Двойная молния

Вудс выглядел так, словно с минуты на минуту готовился пуститься в бега. Кепка с огромным козырьком закрывает пол-лица, солнцезащитные очки прячут глаза, линия фальшивых усов завершает маскировку, делая наставника почти неузнаваемым.

– Боже, Вудс… С трудом поняла, что это вы.

– Говори тише. Это мера предосторожности. Что, если они уже шпионят за тобой?

– Да ладно, – отмахнулась я. – У них полно соискателей.

– Готов поспорить, они шпионят за каждым, кто хоть что-то хоть когда-то им высылал.

Я посмотрела на пруд. Милая семья уток проплыла мимо нас с гордо поднятой головой; одна из птиц чуть поднырнула и побарахталась, несколько холодных капель попали в девчонок, стоящих у самой кромки воды, и они весело завизжали.

– Какой мой следующий шаг?

– Идешь на собеседование.

– Блин, иногда так и хочется тебя ударить… Я не об этом спрашиваю!

Вудс… засмеялся. Это было так неожиданно, что я рот раскрыла. А я-то думала, он разозлился, что я без спроса начала фамильярничать (для русскоязычных читателей специально даже использовала местоимение «ты»).

– Знаю, просто хотел помучить тебя напоследок. – Это прозвучало так грустно, что у меня почти уже начал трястись подбородок, но я вымучила улыбку.

– Ты что, прощаешься?

– Нет. – Он подошел к пустой скамейке и сел. Я поняла, что сейчас на мою голову посыплются какие-то важные инструкции, и последовала за ним. Когда устроилась по соседству, Вудс продолжил:

– Нельзя использовать ни телефоны, ни имейл для связи. И встречаться тоже нельзя.

– А как я должна контактировать с ФБР и передавать новую информацию?

– Просто запомни это.

Так как он перестал говорить, я потребовала уточнений:

– Что – это? – Он мотнул головой неоднозначно, как если бы показывая одновременно и на водоем, и на парк, и на скамейку, где мы сидели. – Хорошо, это, может, странно, но я поняла. Я знаю, где мы можем встречаться. Но когда? Как часто?

– Ты знаешь… Запомни. Запомни все это.

– Боже, ты убиваешь меня… – Почему-то Вудс считал, что назови он сам время и место, нас обязательно в этот момент подслушают. Придется принять его паранойю как должное и самой понять. У меня заняло это целых пятнадцать минут. – Сегодня двадцать первое. Ты хочешь, чтобы я приходила сюда двадцать первого числа каждого месяца в это время, правильно? – Я глянула на часы. – В три тридцать.

– Нет, не каждого, слишком опасно. Они в конце концов заметят твои милые пикники в парке. Люди в подчинении у этого человека обязаны замечать все, что достойно внимания. Четкая повторяемость каких-то событий – как красная тряпка для быка.

– Тогда… когда? – Он не ответил. Немудрено. – Когда я узнаю что-то важное? – Он слегка кивнул, все еще наблюдая за утками.

– Ты сегодня не очень словоохотлив, как я посмотрю… Ладно, если я узнаю что-либо важное, но сегодня двадцать второе, должна ли я ждать целый месяц, чтобы сообщить тебе, или, может, все-таки есть способ связи для экстренных случаев?

– Мы не можем себе позволить другой способ связи, уж прости, девочка. Но в твоем примере пусть это будет обратная дата, то же время.

– Что ты… – На сей раз до меня дошло до того, как я закончила фразу. – Двенадцатое?

– Ага.

Я быстро подчитала.

– Но ведь еще целых три недели между двадцать первым и двенадцатым! Это глупо!

Он все еще смотрел за утками, но его рука быстро среагировала, будто бы жила своей жизнью – схватила мое запястье так резко и сильно, что я пискнула от боли и неожиданности. Все еще не глядя не меня, он строго, хоть и полушепотом отчитал:

– Это Фараон, тупая ты кукла! Если ты говоришь мне, что собираешься провалить всю операцию, я убью тебя прямо сейчас! Ты что, не понимаешь? Мы должны, обязаны упечь его!

Я освободила запястье из его цепкой хватки, жалуясь:

– Что с тобой? Мне больно!

– Приходится делать тебе больно, чтоб до тебя наконец дошло, с чем ты собираешься иметь дело. Понятно?

– Да, сэр, есть, сэр! – взяла я под воображаемый козырек.

