Главная героиня

– Я заслужила увольнение. Я не проверила свой источник. Это вроде как правило номер один. Я рассказала историю, которая не соответствовала действительности.

– Люди совершают ошибки! Это еще не конец пути, Рор. Поверь мне. – Я знаю, как она строга к себе, потому что сам такой же. Мы оба перфекционисты. Терпеть не можем кого-либо подводить. Полагаю, именно поэтому я так резко разорвал наши отношения. Оглядываясь назад, я понимаю, что, потерпев неудачу, не мог смотреть в лицо ни ей, ни самому себе. – Все когда-нибудь уладится само собой, – говорю я, и мне кажется, что я говорю это самому себе. – Это не конец.

– Может быть, как раз конец, – на ее лице появляется странное, спокойное выражение. – Может быть, я хочу, чтобы так оно и было.

– С твоей карьерой? Или с нами?

Она беспомощно смотрит на меня.

– Не знаю.

Я чувствую, как меня охватывает страх от подозрения, что моих извинений, моих обещаний – даже этого невероятно романтичного путешествия – будет недостаточно, чтобы исправить то, что я натворил.

– Рор, я был идиотом. Полным идиотом, который разрушил все, что у нас было.

– А что у нас было?

Я гляжу на нее, пытаясь понять, злится она или настроена саркастично, но она просто с любопытством склоняет голову набок.

– У нас была любовь. Огромная! Я тебя люблю, и всегда любил. И в нас был огонь! Мы оба полны страсти. Мы стремимся к успеху. Мы добиваемся того, чего хотим, и пытаемся изменить мир к лучшему. Благодаря тебе я пытаюсь стать лучше. И надеюсь, что ты – благодаря мне. У нас были планы. Я знаю, что облажался с ними, но я хочу… Как называется шоу, которое тебе нравится?

Дерьмо. У меня такое чувство, что я все испортил, забыв это название. Рори всегда нравились эти семейные сериалы на TV Land. Одну слащавую историю о семье, где замечательная, просто идеальная мать, Рори смотрела постоянно, но ее название вылетело у меня из головы. Дети, выросшие в розовых очках, супруги, которые небрежно целовались, когда муж приходил домой с работы. Меня всегда немного удивляло, что Рори хотелось чего-то настолько простого. Настолько банального. Она обожает все эти милые сериалы – «Напряги извилины», «Я мечтаю о Джинни», «Я люблю Люси», почти агрессивно милые.

– «Предоставьте это Биверу». – Видно, она обижена на то, что я забыл название, и в ее воображаемой оценочной графе появляется минус.

– Я хочу такую семью, – говорю я. – С тобой.

Она морщится.

– Мне не нужна идеальная семья. Это всего лишь шоу. Просто игра! Ты неправильно понял, почему оно мне нравится. Из-за своей простоты. Потому что заставляет меня думать о чистых, незамысловатых временах. В мире вокруг нас происходит столько плохого. Мы все это знаем.

Я хмурюсь. Я действительно это знаю.

– Я хотела от тебя детей, – проговорила она. – Хотела, чтобы мы с тобой создали семью.

– А теперь? – Я чувствую, что затаил дыхание.

– Не знаю. – Она улыбается мне, но я вижу, что это дается ей с трудом. – Думаю, больше всего я скучаю по моментам тишины. Понимаешь? Как в меме: «давай посидим в наших телефонах, но рядом». Иногда, посреди всего этого безумия, мы могли просто сидеть рядом в тишине. Думаю, мне в жизни нужно больше таких моментов. И знаешь… ты сказал, что мы оба хотим стать лучше. Ну, быть может, я этого не хочу, не хочу добиваться успеха. Возможно, я хочу вести спокойную жизнь, уехать куда-нибудь в деревню, любоваться листьями на ветру, завести пару детей и жить не такой сложной жизнью, как сейчас.

Я смеюсь – опять эта история с листьями на ветру, – но она остается серьезной, и я прячу улыбку.

– Ладно, понял, ты серьезно. – Я пытаюсь осмыслить это, уложить в голове, что Рори, которая любит – обожает! – быть в эфире, чувствовать адреналин, суету и постоянно что-то менять, внезапно хочет уехать в никуда и остаться наедине с деревьями. – Я могу работать в тишине. Я могу работать в сельской местности. Я могу работать с деревьями, – я стараюсь выглядеть убедительным.

Рори одаривает меня веселой улыбкой.

