Релдан. Путь немешиона (Трехтомник)

– Не понимаю, о чем ты?

– Видишь ли, смертоубийство – самый короткий путь к любой власти! Прошли тысячи лет с момента моего возвышения, Ама, но я также стремлюсь к власти, как это случилось тот день! – Тобор внимательно взглянул в глаза Амы и хрипло спросил: – Теперь, мой юный друг, ты понимаешь, почему я хочу больше?

Тобор с любовью посмотрел на пустошь Красной Саванны и добавил:

– Возможно, что в следующую нашу встречу я захочу все без остатка, юноша, поэтому решайся или… уходи. Или, если хочешь – просто выпьем у меня дома! Мы боги, в конце концов, а не торгаши, верно? Но даже мы должны иногда развлекаться! – хохотнул Тобор, указывая на башни Кровавого Чертога. Как раз в этот момент, толпа кровожадных монстров из Дикой Свиты, дружно улюлюкая, выбросила себе подобного из окна на красный песок.

Ама молчал. Не пить он сюда пришел, да и развлечения у Тобора – так себе. Ему нужен Осколок! Видя, сомнения Амы, Тобор вытянул руку и в ней блеснул Осколок Бытия. О, это был очень крупный экземпляр! Настолько крупный, что Ама смотрел на него и едва не скрежетал зубами от желания его получить. Такие вещи, как презренные деньги чужды божеству. Какой в них толк тому, кто может сам создавать золото и серебро? Но вот настоящий Осколок Бытия способен пробудить алчность даже у бога. Первозданная энергия Творения, остающаяся после рождения мира или его гибели. Возможно, и сами боги были созданы таких Осколков и энергий Творца! И теперь ему нужен один из них, чтобы был создан и сам Ама, а теперь ему нужен такой же, чтобы творить самому.

– Он какой-то… темный, – буркнул Ама.

– А ты разборчивый, как я погляжу. Другого у меня нет. Бери что дают, – нахмурился Тобор.

– Мне казалось, что мы друзья – сказал Ама.

– Друзья? Почему нет? Конечно же, мы друзья, Ама. Но согласись, что отдать Осколок Бытия даже другу совсем непросто! Скажи, ты бы согласился уступить возможность создать новую жизнь или даже небольшой мир, если бы тебя попросил друг? Ты бы почувствовал себя немного ущемленным, не так ли? Поэтому я и прошу какую-нибудь малость взамен. Должны же мы остаться друзьями и после сделки, в конце концов!

– Друзьями? Мы договаривались о четверти, а теперь ты хочешь половину – разве так поступают друзья? – насупился Ама.

– Ты сомневаешься во мне, я понимаю, – вздохнул Кровавый Бог. – Но я объясню, почему выросла цена. Видишь ли, мой удел покровительство завоеваниям и кровопролитиям. Все миры подвластные мне живут завоеваниями, экспансией и кровопролитием. Но количество этих миров неуклонно растет и потому мне нужно больше силы! Но давай поступим так… Получив Осколок от меня, ты получишь не только его, но и мое покровительство для расы, что ты создашь! Согласись, это многого стоит!

– Покровительство? Возможно, мы не понимаем друг друга – я сам буду их покровителем! – сказал Ама.

– Это пока ты не понимаешь, друг мой! – возразил Тобор. – Посуди сам, я – бог войны и пролитой крови, ты ведь знал об этом, когда пришел ко мне?

– Знал. Ты бог крови, другой – бог воды или огня… Что это меняет? – поморщился Ама, не понимая, куда клонит Тобор.

– Миры, где меня почитают, в отличии от миров других богов, находятся в постоянном… Давай назовем это движением! – улыбнулся Тобор.

– То есть захватывают другие миры? – хмыкнул Ама, начиная понимать, к ему клонит Тобор.

