Полная версия
которое, как у наездницы,
ведёт, куда б ни занесла
судьба, и рифма-заступница —
есть суть простого ремесла.
Она – мой парус, моя конница,
что сквозь века меня несла.
Она одна моя бессонница,
что свет надежды принесла.
[Строфа 5]
Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,
Где свет не проникал дневной,
Где эхо долгого раздора
Витало мёртвой тишиной.
Он не искал нигде опоры,
Был сам себе своей стеной.
И слушал леса разговоры,
Что пахли хвоей и весной.
Ему не нужны были своры
Собак и свиты за спиной,
Чтоб покорять седые горы
И спорить с собственной судьбой, где блики
костра, как рыжие гвоздики,
цветут на бархате ночном.
Он знал, что мира многоликий
уют сокрыт в огне простом.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный секундант,
ведь в этом мире меланхолика
спасает только музыкант,
чья песнь, как голос у певицы,
звучит, как клятвы вариант,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой надёжный музыкант.
Она – мой ангел, моя птица,
и мой бесценный амулет.
Она одна моя страница,
что я пишу так много лет.
[Строфа 6]
Мой друг, он видел, как река
Свой путь торила меж камней,
Как опускались облака
На пики гор, что всех древней.
Его не мучила тоска,
Но с каждым днём он был вольней.
И пусть была рука крепка,
Он становился всё мудрей.
Он пил из лесного родника,
Не ждал изысканных вестей.
И вера в нём была крепка,
Что он идёт стезёй своей, где блики
росы, как чистые улики
того, что мир был обновлён.
Он видел в капле многоликой
всю суть и всех людей имён.
Беру перо, что на столике
лежит, как старый артефакт,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь бесспорный факт,
который, словно у провидицы,
пронзает время, словно тракт,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный контракт.
Она – мой крест, моя обитель,
и мой решающий антракт.
Она одна мой избавитель,
что заключает с болью пакт.
[Строфа 7]
Мой друг, но вот тропа пропала
В ущелье, где царила мгла,
Где буря песню завывала
И скалы пламенем секла.
Судьба героя испытала,
На край обрыва привела.
И бездна голодно зияла,
И в ней надежда умерла.
Но в нём отвага не пропала,
Хоть ночь была черней, чем мгла.
Душа отчаянья не знала,
Она вперёд его вела, где блики
зарниц, как гневные улики
богов, что правят миром сим,
пронзали тьму, и слышны крики
стихий, что спор великий с ним
вели. Беру перо, что на столике
лежит, как верный мой кинжал,
ведь в этом мире меланхолика
спасает тот, кто не дрожал
пред бурей, кто, подобно пленнице,
из клетки духа убежал.
И рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный кинжал.
Она – мой бой, моя поспешница,
и мой последний идеал.
Она одна моя мучительница,
которой сердце я отдал.
[26.06, 12:04] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)
[Песнь первая: Зов]
[Строфа 1]
Мой друг, в том царстве, где туманы
Скрывают тропы от людей,
И где лесные истуканы
Хранят покой былых князей,
Рождались древние преданья
Про тяжесть сломанных мечей.
И в час ночного увяданья,
Когда не слышно и речей,
Явилось странное заданье
Для самых смелых из мужей:
Найти средь мира и страданья
Ключи от тысячи дверей, где блики
луны, как призрачные лики,
скользят по лезвию клинка,
и где судьбы немые крики
не слышит праздная рука.
Беру перо, что на столике
лежит, как страж былых времён,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь волшебный сон,
чья власть, как у степной владычицы,
сильна, как колокольный звон,
но рифма, вечная заступница, —
есть самый праведный закон.
Она – и плеть, и колесница,
и для героя царский трон.
Она одна моя граница,
что отделяет явь и сон.
[Строфа 2]
Мой друг, тот царь, что правил краем,
Был стар, и взор его потух,
И слух, молвою подстрекаем,
Ловил любой неясный слух.
Он жил, тоской своей терзаем,
Что дух отечества протух,
И что забыт, оставлен раем
Его народ, и мир вокруг.
И вот, гонцом оповещаем,
Был брошен клич, что резал слух:
«Кто к Зеркальной Горе ступает
И в ней найдёт бессмертья дух, где блики
зари, как огненные пики,
пронзят кристальные поля,
тот станет славою великой
и первым после короля!»
Беру перо, что на столике
хранит следы былых чернил,
ведь в этом мире меланхолика
спасает только тот, кто был
героем, чья душа, как школьница,
боялась собственных чернил,
но рифма, вечная заступница, —
дарует сотни новых сил.