– Конечно. Конечно, вы можете, мистер Переговорщик-с-сирийскими-торговцами-оружием. Послушай, я ценю, что ты сюда приехал, извинился за то, что случилось между нами, рассказал, что с тобой происходило, но у меня немного голова идет кругом. Дело не только в тебе. Ты читал книгу?

– Книгу? – Мои плечи напрягаются. Я собирался прочитать ее вчера вечером, но после первой страницы задремал. Смена часовых поясов, а еще недели бессонных ночей, тоска по Рори, размышления о том, смогу ли я когда-нибудь исправить случившееся… Сегодня утром я проспал до будильника, у меня едва хватило времени собраться, не говоря о том, чтобы прочитать книгу.

Мне нужно ее прочитать.

– Книгу твоего автора? – спрашиваю я, все еще пытаясь выиграть время. Она ее читала? Черт. Неужели она знает?

Нет, не может быть, успокаиваю я себя. Если бы она знала, то сразу прямо сказала бы об этом.

– Да. – Рори смотрит на меня с любопытством. Не обвиняюще. Слава богу. – Книгу Джиневры.

– Еще нет, – я стараюсь говорить беззаботно. – Прошлой ночью я вырубился, как только вернулся в свое купе.

– О-о.

– Что? Она написала что-то… плохое? – Честно говоря, я считаю, что это безумие со стороны Рори согласиться стать главной героиней. Я к тому, что у книг Джиневры огромная аудитория. Даже знакомые мне юристы, даже дипломаты, которые почти никогда не читают ничего, кроме сухих биографий, читали ее. Я сам не увлекаюсь художественной литературой, но книги Джиневры я видел в каждом аэропорту, она была на всех световых табло.

После того, как я согласился на интервью, я потерял сон.

Могла ли Джиневра догадаться… написать что-нибудь о…?

Нет. Я ничего не говорил, так откуда ей знать? Но она ведь беседовала с каждым из нас. Нет и нет, это невозможно. И все же я должен прочесть эту книгу как можно быстрее. Может быть, мне удастся быстренько пролистать ее перед нашим походом.

– Не знаю, плохое или просто странное. Что-то показалось мне… ну, не знаю, необычным, что ли. Но, если ты не читал, не обращай внимания.

Пронесло. Черт. Я чувствую, как жар разливается по моей шее.

– Сегодня возьму с собой на пляж.

Она кивает.

– Я не настаиваю.

– Это книга о тебе, Рор. Конечно, я хочу это прочитать.

– Хорошо. Послушай, Нейт, мне нужно, чтобы ты дал мне время. Мне нужно подумать. Я не ожидала, что ты появишься здесь и скажешь все это. Ты был… мы были… в общем, у нас все было прекрасно, понимаешь? А потом ты ушел от меня, и мне пришлось смириться с этим.

– И ты это сделала? Ты примирилась? – Мой голос упал до шепота.

– Не знаю. Мне нужно время.

– Ладно. Конечно. – Я чувствую себя больным. Злюсь на себя за то, что так сильно все испортил.

Рори кивает, скрещивает ноги – и мне начинает казаться, будто ее можно обнять. Боже, мне так хочется обнять ее! Но я знаю, что не вправе.

– Нейт…

Я чувствую прилив надежды.

– Да?

– Не мог бы ты… мне необходима еще пара минут, прежде чем мы уйдем. – Она указывает на дверь.

– Я… о-о. Да, конечно. Конечно, – я неуклюже встаю. – Я просто…

– Скоро увидимся на прогулке. У нас впереди целый день и вся поездка. Наберись терпения, хорошо?

– Хорошо, – соглашаюсь я, потому что мне больше ничего не остается. – Мне правда жаль.

– Знаю, – она печально кивает.

Дверь приоткрывается, Рори вроде не прогоняет меня из своего купе, но я все равно чувствую невидимую волну энергии, заставляющую меня отступать еще и еще, пока я не переступаю порог, затаив дыхание, надеясь, что она скажет: «Подожди! Не уходи!» Но ее губы не произносят ни слова. Вместо этого они складываются в решительную, хотя и мягкую улыбку – улыбку церемониймейстера, – добрую улыбку, которая, несомненно, удерживает любого от желания подойти слишком близко. Я видел, как она одаривала ею коллег, знакомых, парня из нашей любимой кофейни, который мог быть излишне разговорчивым и общительным.

И в последний раз улыбнувшись, Рори закрывает дверь у меня перед носом.