– Это не смешно. Ты умна, но не самая умная. Поэтому, если есть приказы, ты должна подчиняться. Ты должна думать, что кто-то уже все продумал, все просчитал, а ты просто не настолько важная пешка, чтобы тебе сообщать о мотивах. Понятно?

– Да. И я для вас не важна, и, как выяснилось, мой брат для вас тоже не очень важен, потому что миссия по его спасению – далеко не первый пункт в моем списке!

Он вздохнул и начал разговаривать как воспитатель детского сада:

– Я знаю, что ты напугана и переживаешь. Но есть вещи, которые человек просто должен сделать. Ты должна помнить о том, что общее благо важнее, чем проблемки отдельно взятой семьи.

Я хотела сказать ему, что жизнь моего брата не «проблемка», но решила не продолжать этот спор. У офицеров и солдат своя логика, которую мы никогда не постигнем. Приказы, приказы, приказы… ФБР или казарма – какая в сущности разница?

– Есть еще инструкции или приказы, – выделила я последнее слово, – или я могу идти?

– Да, есть. Никогда не думай о своей миссии. Никогда не записывай ничего, относящееся к твоей миссии. Если чувствуешь, что тебе нужно подумать об этом прямо сейчас, но ты в комнате не одна, убегай в туалет, думай и возвращайся. Но, так как мы не уверены, что Лед может читать мысли только лицом к лицу, лучше не рискуй.

– То есть вы не знаете, сможет ли он прочесть мои мысли через туалетную кабинку, я правильно понимаю?

На этот раз он посмотрел мне в лицо.

– Ты снова шутишь?

– Нет. – Я почесала бровь, затем спросила: – Вудс, может быть, ты хочешь работать в месте, где, чтобы подумать, ты должен бегать в комнату для мальчиков? Да и то не чаще одного раза за день. Так давай. Я рада поменяться местами. Если нет, то хорош осуждать.

– Ладно, – вздохнул он, – ты победила. Я затыкаюсь. Делай что хочешь.

Мы посидели в тишине некоторое время, углубленные в мысли, каждый в свои. Наконец я поднялась, разгладила юбку и спросила:

– Финальный совет будет?

– Да. Сядь.

Я вернулась на скамейку, готовая слушать, но вместо этого какая-то упаковка была украдкой всунута мне в ладонь. Это произошло так быстро, что какой-нибудь другой человек, даже сидящий с нами на этой же скамейке, не заметил бы. Я ждала объяснений, и они, слава богу, последовали.

– Если почуешь что-то… беги. – С этими словами он поднялся и был таков.

Я слегка надорвала коричневую упаковочную бумагу, просто чтобы увидеть, что же там внутри. Новый паспорт.

* * *

Я вышла из дома за час до назначенного времени собеседования. Я надела платье, но самое простое. Так как я не знала, мужчина будет меня интервьюировать или женщина (мне казалось, что позвонившая девушка была просто секретарем или помощницей), я старалась выглядеть одновременно и очаровательной (для мужчины), и как можно менее сексуальной (для женщины, чтобы не вызвать зависть). Поэтому и платье, и легкий макияж, и прическа, и парфюм должны были сказать именно это.

Я направила стопы к станции метро, которая была расположена в десяти минутах ходьбы, и остановилась на перекрестке. Там уже стояло несколько человек в ожидании зеленого света. В следующую секунду произошло что-то странное. Для пешеходов все еще горел красный свет, однако между двумя трафиками возникла пауза, поэтому на пару секунд дорога оказалась пуста, и один мужчина воспользовался этим, чтобы перебежать улицу. Как часто происходит, остальные на автомате последовали за ним. Даже я сперва, поддавшись импульсу, оторвала ногу от земли, чтобы сделать шаг, но быстро поняла, как это глупо, ведь у нас недостаточно времени на такой маневр, и осталась стоять там, где была. К слову сказать, осталась я одна. Конечно, уже через мгновение по всей улице разнеслось гудение сигнальных кнопок и крики водителей, ругающих рассеянных пешеходов. Один из них, кстати, был почти сбит машиной и даже упал на землю – от неожиданности или испуга.

Качая головой недоуменно над человеческой глупостью (как будто бы я сама едва не совершила этот дурацкий поступок), я дождалась свого зеленого и перешла дорогу, как и положено.

Наивная! Я думала, это будет единственным странным эпизодом на моем пути… Прямо перед входом в метро меня остановила какая-то пожилая женщина, схватив за руку. Она выглядела больной, кисти тряслись (из-за чего и моя ладонь начала трястись), лицо бело как мел.

