ТЕНИ ПРОШЛОГО

Геннадий Степанов

ТЕНИ ПРОШЛОГО

Глава 1

Антон вышел из серого марева Пустоши и остановился в тени полуразрушенного здания на окраине сектора 2. За его спиной – выжженная земля, ржавые каркасы дронов и заброшенные руины, где когда-то искали артефакты. Теперь туда никто не ходил, но турели всё ещё гудели, охраняя то, что осталось от прежнего мира. Впереди, в пяти километрах, начинался Неверад – мегаполис, выросший на костях старого мира. За его периметром начинались законы, установленные мэром и городской службой безопасности, но здесь, в Пустоши, правил не было.

Воздух был сухим, пропитанным пылью и озоном, и каждый шаг вперёд приближал Антона к границе между хаосом и порядком. Антон поправил воротник куртки, вшитый фильтр загудел, втягивая пыльный воздух.

– Тридцать минут до выхода, – прошептала гарнитура. Голос был женским, но синтетическим, с едва уловимым эхом. Искусственный интеллект по имени "Лея"всегда говорил спокойно. Даже когда смерть была ближе, чем собственная тень.

Антон кивнул, хотя знал – Лея не нуждается в жестах. Он просто привык так делать. Привычки – единственное, что оставалось от прежнего мира.

Он возвращался из экспедиции, уставший, но с находкой, которая могла изменить всё.

Он обследовал руины, разбросанные по Пустоши – большинство из них давно разграблены, но некоторые всё ещё оставались под охраной старых автономных систем безопасности. Эти системы не поддавались отключению: турели, сенсоры, дроны – всё работало по протоколам, давно утратившим связь с внешним миром, но всё ещё смертельно эффективным.

Антону удалось проникнуть внутрь, хотя миссия казалась невозможной. Он провёл дни, изучая поведение турелей у одного из объектов, и в какой-то момент понял алгоритм их работы. Это дало ему шанс – узкий, почти призрачный – проскользнуть сквозь периметр, находящийся под контролем автономных систем безопасности. Это было почти самоубийством, но он справился: добрался до старой комнаты управления, где когда-то хранились протоколы доступа и данные охраны.

Он не знал, кто именно нанял его. Контакт был анонимным, передача координат – через зашифрованный канал, оплата обещана после выполнения. Но тот, кто это устроил, знал, куда послать. Знал, что в секторе МедТех есть нечто важное. И знал, что Антон – один из немногих, кто может туда добраться. Его называли везучим. Иногда – слишком везучим. Он не спорил. Просто делал свою работу.

Дальше идти было слишком опасно – датчики реагировали на малейшее движение, а турели не делали различий между врагом и случайным прохожим. Антон знал, что времени мало, и начал искать хоть что-то, что можно было бы взять с собой. Артефакт, найденный среди пыли и обломков, выглядел странно: гладкая, почти зеркальная поверхность, не поддающаяся сканированию.

Он не знал, зачем он нужен. Но всё в нём – форма, вес, даже ощущение в руке – говорило о значимости. Возможно, это был медицинский модуль. Возможно, ключ к спасению. Или к власти. И именно это беспокоило его больше всего. Если артефакт действительно способен лечить, восстанавливать, адаптировать – корпораты не позволят использовать его для всех. Они спрячут его. Закроют. Оставят только для своих – для тех, кто живёт в башнях, где воздух чистый, а вода не пахнет железом.

Антон нуждался в деньгах. Не ради роскоши – ради возвращения. Дом, в котором он родился, был продан, когда ему было пятнадцать. Тогда – чтобы оплатить учёбу. Теперь – он хотел выкупить его обратно. Маленький дом на окраине, с облупленным фасадом и старым деревом во дворе. Единственное место, которое он называл «домом» без иронии.

Даже Лея выдала ошибку: «неизвестный объект, нет данных». Он не знал, что это, но чувствовал – вещь важная. Возможно, слишком.

– Повторный анализ… – произнесла Лея спустя несколько секунд. – Объект не соответствует известным технологическим шаблонам. Поверхность не отражает стандартные сигналы. Предупреждение: возможное наличие активных компонентов неизвестного происхождения.

