bannerbanner
Ловчий. Кабан и трещотки
Ловчий. Кабан и трещотки

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 8

Александр (сухо): Когда тебе надоест, вон на том столике для тебя приготовлен подарок с моим личным вензелем. Уговор помнишь?

Пани Гжибовская (раздраженно): Я должна хвастаться этим подарком, всем показывать вензель и рассказывать, какой ты лев и герой. Доволен?

Александр (холодно): Вполне. Мы закончили?

Пани со своей жертвы с явным раздражением поднимается и идет к заветному столику. Там она довольно хихикает и, перебирая безделушки, воркует.

Пани Гжибовская: Больше всего мне по нраву вот этот красный браслет. Из чего он?

Александр: Раз красный, то, наверно, гранатовый. Носи чаще и пожалуйста – не стесняйся.

П Ани Гжибовская (возвращаясь к дивану и браслет на своей руке так и этак рассматривая): У меня чувство, будто я тебя обобрала. Скажи, что не так, и мы попробуем еще раз.

Александр (чуть отстраняясь): Пожалуй, не стоит. Прощайте.

Пани Гжибовская: И все ж… Я настаиваю.

Александр (сдавленным голосом): Меня от вас мутит. От вас слишком пахнет… немытою женщиной.

Пани Гжибовская (вскидываясь): Ну ты… Ну ты козел!

Гостья стремительно выходит из комнаты. На выходе она на миг задерживается перед столиком с подарками и берет что-то еще. Александру все равно, он сидит с отсутствующим видом, и ему, похоже, все безразлично. Открывается дверь в соседнюю комнату, и оттуда выходит Червинская (Нарышкина), которая, видимо, все это слышала. Она садится рядом с цесаревичем на диван.

Червинская (участливо): Что, и с нею никак?

Александр отрицательно мотает головой, а Червинская целует его. Потом она робко спрашивает.

Червинская (участливо): Может, получится, как раньше, со мной?

Александр снова отрицательно мотает головой, а потом срывающимся голосом шепчет.

Александр (будто подавляя приступы тошноты): Не могу. И от тебя пахнет… Нарышкиным.

Червинская укладывается на диван, кладет голову Александра себе на грудь, целует его и ласково шепчет.

Червинская: Когда-то выветрится. Тогда просто полежим, обнявши друг друга. Иди ко мне – тут тепло. Я тебя отогрею.

Александр обнимает свою подружку и начинает беззвучно плакать. Червинская гладит его лицо, утирает слезы, как кошка их с лица цесаревича слизывая.

Александр: Почему? Почему моя мама меня ни разу не обняла? За что она так ненавидит меня?

Червинская: А ты с ней об этом когда-нибудь говорил?

Александр: Да какой смысл?!

Червинская (резко поднимаясь): Пойдем к ней, и ты скажешь, как ее любишь!

Александр (сухо и холодно): Она все равно скоро сдохнет. И на меня ей плевать. А раз ей все это не нужно, то не нужно и мне.

Цесаревич резко отворачивается от своей пассии, а когда та пытается погладить его, он со злостью отталкивает ее от себя. Червинская устало смотрит на сгорбленную фигурку, уткнувшуюся в диван, встает, идет к столику и пересчитывает безделушки.

Червинская (со злостью): Ах, Зоська, ну – курва! И серьги бирюзовые прихватила, и брошь малахитовую. А дела не сделала! Ну погоди у меня, все вернешь, что потырила!

8 а 1797. Павильон. Зима. День. Зимний дворец.

Комнаты Государя

Павел сидит в своем кабинете и пишет. Осторожный стук в дверь. Павел кричит: «Впустите!», продолжая писать. В кабинет входит просительница, и Павел, лишь дописав, поднимает к ней лицо. Перед ним стоит Шарлотта Карловна в черных одеждах. В руках гувернантки подносик, на котором письмо. Павел, не принимая письмо, спрашивает.

Павел: Что это? Откуда?

