
Полная версия
Частицы случайности
– Зарегистрировался уже?
– Нет еще. – Борис посмотрел на очередь к стойкам. – Думал, может, багаж сдать…
– Зачем?
– Ну… – Борис пожал плечами. – Сумка тяжелая.
Он взглянул на сумку Бориса – обычный рюкзак, явно не больше десяти кило.
– Боря, в этом мире есть два типа людей: те, кто носят свой багаж сами, и те, кто его сдают. Я предпочитаю носить. Меньше сюрпризов.
– Да? – Борис замолчал, потом вдруг улыбнулся. – А ты всегда такой… прямолинейный?
– Только по выходным. – он почти улыбнулся в ответ. – В будни я тактичный и деликатный. Но сегодня воскресенье, сорок минут до посадки и очередь к стойке регистрации…
К стойкам регистрации действительно вела очередь, аккуратно разделенная металлическими столбиками и лентами. Люди стояли в ней терпеливо, как будто ждали не самолета, а чего-то более важного. Может, разрешения на собственную жизнь.
– Если мы опоздаем, то дома можешь не объяснять жене, почему остался без работы. Она и так все поймет, – в его голосе не было злости. Была усталость человека, который слишком долго объяснял очевидное.
Борис, переступая с ноги на ногу теребил хлястик сумки. В этот момент он был похож на провинциального мальчишку, который впервые попал в большой город и не знал, у кого можно спросить дорогу.
– Я просто подумал… Что удобнее в багаже…
– Знаешь, что удобнее? Когда твоя сумка прилетает тем же рейсом, что и ты. Авиакомпании иногда забывают об этом правиле. Им кажется, романтично – отправить твои вещи в кругосветное путешествие отдельно от тебя.
Борис кивнул. Кивок вышел неуверенным.
Они пошли к стойке регистрации. Борис шел чуть позади что-то тихо бормоча себе под нос. Как будто репетировал разговор с регистратором, . Некоторые люди готовятся к самым простым диалогам, словно к экзамену.
– Боря, ты первый раз летишь в командировку?
– Нет, конечно. – Борис поднял голову. – Просто… Малому всего два месяца. Я еще ни разу так надолго не уезжал.
Вот оно. Он понял, почему Борис ведет себя как человек перед операцией. Не страх, не тревога из-за работы. Обычная родительская паника. Страх, что пока тебя нет, может случиться что-то важное. Первое слово, первый шаг, первая улыбка. Все то, что нельзя пересмотреть и переслушать.
– Понятно, – сказал он. – А жена как?
– Говорит, справится. – Борис достал телефон, посмотрел на экран. – Но я вижу, что волнуется. Только не показывает.
– Умная женщина.
– Да. – Борис убрал телефон. – Умнее меня точно.
Он хотел сказать что-то ободряющее, но в голову лезли только банальности про то, что все будет хорошо. А он не любил говорить то, в чем не был уверен. Вместо этого он спросил:
– Давно вместе?
– Три года, – Борис запнулся, – мы поженились, когда узнали про ребенка.
– По залету?
– Не совсем так. – Борис покраснел. – То есть планировали, но… Мы и так собирались делать свадьбу. Просто все ускорилось.
Он кивнул, вспоминая то время, когда тоже строил планы на будущее. Когда казалось, что жизнь – это последовательность логичных шагов: встретились, съехались, поженились, завели детей. Потом оказалось, что жизнь не читала учебники по правильному планированию.
Подошла их очередь.
Он достал свой посадочный талон. Место 12А – у окна, как всегда. Он любил смотреть вниз во время полета, на этот мир, который становился понятным только с высоты тридцати тысяч футов. Внизу люди становились точками, а их проблемы – переставали существовать.
– Тебе нужно зарегистрироваться, – сказал он Борису, показывая посадочный. – Я уже.
– А, да… – Борис неловко переступил с ноги на ногу. – Я забыл, что можно заранее.
– Можно много чего заранее, – пробормотал он. – Планировать, думать, сбегать. Но мы почему-то всегда все оставляем на последний момент.
– Следующий! – позвала девушка за стойкой.
Борис шагнул вперед, достал из кармана паспорт и распечатку брони. Девушка была совсем юной, с улыбкой, которая включалась автоматически при виде следующего пассажира.
– Добрый день. Паспорт, пожалуйста.