Глава девятая. Рори

Водитель везет нас от железнодорожного вокзала Специи до Портовенере, затем мы садимся в катер и отправляемся в потрясающий Риомаджоре, самую южную из пяти рыбацких деревушек, входящих в состав Чинкве-Терре. Перед отъездом мы получили от Габриэля солнцезащитный крем и воду в бутылках. Его густые темные волосы были особенно красиво уложены. Он уточнил, не хотим ли мы, чтобы он сопровождал нас, и я, поблагодарив, отказалась. Так много напряжения сложно выдержать, воссоединение нашей четверки уже ощущается как пик торнадо, грозящий уничтожить все через пару секунд.

Как бы то ни было, Нейт с энтузиазмом вызвался провести нас по пяти городам вместо Габриэля.

– Фабрицио Сальваторе[24] будет вашим гидом по Sentiero Azzurro! – объявляет он, пародируя итальянский акцент, надевая свою новенькую соломенную шляпу, за которую заплатил слишком много евро первому встречному торговцу. Фабрицио Сальваторе в прекрасной форме, воодушевлен и напевает «Volare», пока катер набирает скорость и морская вода брызжет нам в лицо. Нейт всегда примеряет на себя новый образ, когда мы путешествуем вместе. Нынешний совершенно придурковатый, совсем не политкорректный, и противоречит его обычной уравновешенности. Но я благодарна ему за то, что он в хорошем настроении после своих откровений за завтраком.

Мы высаживаемся на берег в самой, на мой взгляд, очаровательной деревне, которая когда-либо существовала: галечный пляж, окаймленный гаванью с разноцветными лодками, покачивающимися в спокойном море, а выше – на крутом утесе домики пастельных тонов, словно тянущиеся к небу. Мы выстраиваемся в очередь чтобы сойти на берег, и, пока стои́м, Нейт слегка гладит меня по плечам. Возможно, из-за того, что мы не смотрим друг другу в глаза, я позволяю себе погрузиться в это прикосновение с неожиданным удовольствием. Больше всего мне понравилось в жизни с Нейтом то, как мы, сидя на диване, смотрели «Умерь свой энтузиазм»[25] и он массировал мои ноги. «Вот оно, – думала я, удивляясь самой себе. – Вот такой жизни я хочу». Однако следующим вечером мы снова крутились как белки в колесе, я на приеме, а он собирал чемоданы. Тишина и умиротворение словно испарялись.

Когда Нейт разорвал нашу помолвку, Макс, как чуткий старший брат, прислал мне дорогое приспособление для массажа шиацу. «Нейтозаменитель», – подарок, который был очень кстати. В записке говорилось: «Я всегда буду рядом с тобой, когда захочешь поговорить. Но уволь меня от массажа стоп».

Пока Нейт продолжает напевать свою ужасную интерпретацию итальянской классики, мы вчетвером сходим на берег и принимаемся бродить по узким средневековым улочкам, поднимаемся по крутому каменистому холму. Балконы из кованого железа цепляются за бледно-желтые многоквартирные дома, белье жителей деревни развешано на решетках.

Макс покупает мороженое, а еще нет и десяти.

– Куда мы катимся? – изумляется Нейт с нарочитым акцентом Фабрицио, переводя взгляд с шарика страчателлы[26] на длинные худые конечности Макса. Я с трудом сдерживаю смех, глядя на своего брата, похожего на Гамби[27], в здоровенных походных ботинках и теквир[28]-шортах, застегнутых на тысячу молний, точно он собрался в поход на Гималаи. Хотя, скорее всего, этими покупками занимался его ассистент.

– Сахар укрепляет мозг. – Макс слизывает струйку, не давая ей стечь на руку.

– Этот великолепный мозг, – говорит Каро, и я с удивлением замечаю что-то язвительное в ее тоне.

Мы заходим в магазины, торгующие оливковым маслом и соусом песто, любуемся глянцевыми продуктами в деревянных ящиках перед маленькими семейными магазинчиками, гуляем по холмистому городку, который, несмотря на сильное влияние туризма, по-прежнему напоминает рыбацкую деревню. Время от времени мы встречаем наших попутчиков с поезда, с некоторыми из них мы вместе плыли на катере. Итальянскую семью, как с картинки, облаченную в шикарное туристическое снаряжение; мужчину в берете с помпоном, красное лицо которого вечно искажено гримасой; разговорчивую пару из Калифорнии, отмечающую в этой поездке свою сороковую годовщину. Они сидели в катере рядом с нами и рассказывали о своем замечательном психотерапевте Айре, которая спасла их брак и которой они посвящают это путешествие. «За Айру», – провозгласили они в унисон, совершенно серьезно, их походные палки со свистом рассекли воздух.

