Полная версия
К их базе – старому НИИ у АЭС.
Он знал, что просто так его не примут.
Он должен был устроить им процесс,
Который все сомнения отнимет.
Он нашёл их магистральный кабель,
Что питал их главный серверный алтарь.
И, применив все знанья, что имел,
Он поступил как встарь, как самый дикарь.
Он не порвал его. О, нет, то грубо.
Он лишь немного повредил экран,
Чтоб вызвать фон, помехи, очень глухо,
Чтоб в их цепях завёлся злой дурман.
[Строфа 7]
Потом он постучал в их дверь. «Я к вам
От тех, кто служит грязной подстанции.
Я больше не могу служить богам,
Что строят веру на одной лишь акции
Презрения к другим. Я видел свет
Ваш, атомный, великий и могучий.
Хочу служить ему. Вот мой обет».
Его встретили хмуро, словно тучи.
Но в этот миг в их зале загудело,
Завыли сирены, замигал экран.
«Помехи! Фон! Нечистое дело!
Враги наводят порчу и обман!»
И тут Егор, как будто бы случайно,
Сказал: «Похоже на пробой экрана.
Наводка от соседнего трамвая.
Проверьте кабель. В этом вся отрава».
[Строфа 8]
Они презрительно взглянули на него.
«Что может знать приспешник медной веры?»
Но всё ж послали техника. И тот, о-го,
Нашёл пробой! И рухнули барьеры.
Как он узнал? Откуда это знанье?
«Нас так учили, – скромно врал Егор. —
Мы изучали ваши заклинанья,
Чтоб победить вас в споре с давних пор».
Он показал им слабость, но при этом
Он показал и знание, и мощь.
Он стал для них загадочным билетом
В мир их врага, в ту непроглядную ночь.
Его пустили. Начался допрос.
И он им врал. Про Никеля, обряды.
И на любой каверзнейший вопрос
Давал ответы, полные отравы.
[Строха 9]
Он так смешал в словах и ложь, и правду,
Так описал порядки их врагов,
Что «староверы» видели награду
В его речах, в конце-то всех концов.
Он стал для них ценнейшим информатором,
Ключом к победе в их священной битве.
Они ему доверились, и матом
Кропили тех, кто жил в другой молитве.
Егор ходил по их священным залам,
Изучал схемы, планы, пульты, коды.
И сердце его злобно ликовало:
Он получил доступ к силам природы!
Он был внутри. Он стал двойным агентом.
И те, и эти верили ему.
Он мог одним движением, моментом
И тех, и этих ввергнуть в злую тьму.
[Строфа 10]
Он выбрал ночь. Когда луна, как череп,
Светила тускло с чёрных облаков.
Он подошёл к центральному их серверу,
Где билось сердце атомных богов.
Он знал, как вызвать перегрузку в сети,
Но не простую, а цепную, злую.
Чтоб ток пошёл гулять по белу свету,
Вернувшись на подстанцию чужую.
Он стравит их. Он их столкнёт лбами.
Удар отсюда вызовет пожар
На базе «Никеля». И их рядами
Пройдёт смертельный, огненный угар.
Он улыбнулся. Он – не раб, не воин
Ни тех, ни этих. Он – судья и рок.
И этой чести он один достоин.
Он повернул последний рычажок.
[30.06, 11:49] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции
КНИГА СЕДЬМАЯ. МАСКА ИЗ ПЕПЛА
[Строфа 1]
Но прежде чем идти в стан «староверов»,
Он знал: лицо его – его же приговор.
Ведь мир электриков – не мир парфюмеров,
Здесь помнят всех, кто вёл хоть раз с ним спор.
Он не был больше тем Егором, нет.
Он сжёг мосты и документы сжёг.
Он выковал себе иной билет
В тот мир, где каждый шаг был одинок.
Он стал «Андреем». Имя – как гранит,
Простое, твёрдое, не вызывало дрожи.
Легенда, что в душе его хранит
Обиду на весь свет, на злые рожи.
Но имя – звук. Легенда – лишь слова.
Нужна была последняя деталь:
Чтоб не узнала бывшая братва,
Чтоб скрыть лица предательскую сталь.
[Строфа 2]
Он отыскал в трущобах хирурга-самоучку,
Что практиковал в грязном подвале.