Он смотрел на людей в очереди, пока Борис возился с документами, Мужчина в костюме нервно стучал пальцами по экрану планшета. Пожилая женщина перекладывала какие-то бумаги из одной папки в другую. Девушка с огромным рюкзаком фотографировала все подряд – табло, стойки, даже очередь.
Все они куда-то летели. У каждого была своя причина, свой страх, своя надежда на то, что в другом городе жизнь будет лучше, проще, понятнее. Он уже не помнил, когда перестал верить в то, что география решает проблемы. Наверное, после пятой или шестой командировки, когда понял, что везде одни и те же лица, одни и те же разговоры, одна и та же пустота.
– Ваш посадочный талон, – сказала девушка, протягивая документы, – Счастливого полета.
– Спасибо, – пробормотал Борис и отошел от стойки.
– Ну что, теперь ты официально пассажир, – сказал он. – Чувствуешь разницу?
– Честно? Нет. – Борис посмотрел на посадочный талон. – А должен?
– Ладно, проехали! – он пожал плечами, – начинается самое интересное! Досмотр!
– А ты не боишься? – Борис вдруг остановился.
– Чего? Досмотра?
– Нет. Ну… всего этого. Командировки, работа, того, что может не получиться.
Он задумался. Посмотрел на Бориса – действительно посмотрел, не мимо, как обычно. В его глазах была та самая человеческая беззащитность, которую он давно научился не замечать. Она требовала ответа. Честного ответа.
– Знаешь, – сказал он медленно, разглядывая очередь впереди, – бояться – это роскошь. Как икра или путешествия бизнес-классом. Когда есть время и деньги на переживания, можно себе позволить. А когда каждый день – выживание, страх становится неэффективным.
Борис помолчал, переваривая сказанное.
– Ты же знаешь, – начал Борис, – я же не хотел лететь… У меня выбора не оставалось… Босс сказал, что поздно что-то менять.
– Знаю, – его голос прозвучал как-то отстраненно.
Они подошли к зоне досмотра. Очередь двигалась медленно, как похоронная процессия. Мужчины покорно снимали ремни, доставали телефоны, выкладывали из карманов мелочь. Современный ритуал очищения перед полетом. Аэропорт – единственное место на земле, где взрослые люди добровольно соглашаются на унижение и называют это безопасностью. Место, где все равны перед лицом подозрения.
– Я всегда нервничаю в таких местах, – признался Борис, глядя на сотрудников службы безопасности. – Начинаю думать, что забыл что-то запрещенное в карманах.
– Знаешь, в чем парадокс? – он одним движением снял ремень, аккуратно свернул его. – Честные люди боятся досмотра больше, чем преступники. Преступники знают, что несут. А мы боимся того, что можем что-то нести, сами не зная об этом.
Впереди них стояла пожилая женщина с огромной сумкой, из которой она извлекала бесконечное количество мелочей. Каждый предмет она рассматривала, как будто видела впервые. Тюбик крема, связка ключей, пачка салфеток, еще один тюбик крема… Бутылка воды.
Он наблюдал за этим спектаклем с отстраненным интересом.
– Это же целая жизнь, – пробормотал Борис.
– Нет, – поправил он, – это страх перед жизнью. Когда боишься что-то забыть, берешь все. Когда боишься что-то потерять, держишь крепче. А в итоге не можешь даже пройти простой досмотр.
Борис посмотрел на свою сумку, потом на него.
– А ты чего не боишься?
– Я привык, – он усмехнулся. – свои страхи я отправляю багажом.
Борис улыбнулся, но улыбка быстро погасла. Он достал телефон, посмотрел на экран.
– Сообщение от жены?
– Фотка. – Борис повернул телефон. На экране спящий младенец в полосатом комбинезоне. – Только заснул.
Он посмотрел на фотографию и почувствовал что-то странное. Не умиление – он никогда не умилялся чужими детьми. Скорее удивление от того, как мало места нужно счастью. Всего несколько пикселей на экране телефона, а у Бориса лицо светится так, словно он выиграл в лотерею.
– Прикольный, – сказал он, равнодушно.
Подошла их очередь.
– Пожалуйста, Ваш паспорт и посадочный талон, – обратилась к нему девушка за стойкой.
