились ножницы: предприятие имеет финансовую возможность выплатить пособия, предоставить дополнительные дни к отпуску, а правового акта, позволяющего это делать, нет. По инициативе отраслевого профсоюза вместе с министерством здравоохранения было подписано отраслевое соглашение, позволяющее делать эти выплаты как дополнительные нормы.

Но так сделать могут далеко не во всех отраслях. Самая большая проблема – в предприятиях малого и среднего бизнеса. С одной стороны, работодателю там зачастую тяжелее выполнять условия, которые могут поставить работники, но с другой – у нас нет конкуренции за рабочую силу. В Японии, например, такая конкуренция есть. Это заставило аттестовать предприятия по уровню благополучного труда. Работник выбор делает, в том числе и с учетом этой оценки. У нас работодатель не борется за работника. Хотя на селе дефицит кадров есть, и руководители хозяйств уже выражают готовность принять молодежь, обучить их, дать жилье, стимулировать заработной платой.

– Чем объяснить, что только на 9% предприятий есть профсоюзные организации?

– На крупных предприятиях работодатели поддерживают профсоюзы. Они понимают, что для них это благо. Профсоюзная организация – это буфер, это люди, с которыми можно вести переговоры, это люди, которые первыми узнают о проблемах, возникающих на предприятии. К тому же за счет своих взносов они могут стать кассой взаимопомощи, что в какой- то степени снимает эту тяжесть с работодателя. В малых и средних предприятиях – большая текучесть кадров. Работники там не видят в создании профсоюзов какие-то для себя плюсы. Мало того что из-за большой текучести кадров сложно создать стабильный коллектив, так еще теперешние условия сформировали у людей индивидуалистскую идеологию. Даже слово «коллектив» заменили на понятие «команда».

А профсоюзы виноваты?

– У многих сложилось негативное отношение к профсоюзам. Есть какая-то объективная причина? Вы, кстати, долго работали в неправительственных организациях и всего лишь два года в роли профсоюзного лидера. Какой видится эта организация свежим взглядом?

– Трудовой кодекс изменился, а кадры и прежние традиции никуда не ушли. То есть профсоюзы во многом остались прежними, а работать по-прежнему уже нельзя. Люди от профсоюзов сейчас ожидают другого. Я попала в период, когда шла перестройка нормативно-правовых документов, шла перерегистрация профсоюзных организаций. Тут нужно было наводить порядок. У нас тысячи вроде бы членов профсоюзов, а в реальности многих уже не было. Потом начали приводить в порядок систему социального партнерства, и сегодня она уже заработала.

Перемены не проходят сразу. Для некоторых нужна смена нескольких поколений. Сейчас у нас началась вторая волна реформирования, которая исходит от центрального аппарата Федерации профсоюзов. Взят курс на омоложение профсоюзных работников. В первую очередь в центральном аппарате. Начали вырабатывать и другие подходы в компетенции профсоюзных лидеров. Предстоит еще сделать открытым, транспарентным движение профсоюзных взносов, а также имущества. Рождаются и новые инициативы. В частности, Федерация недавно выступила с предложением установить для непродуктивно самозанятых статус безработных. Они фактически таковыми и являются, но до сих пор их к этой категории не относили.

В социальных сетях и на официальных сайтах проходит дискуссия о роли и месте профсоюзов в современном обществе. Каждый может высказать свою точку зрения. Что касается негативного отношения: профессиональные союзы – добровольные объединения граждан, выбор каждого человека. Очень часто сталкиваюсь с тем, что в формировании отношения к профсоюзам участвуют люди, которые не являются его членами.

– Вы не сказали, что люди ждут от профсоюзов…

– Конечно, защиты. Сегодня в обществе такие традиции, когда каждый сам за себя. На предприятиях у нас созданы согласительные комиссии, которые являются буфером между судебным процессом и конфликтом между работодателем и работниками. Встают на ноги и недавно созданные производственные советы, которые работают в сфере безопасности труда. Работает институт технических инспекторов по охране труда. Их у нас 2 777. Они ежегодно выявляют до 14 000 нарушений, более 90% из которых устраняются.