– Именно! – улыбнулся Тобор. – Иногда захватывают, иногда не выходит, и тогда я теряю мирок-другой… Но речь не об этом! Может случится так, что на пути моих миров окажется Луарамеша! – победно улыбнулся Тобор. – Не сегодня и далеко не завтра, но моя Война Миров может дойти и до нее, понимаешь? Ты же не думаешь, что твоя новая раса сможет противостоять им? Но как я буду выглядеть тогда, стыдно подумать! Получится, что я одной рукой даю, а другой забираю, а это немного противоречит моему кредо. В моем понимании, Война не только отбирает у слабого, но и награждает сильного! Потому я вынужден оградить предмет торга от собственного, возможного, посягательства в будущем! Хотя, если ты полагаешь, что, если твои создания смогут отстоять свой мир, я готов пересмотреть твою плату. Так что выбирай же, что для тебя важнее, ведь, как мы знаем, выбор должен быть всегда! – сказал Тобор.

Ама задумался. Среди других богов, о Тоборе Кроваворуком ходили разные слухи. Некоторые из богов поговаривали, что он довольно беспринципный бог, другие, что он чуть ли не падший сын самого Творца. Однако он не помнил, чтобы Бога Крови обвиняли во лжи. Кроме того, его предложение не лишено смысла. Если дело повернется так, что их с Тобором интересы будут противоречить друг другу – покровительство Тобора не будет лишним.

– Я согласен, Тобор. Но дай мне слово, что твоя Война Миров не посягнет также ни на что из того, что принадлежит моему роду, – потребовал Ама.

– Справедливо. Я согласен, – широко улыбнулся Тобор, протягивая сочащуюся кровью руку. – Но справедливо и иное – если речь зайдет о целом мире, Война Миров обойдет его стороной лишь при условии, что Луарамеша должна полностью принадлежать твоему роду! Он должен полностью на ней доминировать. Думаю, это не станет сложностью, для твоих творений. Но, все же, если им это окажется не под силу, даже тогда в память о твоей благородной плате, я не трону твоих потомков и их собственности. Однако Луарамеша отойдет мне! Идет?

Ама посмотрел на руку Тобора и понял, что лучшего предложения он уже не получит, а потому сказал:

– Как хорошо, что мы боги! – искренне улыбнулся Ама и пожал руку Тобору.

– О чем это ты? – удивленно спросил Кровавый Бог.

– Ведь сказанное нами не нуждается в договорах и контрактах, – напомнил Ама. – Достаточно сказать и все будет, друг мой.

– Да будет так, друг мой, – улыбнулся Тобор, передавая Осколок.

Радольен

На материке Валдозия, в сотнях полей от самой крупной страны, с ласкающим слух названием «Аллерия» – раскинулась Великая Степь. Именно так ее называют аллерийцы, но сами степняки называют свой дом Океаном Трав. Ее границы настолько неподвластны остроте человеческого глаза, что разум невольно теряется от трепета трав. Но Великая Степь столь же беспощадна к своим обитателям, сколь и красива. Большую часть дня солнце Луарамеши угнетает эту землю своим яростным светом, ветра большую часть года не прекращают дуть ни днем, ни ночью, а немногочисленные животные утратили отличия хищника от жертвы. И все же жизнь пробивает себе дорогу везде и, подобно островам в океане, в Великой Степи встречаются как небольшие рощи, так и крупные островки лесов. Вокруг таких островков и растут кочевья гордых народов степей. Одно из таких кочевий принадлежит славному роду джучиев и зовется Радольен. Одни старики степняков говорят, что Дети Степи появились здесь семь тысяч лет назад, во времена, когда племена джучиев, нойонов и маготов вкусили древней битвы, что разгорелась меж шулмусами, питающимися кровью, и могучим Ханом Нексусом из Ковенанта. Те, кого он вел, откололись от Ковенанта, после окончания битвы и назвали Великую Степь своим домом. Другие старики возражают, говоря, что народы степей родились намного раньше возникновения Ковенанта и звались Великой Ордой, что берет свое начало в месте падения богини Серамиды. Однажды ее разгневанный батюшка, Повелитель Войны Хо-Душ, низверг свою дочь с небес, желая ей гибели. Однако богиня не погибла, а раскололась на четыре части и из них произошли народы Степи.