Тот брал за труд не деньги, а закрутку
Из медных жил, что в дефиците стали.
«Мне нужно стать другим, – сказал Андрей. —
Чтоб даже мать родная не узнала».
Хирург кивнул: «Нет ничего мудрей,
Чем сбросить лик, когда судьба достала».
Под тусклой лампой, скальпелем простым
Он правил скулы, нос, менял разрез
Усталых глаз. И под наркозом злым
Андрей увидел, как его навес
Привычных черт сползает, исчезает,
Как будто маска из сырого воска.
И новая гримаса проступает,
Жестокая, холодная и жёсткая.
[Строфа 3]
Прошли недели в боли и в бинтах.
Он жил в подвале, слушая, как крысы
Скребутся, отражаясь в его снах
Как тени прошлого, как злые актрисы.
Когда же он снял бинт в последний раз,
Из зеркала, покрытого разводами,
Смотрел чужой. Холодный, мёртвый глаз,
И шрамы, ставшие его народами,
Его историей, его гербом.
Он был теперь суровый, битый жизнью
Мужчина с переломанным хребтом
Судьбы, готовый к будущей отчизне.
Легенда обрела свою печать.
Теперь он был не просто беглый раб.
Он был боец, умеющий молчать,
Которого сломать пытался штаб
Врага, но не сумел. Он стал сильней.
[Строфа 4]
И с этим новым ликом он пошёл
К «атомщикам», к служителям урана.
И свой спектакль уверенно завёл,
Как было в нашем предыдущем плане.
Его схватили. Начали допрос.
С пристрастием, с угрозами, с давленьем.
И первый их логический вопрос
Был о лице, что стало откровеньем
Страданий. «Кто ты? Кто тебя пытал?»
– спросил их главный, глядя на рубцы.
«Те, от кого я к вам сейчас сбежал, —
Ответил он. – Подстанции жрецы».
И он поведал им свою легенду,
Что много раз проверил и заучил.
Про то, как он посмел в их пропаганду
Не верить, и за то ответ получил.
[Строфа 5]
«Я был у них инженером простым,
Пока не понял суть их тёмной веры.
Я говорил, что ток ваш не сравним
С их грязным, что достоин он пещеры.
За эту правду был я схвачен, бит.
Они пытались выжечь мою память.
Но дух мой не был до конца убит,
И я сбежал, чтоб к вашему знамени
Примкнуть. Чтоб отомстить за униженье,
За боль, за шрамы, за моё лицо.
Я знаю их проводку, их движенье.
Я стану вашим праведным косцом».
Он говорил, и шрамы говорили
Красноречивей всяких громких слов.
Они в его рассказ почти поверили,
Но всё же ум их был ещё суров.
[Строфа 6]
Проверка началась. Десятки раз
Его таскали на допросы снова.
Меняли тактику, просили рассказать
Детали быта, каждого былого
События. Они сверяли факты,
Искали в них малейший разнобой.
Пытались заключить с ним пакты,
Потом опять грозили кочергой.
Они пускали слухи, что поймали
Его друзей, и слушали ответ.
Они ему других людей являли,
Крича: «Вот он! Он твой подельник, нет?»
Но он держался. Легенда была прочной,
Как сталь брони. В ней не было имён,
Лишь общие детали, но заточной
Была обида, что горела в нём.
[Строфа 7]
Последний тест. Его привели в зал,
Где на экране – лица их врагов.
«Смотри, – сказал начальник. – Я достал
Архив подстанции. Найди своих богов,
Тех, кто пытал тебя». И сотни лиц
Мелькали перед ним. И он узнал
Их всех: и старшего, и молодых девиц,
Что подавали гвозди. Он стоял,
И сердце билось бешено и гулко.
Один неверный взгляд, один кивок —
И вся его безумная прогулка
Закончится. Он должен быть жесток.
Он ткнул в экран, но не в лицо наставника,
А в морду рядового охранника.
«Вот этот. И ещё вон тот, у лавочника».
Он выбрал тех, кто был внизу иерархии.
[Строфа 8]
«А старший? Мастер? Главный их пророк?»
– спросил начальник, щуря хитрый глаз.
«Не видел, – покачал главой Андрей. – Был мрак.
Меня пытали те, кто ждёт приказ.
