Полная версия
Ловчий. Кабан и трещотки
Александр Башкуев
Ловчий. Кабан и трещотки
© Башкуев А. Э., 2017
Серия 6
Antidotum adversus Caesarem
(Противоядие против Цезаря)
1а1797. Павильон. Весна. Эзель. Абвершуле
Идет урок. Ученики, склонившись над партами, что-то пишут. В класс входит директор – аббат Николя.
Аббат Николя: Воспитанник Бенкендорф!
Александр Бенкендорф поднимается. Он кладет перо на место, закрывает чернильницу, переворачивает исписанные листы лицом вниз. Аббат кивает ему головою на выход. Мальчик кивает в ответ и выходит за аббатом из комнаты. В коридоре директор откашливается.
Аббат Николя: Из Риги дурные вести. Ваша мать – умерла.
Александр молчит.
Аббат Николя (нервно покашливая, продолжает)’. Я могу отпустить вас на похороны.
Бенкендорф: Это не нужно.
Аббат Николя: Хорошо. Тогда на сегодня вы освобождены от занятий.
2аНатура. Весна. Вечер. Сад Абвершуле
Маленький Бенкендорф идет по саду. Темно. Громко кричат вороны. Лицо у мальчика каменное. Пола его широкого монашеского одеяния цепляется за колючий куст. Мальчик тянет ее, но она зацепилась и рвется. Лицо мальчика искажается, он распахивает свой монашеский наряд. Под ним – черная офицерская форма. Мальчик выхватывает свою шпагу и начинает рубить ветви кустарника. Тут из-под его шпаги вываливается какой-то кулек. Он нечаянно срубил розу, закутанную в тряпье от мороза. Мальчик хватает розу и пытается приладить ее на место среза, на стволе розы – шипы, они ранят его руки. Роза не держится. Мальчик роняет ее и свою шпагу. Он стоит в снегу на коленях, закрыв лицо руками, и мы не видим, плачет он или нет. Затем он поднимается и уходит от нас по зимнему саду. На снегу остаются следы его сапог и пятна крови из израненных рук. Громко кричат вороны.
3аЗа 1796. Четырьмя месяцами ранее. Павильон. Зима. Ночь. Зимний дворец
В огромной Тронной зале гулко и пусто. Мы видим отблески света. К трону Российской Империи приближается Император Павел, за ним со свечами идут верные учитель двора Салтыков, который в последние годы фактически руководил культурой и образованием, и статс-секретарь Безбородко, он же канцлер и министр иностранных дел. Павел садится на трон, и сразу же видно, что трон не его. Там, где трон был впору огромной и дородной Екатерине Великой, маленький тщедушный Павел теряется. Он пытается усесться то так, то этак, но трон для него неудобен, огромен, и Павлу там неуютно. Пока он так барахтается, два самых влиятельных царедворца усопшей царицы терпеливо ждут, пока тот на месте освоится. Наконец Павел не выдерживает, с трона спрыгивает и начинает ходить по зале туда-сюда. Из-за того, что свечи в руках Салтыкова и Безбородко, получается, будто новый император то выходит на свет, то погружается в беспросветную тьму.
Павел (с раздражением): Почему так темно? Велите, чтобы был свет!
Безбородко (извиняющимся голосом): Так ведь ночь на дворе… А слуги все в том крыле – собирают покойницу. Сейчас я велю…
Павел (резко): Не надо, так обойдусь (с обидою в голосе). Черт, даже свет в такой день – и то ей, а я тут впотьмах – хоть глаз выколи (чуть попыхтев). К черту! Прикажите свечи зажечь и камин!
По комнате бегут слуги, быстро разжигающие свечи по углам, а также затапливающие камин. Он горит ярче, и перебивает свет от свечей. От этого лицо Павла начинает сиять кровавыми, багровыми сполохами. Павел стоит у огня и этого не видит, но Безбородко и Салтыков друг с другом с ужасом переглядываются.
Салтыков (Безбородке на ухо тихо и с осуждением): Дурной знак! Не затевают свое правление ночью… Дождались бы утра, что за спешка?
Безбородко (Салтыкову на ухо и чуть слышно): У него указов в кармане штук сто. Писал их всю жизнь. Видно, не может терпеть, ибо указы сии так и жгут ему ляжку…
Павел (подозрительно): О чем это вы? Мать мою, верно, еще не оплакали? (С угрозою:) Но погодите, нынче я все сделаю тут по новой!