Антон нахмурился. Лея редко выдавала подобные формулировки. Обычно она либо знала, либо молчала. А сейчас – сомневалась. Это настораживало.

Он сжал артефакт крепче. Он не знал, что с ним делать. Но знал одно: он не отдаст его просто так.

– Рекомендация: изоляция объекта. Минимизация физического контакта. Возможная ценность: высокая. Возможная угроза: неизвестна.

Он аккуратно переложил артефакт в гермоупаковку и затянул молнию. Что бы это ни было – оно не должно было остаться в Пустоши.

Никому до него не удавалось проникнуть так глубоко в эти руины – автономные системы безопасности делали это практически невозможным. Именно поэтому его находка могла оказаться бесценной. Для корпораций в Невераде, жадно охотящихся за утерянными технологиями прошлого, артефакт мог стать ключом к открытиям, которым уже больше ста лет. И теперь этот ключ был у него в рюкзаке.

***

Он уже почти достиг границы сектора 2, когда заметил движение. Два силуэта у старого перехода. Он сразу узнал их – бойцы «Гвоздей», банды, контролирующей этот сектор. Они были дозором. А это значило только одно: где-то рядом пряталась основная группа. Кто-то слил информацию.

Антон замер в тени, прижавшись к стене. Один из них был ему знаком – бывший сосед, когда он ещё жил с матерью. Тогда тот был пугающим типом, и даже взрослые старались не пересекаться с ним. С тех пор прошло много лет, и Антон уже не был тем мальчишкой. Он мог бы справиться с ними, особенно с поддержкой Леи – его ИИ уже просчитывал возможные маршруты отхода и варианты атаки.

Но дело было не в этих двоих. Он чувствовал: это ловушка. Если он вступит в бой, остальные выйдут из укрытия. А если за ним начнётся охота всей банды, даже Лея не спасёт. Он не мог рисковать. Не с артефактом за спиной.

Антон отступил, двинулся вдоль берега старой реки, где когда-то проходил технический канал. Здесь никто не ходил – уровень радиации был слишком высок, и даже сталкеры избегали этих мест. Вода в канале была мутной, с маслянистым блеском, а Гейгер трещал, как сумасшедший, предупреждая о смертельной дозе. Но у Антона не было выбора. Если он не спрячется, «Гвозди» найдут его за пределами города, где не действовали никакие законы, и никто не станет задавать вопросов.

Он оглядывался, ища хоть какое-то укрытие. Вдруг заметил воронку среди бетонных плит – провал, скрытый под водой. Это был тоннель, старый, забытый, возможно, ещё с времён до Раскола. Его края были обрушены, но внутри всё ещё виднелась арматура и остатки лестницы. Антон понимал: спускаться туда – всё равно что подписать себе приговор. Радиация, обрушения, неизвестные системы – всё могло убить его. Но это был единственный шанс.

Он проверил герметичность костюма, активировал фильтры и дал Лее команду отслеживать уровень облучения. Искусственный интеллект молча подтвердил, и Антон начал спуск. Вода обожгла кожу даже сквозь защиту, но он не остановился. Артефакт был с ним, и за ним уже шла охота. Он должен был исчезнуть – хотя бы на время.

***

Антон родился в Невераде. Его мать работала в архиве сектора 4, отец исчез, когда он был ещё ребёнком. Он почти не помнил его – только голос и запах масла. Мать умерла от болезни, когда Антону было пятнадцать. С тех пор он был один. Он не спешил заводить семью – не потому что не хотел, а потому что не мог позволить себе слабость. Пустошь не прощала привязанностей.

От отца ему остался старый защитный костюм – наполовину сломанный, с повреждённой герметизацией и изношенными соединениями. На первый взгляд – хлам. Но внутри была Лея. Искусственный интеллект, интегрированный в систему костюма, оказался почти последней моделью, выпущенной до Катастрофы. Такие ИИ были редкостью, особенно в рабочем состоянии. Его отец мог бы продать костюм за хорошие деньги, но вместо этого спрятал его – как будто знал, что однажды он пригодится сыну.

С тех пор Лея стала его единственным напарником. Она не только помогала выживать, но и хранила в себе следы прошлого, которое Антон почти не знал.