Карловна: Давеча из Риги пришло. От кузины вашей Шарлотты Иоганновны.

Павел протягивает руку, небрежно берет и распечатывает письмо. Мгновение он читает спокойно, а потом его будто подбрасывает, он выскакивает из-за стола и принимается кругами бегать по комнате. Подбегает к Карловне и, потрясая письмом, кричит.

Павел: Да это ж… Это ж бунт! Измена! Знаешь, что там?

Карловна: Вестимо дело. Сама по Машиной просьбе Шарлотте писала. Сама и ответ от подруги прочла Маше вслух. Эк она вас ударила! Видать, по больному. Обещает ни рубля налогов не слать, пока вы Машу не отпустите. А коль умрет Машенька, так Латвия вам объявит войну. По-моему, очень понятное и простое письмо.

Павел: Да это же… Это же…

Карловна: Все верно. Больше половины доходов казны. Я сочла. Преподаю математику.

Павел: Да я их… Я же их в порошок…

Карловна: Иль она вас. Я сочла. Пушек и пороха у Витгенштейна уже нынче больше, чем у всей русской армии. Там Барклай и Кристофер, туда бегут лучшие офицеры. А вы и Суворова и Кутузова недавно отставили. Де Рибае дружен с Кутузовым, Суворов с Кристофером, а вы со всеми поссорились. Так что или они вас, Ваше Величество…

Павел (вскидываясь на Карловну): Ах ты, старая карга, да я тебя… Карловна (покойно и холодно глядя в глаза Императору): Так не впервой… Сынок твой – сына моего, Феденьку, а ты, значит, меня. Я – готовая…

Павел (будто скисая и отворачиваясь): Совсем выжила из ума, старая! (После недолгого молчания:) Как там? Ну эта… жена.

Карловна (глухо и холодно): Угасает. Пыталась резаться, как Шарлотта, да бритву отняли. А как стало ясно, что у нее кончились месячные, так и не ест, и не пьет. Скоро кончится. Первая жена твоя померла, стало быть, скоро помрет и вторая. А что? Тебе не впервой… Никто уж и не удивится в Европах-то.

Павел опять начинает метаться по комнате, но уже вяло. Потом он, видно, принимает решение и объявляет.

Павел: Раз ей плохо и она от меня ждет ребенка, пусть навсегда убирается к себе в Павловск!

Карловна: Маша не поедет без девочек и малыша Коли.

Павел (вспыльчиво): Да на хрен они мне сдались?! Все одно раздам я их всех тотчас по дворам Европы. Да и Гагарину выгоните, наконец, из Гатчины! Достала! Никогда мне здоровые телки не нравились. Все! Начинаю новую жизнь! Пошла вон!

Карловна лишь кивает в ответ и молча идет на выход. Когда она уже почти дотрагивается до дверной ручки, Павел ее с подозрением спрашивает.

Павел: Я отпустил вас с колобком во главе. Так ты же напишешь кузине? Налоги ко мне должны прийти вовремя!

Карловна (с легким презрением): Не поверила я Шарлотте, но тебе скажу – все произошло именно так, как она и предсказывала. Налоги к тебе придут вовремя. Эх, везучая ж Машка… Как же повезло ей с подругою!

9 а Павильон. Весна. День. Рига. Дом градоначальницы

Огромная постель, в изголовье которой огромное мрачное черное распятие. В постели лежит Шарлотта, у которой землистый цвет лица и огромные черные круги под глазами. Вокруг суетятся врачи. У кровати хозяйки сидит и держит ее за руку верная Эльза.

Шарлотта (еле слышно): Ты не волнуйся, а то у тебя молоко пропадет.

Эльза (с рыданием в голосе): Все хорошо. Доктора вас сейчас вылечат.

Шарлотта: Не вылечат. Это – сулема, нас учили по химии. Все ее признаки. Главное – вырасти для меня и Сашу, и Дашеньку. А еще служи Марьюшке. Я Петра успела назначить?