Большие шишки рук не марают. Им
Достаточно отдать команду „фас“.
Я помню лишь исполнителей. Таким
Как я, вождей не кажут напоказ».
И это был финальный, верный ход.
Он показал, что был лишь мелкой сошкой,
Что подтверждало весь его рассказ.
И лёд растаял. Тоненькой дорожкой
К нему поплыло хрупкое доверье.
Начальник хлопнул по плечу его.
«Что ж, парень. Мы тебе, пожалуй, верим.
Ты видел ада самого нутро».
[Строха 9]
И вот теперь он был допущен в цех,
Где он «случайно» знанием блеснул
Про кабель и наводки от помех,
Чем в их глазах свой статус раздул.
Теперь он был не просто перебежчик,
А мученик, герой и ценный кадр.
Он был ходячий, раненый разведчик,
Что знает вражеский гнилой театр.
Он получил доступ к пультам, схемам,
К святая святых атомной души.
И начал подготовку к тем проблемам,
Что он им принесёт в ночной тиши.
Он был теперь Андрей. Суровый, в шрамах.
Егор остался в прошлом, будто в снах.
И месть его, что зрела в этих драмах,
Была остра, как ледяной монах.
[30.06, 11:50] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции
КНИГА ВОСЬМАЯ. ЧУЖОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ
[Строфа 1]
Он шёл по их гудящим коридорам,
Где пахло озоном и тревогой.
И был для них неясным, смутным вздором,
Пришельцем с проклятой дороги.
Они не знали имени «Егор»,
Им это имя было – звук пустой.
Они не видели его в упор
В той, прошлой жизни, за стеной густой
Вражды, что разделяла их миры.
Две секты, две змеи в одной корзине,
Не знали лиц друг друга до поры,
Лишь ненавидели по злой причине.
Они сражались с символом, с идеей,
С понятием «нечистого» тока.
Андрей же был для них живой трофеей,
Что сам пришёл из вражьего потока.
[Строфа 2]
Его лицо, изрезанное шрамом,
Служило лучшим из удостоверений.
Оно кричало о жестоких драмах,
Не требуя иных заверений.
Они смотрели на него и видели
Лишь то, что сами жаждали узреть:
Печать своих врагов, что в нём сидели,
Как будто в клетке пойманная смерть.
Им и не нужно было знать, кем был
Он раньше. Был ли он вообще когда-то.
Он из небытия для них приплыл,
Солдат, обиженный своим комбатом.
И эта безымянность, эта мгла
Вокруг его фигуры до «побега»
Лишь укрепляла веру. Ложь могла
Расти свободно под покровом снега
Забвения, что он принёс с собой.
[Строфа 3]
Он был актёр на сцене мировой,
Где каждый зритель видел то, что хочет.
Для «Никеля» он был слуга хромой,
Что кается и милости пророчит.
Для «Атома» – измученный герой,
Что вырвался из лап исчадий ада.
А сам с собой он был самим собой —
Судьёй, что ждёт заслуженной награды.
Он стравливал их, дёргая за нити
Их страхов, их невежества и веры.
Он говорил: «Я знаю, как найти их
Слабейший узел в их гнилой пещере».
И те, и эти жадно слушали его,
Не видя в нём ни капли лжи и фальши.
Ведь он давал им то, что естество
Их требовало: двигаться лишь дальше
По лестнице вражды, по спирали зла.
[Строфа 4]
Он плёл свою искусную интригу,
Как будто бы писал роман в стихах.
Одним он тайно составлял веригу
Из их же проводов, вселяя страх.
Другим шептал про слабости защиты,
Про коды доступа, про время смен.
И все его слова были прошиты
Той правдой, что он знал как инженер.
Он не придумывал. Он лишь подсвечивал
Реальные огрехи их систем.
И этим самым он увековечивал
Свой статус гения, что чужд дилемм.
Он стал для них необходим, как воздух,
Как главный козырь в будущей войне.
И в этих двух враждующих колхозах
Он был единственным, кто был в цене.
[Строфа 5]
И вот настал тот час. Та ночь расплаты,
Когда должны столкнуться два титана.
Когда по плану, им же и начатому,
Польётся кровь из вражеского крана.
Он был у пульта «староверов». Рядом
Стоял их вождь, предчувствуя триумф.