– До… до… дорогая, – произнесла она с третьей попытки, – мне нужна помощь…

– Конечно. Что случилось? Вы хотите, чтобы я вызвала скорую?

– Нет, дорогая… Пожалуйста, идем со мной… – Все еще держа мою ладонь, пожилая леди куда-то потрусила, и мне пришлось последовать за ней. Мы замерли прямо возле телефонной будки. – Мне нужно позвонить внуку, у меня нет денег. Пожалуйста, это срочно!

– Хорошо! – Я достала кошелек и извлекла из него несколько монет. – Этого должно хватить.

Я протянула ладонь с деньгами престарелой женщине, но она почему-то отказалась.

– Нет, дорогая. Я неясно выразилась… Мне нужно, чтобы ты позвонила моему внуку.

Чего-чего?!

Я быстро глянула на часы. У меня в запасе только десять минут, затем я точно опоздаю. А это будет катастрофой. Мне нужно получить эту работу! Для Майкла. Для нации и правосудия в конце концов.

– Хорошо, – я глубоко вздохнула. – Но только два слова, у меня очень мало времени.

– Конечно, дорогая, я понимаю… Пожалуйста, позвони по этому номеру. – Ее рука нырнула в увесистую тряпочную сумку на плече в поисках чего-то. – Где же это… Где оно… – пока она бубнила себе под нос, рука все еще была в процессе поиска, трогая невидимые с моего места предметы в сумке.

Чтобы сэкономить драгоценное время, я спросила:

– Что мне ему сказать?

– Кому?

Боже, у нее склероз…

– Вашему внуку. Тому, которому я должна позвонить.

– А-а… – протянула она, все еще копошась в сумке. – Запомни дословно или запиши.

– Я запомню, – пообещала я, чувствуя поднимающийся приступ раздражения. Ну сколько еще она будет тратить мое время?

– Хорошо. Так вот, скажи моему внуку, что Темный Лорд все еще нуждается в моем теле как в своей оболочке, и…

Господи Иисусе! Я преодолела порыв осенить себя крестным знамением. Конечно, она не бесноватая, она просто сумасшедшая…

Я не стала слушать окончание фразы, просто развернулась и зашагала прочь, когда она вдруг закричала у меня за спиной:

– Вот он!

Я инстинктивно обернулась через плечо. Женщина держала в руках лист бумаги с какой-то пентаграммой, наложенной поверх фотографии обескровленного младенца. Она зловеще, маниакально улыбалась и указывала пальцем на голову умершего ребенка.

– Вот сюда звони! Прямо ему в темечко!

Я открыла рот, чтобы закричать, но вместо этого побежала ко входу на станцию метро.

* * *

В двенадцать я уже была внутри, ожидая своей очереди в комфортном кресле. Невзирая на милый, располагающий интерьер и дружелюбную секретаршу, моя нога, закинутая за другую, нервно дергалась, словно ежесекундно получая разряды тока. Картина по-дьявольски ухмыляющейся старухи, указывающей морщинистым перстом на голову убитого младенца, не покидала моего сознания ни на минуту с тех пор, как я дала от нее деру. Оставалось надеяться, что картинку эту она взяла в интернете… Или все-таки нужно было позвонить в 911?

Секретарша, видя, как я покусываю губы, мягко предложила:

– Не желаете ли травяного чая?

– Нет, спасибо.

Отлично… Травяной чай… Предлагает ли она его каждому, или только тем соискателям, у которых явно шалят нервишки? Теперь из-за этой полоумной карги я не получу работу и провалю миссию!

Плохое слово, плохое слово!

Я сморщилась и покосилась на девицу. Она вела себя так, словно ничего не случилось. Принимала факс, попутно орудуя пилочкой для ногтей. Надеюсь, Лед не она. Предполагалось, что все они (я отчаянно старалась не использовать подозрительные слова, а местоимения казались вполне безопасными) мужчины, но ведь ничего не известно наверняка.

Дверь открылась, из помещения вышел мужчина, попрощался с секретаршей, меня же одарил свирепым взглядом (почему? Просто потому, что он тоже соискатель и посчитал меня соперницей?) и ушел. Девушка глянула на меня:

– Мисс Эванс, вы можете зайти.

На двери, добротной, из качественного темного дерева, была табличка «Джордж Кейдж. Директор по кадрам». Сам мистер Кейдж был высоким, худощавым, рыжим и молодым – от двадцати пяти до тридцати.