Салтыков (громко и угодливо): Да полноте, Ваше Величество! Мы обсуждаем порядок похорон и всей церемонии…
Павел (радостно): Да-да! Мать мою захоронить в одной могиле с отцом! Из Александро-Невской лавры его живо выкопать – и к матери под бочок, чтоб они всегда были рядом!
Безбородко (начиная утирать голову платком): Вы хотите показать всему миру на царских похоронах разложившегося покойника?! Что подумает про нас Европа?!
П АВЕЛ (капризно): А мне-то что до Европы?! Положить их обоих в одном гробу… Рядом! Я сказал – РЯДОМ!
Салтыков (заламывая руки): Все, все мигом сделаем… Однако же… Петр Федорович за все эти годы, пожалуй, немного испортился. А если кто пожелает сравнить вас на лицо с вашим батюшкой? Сравнение явно не пойдет ему на пользу!
Безбородко (жалобно подхватывая): Вот и я думаю, хорошо б подданные помнили вашего отца по портретам, а в его новом виде лучше бы они его и не видели!
Павел задумывается, делает еще пару кругов по залу, хмурится, потом начинает сморкаться. Наконец он говорит расстроенным голосом.
Павел (разочарованно): Да, пожалуй, вы правы. Лучше из гроба его уже не вытаскивать. Но все равно, я потом обязательно положу их двоих вместе. А Орловы понесут траурные венки за гробом убиенного ими папеньки!
Салтыков (осторожно): Орловы сменили Воронцовых в качестве самых сильных поволжских помещиков. А те на Волге подняли мятеж, объявив Пугачева вашим родителем. Лишь с изгнанием Воронцова Волга была успокоена. Стоит ли затевать это вновь – в обратную сторону?
Павел (с яростью): Что?! Бунтовать?! Да я их в бараний рог, в порошок всех сотру! Как Воронцовых на Волге моя мамка стерла (со всей дури кричит). Отца перезахоронить вместе с матерью (немного одумавшись), но – потом. И пусть за гробом идут не все Орловы, но лишь один – Алексей. У него земли на югах, в Новороссии. Их только заняли, и народ там за него не подымется.
Салтыков (переводя дух): А вот это – мудро, Ваше Величество!
Павел (усмехаясь): Алехан Орлов тут дал маху, выпросил себе кусок вдали от прочей семьи. Прищучу его, а помощь ему не придет! Вот что значит отрываться от коллектива! И чтоб закрепить сие навсегда, раздадим все свободные земли в Поволжье моим немецким сторонникам, а Орловы попрыгают! Теперь с указами (начинает рыться в карманах).
Салтыков с Безбородкой обескураженно переглядываются.
Безбородко (тихо Салтыкову): Я не лезу в политику, но разве Орловы члены его же немецкой партии?
Салтыков (тихо в ответ): Полноте. Лишь царь и знает, кто ему друг и кто в его партии. И сколько еще нам открытий чудных сулит новое царствие…
Безбородко отдувается и кивает, а тем временем Павел достает свои указы.
Павел (торжественно): С этого дня мы начинаем жить по новой в нашей Империи! Больше не будет фаворитов, бабских капризов и прочего. Нашим девизом для страны и людей становятся порядок и польза! Вы первыми должны мне поклясться, что отныне вы живота не щадите ради народного блага да интересов нашей страны!
Безбородко (одушевленно): Всегда рад живот положить на благо Отечества! Давно пора найти укорот на всех этих Зубовых…
Салтыков (перебивая): И я готов, Ваше Величество! Дел-то нынче невпроворот, желательно дать церковно-приходским школам средства, чтобы они смогли учить детей грамоте…
Павел (насупившись): Школьная реформа? Это потом… Более важные дела на носу. И ты, Николай Иванович, уймись. Меня ты линейкой стегал, потом сыновей моих драл, а нынче за всех детей примешься?! Не выйдет. Отныне телесные наказания в школах учителям запретить, а назначим для этого приставов. Учитель должен детей учить, а не линейкой стегать… Да и это… С этого дня ты больше не учитель для моих сыновей. Выросли.
Салтыков растерянно отстраняется и начинает свои руки рассматривать. Безбородко смотрит на него искоса и осторожно бормочет.
Безбородко: Николай Иваныч на образовании собаку съел. Раз помер министр образованья Бецкой, может, отдадим его пост Николаю Иванычу?
Павел (отмахиваясь): Да, хорошо. Разумеется, занимайтесь образованием, но денег я вам на ваши прожекты не дам! У нас – реформы!
