Метаморфоз

Максим Беккер

Метаморфоз

Пролог

Размышления Карла Монитуса о природе вирусов

Человек не вправе называть себя царем зверей и считать, что весь мир пал перед ним на колени. Мне становится смешно, когда кто-нибудь пытается убедить меня в обратном.

Всего пару миллионов лет назад, прошу заметить, что в масштабах вселенной слово «всего» употреблено верно, человек был забитым мелким зверьком, который только и мог, что побираться в джунглях, пугаясь каждого шороха, в попытке поймать зверька еще более мелкого и еще более забитого.

Со временем человек обрел разум, но история показывает, что разум не отождествляется с разумностью. Еще вчера запуганный мальчик прятался по пещерам, а сегодня он выжигает леса, убивает зверей в промышленных масштабах, начинает развязывать войны. Завтра он научится расщеплять атом, строить ракеты, способные покорить другие планеты. Одна деталь: научный прогресс не убавит жестокости человека. Расщепленный атом будет сброшен на города, ракеты будут снаряжены не учеными, а порохом: человек всегда был жесток и искусен в войне. Природа человека не успевает развиваться так же стремительно, как наука. Человек все еще остается забитой обезьяной, правда теперь у него в руках появилась граната. Вы можете возражать мне, наперекор высказывая свое «правильное» мнение. Я, с вашего позволения, останусь при своем.

Все же моя специфика не история и не палеонтология, я работаю немного в другой сфере. Моя профессия позволяет мне не терять надежду и веру в светлое будущее: человек не самый сильный на этой планете. Существуют субстанции, настолько микроскопические, что человек никогда не видел своего хозяина невооруженным взглядом. Парадоксально то, что настоящие правители планеты не просто не обладают разумом, их даже нельзя отнести к живым организмам. Меня зовут Карл Монитус, я вирусолог. Думаю, вы понимаете, о чем я пытаюсь вам рассказать.

Человек смог победить бактерию, потому что бактерия – живой организм, а значит ее можно убить. Да, человек может убить любой живой организм. Но как быть с тем, что не является живым в прямом смысле этого слова? Вирус человек победить не сможет, силы сторон не равны.

Вирус – это явный индикатор хрупкости человечества. Вирус должен победить. Не поймите меня неправильно, я ведь сам являюсь человеком. Как мать любит своих детей просто потому что она мать, потому что ей управляет животный материнский инстинкт, я люблю свой вид. Но мой вид болен, жесток и уродлив. Человек уже давно заражен вирусом не в прямом понимании этого термина: наши корни, наше происхождение отравляют нас, тянут вниз. Мы должны отсечь фундамент, на котором построен наш вид. Только так человек сможет возвыситься.

Я работаю с вирусами уже тридцать лет, меня поражает экономность, аккуратность и прагматичность этих созданий. Знаете, я вижу в вирусах не гибель человечества, а спасение. Пока мои коллеги корпят десятилетиями над попытками уничтожать вирусы, я пытаюсь использовать другой подход: пытаюсь вирус подчинить, нет, не подчинить, подружиться с ним. Даже здесь просвечивает моя человеческая природа: не можешь подчинить – возглавь, не можешь возглавить – подружись, чтобы вонзить нож в спину в удобный момент. Проект “Метаморфоз” – это не попытка играть в Бога. Это конец естественной эволюции. Человек перестанет влачить свое жалкое существование на Земле.

Вы можете посчитать меня самонадеянным, дескать, я много на себя беру. Но вы не видите проблему, смотрите на нее сквозь пальцы. Я беру на себя много, потому что смотрю шире и глубже. Моя работа не проходит даром, дорогие представители моего вида. Ваш метаморфоз начинается прямо сейчас.

К. Монитус

Часть 1: Контакт

Глава 1

Лаки медленно и осторожно передвигался по лаборатории. Каждый шаг его был выверен и отточен за сотни авантюрных вылазок, которые наполняли его жизнь с семи лет. Вся жизнь профессионального вора строится на таких вылазках, но жизнь это обычно короткая, хоть и яркая.