Когда я зашла, он поднялся (вот как я узнала его рост), неуклюже перегнулся через стол и подал мне руку. Мы сели друг напротив друга, между нами стояли лишь монитор его компьютера и органайзер с ручками.

– Мисс Лили Эванс, верно?

– Да, верно, – кивнула я и подарила ему очаровательную улыбку.

Он начал печатать. Затем уточнил:

– Вы пришли на должность переводчика с языка чиппева?

– Да.

Он снова что-то напечатал, затем произошло еще одно мистическое событие. Он посмотрел на меня и сказал:

– Поздравляю, вы приняты.

– Чего?!

Он повторил с широкой, какой-то даже солнечной улыбкой:

– Я говорю, вы приняты на работу.

И это все?! Что тут творится?!

Его взгляд изменился: щепотка беспокойства была добавлена к счастью и нежности.

«Две линии не одинаковы!» – глубоко под поверхностью.

– Я имею в виду… Я ожидала каких-то вопросов… об образовании и опыте… еще что-то, может быть.

Я покраснела от смущения, и мистер Кейдж это оценил. Он заулыбался еще шире, отчего веснушки почему-то сильнее проступили на его простоватом удлиненном лице, и тоже слегка зарделся.

– Дело в том, что мы не совсем нормальная компания, особенно по части креативности, поэтому и собеседования у нас «ненормальные».

– О как… Я понимаю, что эта фраза должна была для меня что-то прояснить, но в результате запутала еще сильнее, – я продолжала улыбаться, но при этом говорила с уверенностью.

Он засмеялся.

– Да, могу себе представить… Ладно, расскажу все по правде, так как вы теперь одна из нас. Мы выяснили, что: во-первых, вы можете побороть стадный инстинкт, у вас есть свое мнение и вы можете принимать решения, основываясь только на нем, а не на том, что говорят и делают другие; во-вторых, ваше сердце полно милосердия; в-третьих, вы пунктуальны и умеете рационально использовать время – что не одно и то же. Ваш тип личности содержит и логику, и этику в равных долях, что довольно редко встречается и поэтому наиболее ценно для нас. Добро пожаловать в «Фараон Инкорпорейтед», – закончил он со своей неизменной улыбочкой.

– Подождите-ка… – Искорка догадки засияла внутри моего сознания. – Те пешеходы на перекрестке… И та жуткая старуха… Это были ваши люди?

Он просто кивнул! Затем еще и хихикнул, будто бы вспоминая какую-то шутку.

– О, та психичка… Моя любимая часть спектакля – когда она пытается заставить людей позвонить по голове младенца, убитого сатанистами!

Я закипела внутри. Это не смешно!

– Это не смешно! – пришлось мне повторить вслед за моими мыслями.

– Ну, может, сейчас вам кажется, что нет, но попробуйте вернуться к этому моменту позже. Говорю вам, будете смеяться! Все смеются. – Он помолчал. – Вы ведь поняли, что ни один младенец не пострадал, да?

– Конечно. – Я невольно улыбнулась: так забавно прозвучала его попытка оправдаться. Он правда поверил, что я поверила, что они реально убили ребенка ради собеседования?

– Уф… Не думайте, прошу вас, что мы какие-то маньяки, окей? Это просто картинка, сделанная в фотошопе.

Его дружелюбный тон меня успокоил.

– Я не думала, что вы маньяки-садисты. Честно. – Мы снова обменялись улыбками. – Так когда мне приступать?

– В понедельник. Мы не работаем по выходным. – Сегодня была пятница. – Ваш рабочий день начинается в девять, вам нужно подойти к двери в комнату 316, она на третьем этаже. Я вас там встречу ровно в девять.

– Отлично. Спасибо. До свидания.

– Пока-пока.

Я встала и хотела уже выйти, но мистер Кейдж тоже поднялся и протянул мне свою руку. Когда я пожала его теплую ладонь, он наклонился к моему лицу и внезапно произнес:

– Ваш парфюм бесподобен. Сладкий, как конфета.

Несмотря на то, что этот его выпад показался мне странным, я сумела остаться спокойной.

– Спасибо. Обожаю конфеты, поэтому выбрала такой аромат.

– Я тоже.

Наконец он отпустил мою руку, и я смогла уйти.

Глава 7

К сожалению, у меня нет никого, с кем я могла бы поделиться своими мыслями и переживаниями. Теперь у меня есть только я сама. Остаток дня я провела как очумелая сомнамбула, ударяясь во все стены и углы и умудряясь испортить даже самые элементарные блюда, поскольку была погружена в свои нелегкие думы.