Салтыков облегченно вздыхает и утирает со лба пот. Он с благодарностью незаметно пожимает руку Безбородке. Тем временем Павел начинает читать указы.
Павел: Итак, самым первым указом я ввожу новые и четкие правила престолонаследия в Российской Империи.
Салтыков (с одушевлением): Давно пора!
Павел: Вторым указом – отменяю действие Жалованной грамоты, запрещавшей телесные наказания дворянства. Отныне дворян можно и пытать, и пороть, как того многие и заслуживают!
Безбородко (одобрительно усмехаясь): И это пора. А то, ишь, разбаловались. А цесаревича Константина в первую голову!
Павел: Третий мой указ – о введении налога на помещиков ради содержания местного управления. Пусть теперь Орловы, Юсуповы и моя кузина сами содержат свою же администрацию в их же провинциях…
Оба советника переглядываются и пожимают плечами. Безбородко робко поднимает руку и спрашивает.
Безбородко: А кто же этот налог будет в провинциях собирать? Те же, кто им облагается? А ежели они решат уклоняться?
Павел: А вот для этого и написан второй указ – о телесных наказаниях для дворянства. Не захотят собирать, тогда мы их палкой!
Советники вновь переглядываются. Безбородко хочет что-то сказать, но Салтыков делает умоляющий жест и движение, будто болтает языком, а потом снисходительно разводит руками. Безбородко пыхтит, кивая в ответ.
Павел: Четвертый указ – о введении единого подушного налога на всех помещиков, а то эти Орловы совсем обнаглели – крестьян у них больше, чем у меня, Государя.
Лица советников становятся скучными, и они оба начинают что-то на пальцах подсчитывать.
Павел: Пятым указом я ввожу запрет на прошения об отставке для тех, кто прослужил менее пяти лет… Так… Шестым указом…
Бубнеж Государя продолжается и продолжается. Оба советника очевидно заскучали, ибо что-то в указах обоим им не понравилось. Они даже начинают меж собой развлекаться – толкаясь и пытаясь друг другу наступить на ногу. А тот все зачитывает…
Павел:…и наконец двадцать седьмым указом я прикажу повесить особый ящик у Зимнего, в который любой обыватель сможет мне кидать письма, докладывая, какие из указов моих не исполнены.
А всех виновных буду лично бить палкой.
С этими словами Павел складывает бумаги с указами в кучку и, даже не ожидая ответа советников, идет прочь из зала. Он почти выходит из Тронной залы, но на пороге вдруг резко поворачивается и с сияющим видом говорит.
Павел (с видимым удовольствием): Кстати, раз уж я, несмотря на все ваши козни, все-таки стал Государем, я начну совершенно новую жизнь. Помирюсь со всею семьей, соберу всех, наконец, под одну общую крышу. Зиму будем проводить здесь, а летом всей семьею отдыхать в Гатчине!
С этими словами Павел резко поворачивается и выходит.
Ошеломленные сановники переглядываются.
Безбородко (с изумлением): Интересно, как он собрался помирить Шарлотту Карловну со своим сынком Константином?!
Салтыков (мрачно): А вот мне интересно, как они с Кристофером поделят Марию Федоровну…
Безбородко (хватаясь за голову): Твою ж мать… Мне послы доложили, что жена Александра Елизавета написала матери уже тыщу писем. И там сказано, что Александр – импотент. Но это еще ничего, жена Константина Анна в Саксонии нынче про него и про Павла такое рассказывает…
Салтыков (задумчиво): Пожалуй, у меня накопилось уже столько дел в министерстве образования…
Безбородко (кивая в ответ): Мудрый ты человек, Николай Иваныч. И впрямь, надо мне все эти новые указы всем послам разъяснять, а это же – каждому написать… Побегу я… Дела!
1796. Павильон. Зима. Ночь. Зимний дворец. 4 а
Комнаты Марии Федоровны
В двери покоев Марии Федоровны кто-то отчаянно и сильно молотится. Двери изнутри открывают, за ними стоят Кристофер фон Бенкендорф в полном облачении, за ним его офицеры: Невельский, Оболенский и прочие. Рядом с Кристофером – бледная Мария Федоровна, а рядом с нею Шарлотта Карловна фон Ливен, сжимающая в руках люльку с маленьким Николаем. К ногам Карловны жмется маленькая девочка – сравнительно высокая и явно голенастая Анна Павловна, родившаяся уже после разделения Гатчины на две части, а чуть поодаль стоят прочие Павловны, они взрослей, и ножки у них всех – коротенькие. Посреди этих великих княжон выделяется высокий и смазливый Константин Бенкендорф. Всю группу освещает бледно-желтый свет восковых свечей, горящих внутри покоев. Камера делает круг, и мы видим, что в дверь молотился сам Император Павел, рядом с которым стоит его начальник охраны генерал Аракчеев и офицеры из его полка. Эту группу освещает чадно-красный свет факелов, которые эти люди несут с собой. Павел достает из кармана указ, сует его Аракчееву, и тот громко зачитывает.