Лаборатория располагалась в главном офисе корпорации “Супримаси”, в бесчисленных подземных лабиринтах, которые в случае чего могли бы послужить достойной крепостью или убежищем на случай ядерного апокалипсиса. Обстановка в лаборатории поражала своей чистотой и перфекционизмом: темный резиновый пол, шершавые стены, стеклянная автоматическая дверь. Комнату заполняли шкафы: одни выполняли функции серверов, другие предназначалась для хранения оборудования. Несколько столов были заполнены склянками с разноцветными реактивами, центрифугами, мониторами, осциллографами и высокими стопками бумаг. Около одной из стен стояла доска, заполненная стикерами с пометками и уравнениями.

Карл Монитус был ученым старой закалки, он любил писать все на бумаге, а если что-то приходилось делать на компьютере, он печатал результаты на принтере, который стоял на одном из столов. Трудно было сказать, где было его рабочее место: складывалось ощущение, что он слоняется по лаборатории, словно вихрь. Несмотря на свой преклонный возраст, Монитус за работой мог дать фору даже самым амбициозным молодым ученым. Его ассистентка Эмили каждый день наводила порядок, оцифровывала все, что он писал от руки, на эти уступки он согласился, потому что совету директоров и так сложно разбираться с результатами его работ, а этот процесс еще больше усложняется вакханалией, которую он создает в своем рабочем процессе.

– Так, эта штуковина должна быть здесь, под стеклом, у меня есть еще около девяноста секунд, спокойно, – подумал про себя Лаки.

Лаки проник в лабораторию по вентиляционной шахте. Он купил на теневом рынке план здания, а чтобы построить оптимальный маршрут, он работал над ним почти месяц, продумывая каждую мелочь. Разумеется, у него все было под контролем. У него всегда все было под контролем, он был слишком педантичен в данном вопросе. Эта педантичность отталкивала нетерпеливых клиентов, которых раздражали доскональные вопросы Лаки о деталях дела, но в то же время она привлекала клиентов, которые предлагали такие заказы, что лишь единицы готовы были согласиться. Клиенты такого рода были способны предоставить колоссальное количество информации, получая ее через свои связи в криминальном мире, они понимали сложность своих заданий, поэтому готовы были выделять круглые суммы для исполнителей.

Таких “особенных” дел Лаки за свои двадцать восемь лет выполнил не один десяток, поэтому он был в почете в своей сфере деятельности практически по всему миру. Светлый парень с правильными чертами лица и голубыми умными глазами, он не создавал впечатление человека, вовлеченного в преступную деятельность, но Лаки был настоящим профессионалом, поэтому такое дело досталось ему.

Конечно, у здания в соседнем квартале его ждет мотоцикл, верный железный конь Лаки, управляемый автопилотом, который подъедет как раз к моменту появления Лаки. Несомненно, охранники либо пошли проверять, что за странный источник шума в конце склада, либо оказались вырублены. Без сомнений, камеры наблюдения магическим образом начали крутить запись недельной давности, ведь Лаки раскошелился на софт от Броуди, а софт, который способен подменить данные на сервере “Супримаси”, стоит очень дорого. То, что сервер локальный и изолированный сильно упростило задачу, иначе бы Броуди не согласился, он не любит светиться перед корпорациями. Никто не любит светиться перед корпорациями. Лаки контролировал каждый этап своей авантюры, но все равно даже такого специалиста изнутри выжигал страх.

Матерые представители касты воров, с которыми Лаки приходилось пересекаться из-за издержки профессии, всегда утверждали, что страх уходит уже на второй или третьей вылазке.

– Мальчик мой, путь вора не сказать что уж сильно замысловат, – кряхтел Хельге, сорокалетний рыжебородый домушник, в одном из баров, в котором Лаки искал себе заказ, будучи еще подростком. – Ты либо на первом же деле ловишь пулю, либо просто в штаны себе наложишь, но выкарабкаешься. Ко второй вылазке твои нервы будут как канат.

– Чушь это все, – возражал ему мудрый Бартоломей. – На второй вылазке страх все еще будет держать тебя в ежовых рукавицах, зато к третьей вылазке твои нервы будут сродни стальному пруту.