Поздно вечером, готовясь ко сну, я сунула руку под матрас и достала тонкую папку, в которую решила собирать все важное и интересное. Открыла лист с иерархией группировки Фараона. С кем я сегодня говорила? Был ли это Архивариус? Или Повар, или Хакер, или Солнце? Был ли это Лед? Или все-таки сам Фараон?

Я закрыла глаза и прислушалась к себе. Нет, это был явно не Фараон; учитывая все, чем он известен, смело могу это заявлять. Мистер Кейдж не был таинственным злодеем, который способен сделать бог знает что при помощи одного лишь взгляда. И не казался он прирожденным лидером.

Я поразмышляла еще некоторое время и исключила также Хакера из списка. Насколько мне известно, хакеры и прочие айтишники не очень хороши в социальной сфере, а эйчар должен общаться с людьми каждый день, в том числе с незнакомыми, он должен быть экстравертом и хорошим психологом, пусть даже не по образованию, но по своей натуре.

А что, если это не был никто из них? Ведь эти люди, по сути, не должны так легко выходить на контакт, насколько нам известно, они соблюдают инкогнито. Так что, может быть, это просто парень, который занимает должность директора по кадрам и сам проводит собеседования, вот и все.

С этими мыслями я отложила папку и легла спать.

Когда я на следующий день включила компьютер и начала читать новости, я была так ошарашена, что, помимо «О боже мой!», ничего не могла произнести долгое время.

В топ новостей попала статья о сиротском приюте, который сгорел дотла несколько дней назад. Работникам и некоторым детям удалось спастись, но пятнадцать сирот сгорели живьем. Были обнародованы результаты экспертиз, из-за чего событие стало вновь актуальным. На найденной поблизости канистре нашли: а) отпечатки бывшего заключенного, а ныне владельца ночного клуба, известного по кличке Клык, который, по оперативным данным, является членом группировки Фараона; б) следы редкого химического соединения, используемого только «Западной Фармакологией» – компанией, которая, по данным журналиста, проводящего неофициальное расследование, была включена в «Фараон Инкорпорейтед» несколько месяцев назад. Клык предъявил следствию доказательства своей невиновности: во время поджога он был в Китае (журналист, написавший статью, уверен, что Клык использовал нелегальный паспорт для возврата в страну и совершения преступления, вернулся в Китай и затем уже официально прибыл обратно по своему паспорту), а директор «Западной Фармакологии» утверждал, что любой мог получить это соединение в своей лаборатории, используя всего лишь небольшую порцию их лекарства. «Уйдет ли Фараон от наказания снова?» – задал в конце статьи риторический вопрос журналист, после того как поговорил о возможных мотивах: здание приюта находилось в очень удобном месте с точки зрения инфраструктуры.

Не знаю, отчего я ощущала свою причастность и даже какую-то ответственность за произошедшее. Это случилось до начала моей миссии, я ничего не могла сделать. Единственное, что я могу, это попытаться упечь этого психа и всю его команду за решетку.

* * *

В понедельник по дороге на работу ничего плохого или странного не произошло. Мистер Кейдж встретил меня на третьем этаже, как и обещал, попросил называть его Джорджем и провел в просторную комнату, немного грязную, запыленную и заполненную различными коробками.

В помещении было три человека, мои будущие коллеги, как я могла догадаться, а в углу маячила другая дверь. Как только из нее появился мужчина, Джордж мне его представил:

– Это твой начальник, мистер Коннорс.

Пока я его разглядывала (невысокий, но крепко сложенный, кучерявый с большим носом), он сделал несколько шагов к нам и протянул мне руку.

– Приятно познакомиться. Можешь звать меня Говардом. Мы тут все простые люди. – И он улыбнулся. Я тоже растянула губы в вежливой улыбке и потрясла его ладонь с энтузиазмом.

– Говард дальше все тебе объяснит и расскажет, – заявил мистер Кейдж, – потому что мне нужно на совещание. – Я с трудом поборола в себе желание спросить, не к Фараону ли. – Пожалуйста, Лилия, не забудь предоставить все документы в отдел кадров для оформления.

– У меня они с собой.

– Принеси их в мой кабинет в конце дня. – Он посмотрел на свои дорогие часы и сказал с нежной улыбкой. – Мне пора.

Когда он ушел, мистер Коннорс велел остальным подняться и представил нас.