Она – и воля, и темница,
и свет, что тьму я попросил.
Она одна моя сообщница,
когда я мрачен и один.
[Строфа 3]
Мой друг, из сотен отозвавшихся
На этот зов, сулящий честь,
Бояр и витязей зазнавшихся,
Которых всех не перечесть,
Один стоял, не убоявшийся
Ни гор, ни ледяную взвесь.
Юнец, с толпою не смешавшийся,
Принявший всё, как оно есть.
Он был отшельник, не знававшийся
С дворцовой знатью, чья вся лесть
Была пуста. Он, в путь собравшийся,
Принёс одну благую весть, где блики
воды, как звёзд далёких блики,
дрожат в простом его ковше.
Он знал, что истины великой
не сыщешь в золотом ковше.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный адъютант,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь его талант,
который, словно у проказницы,
блеснёт, как редкий бриллиант,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный талант.
Она – мой щит, моя союзница,
и мой бесценный фолиант.
Она одна моя избранница,
и в этом весь мой вариант.
[Строфа 4]
Мой друг, его звала дорога,
А не награда короля.
Он не просил у бога много,
Лишь чтоб его несла земля.
Он вышел молча от порога,
Ничем в пути не шевеля
Сердец вельмож, что слишком строго
Смотрели, гордость шевеля.
Его душа была убога
В их понимании, но для
Него она была подмогой
В пути, где ждали конопля
и травы, где ночные крики
зверей пугают смельчака,
но он не видел в этом крике
ни зла, ни тени тупика.
Беру перо, что на столике
лежит, как символ ремесла,
ведь в этом мире меланхолика
спасает тяжесть ремесла,
которое, как у наездницы,
ведёт, куда б ни занесла
судьба, и рифма-заступница —
есть суть простого ремесла.
Она – мой парус, моя конница,
что сквозь века меня несла.
Она одна моя бессонница,
что свет надежды принесла.
[Строфа 5]
Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,
Где свет не проникал дневной,
Где эхо долгого раздора
Витало мёртвой тишиной.
Он не искал нигде опоры,
Был сам себе своей стеной.
И слушал леса разговоры,
Что пахли хвоей и весной.
Ему не нужны были своры
Собак и свиты за спиной,
Чтоб покорять седые горы
И спорить с собственной судьбой, где блики
костра, как рыжие гвоздики,
цветут на бархате ночном.
Он знал, что мира многоликий
уют сокрыт в огне простом.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный секундант,
ведь в этом мире меланхолика
спасает только музыкант,
чья песнь, как голос у певицы,
звучит, как клятвы вариант,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой надёжный музыкант.
Она – мой ангел, моя птица,
и мой бесценный амулет.
Она одна моя страница,
что я пишу так много лет.
[Строфа 6]
Мой друг, он видел, как река
Свой путь торила меж камней,
Как опускались облака
На пики гор, что всех древней.
Его не мучила тоска,
Но с каждым днём он был вольней.
И пусть была рука крепка,
Он становился всё мудрей.
Он пил из лесного родника,
Не ждал изысканных вестей.
И вера в нём была крепка,
Что он идёт стезёй своей, где блики
росы, как чистые улики
того, что мир был обновлён.
Он видел в капле многоликой
всю суть и всех людей имён.
Беру перо, что на столике
лежит, как старый артефакт,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь бесспорный факт,
который, словно у провидицы,
пронзает время, словно тракт,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный контракт.
Она – мой крест, моя обитель,
и мой решающий антракт.
Она одна мой избавитель,
что заключает с болью пакт.
[Строфа 7]
Мой друг, но вот тропа пропала
В ущелье, где царила мгла,
Где буря песню завывала
И скалы пламенем секла.
Судьба героя испытала,
На край обрыва привела.
И бездна голодно зияла,
И в ней надежда умерла.
Но в нём отвага не пропала,
Хоть ночь была черней, чем мгла.
Душа отчаянья не знала,
Она вперёд его вела, где блики
зарниц, как гневные улики
богов, что правят миром сим,
пронзали тьму, и слышны крики
стихий, что спор великий с ним
вели. Беру перо, что на столике
лежит, как верный мой кинжал,
ведь в этом мире меланхолика
спасает тот, кто не дрожал
пред бурей, кто, подобно пленнице,
из клетки духа убежал.
И рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный кинжал.
Она – мой бой, моя поспешница,
и мой последний идеал.
Она одна моя мучительница,
которой сердце я отдал.