Эльза: Так точно. Он уже объявлен вашим душеприказчиком. Как вернется он из Литвы, так и начнет всем командовать.

ш арлотта: Трон пусть Сашке отдаст, когда тому стукнет тридцать. Не раньше, не позже. Или Дашке, ежели с Сашкой…

Эльза: Все сделаем.

Ш арлотта: А с деньгами пусть и дальше Барклай… (Жалобно:) Больно мне, горю я вся, Элечка!

Эльза: Эй, Шимон, Шульц, дайте ей что-нибудь! Опять идет приступ!

Павильон. Весна. Ночь. Рига. Дом градоначальницы 10 а

Слуги и служанки в коридоре дома вдоль стены все построились, и женщины и мужчины плачут иль всхлипывают. За окном мерно и тяжко бьет колокол. Вокруг слуг и служанок стоит мрачная стена молчаливых охранников, в коридоре висит напряжение. Потом раздаются шаги, их много, и они приближаются. Появляется Эльза во главе своих офицеров. Она в наглухо застегнутом под воротник черном мундире, на поясе черный мясницкий передник, а за поясом такие же черные перчатки. Эльза медленно идет мимо строя слуг и служанок, и при ее приближении все по очереди начинают бледнеть, трястись и всхлипывать. На лице Эльзы нет ни кровинки, а глаза и губы у нее белые и холодные. Гулко бухает колокол. Эльза в конце строя останавливается перед Розой Боткиной и будто очень тихо ей говорит, почти шепчет, но шепот этот слышен по всему коридору.

Эльза: Итак, госпожу отравили. Хлорная ртуть. Сулема. Яд без цвета, вкуса и запаха, но умирают от него долго и страшно. Вы все у меня еще сулемы попросите, это я вам обещаю. Кто уже сейчас с нее начать хочет? Это избавит от дыбы, иголок под ногти иль испанского сапога… Повоете, покричите чуток, как госпожа баронесса, да и все! Что – нету желающих?! Так я назначу.

Эльза снова идет мимо строя слуг и служанок, в лица каждого внимательно вглядываясь. Все по очереди начинают рыдать и креститься, а Эльза продолжает.

Эльза: В подвал идут все. Всех по очереди я познакомлю вот с этими перчатками и этим передником, ежели кто у нас в доме про их назначение вдруг не в курсе. А после я сама приведу в общую камеру ту самую суку, из-за которой мы всех прочих сейчас изуродуем, и оставлю на одну ночь вместе с прочими. Так что мой вам совет – вспоминайте быстрей.

Слуги со служанками в ряду у стены начинают меж собой переглядываться, и бойкая Кирстен за всех спрашивает.

Кирстен: Что надо вспомнить? Мы-то зараз. А что именно надо вспомнить?

Эльза: Яд был в кумысе, который прислан князем Юсуповым. Яд всыпали в один из бурдюков. Печать на бурдюке была сломана. Кумыс в доме пила лишь хозяйка. Надо вспомнить всех, кто неделю-другую назад копался в подвале с продуктами.

Слуги со служанками переглядываются, а потом сами начинают выталкивать из ряда то тех, то этих. Получается человек пять, и первая в ряду – Роза Марковна. Вдруг Кирстен говорит.

Кирстен: А еще должна быть Елена – вот ее (кивает на Розу) племяшка. Только она с неделю как в столицу уехала. У нее свадьба.

Эльза: Елена? Сперанская? А что ей делать с продуктами? Она ж не при кухне?

Старая Грета: Роза племяшку, приживалку свою, стены в подвале красить заставила. Та как раз привезла ей из столицы новую краску. Плесень ее не берет.