Лаки всегда с упоением слушал Бартоломея, а Хельге, от которого несло, он терпеть не мог. Но в этом вопросе он не согласен был ни с тем, ни с другим. За плечами Лаки было уже два десятка “вылазок”, так в их касте называли заказы клиентов, но его до сих пор пробирал страх. Он умел его контролировать, внешне страх не проявлялся, но Лаки чувствовал себя забытым чайником на плите, который уже начинал свистеть и вот-вот закипит.

– Вот же он! – Лаки едва не выпалил вслух, что он наконец нашел нужный стеклянный ящик. Его воспоминания о тяжелом отрочестве словно рукой сняло.

За стеклянной дверцей на постаменте стоял непримечательный черный параллелепипед, размером со спичечный коробок, материал его был настолько черный, словно он поглощает весь падающий на него свет. Лаки был уверен, что дверца под сигнализацией, но и на это у него был с собой специальный инструмент, на который он угробил солидную часть своего аванса. Портативный генератор электромагнитного излучения дает импульс очень маленького радиуса, но большой интенсивности. Проблема заключалась в том, что предмет явно был оснащен трекером местоположения, причем, конечно, самым передовым, новейшая разработка “Супримаси”. Проблема? Педант Лаки подготовил непритязательную коробочку, покрытую листовым металлом, которая идеально подходила под габариты черного предмета. Способ поражает своей наглостью и грубостью, но это надежное решение для блокировки спутникового сигнала.

– Птичка в клетке! – продекламировал про себя Лаки, пряча металлический футляр с ценным содержимым во внутренний карман куртки.

Скрип автоматически открывающейся двери прервал радость вора. Доктор Монитус вошел в кабинет, словно это разгар рабочего дня, хотя сейчас глубокая ночь субботы. Доли секунды потребовались Лаки, чтобы оценить обстановку и нырнуть за стенку одного из столов. Время было явно не на его стороне. Датчики оживут меньше, чем через минуту, а ему еще надо выбраться из здания.

– Проклятье, – думал Лаки, задерживая воздух в груди и обдумывая путь отхода.

Доктор Карл Монитус, – шестидесятилетний седой мужчина, к огромной досаде вора, не зашел в кабинет за забытым зонтиком или портфелем с бумагами. Он направлялся к месту, откуда Лаки только что извлек ценный артефакт. Аккуратность и осмотрительность Лаки высоко оценивались некоторыми легендами преступного мира, пусть эта оценка и была со скрежетом зубов, ведь он часто уводил крупные заказы прямо из-под носа маститых представителей воровской касты. Однако случались инциденты и промахи, которые приводили к тому, что Лаки оказывался на волоске от смерти, но он всегда выходил сухим из воды. Скорее для его рода деятельности это случалось слишком часто, что послужило одной из причин появления его прозвища. Удачлив как в хороших заказах, так и в мастерстве выпутывания из передряг.

Ученый замешкался у передвижной маркерной доски на колесах, преграждавшей ему путь. Сначала он отодвинул ее в сторону, окинув взглядом каракули, затем продолжил движение, но через мгновение остановился и вернулся к записям. Пока Монитус что-то бормотал себе под нос, выводя маркером новые символы, Лаки получил в запас еще немного времени. Прижимаясь спиной к одному из столов, Лаки переместился в противоположный конец лаборатории. Вариант «затаиться» он отмел, ведь Лаки считал, что ученый точно заметит пропажу. Сегодня ошибка Лаки может стоить ему жизни. Он даже не удосужился сделать муляж предмета, такое простое действие спасло бы его от неприятностей. Все-таки он заигрался. Излишняя внутренняя самоуверенность, сгубившая ни один десяток карьер и жизней очень успешных воров, теперь погубит и его. Лаки был пессимистом, пожалуй, это хорошее качество для его рода деятельности.

Тогда Лаки рискнул. Одним ловким прыжком, плавно перетекающим в кувырок, он добрался до вентиляционного отверстия, по которому он сюда проник. У Лаки появился шанс, мизерный шанс выбраться из ловушки, в которую он себя загнал. Через несколько секунд ударили сирены тревоги, но Лаки не обращал на них внимания. Извиваясь словно змея в высокой траве, он двигался по шахте вентиляции с предельной скоростью. Большое преимущество подземных лабораторий для вора – вентиляция, служащая лазейкой, соединяющей внешний мир с потаенными уголками этих мест, где ученые создают вещи, многие из которых меняют нашу жизнь к лучшему, а некоторым из них лучше никогда не покидать стены лабораторий. Однако существует особенная категория изобретений, которые, честно сказать, лучше бы ученые не придумывали. К сожалению, последнее относится к вещице, которую Лаки нес в кармане своей куртки.