– За Айру! – шепчет Нейт мне на ухо, когда они проходят мимо, и я не могу подавить смешок.

Мы поднимаемся в город, и с каждым шагом мне все тяжелее дышать, я обливаюсь потом, проклиная кеды Superga, которые надела вместо чего-то более спортивного, как предлагал Нейт. Тем временем мимо проходят пожилые дамы, легко опираясь на трости, неся сумки с покупками на сгибе локтя. Я удивляюсь тому, что они каждый божий день проходят этим маршрутом.

Габриэль предложил два варианта: неспешно гуляем по пяти городам, останавливаемся, чтобы отведать лимончелло и пообедать, когда проголодаемся, затем садимся на поезд между двумя пунктами чтобы сократить время в пути или же, отказавшись от поезда, проходим пешком целых восемь миль и в придачу делаем крюк по горной местности. Нейт был за то, чтобы отправиться в трудный поход, что неудивительно. Макс колебался, подозреваю, не только из-за своего спортивного костюма, но и потому, что ему всегда нравилось производить впечатление на Нейта. Для Макса Нейт олицетворение крутости, словно какой-нибудь Джеймс Бонд.

Тем не менее, в конце концов, наши с Каро голоса в пользу неспешной прогулки оказались решающими. В результате, пройдя по главной улице, мы возвращаемся к полуострову, огибающему бухту, где в спокойных водах покачиваются рыбацкие лодки. Прямо над нами в скалах примостились выветренные и побитые штормами разноцветные дома, поднимающиеся к лазурному небу.

– Это невероятное место. – Каро наносит блеск на губы, затем кидает его в сумку от Gucci, перекинутую через плечо. Неудивительно, что она тоже предпочла симпатичный вариант походного снаряжения удобному.

– Невероятное. – Я надеваю круглые солнцезащитные очки Ray-Ban, которые, по словам Макса, выглядят так, будто я стащила их у Джона Леннона. Это не выглядело милой шуткой, он явно был зол, и вполне справедливо – я до сих пор не сказала ему, чем недовольна.

Все в Италии носят солнцезащитные очки. Впервые я обратила на это внимание в Риме, когда обнаружила, что итальянцы очень щепетильны в отношении одежды. Мужчины переносят жару в костюмах и брюках, избегая коротких рукавов и надевая «правильные» носки. Не дай бог итальянскому мужчине обнажить лодыжки! Женщины тоже не отстают – никаких признаков спортивного стиля, за исключением туристов, местные жительницы ходят в облегающих блузках и юбках. Есть даже выражение: fare una bella figura – что означает производить положительное впечатление. Я узнала об этом от Джиневры. Хотя при первом взгляде на нее не подумаешь, что она очень заботится о своей внешности, учитывая ее пурпурные волосы и бесформенные черные платья. Она с военной четкостью наносит подводку для глаз, у нее есть целая гардеробная, посвященная обширной коллекции косметики, в которой представлены все последние новинки. Джиневра невероятно довольна собой, даже если макияж, который она наносит, выглядит нелепо – тяжелый тональный крем, старящая пудра, тонкие накладные ресницы, утяжеляющие взгляд.

Солнцезащитные очки сползают с моего носа. Я поправляю их, радуясь, что они дают моим глазам передышку. Не только от солнца, но и от необходимости сохранять бесстрастное выражение лица. Учитывая, что в этой поездке все пытаются преподнести мне сюрприз, прямо сейчас мне очень нужно это прикрытие.

Успешно водрузив очки на место, я перевожу взгляд на Нейта. Боже, он действительно хочет, чтобы я вернулась?

До сих пор шокирующе видеть здесь человека, который раньше был для меня синонимом дома. Лос-Анджелес никогда не был для меня родным, хотя это было самое подходящее место, чтобы стать ведущей новостей. Я всегда находила этот город слишком стерильным, слишком поверхностным.

Помню, после того как Нейт поставил точку в наших отношениях, я много ночей тупо смотрела в потолок, представляя себе сценарий мечты – не поездку на поезде, а возвращение Нейта. Однако за последние пару месяцев что-то во мне изменилось, рана начала затягиваться. В начале наших отношений мы часами разговаривали на любую тему. Я чувствовала, что впустила Нейта в свою душу, а он раскрыл передо мной свою. Но, возможно, с годами мы оба установили свои маленькие оранжевые дорожные конусы: «Не проезжай этой дорогой, объезд». Раздражение росло и накапливалось. Я говорила: «Ты постоянно на телефоне, когда мы вместе». «Я скучаю по тому времени, когда мы просто вместе молчали. Когда ты не обращал внимания ни на что, кроме меня». Но были ли эти ожидания реалистичными по прошествии десяти лет? В конце концов, мы оба погрузились в свои проблемы и старательно скрывали наши травмы, нашу боль.