Он стал искателем. Работал один. Иногда сотрудничал с «Пыльниками» – группой одиночек, объединённых кодексом выживания. Но чаще – сам по себе. Его уважали. Его боялись. Его называли «Везучим».

Год назад он уже был в похожей ситуации – зажат между двумя враждебными группами в старом технопарке, где каждый шаг мог активировать мину времён Катастрофы. Тогда он тоже был один. Тогда тоже не было выхода.

Он шёл по коридору, где даже воздух казался заряженным смертью. Вдруг – щелчок. Под ногой – старая противопехотная. Он замер. Лея тут же активировала протокол замедления дыхания и стабилизации пульса.

– Давление стабильно. Варианты: 3. Вероятность выживания – 12%, – сообщила она.

Он выбрал четвёртый. Просто шагнул назад. Мина не сработала. Позже он узнал: устройство было дефектным – возможно, из-за времени, влаги или сбоя в цепи активации. Совпадение? Возможно. Но с тех пор его стали звать «Везучим».

Не потому что он не ошибался. А потому что каждый раз, когда смерть уже тянулась к нему рукой – что-то ломалось, отключалось, взрывалось не вовремя. Или вовремя. И он снова выходил живым.

***

Город жил своей жизнью. В Секторе 1 находился Центр – место, откуда когда-то началось строительство поселения. Сейчас он контролировался группировкой бывших военных, известных как "Фронтир". Они следовали собственному кодексу, напоминающему армейский устав, и держали порядок железной дисциплиной. Как они зарабатывали – никто не знал, но у них всегда хватало ресурсов для операций. Ходили слухи, что Мэр нанимал их для миссий за пределами города, но никогда не использовал внутри, чтобы не нарушить хрупкий баланс между секторами.

Сектор 2 контролировала традиционная уличная банда "Гвозди". Они занимались рейдерскими налётами на другие города и поселения, контролировали проституцию, нелегальные сделки и криминальные потоки как в своей зоне, так и в других секторах. Корпорации терпели их присутствие, но открыто выражали недовольство – "Гвозди"нарушали тонкую грань между теневым влиянием и прямым вмешательством.

В Секторе 3 правила "Нексус Индастриз"– корпорация, производящая дронов и оружие. В подземных лабораториях "Энтропикс"изучали мутации. А в башнях Синтополиса заседал "Ковчег"– элитная организация, контролирующая редкие технологии. Сектор 4 принадлежал "ФерроГриду"– индустриальному гиганту, создающему экзоскелеты и мехи. В Секторе 5, известном как "Неон-Кольцо", царили развлечения, симуляции и цифровые наркотики. Сектор 6 – "Зелёная Зона", охраняемая группой "Верде", был редким оазисом природы и био-технологий. Сектор 7 оставался нейтральной территорией, где пересекались интересы всех фракций – здесь находились рынки, черные биржи и теневые переговорные. Все они соблюдали правила в городе. Но за его пределами – действовали по-своему.

Над всеми стоял Мэр. Он был судьёй, арбитром и хранителем порядка. Его охрана, известная как "Стражи", не участвовала в корпоративных войнах, но вмешивалась, когда порядок рушился. Мэр мог войти в любой сектор, отменить любое решение и восстановить баланс. Никто не пытался бросить ему вызов – его власть была абсолютной, но справедливой.

Антон чувствовал, что его находка может изменить баланс сил. Именно поэтому за ним охотились.

***

Тоннель оказался узким и влажным, стены покрыты плесенью и следами ржавчины. Вода доходила до колен, и каждый шаг отдавался глухим эхом, будто сам бетон стонал от времени. Свет фонаря выхватывал из темноты обломки старых труб, кабелей и когда-то служивших здесь механизмов. Воздух был тяжёлым, спертым, с металлическим привкусом.

– Лея, сканирование маршрута, – прошептал Антон, стараясь не шуметь.

– Активирую. Построение карты по эхолокации… – ответила она спокойно. На визоре шлема начали проступать контуры тоннеля, прорисованные в реальном времени. – Впереди развилка. Левый путь ведёт к обвалу. Правый – возможный выход на поверхность через технический люк. Расстояние: 320 метров.