[Строфа 8]
Мой друг, он не искал подмоги,
Но огляделся он вокруг:
У края каменной дороги
Стоял могучий древний дуб.
Его ветра сгибали в роги,
Но корень был его упруг.
И понял юноша в итоге,
Что это верный, старый друг.
Он поклонился кроне строгой,
Прервав мучительный досуг,
И попросил помочь в дороге,
Чтоб разорвать порочный круг, где блики
луны, как древние вериги,
блестят на сморщенной коре.
Он знал, что в этой вечной книге
природы, скрытой в полумгле,
ответ. Беру перо, что на столике
лежит, как старый манускрипт,
ведь в этом мире меланхолика
спасает то, что не убит
в душе порыв, что у отшельницы,
в молитве праведной не спит.
И рифма, вечная заступница, —
есть то, что Бог в душе хранит.
Она – мой посох, моя лестница,
и мой незыблемый гранит.
Она одна моя советчица,
что мне о вечном говорит.
[26.06, 12:05] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)
[Песнь первая: Зов]
[Строфа 1]
Мой друг, в том царстве, где туманы
Скрывают тропы от людей,
И где лесные истуканы
Хранят покой былых князей,
Рождались древние преданья
Про тяжесть сломанных мечей.
И в час ночного увяданья,
Когда не слышно и речей,
Явилось странное заданье
Для самых смелых из мужей:
Найти средь мира и страданья
Ключи от тысячи дверей, где блики
луны, как призрачные лики,
скользят по лезвию клинка,
и где судьбы немые крики
не слышит праздная рука.
Беру перо, что на столике
лежит, как страж былых времён,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь волшебный сон,
чья власть, как у степной владычицы,
сильна, как колокольный звон,
но рифма, вечная заступница, —
есть самый праведный закон.
Она – и плеть, и колесница,
и для героя царский трон.
Она одна моя граница,
что отделяет явь и сон.
[Строфа 2]
Мой друг, тот царь, что правил краем,
Был стар, и взор его потух,
И слух, молвою подстрекаем,
Ловил любой неясный слух.
Он жил, тоской своей терзаем,
Что дух отечества протух,
И что забыт, оставлен раем
Его народ, и мир вокруг.
И вот, гонцом оповещаем,
Был брошен клич, что резал слух:
«Кто к Зеркальной Горе ступает
И в ней найдёт бессмертья дух, где блики
зари, как огненные пики,
пронзят кристальные поля,
тот станет славою великой
и первым после короля!»
Беру перо, что на столике
хранит следы былых чернил,
ведь в этом мире меланхолика
спасает только тот, кто был
героем, чья душа, как школьница,
боялась собственных чернил,
но рифма, вечная заступница, —
дарует сотни новых сил.
Она – и воля, и темница,
и свет, что тьму я попросил.
Она одна моя сообщница,
когда я мрачен и один.
[Строфа 3]
Мой друг, из сотен отозвавшихся
На этот зов, сулящий честь,
Бояр и витязей зазнавшихся,
Которых всех не перечесть,
Один стоял, не убоявшийся
Ни гор, ни ледяную взвесь.
Юнец, с толпою не смешавшийся,
Принявший всё, как оно есть.
Он был отшельник, не знававшийся
С дворцовой знатью, чья вся лесть
Была пуста. Он, в путь собравшийся,
Принёс одну благую весть, где блики
воды, как звёзд далёких блики,
дрожат в простом его ковше.
Он знал, что истины великой
не сыщешь в золотом ковше.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный адъютант,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь его талант,
который, словно у проказницы,
блеснёт, как редкий бриллиант,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный талант.
Она – мой щит, моя союзница,
и мой бесценный фолиант.
Она одна моя избранница,
и в этом весь мой вариант.
[Строфа 4]
Мой друг, его звала дорога,
А не награда короля.
Он не просил у бога много,
Лишь чтоб его несла земля.
Он вышел молча от порога,
Ничем в пути не шевеля
Сердец вельмож, что слишком строго
Смотрели, гордость шевеля.
Его душа была убога
В их понимании, но для
Него она была подмогой
В пути, где ждали конопля
и травы, где ночные крики
зверей пугают смельчака,
но он не видел в этом крике
ни зла, ни тени тупика.
Беру перо, что на столике
лежит, как символ ремесла,
ведь в этом мире меланхолика
спасает тяжесть ремесла,
которое, как у наездницы,
ведёт, куда б ни занесла
судьба, и рифма-заступница —
есть суть простого ремесла.
Она – мой парус, моя конница,
что сквозь века меня несла.
Она одна моя бессонница,
что свет надежды принесла.