Когда на Большом Гункане[5] встречаются уважаемые мудрецы со столь разными мнениями, пожар разговоров способен залить лишь свежий кумыс из кобыльего молока. И это действительно мудрый выбор, ведь – кто же теперь упомнит столь древние события?

Сейчас Радольен, благодаря умеренному климату и редким, но сильным дождям, довольно плодородная земля. Не чернозем, конечно, но все же земля достаточно щедра, чтобы на ней произрастала пшеница, ячмень, бобы, маис и кукуруза. Однако не интересно это степнякам – их жизнь, страсть и слава в набегах на другие народы и кочевья! Некоторые из их соседей, например, нойоны, иногда оседают и становятся свободными вилланами. Одними из первых они основали большое стойбище на тысячу шатров и начали возделывать землю. Они даже дали ему название, как это делают люди равнин – Ахират, что значит «Середина».

Другие, например, маготы, иногда торгуют с соседями и людьми из больших городов – Хеодаром, Локаром, Шазударом, Истодарамом и другими. Впрочем, желающих жить набегами на соседей и караваны больше, ибо дух войны неистребим в каждом, кто способен оседлать широкую спину скарга. Племена помельче, подобные шарива и рачия, живут с оглядкой на старших братьев и пребывают в зависимости от них. Но джучи Радольена живут больше вольной охотой и рыбалкой, хотя и набегов на зарвавшихся соседей не чураются. К счастью, крупных войн между братьями в степи не бывает, но вот вражда, растягивающаяся на годы – не редкость. А там, где есть вражда, да еще и красивая женщина замешана – часто начинаются необычные истории. Так случилось и теперь.

Утренняя роса уже начала испаряться со степной травы, когда протяжный вой ездовых скаргов разорвал сонное утро в клочья. Небольшой отряд из двадцати магота появился из степи и встал полукругом у кочевья. Они были верхом на скаргах[6], и эти массивные ездовые животные лучше мечей и луков демонстрировали серьезные намерения незваных гостей. Хищные по своей природе животные глухо порыкивали на всадников, переступая массивными когтистыми лапами. Один из магота, крупный мужчина в безрукавке из воловьей кожи и огромным топором в руке, спешился и громко крикнул:

– Выходи подлый похититель женщин! Кто здесь Халрог?! Выйди и ответь за свое оскорбление, если осмелишься! Не доводи до кровопролития, иначе я заставлю вас всех умыться собственной кровью!

Напряженно потекли мгновения. Радольен оживал.

– Я здесь! – раздалось в ответ.

Из высокого шатра вышел атлетически скроенный мужчина с обнаженной саблей в руке и зашагал к кричавшему воину.

– Вы только посмотрите на него, братья! Так выглядит совратитель и похититель честных женщин. Интересно, все мужчины из джучи такие? – расхохотался магота.

– Чего ты хочешь? – спросил джучи, подойдя ближе.

– Я объявляю тебе ванат! Назови свое имя, да погромче! – потребовал магота.

– Ты не знаешь моего имени, но притащился сюда. Хотя, мы даже не знакомы с тобой, – лениво заметил джучи.

– Я Рангир. А имя… Надо же знать, что написать на твоем могильном камне, чтобы потом мочиться на него. Вызываю тебя на ванат, если в тебе еще есть честь! Ты украл мою женщину, Кароду! И сейчас сдохнешь, как шелудивый пес!

– А что будет твоим залогом, кроме головы, разумеется? – деловито спросил Халрог.

– Залогом?! Ну, ты наглец! Хорошо же… пусть моим залогом будет этот топор, Крушитель Виверн, и… стадо из двухсот тучных залдумов.[7] А что поставишь ты? – выпятил подбородок Рангир.