– Это миссис Лав, – указал он на женщину чуть старше пятидесяти с короткой светлой стрижкой. – Она заведует отделом поставок в племя чиппева. А это, – перевел он взгляд с женщины на девушку, – наш офис-менеджер, Хелен. Если нужна ручка или что-нибудь такое, обращайся к ней. – Обе были круглолицыми, страдали от лишнего веса и даже немного походили друг на друга чертами лица, и в тот момент я задумалась, не родственники ли они (позже выяснилось, что нет).

Затем Коннорс подошел к пузатому дядечке средних лет.

– А это Стив. Он наш водитель и грузчик. Он перевозит коробки со склада в офис и потом, когда готовы документы, отвозит сразу в племя. Точнее, отвезет, потому что это будет первый рейс. Наш отдел только создали. А это, – кивок уже в мою сторону, – мисс Лили Эванс, наша переводчица. Лилия, миссис Лав мой заместитель, ты можешь задавать ей все дальнейшие вопросы, если таковые появятся.

Сказав это, он просто развернулся и ушел к себе в комнату, как если бы, будучи актером массовки, отыграл быстро свою роль, на этом посчитал миссию оконченной, и ему было безразлично, продолжится ли действие без него.

Тем не менее оно продолжилось, и Лав сказала мне с до отвращения приторной улыбочкой:

– Зови меня Пэтти. – Она приблизилась к четвертому столу. – Лилия, детка, это твое рабочее место.

Стол находился почти посреди прохода, потому что комната имела слишком маленькую площадь для нормальной расстановки четырех письменных столов и остальной мебели из-за большого нагромождения коробок, и казалось, что его просто поставили в первом попавшемся месте. Кроме ноутбука со стертыми клавишами и старенького принтера на нем лежали два допотопных скоросшивателя под документы и дырокол.

Ощущая, словно я переместилась в конец 90-х, я вздохнула и села. Поверхность покрыта ровным слоем пыли. Я чихнула и достала пачку влажных салфеток из сумки, чтобы ее вытереть.

Как только Пэтти вернулась к своему «рабочему месту», Хелен поднялась, открыла шкаф и достала что-то оттуда – мне было не видно, что именно, потому что ее спина закрывала обзор. Я тем временем выбросила дюжину грязных салфеток в мусорную корзину, стоящую под столом, а когда подняла голову, увидела Хелен, нависающую надо мной.

– Да?

Вместо ответа она просто кинула несколько ручек и пачку стикеров на мой стол, затем вышла из комнаты, храня гордое молчание.

– Клево, – сказала я в пустоту, гадая, откуда такая немилость. Или это ее обычное поведение?

Я открыла ящики и сморщилась – грязь и пыль повсюду. К несчастью для меня, я аллергик, поэтому каждый раз после открытия ящика я буду чувствовать себя ужасно. Так что я снова достала пачку салфеток и принялась за чистку.

– Вижу, ты любишь уборки затевать, – сказала Пэтти с ненормально широкой улыбкой. Может, она хотела съязвить, но я никогда не думала, что страсть к чистоте может быть расценена как недостаток, достойный осмеяния, поэтому просто кивнула. – Когда закончишь, – продолжила она, – в коробках куча документов, которые нужно перевести.

– Конечно, – сказала я так ласково, как могла, и отправилась в центр комнаты, где покоилась основная масса коробок. По большей части они были наполнены игрушками и консервами. В одной я нашла мыло, гигиенические средства и стиральный порошок. Да, индейцы знают английский язык, и почти все они достаточно грамотны и умеют читать по-английски, но мне сказали, что, хоть это и формальность, но обязательная.

Последующие несколько часов я провела с удовольствием – я делала то, что любила и умела. Когда я вернула бумаги с переводом в коробки, я заметила, что одна из игрушек, красная погремушка, имела срок годности, указанный на этикетке, и он истек – аж семь лет назад. Она была изготовлена из самой дешевой и вредной пластмассы и предназначалась детям до трех лет, поэтому стоял срок годности. Все бы ничего, но даже держа игрушку в руке, не поднося ее ближе к лицу, я все равно ощутила мерзкий запах. Фенолы? Формальдегид? Видать, погремушку оставили под палящими лучами солнца или искупали в горячей воде, и теперь она выделяет токсичные вещества. Это невероятно! Мы не можем продавать детям вредные, испортившиеся игрушки! Они же будут вдыхать это все, облизывать… Фу, ужас.