Эльза делает малозаметный кивок головой. Один из ее офицеров срывается с места и бежит в погреб, разминая при этом в руках серный шарик, используемый для определения ртути. Пока его нет, Эльза кивком головы отпускает всех непричастных, и те, переводя дух, с удовольствием по сторонам разбегаются. У стены остаются стоять те пять служанок, которые бывали по делам в погребе, и первая из них – Роза Марковна. Именно у нее Эльза все чаще в своем движении останавливается, а у несчастной при этом всякий раз дух перехватывает. Возвращается посланный офицер.

Фон Пален: В краску добавлялась сулема. Краска продается сухим пигментом, ее смешивают с сулемой в ходе приготовления.

Эльза (поворачиваясь к Розе): Никогда, никогда я не верила вашей поганой породе, но чтоб такое?! Племянницу, благодетельницу свою отравить за гнилую кофту да древние шкапчики?!

Роза Боткина (падая на колени): Видит Бог, не знала я, что тут Ленка задумала! Христом Богом клянусь, ничего не знала, не ведала!

Эльза (с ненавистью): Так ты, гадина, еще и Христа приплела! За все ответишь, за каждый хозяйкин стон, за каждую муку… Это я тебе обещаю! В подвал ее. Ко всему подготовить. КО ВСЕМУ!

Рыдающую и вырывающуюся Розу подхватывают офицеры в черном и вниз уводят. Эльза вынимает длинные черные перчатки из-за пояса и начинает их на свои руки натягивать, оглаживая и расправляя каждый палец. При этом она идет вдоль стены, где стоят последние четыре девицы, которые уже почти теряют сознанье от ужаса. А Эльза подходит к каждой по очереди, жестко заставляет смотреть себе прямо в глаза. Обычно стального цвета глаза Эльзы в этот раз почему-то страшно-белесые, будто закрытые бельмами, и все девушки, посмотрев в них, начинают рыдать. Наконец Эльза поворачивается и, уходя в подвал, дает своим людям отменяющий жест и бросает через плечо.

Эльза: Выдыхайте пока. Я – справедливая.

Павильон. Весна. День. Зимний дворец. Покои Павла 11а

Павел опять за своим огромным, полностью заваленным разными бумагами столом сидит и что-то пишет. В окне играют весенние солнечные зайчики. Раскрывается дверь, и без доклада заходит Кутайсов. Он растерянно вертит в руках большой белый конверт.

Кутайсов: Тут такое странное дело… Гонец из Риги привез. Со мною раскланялся, пакет церемонно вручил под роспись и сразу уехал. Даже чаю у нас не попил…

Павел (небрежно): Видать, торопился. Боялся опоздать на корабль. Давай сюда!

Павел берет в руки конверт, вскрывает, вынимает письмо с гербами и печатями и быстро его читает. В следующее мгновение он письмо, будто ядовитую змею, от себя резко отбрасывает и с ужасом кричит Кутайсову.

Павел: Да она с ума сошла, эта Эльза! Мы же с кузиною помирились, мы же – союзники! Прочти еще раз, может быть, я не понял.

Кутайсов поднимает с пола письмо и читает.

Кутайсов: «Настоящим уведомляем вас, что давеча скончалась правительница Лифляндии, Эстляндии и Курляндии – ваша троюродная сестра Шарлотта фон Бенкендорф, урожденная фон Шеллинг. Смерть наступила от принятия яда, которым отравила ее Елена Сперанская, подчиненная вашего начальника охраны Алексея Аракчеева и его будущая жена. Есть сведения, что ранее она была вашим прямым агентом. По итогам дознания установлено, что Елена Сперанская отравила мою госпожу по приказу Аракчеева, а тот исполнял ваше указание. За это деяние Елене Сперанской Аракчеевым было обещано имение от вашей милости, а также брак с самим Аракчеевым и через это – положение в обществе. Мы уведомляем вас, что будем действовать соответственно. Эльза фон Витгенштейн, урожденная фон Винценгерод. Подпись с печатью» (крутит в руках письмо и разводит руками). Ни фига себе. Будто объявленье войны…

Павел пытается утереть глаза и лицо, руки его дрожат и трясутся. Он хрипло шепчет.