[Строфа 5]
Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,
Где свет не проникал дневной,
Где эхо долгого раздора
Витало мёртвой тишиной.
Он не искал нигде опоры,
Был сам себе своей стеной.
И слушал леса разговоры,
Что пахли хвоей и весной.
Ему не нужны были своры
Собак и свиты за спиной,
Чтоб покорять седые горы
И спорить с собственной судьбой, где блики
костра, как рыжие гвоздики,
цветут на бархате ночном.
Он знал, что мира многоликий
уют сокрыт в огне простом.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный секундант,
ведь в этом мире меланхолика
спасает только музыкант,
чья песнь, как голос у певицы,
звучит, как клятвы вариант,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой надёжный музыкант.
Она – мой ангел, моя птица,
и мой бесценный амулет.
Она одна моя страница,
что я пишу так много лет.
[Строфа 6]
Мой друг, он видел, как река
Свой путь торила меж камней,
Как опускались облака
На пики гор, что всех древней.
Его не мучила тоска,
Но с каждым днём он был вольней.
И пусть была рука крепка,
Он становился всё мудрей.
Он пил из лесного родника,
Не ждал изысканных вестей.
И вера в нём была крепка,
Что он идёт стезёй своей, где блики
росы, как чистые улики
того, что мир был обновлён.
Он видел в капле многоликой
всю суть и всех людей имён.
Беру перо, что на столике
лежит, как старый артефакт,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь бесспорный факт,
который, словно у провидицы,
пронзает время, словно тракт,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный контракт.
Она – мой крест, моя обитель,
и мой решающий антракт.
Она одна мой избавитель,
что заключает с болью пакт.
[Строфа 7]
Мой друг, но вот тропа пропала
В ущелье, где царила мгла,
Где буря песню завывала
И скалы пламенем секла.
Судьба героя испытала,
На край обрыва привела.
И бездна голодно зияла,
И в ней надежда умерла.
Но в нём отвага не пропала,
Хоть ночь была черней, чем мгла.
Душа отчаянья не знала,
Она вперёд его вела, где блики
зарниц, как гневные улики
богов, что правят миром сим,
пронзали тьму, и слышны крики
стихий, что спор великий с ним
вели. Беру перо, что на столике
лежит, как верный мой кинжал,
ведь в этом мире меланхолика
спасает тот, кто не дрожал
пред бурей, кто, подобно пленнице,
из клетки духа убежал.
И рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный кинжал.
Она – мой бой, моя поспешница,
и мой последний идеал.
Она одна моя мучительница,
которой сердце я отдал.
[Строфа 8]
Мой друг, он не искал подмоги,
Но огляделся он вокруг:
У края каменной дороги
Стоял могучий древний дуб.
Его ветра сгибали в роги,
Но корень был его упруг.
И понял юноша в итоге,
Что это верный, старый друг.
Он поклонился кроне строгой,
Прервав мучительный досуг,
И попросил помочь в дороге,
Чтоб разорвать порочный круг, где блики
луны, как древние вериги,
блестят на сморщенной коре.
Он знал, что в этой вечной книге
природы, скрытой в полумгле,
ответ. Беру перо, что на столике
лежит, как старый манускрипт,
ведь в этом мире меланхолика
спасает то, что не убит
в душе порыв, что у отшельницы,
в молитве праведной не спит.
И рифма, вечная заступница, —
есть то, что Бог в душе хранит.
Она – мой посох, моя лестница,
и мой незыблемый гранит.
Она одна моя советчица,
что мне о вечном говорит.
[Строфа 9]
Мой друг, он сделал шаг над бездной,
По ветви двинулся вперёд.
Путь был опасный, неизвестный,
Но вера в сердце гимн поёт.
Он шёл, сжимая посох честный,
Смотря на тёмный небосвод.
И ветер, странник повсеместный,
Ему указывал проход.
Он был один в той мгле отвесной,
Но знал, что кто-то его ждёт.
И этот зов, такой чудесный,
Его от гибели спасёт, где блики
звёзд, как верные владыки,
глядят с небесной вышины.
Он знал, что их святые лики
ему в награду вручены.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный оберег,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь его ковчег —
поэзия, что у наставницы,
дарует мыслям быстрый бег.
И рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный ковчег.
Она – мой путь, моя попутчица,
и мой спасительный побег.
Она одна моя заступница,
что мне дарована навек.
[26.06, 12:06] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)
[Песнь первая: Зов]
[Строфа 1]
Мой друг, в том царстве, где туманы
Скрывают тропы от людей,
И где лесные истуканы
Хранят покой былых князей,
Рождались древние преданья
Про тяжесть сломанных мечей.