– Я – бедный кочевник. Двухсот залдумов у меня нет. Нет даже сотни, – задумался Халрог. – Но есть жеребец хатилны! Будущий конь, для настоящего воина. Он твой, если меня осилишь. Помолчав немного, Халрог скучающе спросил:

– Кстати, твоя колотушка, воин… Ты ею хоть одну виверну убил?

Рангир молча поднял топор и ринулся на Халрога. Гибкий джучи ждал до последнего и лишь в самом конце отступил на полшага. Пропусти массивную секиру совсем рядом с шеей, Халрог одним быстрым движением обезглавил Рангира. Протерев саблю о тело еще стоящего на ногах магота, он быстро вернул ее в ножны и отступил. Торс Рангира рефлекторно схватился за шею, в поиске утраченной головы и упал.

Халрог повернулся к кочевникам, пришедшим с Рангиром, положил руку на рукоять и спокойно спросил:

– Вы признаете, что ванат был честным? – спросил он.

– Признаем – скрипнул зубами один из воинов, с легкой опаской глядя на выходящих на шум из своих шатров джучи. Еще при первых криках беспорядка, учиненного магота, все мужчины, способные держать оружие, сгрудились у выходов из шатров, но не спешили нападать. Они прекрасно расслышали слово кровного вызова и имя первого бойца кочевья. Поэтому они просто ждали развязки, прильнув к наскоро проделанным в стенках шатров отверстиям. Теперь же, когда ванат завершился – можно и показаться.

– Мы хотим забрать тело, – громко сказал товарищ убитого. – У нас нет к вам больше дела.

– Тело можете забрать сейчас, а стадо пригоните через неделю, – бросил Халрог.

Скрипнув зубами еще раз магот прошипел:

– Я Винал из маготов. Я не забуду этого, пока ветер шевелит траву.

Халрог просто посмотрел на Винала, кивнул и пошел в свой шатер. Магота шумно развернули скаргов и растаяли в утреннем тумане.

– Они этого долго не забудут Хал, – сказала Карода, придерживая объемный живот.

– Я удивлен, что они вообще меня нашли, но раз нашли – значит нашли, – пожал плечами Халрог. – Это Степь. Тут всех рано или поздно находят. Как себя чувствуешь?

– Малыш толкается. Ему надоело в моем животе – улыбнулась Карода.

– Эй, малыш – прижал ухо к животу Халрог. – Папа ждет тебя. Скоро ты родишься и сядешь на сильного хатилну или скарга. И мы вместе будем скакать по степи.

– А если это будет дочь? – нахмурилась Карода.

Халрог пристально посмотрел на хмурящуюся жену и покорно сказал:

– Дочь тоже хорошо, но тогда придется уйти из отряда алайхорнов и научиться пахать землю.

Карода удивленно распахнула глаза, но тут же поняла, что муж шутит. Даже представить Халрога идущим за плугом у нее совсем не получалось.

Рождение Релдана

– Потерпи, милая, уже совсем скоро… – ласково бормотал старик Вакил, склонившись над роженицей. Его, как одного из лучших знахарей кочевья одарили красивой одеждой и легкой, как паутина тканью, что ткут в Истодараме. Вакил с достоинством принял дары, но с удовольствием отказался, если знал, что будет так тяжело. Он уже понял, что пуповина обмоталась вокруг шеи ребенка и, по мере сил, помогал молодой женщине, массируя ей живот и шепча молитвы. Но, похоже, его молитвы и усилия пропадали втуне: дыхание Кароды становилось все более тихим, а взгляд мутнел. Знахарь обреченно вздохнул, уповая на то, чтобы ребенок в утробе справился с незваной напастью. Он поправил во рту Кароды деревянную палочку, обмотанную толстой кожей, повернулся к двери и в очередной раз потребовал, чтобы принесли теплой воды и сухих тряпок.