Павел (растерянно): Но я же… Но мы же…

Кутайсов (хихикая и грозя Павлу пальцем): А вы ловкач, Ваше Величество. Я и сам уж подумал, что произошло у вас замирение. А вы, оказывается, раз – ив дамки! Хитро!

Павел начинает в ажитации бегать по комнате и кричит.

п аве л: Аракчеева! Аракчеева мне сюда!

Через мгновение в комнату врывается Аракчеев. Павел выхватывает письмо из рук у Кутайсова и с видимой яростью хлещет этим письмом Аракчеева по лицу.

Павел: Это как, черт бы вас разорвал, понимать?! Она же была наш главный источник всех средств для моих реформ! Значит – имение! Значит – положение в обществе! Кто, кто вам отдал этот приказ?!

Аракчеев (ошалело): Какой приказ?! Не могу знать!

Павел перестает стегать Аракчеева письмом по лицу и сует его ему в руку. Тот письмо быстро просматривает, бледнеет и со всей твердостью говорит.

Аракчеев (ошалело): Бред! Бред собачий! Да я эту… Елену… видал пару раз, какая там свадьба, о чем это?

Павел видимым образом успокаивается и бормочет.

Павел: Так и думал. Бред собачий. Вот и разберись с этой хренью! Елену сыскать и сдать в Ригу, (поворачиваясь к Кутайсову:) а ты напиши этой… Эльзе, что ошибочка вышла. Мы-то тут совсем ни при чем!

Павильон. Весна. День. Зимний дворец. Людские 12 а

Аракчеев сидит за столом в своей маленькой комнатке. Перед ним початая бутылка водки и большая железная кружка. Аракчеев уже шибко выпивши, и, судя по всему, он пьет без закуски. Обстановка в комнате самая простая, но с любовью к вещам. Все на своем месте, подогнано и прилажено, и поэтому початая бутылка и кружка выглядят в этой комнате и на этом столе инородными. Раздается стук в дверь. Аракчеев встает и идет открывать. На пороге сияющая Елена. Аракчеев сразу же быстро втаскивает ее в комнату и накрепко запирает за собой дверь.

Елена (радостным голосом): А вот и я. Своим ходом ехать сюда оказалось много дольше. В каждой съезжей избе останавливались.

Ну вот, я все и сделала. Пойдем с тобою теперь к Императору, доложим про исполнение, а он нас наградит, даст имение, как обещал, и станем мы с тобою жить поживать и добра наживать!

Елена радостной птичкою прыгает по маленькой комнате, а лицо Аракчеева из пьяно-расслабленного принимает все более сосредоточенное, осмысленное выражение. Он подходит к девушке сзади и, полуобнимая ее, смыкает у нее на шее свои мозолистые, крепкие и сильные руки.

1 б Павильон. Весна. День. Рига. Дом градоначальницы

По коридору в бывшую комнату Шарлотты идет человек в армейском мундире, лишь при входе в кабинет мы можем понять, что это фон Рапп. Он открывает дверь без стука – по-видимому, его ждут. В кабинете все так же, как было при Шарлотте, однако вместо разбросанных всюду бумаг в комнате теперь стерильная чистота. У окна стоит Эльза. Они обмениваются с фон Раппом приветствиями, после чего Эльза сразу же начинает.

Эльза (сухо и деловито): Итак, что вам стало известно в России?

Фон Рапп: Елена приобрела красящий пигмент и сулему в Гостином дворе в Петербурге. Пигменты и яд покупала сама, расплатилась серебряною монетой, а не ассигнацией, чем на себя обратила внимание. Учитывая то, что Роза давала ей деньги гульденами…

Эльза (с ненавистью): Я поняла. Работодатель в России. Кто?

Фон Рапп: Девица никогда не говорила, что в столице ей кто-то платит деньги. Однако краску и яд она погрузила в карету с вензелями охраны Императора Павла. К нам же она прибывала в карете, предоставленной госпожой.