Ждут от нас защиты профессиональных исков и продвижения законодательных инициатив. Надеются на профсоюзные организации в контроле исполнения работодателем обязательств по коллективному договору. Ждут и материальной поддержки в затратах на лечение, в материальном поощрении. Это все наши вопросы, и мы, как можем, решаем их.

Досье

Смышляева Екатерина Васильевна родилась в 1982 году в Костанае. Закончила Костанайский госуниверситет по специальности «Химик, преподаватель химии и биологии». Кандидат педагогических наук. 2003-2006 гг. – преподаватель и зам. директора по воспитательной работе, с 2007-го по 2008 г. – старший преподаватель КГУ. 2006-2007 гг. – старший специалист департамента внутренней политики акимата Костанайской области. 2008-2015 гг. – председатель молодежного крыла «Жас Отан», советник по молодежной политике филиала партии «Нур Отан». С 2015 года – председатель территориального объединения профсоюзов «Профсоюзный центр Костанайской области». Депутат областного маслихата двух созывов.

«Наша газета», 01.03.2018

Работающие и живущие «в тени»

Вице-премьер РК Ерболат Досаев недавно сообщил, что минфин и министерство труда и соцзащиты населения готовят законопроект, который призван установить госконтроль деятельности самостоятельно занятых работников. Их поставят на учет в налоговых органах. Главный мотив такого решения – если граждане хотят, чтобы государство оказывало им социальную поддержку, они должны платить налоги. Но эти усилия только тогда принесут эффект, когда будет встречное движение со стороны самозанятых. А его-то может и не быть.

Жить хочется сейчас, а не завтра

Дело не только в том, что нет желания отдавать часть своих доходов в казну государства. Охочих до такого рода филантропии в нашем обществе днем с огнем придется искать. У самозанятых есть свои причины, накладывающие особый отпечаток на отношение к заботе государства об их финансовом благополучии.

В Лисаковске мы познакомились с женщиной, которая в состоянии самозанятости пребывает уже 5 лет. Ей 47 лет, раньше стабильно работала офис-менеджером в частной фирме, но хотела продвигаться по службе. Для чего поступила учиться в высшее учебное заведение.

– Хотела работать в отделе сбыта, поэтому выбрала финансово-экономический факультет, – рассказывает женщина. – Кода получила диплом, мне в фирме сказали: работай на том месте, где работаешь. Пришлось уволиться. Пошла в Центр занятости, но там про специальность, которую я назвала, ничего не слышали. На учет вроде бы поставили, но нужно было пройти по нескольким организациям и взять справки, что они не берут меня на работу. На это нужно тратить время, к тому же от меня требовали, чтобы постоянно регистрировалась. Никаких пособий не получала и жить было не на что – пришлось устраиваться не по специальности.

Поработав в одной организации, бывший офис-менеджер узнала, что от нее ждут исполнения своих обязанностей без оглядки на законодательство. Уволилась. В другом месте директор захотел, чтобы она совмещала свою службу с его «неформальными» прихотями. Тоже ушла. Пыталась устроиться сторожем в магазин, после того как это место освободила ее знакомая. Позвонила туда буквально на следующий день, но уже приняли другого человека. Пробовала организовать свой бизнес – торговать рассадой для дачников, а потом продукцией с их грядок. Доход оказался мизерным. Помыкавшись, женщина решила предлагать свои услуги по ремонту квартир, совмещая это с частным извозом. Ни о какой официальной регистрации такой деятельности мысли у нее не возникало.

– Все это так нестабильно, – говорит моя собеседница. – Сегодня ты можешь заработать, а потом – неделями жить без доходов. В Лисаковске до 15-го числа, пока зарплата еще не истрачена у людей, еще какое-то оживление есть. Потом наступает тишина – у людей нет денег. Даже кафе работают только три дня в неделю. Ничего нельзя заранее планировать. И как я в таких условиях могу платить налоги?