Антон кивнул, хотя Лея не нуждалась в подтверждении. Он свернул направо, стараясь не наступать на металлические обломки. Лея продолжала вести его, отмечая на карте зоны с повышенной радиацией и нестабильными конструкциями. В одном месте она предупредила:

– Осторожно. Под вами пустота. Вероятность обрушения – 67%.

Он замер, сделал шаг в сторону, и только тогда услышал, как под прежним местом с глухим звуком провалился кусок бетона. Сердце забилось чаще, но он не остановился.

– Осталось 90 метров. Люк может быть заблокирован. Готовлю варианты обхода, – сообщила Лея.

Антон чувствовал, как напряжение в теле сменяется холодной решимостью. Он знал: если выберется отсюда, то получит шанс. А если нет – никто даже не узнает, где искать его останки.

Глава 2

После Катастрофы многое исчезло – города, правительства, даже само понятие будущего. Но остались корпорации. Именно они взяли на себя роль новых государств, создавая анклавы, где ещё можно было выжить. Одной из таких была "Нексус Индастриз", и именно она запустила программу для одарённых детей – не из милосердия, а из расчёта.

Антон попал в эту программу благодаря редкому сочетанию аналитического мышления и пространственного воображения. Его мать умерла, когда он был ещё ребёнком, а отец – инженер-исследователь – исчез при загадочных обстоятельствах во время экспедиции за пределы Сектора 7. От него остались только старые записи, инструменты и немного денег, которых едва хватило, чтобы оплатить обучение.

Корпорация покрывала большую часть расходов, но взамен требовала лояльности. Выпускники становились её собственностью – инженерами, техниками, операторами. Антон выбрал кибернетику – он хотел понять, как работают системы, как соединяются человек и машина, как можно выжить в мире, где границы между живым и искусственным стираются.

Он окончил курс с отличием, но вместо того чтобы остаться в лабораториях "Нексуса", ушёл. Стал искателем – тем, кто исследует руины, находит забытые технологии, восстанавливает фрагменты прошлого. Его знания в области кибернетических систем стали ключом к выживанию: он мог взломать старые интерфейсы, активировать дроны, обходить защиту древних механизмов.

Но он знал: за ним следят. Корпорации не любят, когда их собственность уходит. Особенно – если она может изменить правила игры.

***

Люк оказался массивным, покрытым слоем пыли и коррозии. Панель доступа была встроена в стену рядом, но экран давно погас, а клавиши покрылись трещинами. Антон присел, осмотрел механизм. Это была старая модель – ещё времён до Катастрофы. Возможно, она всё ещё подключена к автономной системе питания.

– Лея, анализ панели. Есть шанс её активировать?

– Есть. Система реагирует на биометрические сигналы старого образца. Попробую использовать твой идентификатор.

– Только тихо. Если нас засекут – нам конец.

Лея замолчала на несколько секунд. На экране шлема замелькали строки кода, иконки подключения, сигналы доступа.

– Биометрический профиль частично совпадает. Доступ ограничен, но возможен. Пробую обойти повреждённые секции через инженерный протокол.

Антон услышал, как в стене щёлкнули реле. Панель замигала тусклым светом. Он приложил ладонь к сканеру – металл был холодным, как лёд.

– Инициализация… 43%… 67%…

– Быстрее, Лея. Они могут быть уже в тоннеле.

– 89%… Доступ получен. Но люк заблокирован механически. Придётся использовать аварийный привод.

Антон выругался сквозь зубы. Аварийный привод – это шум. Но выбора не было.

– Лея, отключи питание на 3 секунды, чтобы не сработала сигнализация. Я открою вручную.

Он достал из рюкзака старый гидроинструмент, вставил в гнездо аварийного замка. Лея отсчитала:

– Три… два… один… питание отключено.

Скрежет металла разнёсся по тоннелю, как крик. Люк поддался, медленно открываясь. За ним – узкий вертикальный шахтный проход с лестницей, ведущей вверх.

– Быстро, – прошептал Антон и полез внутрь.

Когда он поднялся на несколько метров, Лея сообщила:

– Зафиксировано движение в тоннеле. Тепловые сигнатуры: трое. Вероятно, преследователи.