Подготовка к операции давала о себе знать. В голове Лаки, от которой он всеми силами отгонял тревожные мысли, прорисовывался четкий маршрут: каждый поворот шахты, каждую развилку и каждое тяговое отверстие он знал досконально. Многочисленные удары спиной об верхние стенки шахты, удары локтями и лбом не останавливали вора, прилив адреналина и усиливающийся гул приточного вентилятора заглушали боль.

Наконец, миновав запутанный лабиринт, Лаки втянул ноздрями воздух улицы, воздух свободны. Загрязненный выхлопными газами, вонючий запах, который проникал даже в элитный деловой район, где располагалась высотка корпорации, сейчас был для него самым приятным запахом, что он когда-либо улавливал. Воткнув предварительно вытащив из кармана декодер, Лаки воткнул его в панель управления и остановил вращение лопастей. Ловким движением он умудрился развернуться вперед ногами и мощным ударом выбить решетку. Он был на свободе.

Воры редко задумываются, зачем заказчику нужен тот или иной предмет, у них есть только установка о том, что им нужно выкрасть. Приличным тоном для вора считается не лезть в суть того, что является объектом его изысканий, иначе карьера такого любознательного исследователя заканчивается где-то на окраинах большого и шумного города. Такова специфика мира, в котором вырос Лаки.

Глава 2

Неразбериха переполошила сначала лабораторию, а потом охватила и все здание. Директор отдела Саймон был вырван из своего законного отдыха звонком посреди ночи, уже через десять минут он сидел в машине, везшей его к “Супримаси”. Недовольству директора не было предела, потому что последний месяц квартала он как всегда вкалывает за троих, ведь, по его мнению, его окружают болваны, которые ничего не смыслят в бизнесе. Тем не менее, он и правда был толковым специалистом, его отдел прикладной вирусологии был одним из самых передовых, всегда получал хорошее финансирование и даже часто выставлялся в качестве примера для подражания на совещаниях больших шишек компании.

Для такой высокой оценки надо было платить высокую цену, поэтому Саймон и зашивался на работе, как проклятый, и поэтому вторжение в его единственный за последние две недели выходной казалось ему верхом невежества и наглости. Но он слишком дорожил как своим местом, так и своим отделом, поэтому был готов засунуть куда подальше свое мнение и разбираться в бардаке, произошедшим ночью в лаборатории.

Кабинет Саймона, располагающийся на том же подземном уровне, что и лаборатория Монитуса, был обставлен довольно аскетично. Темные стены, инкрустированные деревянными причудливыми узорами, серая плитка на полу, массивный стол посередине комнаты и глубокое кресло. На столе стоял лишь компьютер, потому что Саймон, в отличие от Монитуса, был сторонником современных технологий, и все его рабочие дела велись в электронном виде. Позади рабочей зоны располагалось окно в половину стены, которое было, конечно, не окном, а экраном, который хоть как-то пытался создать иллюзию, что Саймон работает не под землей. Директора это не особо волновало, потому что на работе он отдавался ею полностью, по этой причине его кабинет находился непосредственно в отделе, а не в верхней части здания. Это тоже скверно влияло на его здоровье: в свои сорок пять он выглядел старше своего возраста лет на десять. Впалые глаза, бледная кожа, округлый и скрученная спина создавали образ офисного планктона, но никак не могли принадлежать директору одного из самых успешных отделов “Супримаси”.

Саймон не стал дожидаться, пока двери лифта откроются до конца, он проскользнул в появившуюся щель, и представшая перед ним картина сначала удивила его. Звуковые сирены выключить успели, но световая сигнализация продолжала заливать стены красными отблесками. По коридорам слонялся персонал вперемешку с агентами отдела безопасности, около дверей его кабинета также стояли два агента – крепкие парни, одежда которых более походила на тактическую броню. Автоматы они держали на изготовку.