«Давай, Андрей! Убей их своим ядом!
Пусть взвоет их электриковый гунн!»
Андрей кивнул. Его лицо – гранит.
Он ввёл пароль, что выкрал так умело.
И главный терминал теперь хранит
В себе заряд для праведного дела.
Он запустил программу. Ток пошёл
Невиданной, чудовищной волною
По кабелям. И он свой путь нашёл
К подстанции, что скрыта за стеною.
Но в коде был ещё один секрет…
[Строха 6]
Удар по «Никелю» был лишь началом.
Лишь отвлечением для глупых глаз.
Программа, став безжалостным кагалом,
Вернула ток ответный в тот же час.
Но не простой, а с кодом искаженья,
Что бил по самым главным их щитам.
Он вызвал цепное перенапряженье
Не там, а здесь, по атомным цехам!
Пока «староверы» смотрели на экраны,
Где полыхала вражеская база,
Их собственная система рвала раны
В себе самой, как смертная проказа.
Завыли их сирены. Свет погас.
И в темноте раздался треск и грохот.
Их вождь взглянул на профиль в анфас
Андрея. И услышал смерти хохот.
[Строфа 7]
«Что сделал ты?!» – в безумии кричал
Вождь «атомщиков», видя крах системы.
Андрей смотрел, как догорал причал
Его двуличной, огненной поэмы.
«Я? – он ответил тихо. – Я воздал
Всем по заслугам. Каждому – своё.
Вы оба строили свой мир на скалах
Из глупости. Вот ваше бытиё».
Он развернулся и пошёл во мрак,
Оставив за спиной два адских круга.
Он был никем. Он был простой маньяк
По справедливости. И лучшим другом
Ему был хаос, что он сотворил.
Он не был ни Егором, ни Андреем.
Он был лишь тем, кто свет похоронил
Под пеплом их безумных батарей.
[30.06, 11:52] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции
КНИГА ДЕВЯТАЯ. ЦЕРКОВЬ ОПЛАВЛЕННЫХ РОГОВ
[Строфа 1]
Прошли года. На выжженной земле,
Где некогда сражались две химеры,
Возник уродливый нарост во мгле,
Последний оплот искажённой веры.
Из тех, кто выжил в пламени двойном,
Собралась горстка самых одержимых.
Они в безумии своём больном
Нашли виновных, как всегда, невинных.
Они решили, что великий бог,
Их Никель, покарал и тех, и этих
За недостаток веры, за порок
Сомнений в догмах, в истинах отпетых.
А он, Андрей, был ими же прославлен,
Как вестник гнева, как святой палач.
Их разум был окончательно отравлен,
Их мир был слеп, их горизонт был зряч.
[Строфа 2]
Они отстроили свою святыню
На месте старой, взорванной подстанции.
И принесли в неё, как образину,
Остатки главной трансформаторной акции.
То был огромный, медный изолятор,
Оплавленный, сгоревший, почерневший.
Два вывода, как рога, торчали. Автор
Сего творенья, в хаосе узревший
Свой страшный лик, смотрел на это молча.
Они назвали идола «Святой Никóла».
И выли перед ним по-волчьи,
Моля о ниспослании укола
Энергии в их мёртвые кварталы,
Что погрузились в темноту и холод.
Их ритуалы стали как кабалы,
Их вера – вечный, неуёмный голод.
[Строфа 3]
Андрей, их «праведник», их «меч господний»,
Стал жить средь них. Но не царём, не братом.
Они боялись силы преисподней,
Что он носил в себе, как запертый атом.
«Ты свят, – сказал им новый их пророк, —
Но свят для битвы, а не для молитвы.
Твоё касанье – огненный клинок,
Твои слова острее острой бритвы.
Ты не посмеешь к алтарю ступать,
Ты будешь жить как самый низший послушник.
Твоя задача – прах с него сметать
И охранять наш главный подстаканник».
Так он, герой их огненной легенды,
Стал призраком, уборщиком, рабом.
Ему бросали жалкие презенты
Из чёрствого пайка перед столбом.
[Строфа 4]
Он принял эту роль. А что иначе?
Бежать? Куда? Весь мир теперь – руины.
Он был усталым, старым, неходячим
По духу, средь уродливой картины,
Что сам же с упоением писал.