Он подал документы привычным движением, абсолютно молча. Улыбка мелькнула буквально на секунду, и пропала. Его лицо снова застыло в привычной безжизненной маске. Находясь где-то далеко в своих мыслях, он безучастно смотрел сквозь девушку, которая сверяла номера паспорта и билета в компьютере, сквозь двух моложавых особистов стоявших рядом с ней. Они проверяли по базе в своем ноутбуке всех, кто подлежал мобилизации.
Механическим движением он взял документы и положил их в карман. Так же механически он скинул куртку, снял ремень, положил в корзину, поставил все на ленту и прошел рамку.
Металлодетектор привычно молчал.
На выходе из рамки глазами встретился с цепким взглядом сотрудника службы досмотра. Он посмотрел не на него, а куда-то вдаль взглядом, в котором не было ни вопроса, ни страха, ни заинтересованности в происходящем. Как будто этого человека вообще не существовало. Как будто это был безликий манекен. Их взгляды пересеклись. Манекен с ручным металодетектором послушно отошел в сторону. Он взял с ленты свои вещи и как во сне спокойно двинулся в сторону синих лавок, стоящих вдоль стены, чтобы привести себя в порядок.
За спиной услышал знакомый звук – писк рамки.
– Вернитесь, пожалуйста, – прозвучал уверенный голос сотрудника службы безопасности.
Борис стоял в рамке с виноватым выражением лица.
– Вытащите все металлические предметы. Ключи, мелочь. Проверьте карманы еще раз.
Борис начал ощупывать себя со всех сторон. Пусто. Он задрал футболку. Ремень…
– Извините, – пробормотал он, нервно дергая пряжку, которая предательски заела и не хотела расстегиваться. Боря чувствовал, как его буквально насквозь прожигает подозрительный взгляд сотрудника. Тот явно нервничал. От ощущения на себе пристального взгляда его руки еще сильнее потели и проскальзывали по металлу. Наконец он справился со злополучной пряжкой, бросил ее на ленту, сделал шаг в сторону рамки и зажмурился, ожидая сигнала тревоги. Сигнала не было. Он открыл глаза, и снова испуганно посмотрел на сотрудника службы досмотра.
– Проходим, проходим, не задерживаемся, – сказал тот поторапливая Бориса, который создал за собой огромную очередь.
Борис подошел к ленте, где проезжала его сумка.
Сотрудник, молодой парень с внимательными глазами, остановил ленту, когда на экране появилась сумка Бориса.
– Чья сумка?
– Моя, – сказал Борис, и в голосе появилась нотка тревоги.
– Откройте, пожалуйста.
Борис послушно открыл сумку.
– Что у вас здесь, – спросил сотрудник, указывая на блокнот.
– А по-вашему, что это? – Борис старался быть спокойным, но общий уровень стресса достиг точки кипения.
– Молодой человек, здесь я вопросы задаю, – голос сотрудника аэропорта натянулся как струна.
– Рабочие записи, – ответил Борис, – пролистывая блокнот.
Он краем глаза увидел, что на последней странице блокнота что-то нарисовано цветными карандашами. Детская каракули – кружочки, палочки, что-то неопределенное, но яркое.
– Интересные рабочие записи, – заметил сотрудник с улыбкой.
– Вам вообще какое дело? – огрызнулся Борис.
– Можете иди. Приятного полета, – сотрудник кивнул, и указал Борису в сторону входа в чистую зону.
Борис взял ремень, сумку и блокнот и молча поплёлся в сторону синих кресел.
– Я думал тебя на металл сдадут, – Кир дружески похлопал Бориса по плечу, – знаешь, для человека, который нечасто летает – ты отлично справился. Следующий раз будет проще. Пойдем.
– А ты всегда так спокойно проходишь досмотр? – Борис улыбнулся, но улыбка была натянутой.
Он не ответил. Они прошли в чистую зону аэропорта. Впереди еще двадцать минут ожидания, потом полет, потом две недели в чужом городе.
До посадки оставалось пять минут, когда они дошли до гейта. Он сел в кресло.
Борис устроился рядом, достал телефон.
– Катя прислала еще фотку, – сказал он, показывая экран. – Мишка проснулся.
На фотографии младенец лежал в кроватке, широко раскрыв глаза. Выражение лица было серьезным, почти философским – как у человека, который только что понял что-то важное о мире.