Эльза (деловито и сухо): Так. Аракчеев. Не меньше. Возможно – Павел. Что бы вы сделали?

Фон Рапп: В нашем деле – отношения библейские. Око за око. Зуб за зуб.

Эльза: Согласна. Однако мы часть Империи, а злые умыслы супротив…

Фон Рапп: Мой господин, дед Шарлотты, мне сказывал, что офицер не смеет поднять руку на старшего. Но смерть изменяет даже и это.

Эльза (с чувством): Госпожа пощадила иуду, передав Государыне признание Бьелке. Благодаря госпоже Павел опять стал Наследником. И чем он ей отплатил? Изменой! Предательством! (Она берет себя в руки и пытается успокоиться, управляя дыханием.) Однако же вообразим себе, что есть некий бюргер…

Фон Рапп: Этого недостаточно. Раз я про Елену столь просто все выведал, не будем считать сыщиков наших врагов идиотами. Просто бюргера – недостаточно. Нужен враг. Заведомый, лютый враг. Не иначе.

Эльза (с усмешкою): Ну конечно. Лютый враг всего человечества. Бессмертный вампир. Сам Антихрист, не иначе!

Фон Рапп (с усмешкою в тон): Вампир и Антихрист? А что, мне нравится. Однако же не так просто внедрить нашего человека в логово. Тем паче, внедрять нужно двух: того, кто сделает дело, и того, кто за это ответит…

Эльза (задумчиво): Пожалуй, у меня есть человек… Помните, в свое время было обговорено возвращение главы дома Воронцовых из Англии? Как раз от вампира-Антихриста…

Фон Рапп: Согласен. Мне самому подготовиться?

Эльза (с сожалением в голосе): Была бы счастлива послать именно вас. Однако Павел отправил в отставку всех генералов, которых выбирал когда-то Потемкин. От Суворова до Кутузова. Боится всех кумиров прошлого царствия. А посему нужен нам человек неизвестный, желательно ровесник для Павла.

Фон Рапп (кивая в ответ): И чтобы Павел сам его поднял

Эльза: У меня есть такой офицер. (Подходит к столу и что-то пишет на листке бумаги.) Рассмотрите, подойдет ли?

Фон Рапп (берет листок бумаги и козыряет): Когда-то учил я латынь. Есть крылатая фраза antidotum adversus Caesarem…

Эльза: А вот эту часть у Светония мы, пожалуй что, перепишем.

26 Павильон. Весна. День. Париж. Жандармерия

По знакомому нам уже зданию жандармерии идет Фуше, которого только что назначили министром внутренних дел Директории. Жандармы при виде нового патрона построились, и Фуше идет, с каждым любезно парой слов перекидываясь. В конце строя он выбирает теперь главного парижского жандарма – своего былого адъютанта Фурнье и манит за собой. Они входят в новый кабинет свеженазначенного министра. Фуше идет к окну.

Фуше: Что в Париже тут нового?

Фурнье (пожимая плечами): Директория. Обогащайтесь кто может. Вся нечисть из темных углов повылазила и жируют на людской беде, сволочи.

Фуше (с усмешкой): Я и сам люблю жировать. Стало быть, по вашему мнению, и я сволочь?

Фурнье (смущенно): Ах, патрон, вы всегда делились с простыми людьми. Сотрудники это помнят. Мы всей префектурой с вашим назначением надеемся нынче на лучшее…

Фуше (полуобнимая заместителя и душевно): Главное сохранить в людях задор и веру в светлое будущее. Поверьте, я приехал сюда не штаны в кабинете просиживать, (после небольшого раздумья:) я на юге, в Лионе, немного замшел, оторвался от столичных реалий. Итак, с чего нам начать? Делает хватательный жест.) Что тут плохо лежит?

Фурнье (сокрушенно разводя руками): Так Робеспьер все ж подмял под себя. Хотел взять под контроль жандармерию, а всех, кто против, – тем рубил головы. Вы же сами бежали в Лион, когда поняли, к чему это клонится!