Он видел в этом высшую насмешку
Судьбы. Он – бог, что сам себя вписал
В рабы к себе, в последнюю пешку.
Он жил в каморке, где гуляли ветры,
И каждый день ходил в холодный храм.
И подметал священные метры
Вокруг того, что было просто хлам.
Он видел, как они ведут детей
К оплавленной железке, как к иконе,
И учат их бессмыслице своей
В последнем на земле безумном схроне.
[Строфа 5]
Ему доверили одну лишь «честь»,
Как самому презренному созданью,
Чья святость – это огненная месть,
А не любовь к святому мирозданью.
Раз в сутки, на закате, он входил
В пустой и гулкий зал, где пахло медью.
И на колени молча падал. Был
Один наедине с последней снедью
Своей гордыни. Он подполз к столбу,
Где возвышался идол двухголовый.
И должен был свою явить мольбу,
Свершая ритуал для них не новый.
Он должен был, как знак повиновенья
И признак самой низшей касты слуг,
Лобзать рога, прося у них прощенья
За то, что свят и замыкает круг.
[Строфа 6]
И он, творец всего, Андрей, Егор,
Строитель хаоса, судья и мститель,
Чей разум был отточен и остёр,
Как скальпель, как небесный истребитель,\nСклонялся ниц. И в ледяной тиши,
Чтоб видели дозорные в проёме,
Касался лбом и краешком души
Холодной меди в этом содоме.
Он целовал оплавленные роги
Того, что было лишь его работой,
Его ошибкой, суммой всех тревог.
И чувствовал себя последней рвотой
Эпохи, что погибла безвозвратно.
Он целовал свой собственный позор.
И это было страшно и понятно,
Как самый справедливый приговор.
[Строфа 7]
Он не был больше ни судьёй, ни богом.
Он стал живым памятником себе.
Ходячим, серым, скорбным эпилогом
К своей безумной, яростной борьбе.
Он видел в лицах новых прихожан
Не страх, не уважение, а жалость
К юродивому, что судьбою рван,
Чья сила – это и его же слабость.
Они давали милостыню «святому»,
Чтоб он за них молился у рогов.
И он кивал устало, по-простому,
И принимал еду из рук врагов,
Которых сам же и создал из праха
Своих былых, поверженных врагов.
И не было в нём ни огня, ни страха,
Лишь пустота у вечности порогов.
[Строфа 8]
Порой ночами он сидел в каморке
И чертежи на стенах выводил
Куском простого угля. Те задворки
Хранили память, что он не забыл.
Он строил схемы новых генераторов,
Что могли б дать тепло и яркий свет.
Он был последним из реставраторов
Того, чего на свете больше нет.
Но утром он стирал всё серой тряпкой,
Чтоб не увидел кто-то невзначай.
Чтоб не сочли за ересь, за охапку
Дров для костра. И пил холодный чай.
Он понял: знание теперь – проклятье.
Оно опасней всякого ножа.
И лучше быть в убогом, рваном платье
Святым рабом, чем умным госпожа.
[Строфа 9]
Так он и жил. И целовал металл.
И слушал бредни нового пророка.
И молча ждал, когда придёт финал
Его пути, безжалостного рока.
Он знал, что эта вера, как и та,
Что он разрушил, тоже обречена.
Она сгниёт, как плод с того куста,
Чьи корни – ложь, чья суть – отрава, тьма.
Но он не будет больше ничего
Менять. Он слишком стар и слишком мудр.
Он видел крах всего и вся. Его
Душа была как выцветший перламутр.
Он просто ждал. Когда последний винтик
В их механизме веры заржавеет.
Когда последний маленький фанатик
Увидеть правду наконец посмеет.
[Строфа 10]
А может, и не ждал он ничего.
Лишь доживал свой век в тумане сером.
И целовал рога, как божество,
Уже и сам став капельку примером
Того, во что не верил никогда.
Он был последним носителем света,
Что сам себя обрёк на жизнь раба
И ждал конца без всякого ответа.
Он – страж у идола, что сам создал.
Он – раб у веры, что родил из мести.
Он – человек, что всё про всех узнал
И выбрал путь бесславия и чести
Не быть никем. И в этом был его
Последний акт, последний жест усталый.
Принять итог. Не ждать ничтожество.
И целовать холодные металлы.