Взносы в накопительный пенсионный фонд она последний раз вносила три года назад. Сколько там сейчас на счету и как будет жить, выйдя на пенсию, – не знает. До пенсии, дескать, еще дожить надо. Сейчас она еле сводит концы с концами. Благо квартира есть. Так ее еще содержать надо. На все коммунальные расходы уходит около 20 000 тенге. И дочь учится в Челябинске. Она, правда, видя положение матери, уже сама подрабатывает, но совсем без помощи пока не обойтись.

Да и со здоровьем уже проблемы. К врачам обращается все чаще. Вот только специалистов в Лисаковске не хватает, поэтому надежды на бесплатную медицинскую помощь нет. Приходиться брать направление и ехать в Костанай, в областную поликлинику. А чаще – в частные клиники. Так что об отчислениях в Фонд обязательного медицинского страхования, которые ей придется делать в ближайшее время, она даже думать не хочет.

– Людям сейчас деньги нужны, а не потом, когда уже ничего не хочется, – подвела итог женщина.

За статистикой видеть человека

Официально в Казахстане к началу 2018 года числилось 2,7 млн самостоятельно занятых работников. За этой цифрой стоят конкретные человеческие судьбы. У каждого – своя история. У кого-то дела сложились лучше, чем у женщины из Лисаковска, у кого-то, возможно, еще хуже. Все они объединены одним обстоятельством – в этот исторический водоворот они попали в результате реформ, организованных государством, и это же государство бросило их там по принципу спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Законодательно их вывели за черту безработных, но в то же время, видя, что они выживают только за счет своего собственного дела, не включили в категорию бизнеса, о поддержке которого государственные мужи пекутся все годы рыночных преобразований.

Об их судьбе всерьез озаботились, лишь когда обнаружилось, что они реально могут выпасть из системы страховой медицины, переход к которой планировали начать с 2018 года. Если самозанятые не будут вносить даже минимальный взнос в Фонд обязательного социального медицинского страхования (ФОСМС), для них пакет гарантированного бесплатного медицинского обслуживания будет минимальный. Он включает экстренную медицинскую помощь, транспортировку, лечение от инфекционных и социально значимых болезней, профилактические прививки. То есть эта категория граждан, и без того живущая небогато, вынуждена будет обращаться в платные клиники.

Такой сценарий грозил обернуться социальным взрывом. Поэтому глава государства отложил переход к страховой медицине и поручил правительству устранить эту проблему. Тут-то и оказалось, что все не так просто. Нужно было не оперировать голыми цифрами, а выявлять каждого человека персонально. Потому что еще до того, как дело дойдет до перечисления взносов, нужно определить социальный статус участника страховой медицины. Исходя из него, определяется, какой взнос от него должен поступать в ФОСМС.

– Все государственные службы за последнее время проделали большую работу по выявлению самозанятых, – утверждает руководитель управления координации занятости и социальных программ акимата Костанайской области Гульнар Абенова. – Была проведена сверка по всей информационной базе, которая уже сформирована. Но эти сведения не дают полной картины. Эта категория граждан очень мобильная: кто-то нашел постоянную работу, кто-то выехал за границу. Органы государственной статистики, например, для выявления самостоятельно занятых работников используют подворный опрос. Сведения о них могут быть недостоверными. Сейчас готовится другая методика, которая позволит получить более точную информацию.

Есть в этой сфере еще одна неопределенность. Эксперты считают, что даже само понятие «самозанятые» до сих пор носит расплывчатый характер. Законодательство определяет, что в Казахстане к этой категории относятся люди, которые осуществляют какой-либо вид экономической деятельности, не нанимая на постоянной основе работников. К ним относят и работников семейных предприятий, которые вознаграждение получают на основе внутрисемейного распределения прибыли. Их разделяют на две группы: продуктивно и непродуктивно занятые. В качестве критерия разделения используется соотношение среднемесячного дохода, получаемого от производства работ, товаров и услуг, с размером прожиточного минимума для данного региона.