И в час ночного увяданья,
Когда не слышно и речей,
Явилось странное заданье
Для самых смелых из мужей:
Найти средь мира и страданья
Ключи от тысячи дверей, где блики
луны, как призрачные лики,
скользят по лезвию клинка,
и где судьбы немые крики
не слышит праздная рука.
Беру перо, что на столике
лежит, как страж былых времён,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь волшебный сон,
чья власть, как у степной владычицы,
сильна, как колокольный звон,
но рифма, вечная заступница, —
есть самый праведный закон.
Она – и плеть, и колесница,
и для героя царский трон.
Она одна моя граница,
что отделяет явь и сон.
[Строфа 2]
Мой друг, тот царь, что правил краем,
Был стар, и взор его потух,
И слух, молвою подстрекаем,
Ловил любой неясный слух.
Он жил, тоской своей терзаем,
Что дух отечества протух,
И что забыт, оставлен раем
Его народ, и мир вокруг.
И вот, гонцом оповещаем,
Был брошен клич, что резал слух:
«Кто к Зеркальной Горе ступает
И в ней найдёт бессмертья дух, где блики
зари, как огненные пики,
пронзят кристальные поля,
тот станет славою великой
и первым после короля!»
Беру перо, что на столике
хранит следы былых чернил,
ведь в этом мире меланхолика
спасает только тот, кто был
героем, чья душа, как школьница,
боялась собственных чернил,
но рифма, вечная заступница, —
дарует сотни новых сил.
Она – и воля, и темница,
и свет, что тьму я попросил.
Она одна моя сообщница,
когда я мрачен и один.
[Строфа 3]
Мой друг, из сотен отозвавшихся
На этот зов, сулящий честь,
Бояр и витязей зазнавшихся,
Которых всех не перечесть,
Один стоял, не убоявшийся
Ни гор, ни ледяную взвесь.
Юнец, с толпою не смешавшийся,
Принявший всё, как оно есть.
Он был отшельник, не знававшийся
С дворцовой знатью, чья вся лесть
Была пуста. Он, в путь собравшийся,
Принёс одну благую весть, где блики
воды, как звёзд далёких блики,
дрожат в простом его ковше.
Он знал, что истины великой
не сыщешь в золотом ковше.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный адъютант,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь его талант,
который, словно у проказницы,
блеснёт, как редкий бриллиант,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный талант.
Она – мой щит, моя союзница,
и мой бесценный фолиант.
Она одна моя избранница,
и в этом весь мой вариант.
[Строфа 4]
Мой друг, его звала дорога,
А не награда короля.
Он не просил у бога много,
Лишь чтоб его несла земля.
Он вышел молча от порога,
Ничем в пути не шевеля
Сердец вельмож, что слишком строго
Смотрели, гордость шевеля.
Его душа была убога
В их понимании, но для
Него она была подмогой
В пути, где ждали конопля
и травы, где ночные крики
зверей пугают смельчака,
но он не видел в этом крике
ни зла, ни тени тупика.
Беру перо, что на столике
лежит, как символ ремесла,
ведь в этом мире меланхолика
спасает тяжесть ремесла,
которое, как у наездницы,
ведёт, куда б ни занесла
судьба, и рифма-заступница —
есть суть простого ремесла.
Она – мой парус, моя конница,
что сквозь века меня несла.
Она одна моя бессонница,
что свет надежды принесла.
[Строфа 5]
Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,
Где свет не проникал дневной,
Где эхо долгого раздора
Витало мёртвой тишиной.
Он не искал нигде опоры,
Был сам себе своей стеной.
И слушал леса разговоры,
Что пахли хвоей и весной.
Ему не нужны были своры
Собак и свиты за спиной,
Чтоб покорять седые горы
И спорить с собственной судьбой, где блики
костра, как рыжие гвоздики,
цветут на бархате ночном.
Он знал, что мира многоликий
уют сокрыт в огне простом.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный секундант,
ведь в этом мире меланхолика
спасает только музыкант,
чья песнь, как голос у певицы,
звучит, как клятвы вариант,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой надёжный музыкант.
Она – мой ангел, моя птица,
и мой бесценный амулет.
Она одна моя страница,
что я пишу так много лет.
[Строфа 6]
Мой друг, он видел, как река
Свой путь торила меж камней,
Как опускались облака
На пики гор, что всех древней.
Его не мучила тоска,
Но с каждым днём он был вольней.
И пусть была рука крепка,