– Уилтон, твою мать, – бросил Саймон, ускоряя шаг.

Нельзя сказать, что у Саймона были плохие отношения с главой отдела безопасности, скорее, он высоко ценил профессионализм главного “безопасника” корпорации. Саймона лишь раздражали бесконечные потоки инструктажей и приказов, с которыми он, хоть и бегло, должен был знакомиться, подписывать, учитывать. Такая монотонная рутина раздражала директора, особенно если ему приходилось отрываться от более важных дел во время очередной отчетной недели.

Но директор Саймон все равно уделял время всей этой активности, ведь от этого зависит безопасность отдела, а учитывая специфику работы его подчиненных, вопросы безопасности вставали даже на более высокий уровень, чем в других отделах. Он давно размышлял в подобном ключе: «Разве будут существенные проблемы, если кто-то умудрится похитить гиперкалорийный батончик, закрывающий потребности человека в энергии на целый день, который разрабатывают в отделе инновационной гастрономии? Конечно, если из отдела экспериментальных источников энергии похитят новенькую аккумуляторную батарейку, от одного заряда которой электрокар может проехать три тысячи километров, хлопот будет больше, все сводится к одному: в мире больше нет корпораций, способных воссоздать украденное изобретение. Даже если есть такие, одна украденная технология будет попросту задавлена обширным ассортиментов “Супримаси” и ее агрессивной маркетинговой машиной, корпорация этого даже не заметит. Другое дело, если что-нибудь решат выкрасть из отдела прикладной вирусологии, ведь тут работники вовлечены в опасные проекты, конечной целью которых может быть и оружие, и лекарства, и косметика. Природа вирусов, непостижимая, органичная, невероятно сложная, в этом месте ее пытаются обуздать, подчинить себе. Безопасность в таком месте должна быть на крайне высоком уровне. А что я получаю? Гребаные безопасники на зарплате черт его знает куда смотрят, пока из одного из самых опасных отделов крадут разработку? Да еще и из лаборатории самого Монитуса, Бог его знает, чем он занимался на этот раз».

Саймон подошел к тонированным стеклам дверей своего кабинета.

– Разойтись, сопляки, – брызжа слюной, кинул директор двум охранникам, – это мой отдел, моя территория, мой кабинет, что вы тут устроили? Раньше нужно было заботиться о вопросах безопасности, а не гоняться за призраками спустя уже несколько часов после инцидента.

Охранник, стоявший ближе к валидатору идентификационной карточки, открывающему доступ в кабинет, попытался было открыть рот, но тут Саймон продолжил:

– Вы плохо понимаете меня что ли, может, вы глухие? Вор давно уже на улице, либо его выследили менее тупые, чем вы, и устроили погоню, либо он успешно скрылся, отдал ценное изобретение своему заказчику, получил жалкие банкноты за это и уже залег на дно. Так что быстро расступитесь, мне нужно войти в свой кабинет! – Саймон оттолкнул охранника, заслонявшего валидатор, и приложил карточку доступа.

Двери кабинета раскрылись, за столом директора сидел Роберт Уилтон, глава отдела безопасности. Стол был завален распечатанными отчетами, которые Уилтон изучал, а глаз Саймона, привыкший к минимализму, стал нервно подергиваться.

– Как вы это допустили? – Директор Саймон начал свою линию атаки на Уилтона. Он понимал, что от главы безопасников и мокрого места не оставит, но, во-первых, у него оставались остатки уважения к этому человеку, во-вторых, он хотел сохранить лицо, ведь он, прежде всего, директор.

– Ситуация довольно туманна, – ответил Уилтон, крепко сбитый высокий сорокалетний мужчина, с коротким ежиком темных волос и густой бородой. Уилтон имел за плечами военное прошлое, наложившее отпечаток на его характере. Еще в армии он заслужил признание: командиры ценили его за непоколебимое следование приказам, а сослуживцы ценили его профессионализм. Своим гибким умом Уилтон проложил себе карьеру в “Супримаси” после увольнения из армии, со своими обязанностями он справлялся блестяще. Для Уилтона безопасность корпорации стояла выше всего, моральные принципы легко отходили на второй план, если случалось что-то из ряда вон выходящее. Он не боялся пачкать руки, поэтому его опасались, но уважали.