– Тужься сильнее, дева моя. Уже скоро, – ласково уговаривал знахарь, но на лбу Кароды уже выступили крупные капли пота, что убедило знахаря в том, что душа несчастной уже покидает тело. Карода рожала уже четвертый час и ее силы давно должны были иссякнуть. Но, когда Вакил уже готов был смириться с надвигающей бедой, она из последних сил зажала деревянную палочку, видавшую немало родов, и в очередной раз выгнула спину дугой. Ее ноги соскальзывали с короткой тахты. В самый ответственный момент, когда старый знахарь готовился принять малыша, раздался громкий хруст сломанных костей, который заставил его побледнеть. А затем раздался пронзительный крик, и ребенок заявил миру о своем праве на жизнь.

Ловким движением знахарь подрезал пуповину и быстро обтер младенца.

– Это мальчик, дева моя! – улыбнулся Вакил и посмотрел на Кароду. Улыбка погасла на лице Вакила, когда он увидел, что женщина потеряла сознание. Он поискал, куда положить ребенка, но тахта была слишком узкой и он положил ребенка на бесчувственное тело матери. Ребенок сразу затих и начал сучить руками, ища грудь. Вакил схватил руку Кароды и замер. Пульса уже не было.

Придерживая малыша рукой, знахарь быстро достал из кармана кусок зеркала, протер о колено и безнадежно поднес ко рту матери. Поверхность зеркала осталась прозрачной. Тогда Вакил вознес благодарственную молитву Серамиде и, взяв ребенка на руки, пошел к выходу, раздумывая на ходу о том, как сказать его отцу, что его жена умерла. Увы, такое уже случалось раньше с Вакилом и каждый раз это было по-своему тяжело.

За пологом шатра ждал бледный Халрог и его пришедшие отметить пополнение друзья.

– Вознеси хвалу Серамиде, Халрог из алайхорнов – у тебя родился сын! – благоразумно решил начать с хорошей новости знахарь. Отец взволновано принял малыша к груди и замер.

– Как себя чувствует моя Кара? С ней все в порядке? – спросил алайхорн.

Вакил вздохнул и, внимательно посмотрев в глаза Халрогу, уже открыл рот, чтобы сообщить мрачную новость, но осекся. Затем знахарь оглянулся с недоумением в глазах и быстро вернулся в шатер. По-стариковски охнув, он подскочил к почившей женщине. Но… О, богиня Жизни! Покойники ведь не дышат?! Женщина, которую он считал мертвой – дышала! Вакил почувствовал облегчение, когда его старые ноги вдруг ослабли. Знахарь с усилием подошел к единственному табурету и сел. В шатер уже вошел Халрог и бросился к спящей жене. На его руках по-прежнему кричал ребенок и Карода, открыв глаза, улыбнулась, протягивая к нему руки. Халрог положил ребенка на грудь любимой и обнял обоих.

– Он такой красивый, Хал, правда? – слабо улыбнулась Карода, а потом нахмурилась и сказала:

– Он же голодный. Отвернись!

Алайхорн улыбнулся, всем своим видом говоря, мол, чего я там не видел, но все же отвернулся.

– Надо дать ему истинное имя, милая, – напомнил алайхорн.

– Мы не сможем придумать ему имя лучше, чем то, что у него уже есть! – возразила Карода.

– Я тебя не понимаю, Кара? – озадачился такому ответу Халрог. – Я видела сон, Хал, – всхлипнула женщина. – Мой отец и моя мать звали меня с собой. Я понимала, что умерла, но это меня совсем не пугало. Я шла к ним, но вдруг поняла, что иду не к родителям, а от них. А в руке у меня рука сына. Он и привел меня назад. Я ведь должна была умереть, Хал, но наш малыш… Он спас меня – вернул обратно, понимаешь? Он сказал мне, как его зовут и просил сказать об этом только тебе. Поэтому подойди-ка ко мне и наклонись пониже, потому что сама я встать не смогу! Смущенный Халрог, выполнил просьбу и, услышав тихий шепот жены, удивленно поднял брови.