[30.06, 12:21] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции
КНИГА ДЕСЯТАЯ. ЛИТУРГИЯ КОРОТКОГО ЗАМЫКАНИЯ
[Строфа 1]
Шли месяцы. Андрей, целуя роги,
Изучал быт и нравы новой паствы.
Он видел их безумные дороги,
Их страхи, их обряды и мытарства.
Он понял: сила здесь – не меч, не власть,
А знание священных механизмов.
Кто может дать божеству не упасть,
Тот и спасает их от катаклизмов.
Их идол, их оплавленный Никóла,
Был не единственным святым предметом.
Вся их религия была расколота
На сотни амулетов и секретов.
И каждый амулет был хрупким, старым,
И каждый требовал ухода и починки.
И в этом видел он свой путь, недаром
Он помнил все винтики и пружинки.
[Строфа 2]
Их главной службой был «молебен света»,
Что проходил в двенадцатом часу.
Тогда пророк, в лохмотья разодетый,
Являл пастве всю веры их красу.
Пророка звали Никандр. Он был фанатик,
Что выжил в самом центре адской вспышки.
Седой, безумный, старый математик,
Он видел в схемах божьи передышки.
Он выходил, держа в руке «кадило» —
Фонарь на длинной, медной цепи.
Внутри него не ладан тлел уныло —
Там маятник скрипел в своей тоскливой слепоте.
То был простейший генератор тока,
Что от качания давал заряд.
И в этом был исток их злого рока,
Их веры самый главный маскарад.
[Строфа 3]
Никандр шёл медленно по залу храма,
Раскачивая свой фонарь рукой.
И маятник внутри, стуча упрямо,
Давал заряд на светодиод скупой.
Фонарь то вспыхивал, то снова гас,
Как будто сердце бога в нём стучало.
И каждый прихожанин в этот час
Смотрел, как вера их свечой мерцала.
Они стояли на коленях в ряд,
Простые люди, бывшие рабочие.
И каждый ждал, когда же божий взгляд
Падёт на них средь этой тёмной ночи.
Они тянули лбы свои вперёд,
Как будто бы под меч гильотины.
И ждали свой священный, важный ход —
Удар божественной электро-дубины.
[Строфа 4]
Пророк шёл, нараспев читая «символ веры»:
«Во имя меди, вольтов и ампер,
Во имя плюса, минуса и серы,
И всех святых резисторов, авер!
Да не коснётся нас уран-отец,
Да не придёт к нам атом-искуситель!
Да будет с нами Никеля венец,
Наш генератор и наш утешитель!»
Он подходил к молящемуся. Свет
В кадиле вспыхивал от мощного качания.
И в этот миг, как будто дан обет,
Свершалось таинство «электро-причащения».
Фонарь со стуком бил беднягу в лоб.
Удар! И вспышка прямо перед глазом!
И человек валился, как холоп,
«Благословлённый» высшим светлым разом.
[Строфа 5]
Так он «крестил» их светом и металлом,
Даруя им мгновение огня.
И каждый верил в это, и немало
Желающих тут было день от дня.
Но в этот раз случилось непредвиденное.
Пророк занёс кадило над одним
Из старцев. Но оно, как бы обиженное,
Не вспыхнуло. Лишь тень легла за ним.
Никандр тряс его, качал сильнее,
Но маятник молчал, и диод был мёртв.
Толпа застыла, страхом холодея.
«Бог отвернулся! Бог сегодня горд!» —
Прошёл по залу шёпот леденящий.
Пророк был в гневе. Он не знал, что делать.
И в этот миг Андрей, в тени стоящий,
Решил, что хватит ему в рабах коснеть.
[Строфа 6]
Он вышел из толпы. «Позволь, отец»,
– сказал он тихо, но услышал каждый.
«Я самый низший, я простой червец,
Но знаю я причину этой жажды,
Что не находит утоленья в свете».
Никандр смерил взглядом наглеца.
«Молчи, юродивый! Ты не в ответе
За волю нашего святого образца!»
«Я не о воле, – молвил раб Андрей. —
Я о контактах. Пыль попала в клеммы.
Позволь прочистить. Будет он светлей,
Чем прежде, и уйдут твои проблемы».
Толпа ахнула. Дерзость! Кощунство!
Но что-то в голосе его звучало