– Туманна? Интересное, емкое описание. Ты меня совсем за идиота держишь? Твоя машина безопасности оказалась рухлядью, которая испещрена дырками, а теперь могут пострадать люди. К чему были эти сотни бумаг, которые я подписывал все эти годы? Ты будешь за это отвечать? – Саймон начал переходить на крик, но тут в кабинет постучали.

– Не сейчас, – ответил директор, так как он считал, что недостаточно втоптал Уилтона в грязь. Само собой, он догадывался, что Уилтон и его команда взяли след грабителя, что лучшие люди уже хищно идут по этому следу, но он не мог не насладиться моментом, когда может указать человеку, равному по статусу себе, на его прокол. Саймон терпеть не мог проколы, поэтому сейчас он закипал.

Стук повторился, а голос секретарши из компьютера довел до сведения присутствующих в кабинете, что доктор Монитус просит его впустить.

– Переведи меня на громкую, – небрежно бросил Саймон в микрофон, встроенный в монитор. – Доктор Монитус, сейчас здесь совещание, вам следует подождать, я приму вас чуть позже, – сказал Саймон уже другим голосом, более уважительным.

К Монитусу директор относился хорошо, потому что он был его главным активом. Почти все прорывные исследования велись под руководством этого ученого, и многие из них приносили плоды.

– Нет, это не может ждать! Откройте немедленно! – прохрипел Карл Монитус в микрофон.

Саймон был поражен тоном ученого, потому что ранее он не позволял себе такого вольного поведения. Изображение Монитуса на мониторе его тоже смущало: ученый был белым, как мел, лоб покрывала испарина, глаза были красными. Директор впустил Монитуса в кабинет.

Ученый вихрем влетел в едва открывшиеся двери. Несмотря на обстоятельства сегодняшней ночи, Монитус был как всегда элегантен: облаченный в белоснежный гладко выглаженный халат, в очках с толстыми коричневыми оправами из лакированного дуба, с длинными прямыми волосами по шею и густой бородой. Удивительно, как в этом человеке совмещались такой бардак в кабинете и такой опрятный внешний вид.

– Это задача первостепенной важности, был украден ключевой элемент проекта “М”. Мистер Уилтон, вы напали на след вора? – вопросил запыхавшийся ученый.

– Да, он скрывается на мотоцикле, который припарковал неподалеку, ведется погоня, ему не удрать. Преступник довольно опытный, он догадался о том, что все прототипы снабжаются трекерами, поэтому предусмотрел подавление сигнала. Но мои ребята все равно его схватят, – ответил Уилтон, а директор Саймон улыбнулся своей правильной догадке. «Все-таки этот Уилтон не промах», – подметил он про себя.

– Что за проект “М”? – задал вопрос глава отдела безопасности.

– Вам не положено знать, в чем заключается сам проект, скажу лишь то, что вам нужно искать матовый черный футляр размером пятьдесят на сорок миллиметров и толщиной порядка двадцати миллиметров, – ответил Монитус.

В голове Уилтона закрутился вихрь мыслей, он начал цепляться за ниточки, чтобы ничего не упустить. Во-первых, Монитус – ученый. Во всех случаях взаимодействия Роберта Уилтона с делами, когда что-либо крали из лабораторий “Супримаси”, ученым было досадно, что они потеряли разработку. Однако у них оставался опыт разработки за плечами, благодаря которому они быстро смогут восстановить утраченное. Значит Монитус разрабатывал нечто такое, что либо нельзя воссоздать, либо может быть слишком опасно в неумелых руках. Первый вариант Уилтон отбросил, потому что слабо верил, что есть проекты, которые невозможно восстановить. Он помнил о Монитусе как об ученом хаотичном, работающем в бардаке, но Саймон худо-бедно ведет отчетность благодаря лаборантке Монитуса. Остается второй вариант. Учитывая то, что Монитус работает в отделе прикладной вирусологии, вывод напрашивается сам собой: выкрали вирус, проект “М”, и этот вирус достаточно опасен, чтобы беспокоиться о его распространении.