Как ни манипулируй понятиями «продуктивно – непродуктивно», суть этого рода деятельности, больше похожей на бизнес, не меняется. Отличие только в том, что этот бизнес без наемных работников. Некоторые эксперты называют его «микробизнес». В свое время этот предпринимательский сегмент освободили от налогообложения (следовательно, и от официальной регистрации) по причине маленьких доходов.

Регистрацией проблему не решить

По официальной статистике, многие самозанятые живут в селах. Часть из них едет на заработки в город, другие выкручиваются ведением подсобного хозяйства. Первых можно увидеть на рынках, на стройке и ремонте дорог. Долго на одном месте они не задерживаются, поэтому с их регистрацией будут большие проблемы. У вторых – ситуация стабильнее, но и там не понимают, для чего их нужно называть «самозанятыми».

Готовя эту статью, мы с фотокором «НГ» побывали в семье, живущей в селе Кунай. В доме Аскера Айтбаева живет 9 человек. Ему уже 77 лет. В семье два пенсионера и двое – официально работающие в школе: сын – сторож, сноха – техничка. Пенсия и зарплата у них на уровне минимальных. Держат лошадей и коров, от которых на продажу возят в Костанай только молоко. Тем и выкручиваются.

По словам хозяйки Ляпизы Айтбаевой, на содержание скотины в год приходится тратить около 1 млн тенге, да плюс еще уголь и дрова для отопления дома. По их расчетам, чуть ли не все пенсии и зарплаты уходят на эти расходы. Доходы от продажи молока да продукция со своего подворья идут на питание. Есть старенькая иномарка, на которой возили молоко на продажу, но она сломалась, когда ее можно будет отремонтировать – большой вопрос. К врачам пока обращаются редко.

По законодательству эти люди вроде несамозанятые. Официальные доходы их в какой-то мере выручают. Но при такой пенсии и зарплатах как бы они выжили, если бы не трудились на своем подворье? А что делать тем сельчанам, у кого нет постоянной работы и родителей- пенсионеров? Желающих держать свое хозяйство в Кунае почти не осталось. Выгоднее уходить на заработки в город.

Последние официальные сведения о количестве самозанятых на сайте Комитета по статистике опубликованы за 2016 год. В Костанайской области их было 169 076 человек. Это 33% от общего числа рабочей силы в регионе. В сельском хозяйстве к этой категории относят более 118 тыс. человек, в промышленности и строительстве – около 3,5 тыс., в сфере услуг – 47 000. Пусть эти цифры требуют уточнения, но они дают возможность увидеть масштабы предстоящей работы по выведению из «тени» самозанятых.

И еще одно препятствие, с чем столкнутся госорганы. Многие самозанятые и без государственной поддержки удовлетворены своим положением. Об этом говорят данные опроса, который в 2013 году в Алматы провели сотрудники Института мировой политики и экономики при Фонде первого президента РК. Они опросили 370 человек, представляющих разные категории самозанятых. Любопытно, что на вопрос, удовлетворены ли вы сегодня своей жизнью, 52,9% ответили «да». При этом тот факт, что они не делают социальные отчисления, 78,4% опрошенных не беспокоит. Около 80% считают, что регистрация их бизнеса не будет способствовать его развитию.

Понятно, что опрос проводился в мегаполисе, где условия другие, и было это 5 лет назад. Но, учитывая общие причины появления этой категории граждан во всех регионах Казахстана, их общую историю взаимоотношений с государством, настроения самозанятых в Костанайской области сегодня вряд ли отличаются от коллег из южной столицы.

В правительстве, похоже, это понимают и пытаются выработать меры, стимулирующие самозанятых выходить из «тени». Но есть опасение, что вся эта кампания обернется лишь привычным для чиновников администрированием.