Антон ускорился, сердце колотилось в груди. Он знал: если доберётся до поверхности – у него будет шанс исчезнуть. Если нет – его найдут. И никто не узнает, что именно он пронёс сквозь руины – и почему это было важно.

***

Это случилось через два года после того, как Антон покинул "Нексус". Он уже был известен в узких кругах как талантливый инженер и искатель, способный активировать даже самые древние системы. Но именно тогда он нашёл артефакт, который изменил его жизнь – и дал надежду другим.

Это был портативный модуль очистки воды, созданный до Катастрофы. Устройство могло восстанавливать даже радиационно заражённую воду, превращая её в пригодную для питья. Но его мощность была ограничена – всего несколько литров в день. Однако сам принцип работы был уникален: био-фильтрация с использованием синтетических бактерий, способных адаптироваться к любым условиям.

Антон понимал: если эту технологию масштабировать, можно будет вернуть жизнь в заброшенные поселения. Он обратился к своему старому другу Андрею, с которым учился в кибернетической академии. Андрей теперь работал на "Верде"– группу, охранявшую "Зелёную Зону"и занимавшуюся восстановлением био-технологий.

Андрей привёл его к своему начальнику – представителю "Верде", женщине по имени Калия, строгой и молчаливой, но с ясным взглядом человека, который видел слишком многое. Она выслушала Антона, изучила артефакт и сказала только одно:

– Если ты прав, это может спасти не один десяток жизней. Мы поможем.

С тех пор Антон начал работать с "Верде"как внешний консультант. Он участвовал в экспедициях, помогал восстанавливать старые очистные станции, обучал техников. Его имя начали узнавать в небольших поселениях, где люди выживали на грани – без воды, под постоянной угрозой нападений от банд вроде "Гвоздей", которые не гнушались грабить даже своих.

Мир за пределами города был жесток. Но именно там, среди пыли, руин и отчаяния, Антон чувствовал, что делает что-то настоящее. Он не просто искал технологии – он искал будущее.

***

– Ты уверен, что это работает? – спросил Андрей, глядя на металлический цилиндр, стоящий посреди лаборатории "Верде".

– Не просто работает, – ответил Антон, подключая питание. – Оно живёт. Смотри.

Он активировал модуль. Внутри зажглись мягкие зелёные огни, и через прозрачную трубку начала медленно течь мутная вода. Через несколько секунд на выходе – капли чистой, прозрачной жидкости. Настоящая вода. Без радиации. Без примесей.

Калия, представитель "Верде", стояла в углу, наблюдая молча. Когда она подошла ближе, её голос был почти шёпотом:

– Сколько литров в день?

– Пять. Может, шесть, если повезёт. Но если мы сможем воспроизвести бактерии и масштабировать систему…

– Это может вернуть жизнь в поселения, – закончила она за него.

Антон кивнул. Он знал, что это только начало. Но впервые за долгое время он чувствовал, что делает что-то важное. Не для корпораций. Не для фракций. А для людей.

***

Снаружи послышался глухой звук – возможно, ветер, а может, шаги. Антон напрягся, вернулся в реальность. Он знал: артефакт, который он несёт сейчас, может быть даже важнее того первого модуля. Но и опасность – куда выше.

Он сжал рюкзак крепче. Никто не должен узнать, что именно он уносит.

***

Он шёл медленно, почти неслышно, будто боялся потревожить само время. Коридор был узким, с низким потолком, покрытым сетью трещин и облупившейся краской. Пыль висела в воздухе, как туман, и каждый шаг поднимал лёгкое облако, которое лениво оседало обратно. Свет налобного фонаря выхватывал из темноты фрагменты прошлого – ржавые таблички, обломки кабелей, потускневшие пиктограммы на стенах. Всё здесь казалось забытым, как сон, который никто не хочет вспоминать.

Секция с капсулами появилась внезапно – за массивной гермодверью, которую они с трудом открыли вручную. Помещение было круглым, с высоким куполообразным потолком. Вдоль стен – ряды саркофагов, встроенных в ниши, как в колумбарии. Каждый – с прозрачной крышкой, под которой покоились люди. Настоящие. Не муляжи, не голограммы. Люди.