– Тогда пусть его знают, как Релдана – задумчиво сказал Халрог. – Но теперь тебе нужно отдохнуть. Ни о чем не больше не думай – просто отдыхай, хорошо?

Вакил же все это время расслаблено сидел на табурете и улыбался. Его мысли невероятно медленно ворочались в голове. Семьдесят шестые роды на его памяти… или семьдесят восьмые? Неважно… Но эти были самыми тяжелыми на его памяти и, наверное, их стоит отметить! С этими мыслями, старый знахарь достал из кармана небольшой туесок из коры, обмотанный кожей и сделал большой глоток крепкого самогона. Он оглядел помещение счастливым взором и тихо умер, прислонившись к жесткому пологу шатра.

Танец Серамиды

Дни летели, подобно птицам, и Релдан рос вместе со сверстниками на просторах Великой Степи. Мужчины племени часто уходили в набеги, а женщины оставались приглядывать за детьми, стариками и мужчинами, оставленными для охраны племени. Релдан рос серьезным и даже немного угрюмым черноглазым юношей. В свои семнадцать лет он ловко фехтовал, умел писать и читать, без промаха бил острогой рыбу и дичь из охотничьего лука. Единственным занятием, которое ему не давалось, были танцы. Нет, не те танцы, которым принято предаваться после похмельной пирушки, а… Танцы Серамиды. Он с содроганием в селезенке ждал конца весны, чтобы заранее сбежать на долгую рыбалку, охоту или просто спрятаться с глаз долой. И до сих пор его по-юношески острый ум всегда находил способ увильнуть от Танцев. Однако в этот раз все было иначе – пошел слух, что жена самого вождя Кайлода, Атипа, захотела увидеть его Танец.

Вечером, когда все дела по хозяйству были сделаны, пожилая Атипа, надела ритуальную маску Серамиды, – покровительницы племени. Она взяла в руки большую колотушку и трижды ударила в украшенный охрой тимпан, созывая всех женщин, свободных мужчин и детей на малый гункан. Подручные Атипы разожгли большой костер и, вскоре, все племя расселось рядом с огромным котлом, в котором варилась праздничная похлебка. После короткой молитвы за тех, кто в пути и упокой предков, в круг вышла помощница Атипы и разложила по заготовленным плошкам и мискам еды из общего котла. Затем один из старших мальчиков взял большой ковш с кумысом и обнес всех желающих питьем. Закончив, он уселся на почетном месте, слева от Атипы-Серамиды. Начиналось самое главное – танцы и песни молодых воинов для услады глаз старших. Помимо сытной еды и зрелищ, смысл ритуала Танца Серамиды глубже и практичнее. Во время него родители, в основном матери, у которых растут девочки, ненавязчиво присматривались к будущим мужчинам, которые войдут в их семьи или возьмут дочерей из их шатров. Ведь лучше всего мужчину видно в его Танце. Сам Танец не обязательно должен быть именно пляской у костра, хотя большинство Танцев ими являются. Если юноша хорош в чем-то еще – это тоже Танец. Умеешь хорошо стрелять, обращаться с мечом или даже делать посуду – сумей показать это красиво и тогда это станет твоим Танцем. А не сумеешь, так не беда – сумеешь в следующий раз. Конечно, не всегда первое мнение о юноше сохраняется, да и соглашение, заключенные на Танцах Серамиды не обязательно для выполнения. Но все же договор, заключенный под покровительством богини-хранительницы добавляет авторитетности в глазах соплеменников. Да и опять же – это просто весело!