«Наша газета», 08.03.2018

Четкий сигнал

Более $100 млрд вернули в бюджет члены королевской семьи и высокопоставленные чиновники Саудовской Аравии (СА), уличенные в коррупции. Эту новость информагентства сообщили, сославшись на недавнее интервью наследного принца СА Мухаммеда бен Салмана Аль Сауда корреспонденту CBS.

Надо же было такому случиться, но чуть ли не в этот же день в Казахстане закончился процесс по коррупционному делу экс-министра национальной экономики РК Куандыка Бишимбаева. Главному обвиняемому назначили наказание в виде лишения свободы сроком на 10 лет с конфискацией имущества, а семерых фигурантов, дававших взятки или выступавших посредниками, суд приговорил к выплате штрафа на общую сумму 2,1 млрд тенге.

Сопоставлять суммы, которыми отделываются от правосудия арабские миллионеры, с размерами штрафов, наложенных на казахстанских коррупционеров, не стану. Чтобы не обидеть аравийских принцев. Их обвиняли в подписании незаконных сделок по продаже оружия, в отмывании денег и заключении несуществующих сделок, где фигурируют заоблачные суммы. Иначе зачем подобными делами заниматься одному из королевских племянников, который входит в тридцатку самых богатых людей мира? Достаточно отметить, что вышеназванные $100 млрд – это почти двойной объем Нацфонда Казахстана. На этом фоне команда бывшего министра Бишимбаева, которая выстраивала сомнительные схемы по уводу бюджетных денег, выделенных на строительство стекольного завода, по уровню своих финансовых притязаний – детский сад.

В этих историях интересно другое – политический фон, на котором развивались события. Специалисты считают, что Саудовская Аравия находится в состоянии транзита власти. Как и Казахстан.

По оценке аналитиков, король Салман ибн Абдул-Азиз аль Сауда готовит себе замену в лице своего сына – наследного принца Мухаммеда бен Салмана, занимающего второй пост в государстве. Однако в многочисленной королевской семье есть и другие претенденты. В августе на Мухаммеда было совершено покушение, после которого в СМИ появились предположения, что это реакция на попытки наследника устранить других претендентов на престол.

Отсюда логичным выглядит создание королем 5 ноября Высшего совета по борьбе с коррупцией во главе с наследным принцем. В тот же день арестовали 11 членов королевской семьи, 4 министров и еще около 90 чиновников. Правительство предложило им заплатить более $100 млрд за ущерб, который они принесли государству.

– Идея заключалась не в том, чтобы получить деньги, а чтобы наказать коррумпированных, дать четкий сигнал о том, что те, кто будет заниматься коррупционными сделками, столкнется с законом, – заявил корреспонденту CBS Мухаммед бен Салман.

Возможно, за этими словами стоит желание оздоровить общество, но почему оно приходит при подготовке смены власти?

Как тут не вспомнить Казахстан? В 2015 году бывшего премьер- министра Серика Ахметова осудили на 10 лет за коррупцию, но после восстановления нанесенного государству ущерба в размере 2,2 млрд тенге срок заключения ему уменьшили, а затем и вовсе амнистировали. За последние годы осудили еще не одного министра и областного акима. Так к чему это сигнал? Чтобы они знали, кто в стране решает, кому власть передать?

«Наша газета», 22.03.2018

Движение «на ощупь» продолжается

Недавно Нацбанк РК распространил информацию об итогах очередного ежемесячного опроса по воспринимаемой (за прошлый период) и ожидаемой (на будущий период) инфляции. Оказалось, увеличилось число опрошенных, которые считают, что цены в феврале в сравнении с январем не выросли, а если выросли, то «умеренно». В то же время уменьшилась доля респондентов, считающих, что цены в феврале «значительно выросли». Такая же тенденция зафиксирована и по ожиданию роста цен в следующем месяце. Означает ли это, что процесс удорожания товаров и услуг замедлился не только в восприятии населения, но и в реальности? Или в опросах зафиксировано лишь временное притормаживание инфляции?