Разница в том, что я хотела остаться. А Нейт решил уйти.

Интересно, однако, что он рассказал о начатой им терапии, где анализирует свое детство. Родители Нейта любят друг друга, и любят его, но, тем не менее, детство надломило его в мелочах, которые, в конце концов, превратились в серьезную проблему. Я всегда думала, что два любящих родителя – это все, что нужно, но, возможно, я ошибалась. Неужели, будь у меня мать, я стала бы другим человеком? Или это подтолкнуло бы меня к другим, в некотором смысле лучшим решениям? Или же даже размышления об этом являются своего рода опорой, попыткой оправдать себя? В конце концов, всегда есть кто-то, у кого дела обстоят лучше. И, как правило, есть много тех, у кого они еще хуже. Я знаю это по опыту многолетних репортажей о величайших трагедиях на земле. Я думаю, что все мы, люди, – всего лишь разновидности Шалтая-Болтая, вечно пытающегося собрать себя воедино.

Теперь Нейт с американским акцентом объявляет, что поведет нас в Манаролу, ближайший город, примерно в миле отсюда. Затем снова включает Фабрицио Сальваторе и начинает напевать «Volare».

– Nel blu, – поет он, ужасно фальшивя. – Dipinto di blu.

Каким-то образом, играя Фабрицио Сальваторе, он все еще остается сексуальным. Возможно, благодаря тому, что он может посмеяться над собой.

– Dipinto di blu-u-u.

Вчера вечером пианист в вагоне-ресторане сыграл «Volare», и мелодия привязалась к Нейту. Нет ни малейшего шанса, что песня оставит его или нас на время поездки.

– Ты знаешь, что в этой песне поется о человеке, который мечтал раскрасить себя в голубой цвет и летать? – спрашиваю я, не упоминая, что об этом рассказал мне Габриэль.

– Nel blue, dipinto di blue, – поет Нейт громче, улыбаясь. Он, как всегда, красив и обаятелен, но что-то меня беспокоит, словно Нейт перебарщивает в своих попытках расположить меня к себе. Раньше его поведение казалось мне безумно милым, но теперь оно начинает меня слегка раздражать. – Ты знаешь одну строчку и просто достал ею, – наконец произношу я.

– Come sei dolce! – продолжает он. – Это значит «Ты сладкая».

Похоже он знает текст. Приехав в страну пару часов назад, он уже разбирается в итальянском.

Он улыбается, быстро обнимает меня, и впервые с тех пор, как мы расстались, вместо того чтобы застыть, мое тело смягчается, принимая эти объятия. Я смотрю на его руку, которая рассеянно гладит мою, на светлые волоски, покрывающие его предплечье. Это Нейт, а не Фабрицио. И я действительно скучаю по нему. Я скучаю по нам. Я чувствую, как растворяюсь в нем, расслабляюсь, в голове туман.

Не может быть, чтобы было так просто все начать сначала… или это возможно?

Мы поворачиваем, спускаясь с крутого холма, и останавливаемся чтобы попить воды. Я оцениваю расстояние, которое мы преодолели, затем отпускаю руку Нейта и направляюсь к деревянному ограждению на утесе. Чуть наклоняюсь вперед, загипнотизированная волнами, разбивающимися о впечатляющие скалы, выступающие из моря. В течение, как мне кажется, многих минут мысли роятся в моем мозгу, но я, похоже, не могу зацепить ни одну из них. Внезапно я слышу свое имя. Его выкрикивают резко и очень взволнованно.

– Рори!

Я вижу краем глаза, что это Макс. Затем внезапно меня толкают в бок, прямо в тот момент, когда на меня летит каменная глыба.

Глава десятая. Рори

– Рор! Рор!

Мои колени погружаются в гравий, когда валун, царапнув руку, падает с обрыва. Я врезаюсь плечом в ограждение. Пыль летит мне в лицо, и я зажмуриваюсь, но не раньше, чем частицы песка попадают в глаза. Я ощупываю плечо, пробую пошевелить им, с облегчением убеждаясь, что могу это сделать. Затем протираю глаза, открываю их и поднимаю взгляд.