Когда все наелись и попили свежего кумыса, Атипа ударила в тимпан один раз, и в толпе началось шевеление. Первым вызвался танцевать молодой Рагмар. С дикими криками, потрясая боевой острогой, он танцевал Танец Воина. Хорошо развитое юное тело лоснилось от пота, а удары и выпады следовали с впечатляющей скоростью. Наконец, эффектно уперев ноги в землю, Рагмар остановился, а его острога указала на Барсею. Толпа взорвалась подбадривающими воплями, но счастливее всех улыбалась сама Барсея – она уже давно ждала танца Рагмара. И даже немного боялась, что Рагмар случайно укажет на другую девушку. На Холому или ту же Юли, поэтому заранее села поближе к костру, чтобы Рагмар ее видел и ни в коем случае не ошибся. Затем толпа снова раздалась в стороны: вперед двинулся молодой мечник, Салюр. Но Атипа резко встала и закричала:

– Стой воин! Богиня недовольна!

– Чем же она недовольна? – спросила удивленная помощница.

– Она давно хочет увидеть как танцует один молодой юноша, – довольная вопросом, ответила Атипа и, подбоченясь, потребовала. – Релдан! Ты здесь, я знаю. А ну-ка вставай, маленький тенеход![8] Вытолкните-ка его кто-нибудь сюда!

Спустя короткое время Релдана тут же вынесли буквально на руках и довольно неаккуратно поставили пред ликом богини.

– Танцуй! – потребовала Атипа.

Релдан отряхнул штаны и дерзко выставил подбородок:

– Не буду!

– Как не будешь?! – опешила Атипа. – Да отсохнет твой отросток, ты смеешь отказывать богине Серамиде?!

– Ты никакая не богиня! Ты Атипа! Оставьте меня в покое! – повторил Релдан и добавил. – Я ведь не умею танцевать.

– Глупец! – рявкнула Атипа, преображаясь из доброй тетушки в мрачную гарпию. – Не вынуждай меня наказывать тебя, мальчишка! Необязательно именно танцевать, как Рагмар, можешь просто показать нам то, что умеешь лучше всего.

Релдан мрачно посмотрел на людей племени и сказал:

– Если я покажу то, что умею… Тогда богиня может разозлиться на меня, – опасливо сказал Релдан.

– Чтобы богиня разозлилась на человека, он должен быть законченным злодеем. А ты… Ты же просто мальчик! Оглянись, посмотри на нас! Мы же все просто хотим… узнать тебя лучше, понимаешь? – смягчилась гарпия.

– Хорошо же… Я повинуюсь, – нехотя сказал Релдан и закрыл глаза.

Племя стихло в ожидании танца Релдана. Довольно долго ничего не происходило и в толпе началось уже некоторое возмущение, как вдруг костер под котлом сам собой разгорелся ярче, а затем вверх ударил столб ревущего пламени. Релдан открыл глаза и все увидели, что они тоже пылают огнем. В напряженной тишине и под взглядами ужаса, Релдан подошел к костру и, зачерпнув немного пламени, скомкал его в плотный ком. Затем подошел к старому дереву и, смущенно оглядываясь, легонько бросил в него комок пламени. Дерево загорелось во всех местах сразу, но юноша поманил огонь рукой, и пламя с горящего дерева, из костра под котлом устремилось к нему. Релдан вобрал его в свои руки и через мгновение под пустым котлом по-прежнему горел обычный костер, а в руках Релдана распустился огненный цветок с призрачными огнистыми листьями на пламенеющем стебле. Изумительной красоты пламя упруго трепетало на вечернем степном ветру, шевеля лепестки. Релдан оглядел оробевших девушек рядом с «богиней» и шагнул к ним. Некоторые из них отбежали в страхе, но Релдан на них даже не посмотрел. Он подошел ближе к рыжеволосой и стройной девушке и молча присел перед ней на корточки. Воткнув стебель огненного цветка в землю перед ней, он посмотрел ей в глаза. Девушка не отвела взгляда и улыбнулась.

Племя потихоньку отходило от потрясения и по толпе возбужденными шепотками побежало незнакомое Релдану слово – чароплет. Воины оставленные охранять племя от чужаков немного растерялись, не забывая, впрочем, крепко сжимать, оружие. С одной стороны, есть явная опасность, с другой стороны, парень, ведь, ни на кого не нападает.