Борис убрал телефон, потом снова достал:
– Напишу, что скоро вылетаем.
Он смотрел, как Борис печатает сообщение, стирает, печатает снова. Пальцы дрожали едва заметно. Интересно, что он пишет? «Скоро вылетаем»? Или что-то более личное? «Люблю вас»? «Скучаю уже»? Или просто не может подобрать слова для того чувства, которое появляется, когда понимаешь – расстояние между тобой и самым важным в жизни сейчас будет измеряться тысячами километров.
Объявили посадку. Люди потянулись к выходу.
Он остался сидеть.
– Не идешь? – спросил Борис.
– Без нас точно не улетят.
– А если не хватит места в багажных полках?
– Тогда твою сумку положат в багажный отсек бесплатно, – он не спешил, казалось, весь мир мог подождать, пока он достанет телефон и проверит сообщения, – считай, бонус от авиакомпании.
Борис остался ждать вместе с ним. Достал телефон, еще раз посмотрел на фотографии.
– А можно еще вопрос?
– Конечно.
– Ты когда-нибудь жалел о том, что сделал? Или наоборот – о том, что не сделал?
Он выключил экран. Вопрос был простой, но ответ требовал честности, к которой он не был готов.
– О чем конкретно?
– Ну… вообще. О жизни, о выборе, о людях, которых потерял.
– Каждый день, – сказал он тихо. – И знаешь, что самое поганое? Жалеешь не о том, что сделал неправильно. А о том, что не сделал вообще. О словах, которые не сказал. О звонках, которые не совершил. О руке, которую не протянул.
Борис молчал.
Очередь к выходу рассосалась. Остались только они и еще несколько пассажиров, которые, как и он, не любили толкотню.
– Пошли? – спросил Борис.
– Пошли.
Они встали, взяли сумки. На выходе девушка в форме авиакомпании проверила их посадочные талоны и пожелала приятного полета.
Оказавшись в кресле, он огляделся по сторонам. Все было знакомо. Из небольшого, покрытого следами детских пальчиков иллюминатора виднелось крыло с зелеными винглетами – такими же зелеными как точки на серых подголовниках стандартных кресел экономического класса. Салон заполнялся пассажирами.
На соседнем ряду нежно целовалась молодая парочка. Они были похожи на два контакта батарейки, которые замкнули вместе и теперь от соприкосновений пальцев они нагревались и слегка искрили. «О! Чувства! Эмоции. Ну прикольно», – подумал он и добавил про себя: «Выглядят влюблёнными, но вот в чем вопрос: на долго ли им хватит этой химии? Или все закончится по стандартному для большинства сценарию?». Он отвел взгляд, ощущая, что где-то внутри шевельнулось давно забытое чувство, словно старая выцветшая фотография, случайно найденная в коробке с бумагами, всколыхнула давно спавшие нейроны где-то в глубине подсознания. Такие моменты всегда напоминали ему, что он тоже когда-то умел чувствовать нечто подобное… похожее на любовь. Или казалось, что мог… Это было настолько давно, что как бы он ни старался, все равно не мог вспомнить кто последний раз так близко проникал в его сердце.
Он стянул с себя ветровку. Аккуратно сложил на колени. Вытащил из кармана смартфон. Включил фронталку и попытался изобразить счастливое довольное лицо. Селфи не получилось. Ему удалось увидеть хоть что-то напоминающее подобие счастливого человека только с третьей попытки. Не дожидаясь, пока загорится табло, застегнул ремень безопасности. Он всегда застегивал ремни, как только оказывался в кресле.
Самолет выкатился на полосу, слегка качнулся амортизатором передней стойки шасси и замер. Шум двигателей прекратился, освещение в салоне погасло. Как хищник перед прыжком, лайнер застыл в ожидании команды диспетчера.
В динамике над головой послышалось знакомое: «Дамы и господа, мы готовимся к взлету и просим вас убедиться, что ремень безопасности застегнут и затянут по размеру…»
Через минуту машина задрожала, заревела и после короткого разбега зеленой стрелой взмыла в небо.
Не дожидаясь окончания набора высоты, он откинул спинку кресала, закрыл глаза и погрузился в поток своих мыслей. Кресло самолета – было единственным местом, где он мог полностью отключить свой мозг и контроль, расслабиться и забыться.