Фуше (небрежно отмахиваясь): Я перевелся в Лион, потому что это город всей моей юности. Но продолжайте!

Фурнье: Ну и всех у нас сей упырь порубил, а потом термидор – и чик! Порубили всех его присных. Наверху не осталось своих людей. Теперь все хлебные места – мимо носа. Ребята печалятся. Вся надежда, мессир, лишь на вас!

Фуше (задумчиво): Понятно. Значит, мы теперь в оппозиции. И чтобы все изменить, нам нужен заговор…

Фурнье (с оживлением, понижая голос): Так ради вас – мы завсегда! Душа у народа горит на всех на этих буржуев. Вы только свистните, и мы за вами – зараз!

Фуше: Пожалуй, нет, за мною не надо. Однако на юге все больше сторонников генерала Буонапарти… Как думаете, народ примет Диктатора, который положит конец всей этой нынешней вакханалии?

Фурнье (радостно): А реквизиции будут?!

Фуше (твердо): Разумеется, будут.

Фурнье (решительно): Тогда ребята пойдут до конца. Кстати, у меня готов списочек…

Фуше (со смешком): Вы погодите со списочком. Давайте сперва пройдемся по всем ресурсам, посмотрим, чем мы сможем помочь будущему Диктатору…

Павильон. Весна. Ночь. Париж. Жандармерия 36

Фуше и Фурнье сидят за общим столом, заваленном разными папками. То и дело в их открытый кабинет заходят жандармы, которые приносят новые папки и ящики. Часть документов два старших жандарма складывают по большим стопкам, а часть небрежно бросают на пол, а приходящие жандармы этими выброшенными бумагами постоянно горящий камин то и дело подтапливают.

Фуше: Боже мой, и они зовут меня Лионский мясник! Но то, что творил Робеспьер…

Фурнье: Половина преступников и две трети агентов не пережили утырка.

Фуше, листающий в это время досье, вдруг издает странный возглас и разве что не подпрыгивает.

Фуше: Надо же! Жив курилка! Смотрите-ка, крестник мой, Мишель Сперанский, докладывает, что его господин Александр Куракин возвращен Павлом из ссылки и едет сейчас ко двору. Сам Куракин уверяет всех, что Павел сразу сделает его канцлером. Это что ж? Получается, наш агент нынче секретарь у будущего русского премьер-министра?! Вот это поворот!

Фурнье, который от известий вскочил и теперь пыхтит и мнется весь в нетерпении вокруг кресла Фуше, пытаясь заглянуть в донесенье Сперанского, почти канючит.

Фурнье: Простите, так много дел, а Россия так далека. Я не обратил на это донесенье внимания. Этот Куракин такой пустобрех.

Фуше (добродушно): Конечно, я понимаю. Ведь у России вряд ли удастся что-либо реквизировать. Возможно, Куракин и пустобрех, но зато Сперанский хорошо пишет. И мне скорее интересен не тот, а этот. (Задумчиво, закрывая глаза, будто пытаясь что-то важное вспомнить.) Сперанский… Знакомая фамилия. Не родственник ли это некоей Елены Сперанской, которую все русские нынче ищут?

Фурнье: Погодите, я сейчас посмотрю все, что у нас есть на русских (убегает в соседнюю комнату).

Фуше (с закрытыми глазами, бормоча про себя): Сперанский, Сперанская, где же я это слышал? Вот черт, почему в Лионе нет отдела внешней разведки, а лишь только региональная. Вечно упускаем важные мелочи. ВСПОМНИЛ! (Широко раскрывает глаза.) Елену Сперанскую пытаются разыскать как убийцу Шарлотты фон Бенкендорф. А наш Мишель – ее младший брат… Черт. Его же нельзя будет использовать в агентурной работе! Твою ж мать!.. (Беззвучно ругается.)

На страницу:
2 из 8