Три обеспокоенных лица выделяются на фоне чистого голубого неба.

– Что… что случилось? – Мой голос дрожит, пульс все еще учащен.

– Я не знаю, – говорит Макс, продолжая прикрывать меня своим телом, словно щитом. – Этот огромный камень просто появился из ниоткуда!

– Он чуть не влетел в тебя, – задыхаясь, произносит Каро. – Если бы Макс не… Я имею в виду… что это было, черт возьми?!

Теперь я слышу невнятный говор, и в поле моего зрения показываются другие люди с напряженными от беспокойства лицами. Та самая гламурная итальянская семья, мимо которой мы проходили по пути сюда; молодой парень-хипстер с классной серебряной серьгой в ухе, который тоже ехал на поезде, а потом отправился с нами в город на катере; его девушка с короткими розовыми волосами вроде бы говорит по-русски, о чем свидетельствуют несколько смутно знакомых слов.

– Рор, – это Нейт, он рядом стоит на коленях. – Рор, ты в порядке?

– Да, – поспешно отвечаю я и позволяю ему подхватить меня. Я отряхиваю свои брюки, которые теперь порваны на колене. – Да. Я в порядке. Спасибо.

Я поворачиваюсь и изучаю место, с которого, должно быть, сорвался валун, – густые заросли кустарника. Часть тропинки над головой защищена бетоном, а этот участок – нет. И все же как, черт возьми, такая огромная штука могла упасть?

Все окружают меня, протягивая бутылки с водой и даже зубчик чеснока от русской дамы. Отец с детства говорил мне, что люди из этой части света свято верят в целебные свойства чеснока. Папа тоже ел сырой зубчик чеснока, и к нашей с Максом детской досаде, это случалось прямо перед приездом наших друзей.

– Нет, спасибо, spasiba. – Я надеюсь, это означает именно «спасибо», а не «до свидания». Должно быть, я произнесла правильно, потому что она улыбается и обрушивает на меня поток русского.

– Нет, нет, я не говорю по-русски. И ты можешь забрать… вот это. – Я протягиваю ей чеснок, но она отдергивает руки, как будто это горячая картошка.

Она снова что-то настойчиво говорит, и ее парень переводит:

– Это русский пенициллин. Чтобы залечить рану.

– Я знаю. Но спасибо, это не требуется. Я в порядке. Пожалуйста. – Я настойчиво вкладываю ему в руку зубчик чеснока. Запах, теперь идущий от моих пальцев, спазмирует мне желудок. Я отодвигаюсь назад, адреналин от того, что только что произошло, все еще бурлит во мне.

– Coraggio![29] – восклицает папа-итальянец, выглядывая из круга моих фанатов, его голос громок, как сабвуфер.

– Я в порядке, правда! – «Может, все уберутся нахрен?» Но мой рот, застывший в кривой улыбке, отказывается это произносить. А потом все теснятся еще ближе ко мне, уступая дорогу стайке немецких туристов с массивными рюкзаками и походными палками, которые едва не протыкают мне локоть.

После того, как немцы удаляются, наши друзья по поезду медленно расходятся, оставляя нас вчетвером.

– Я в порядке, – повторяю я как им, так и себе. Облизываю указательный палец и вожу им по ссадине на колене, которая видна сквозь дыру.

– Может, отвезти тебя к врачу? – Каро хмурится.

– Нет. Я в норме.

– Ну, мы должны хотя бы перевязать это, – говорит Нейт. – Нам нужно зайти в аптеку.

– В какую? Может быть, в ту, что за углом? – Теперь я раздражена. – Ссадина меня не убьет. Камень – да, он мог, – я слышу, как говорю это странно шутливым тоном. Я делаю неуверенный шаг вперед. – Давайте просто продолжим прогулку.

– Ты уверена? – спрашивает Макс, с братской заботой в глазах.

– Да. Спасибо, Макси. Ты спас меня. – Я стискиваю его предплечье.

Макс пожимает плечами.

– Оказался в нужное время и в нужном месте.

– Нет, ты на самом деле спас меня.

– В любое время, МС. – Он выглядит удивленным.

– Это был камнепад? – задумывается Нейт, оглядываясь на возвышенность. – Мне кажется, я читал, что здесь такое случается.

– Я бы предположил, что он бывает в сезон дождей, – возражает Макс. – Только не летом.

– Но эта часть пути самая опасная, – говорит Каро. – Об этом сказано в путеводителе. Смотри. – Она указывает пальцем на знак с красным треугольником, внутри которого фигурка падающего человека.