– Лея… – голос его дрогнул. – Это… они?

– Биологические параметры подтверждают: жизненные функции поддерживаются. Состояние – стазис. Вероятно, криогенное замедление метаболизма.

Он подошёл ближе. Внутри ближайшей капсулы – мужчина лет сорока. Лицо спокойное, как у спящего. Кожа бледная, почти прозрачная. Индикаторы на панели мигали в такт с его пульсом – медленно, но ритмично.

– Что будет, если я открою одну из них?

– Вероятность летального исхода – 87%. Основная причина – иммунологическая несовместимость. Бактериальный профиль внешней среды изменился. Эти люди не имеют адаптированной иммунной защиты.

Он отшатнулся. Это было как удар. Спасти – значит убить.

– Лея, когда мы открывали люк в этот отсек… ты говорила, что моя биометрия частично совпала с протоколом доступа. Что это значит?

– Биометрический профиль соответствовал на 47%. Доступ был предоставлен по аварийному протоколу.

– Но почему? Я ведь не из этого времени.

– Возможно, ваши родители были зарегистрированы в системе как приоритетные субъекты. В таком случае, вы могли унаследовать часть параметров, достаточную для частичного доступа.

Он замолчал. Мысли путались. Родители. Он почти ничего о них не знал. Только обрывки – фото, старые записи, и этот странный дар, который он всегда считал случайностью.

Он продолжил осмотр. В дальнем секторе, почти в тени, стояла капсула, отличающаяся от остальных. Более новая. Или просто лучше сохранившаяся. Он подошёл ближе.

Внутри – молодая женщина. На вид – лет двадцать три, может, двадцать четыре. Даже сквозь тусклое стекло капсулы было видно: она красива. Не просто красива – поразительно. Черты лица чёткие, гармоничные, словно выточенные с особым вниманием. Высокие скулы, прямой нос, полные губы. Тёмные волосы, аккуратно уложенные, обрамляли лицо, придавая ему почти нереальную завершённость.

На ней была туника стазиса – стандартная медицинская одежда для длительного хранения, но ткань плотно облегала тело, подчёркивая его форму. Стройная, с длинными, сильными ногами, подтянутыми мышцами – она выглядела так, будто только что сошла с тренировочной платформы, а не провела годы в капсуле. Ни следа дряблости, ни намёка на деградацию тканей. Совершенное тело, будто время не имело над ним власти.

Антон застыл. Он никогда не был близко к женщине. Не так. Не настолько. В его жизни не было места для отношений – только работа, вылазки, поиск, выживание. Он не знал, как себя вести, не знал, куда смотреть. И всё же смотрел. Слишком долго.

Он почувствовал, как внутри поднимается странное чувство – не похоть, не влечение, а что-то более глубокое, почти болезненное. Смущение. Неловкость. Будто он нарушает что-то личное, интимное. Ни одна женщина, бодрствующая, не позволила бы ему смотреть так. Он отвёл взгляд, сделал шаг назад, будто извиняясь. Но её образ остался в голове – чёткий, как отпечаток света на сетчатке.

– Лея… если я открою её саркофаг?

– Вероятность смерти – 91%. Иммунная система не адаптирована. Также возможны нейропсихические осложнения. Сознание может не выдержать резкого пробуждения.

Он стоял молча. Внутри – борьба. Спасти. Или не трогать. Но если не он – то кто?

Он отвернулся, пошёл дальше вдоль стены. В конце зала – массивная дверь с надписью: "ЛАБОРАТОРНЫЙ СЕКТОР 3B". Панель доступа была разбита, но дверь приоткрыта. Он толкнул её плечом.

Внутри – лаборатория. Столы, покрытые пылью, разбросанные инструменты, разбитые контейнеры. В центре – устройство, напоминающее медицинский саркофаг, окружённый кабелями и мониторами.

– Лея, что это?

– Распознавание… Устройство экспериментального типа. Медицинская капсула последнего поколения. Разработана незадолго до Катастрофы. Предназначена для восстановления критически повреждённых организмов.

– Работает?

– Теоретически – да. Но требуется источник энергии и расходный артефакт. Без него – бесполезна.