Аракчеев (торжественно): Особым указом Его Величества Императора всея Руси Павла Первого генерал Кристофер фон Бенкендорф отныне не командует его охраной и лейб-гвардии егерским полком. Он изгоняется из страны и обязан немедля вернуться назад на свою родину – в Лифляндию – к своей супруге и детям. Указ исполнить немедленно.
Мария Федоровна начинает потихонечку всхлипывать, Кристофер отдает ей честь, пожимает руки своим офицерам и под конвоем идет на выход. Вдруг Павел жестом своих людей останавливает.
Павел: Отконвоировать его в Нарву позже, а пока пусть посидит в комнате для охраны. А вот этих предателей (кивает на Невельского с Оболенским и прочих бывших офицеров своей охраны) другим конвоем в Кронштадт и на кораблях сразу в Ригу. Нечего им вместе тут делать.
Аракчеев (козыряя): Будет исполнено! (Кивая своим офицерам на офицеров Кристофера:) Исполнять! (Кивая на Кристофера:) А этого когда везти к Нарве?
Павел (ухмыляясь): Я думаю, ты услышишь. Вы оба услышите.
Комната быстро пустеет. Павел оборачивается к Карловне.
Павел: А ты что стоишь, старая? Муж пришел к любимой жене. Почти пять лет, как не виделись. Сама же была за военным. Убирайся-ка, живо. И детей убирай!
Карловна хочет что-то сказать, но потом передумывает и, прижимая к груди люльку с Николаем и Анну Павловну перед собою подталкивая, хмурясь, выходит из комнаты. В другую дверь, ухмыляясь, выпроваживает великих княжон молодой Константин Бенкендорф. Павел запирает за всеми двери и, сняв с себя ремень, начинает его себе на кулак наматывать и при этом на глазах распаляется.
Павел: Что ж молчишь, моя верная женушка?! Небось от радости язык проглотила? Ну так как раз вот на этот случай мы отменили тут давеча закон, запрещающий телесные наказания для дворян. И особенно – для дворянок. Сама выбирай: или будешь мне верной женой, да чтобы мой молочный брат слышал, или ждет тебя примерная порка!
Мария: Какой же ты урод… Мерзкий карла! Я тебя ненавижу! (Срываясь на крик:) Да бей хоть до смерти, я тебя не боюсь!
Павел (изменяясь в лице): Сама не боишься, за своего аманата побойся! Не доедет до Нарвы наглец! Ты меня знаешь!
Мария (отчаянно): Шарло! Ты меня слышишь?! На помощь! На помощь! Какой же ты…
Камера отъезжает, и мы видим, как Мария Федоровна отчаянно отбивается от Государя Императора, а тот кричит.
Павел: Ах, ты упрямишься?! Никто мне не смеет отказывать! Я тут Царь, я тут главный! Нету противоядия супротив Императора!
1796. Натура. Зима. Утро. Зимний дворец. Людские 5 а
Холодный, грязный и слякотный день. У кареты возится Елена Сперанская, готовясь к поездке. К ней подходит Аракчеев.
Елена: Что-то всю ночь кареты туда-сюда ездили, и даже у нас слышны были крики. Мне даже послышалось, что звали мою хозяйку из Риги.
Аракчеев (небрежно): Цирк. Государь с чего-то решил, что хочет вернуть былую жену, а она – ни в какую. Давай голосить и звать из Риги Шарлотту. Будто до Риги от нас докричишься. Кстати, а чего это от вас один Барклай прибыл на похороны?
Елена: Шарлотта вечно болеет, а у Эльзы Паулевны – радость. Первой у нее была девочка, а нынче она хочет мальчика. А у нее ж – возраст.
Аракчеев: Все ясно. Опять у Розы кашрут, а Эльза беременна. И Государь у нас нынче Павел. Все одно к одному будто сходится… Ну ладно, жду снова в столице.
Аракчеев поворачивается и возвращается во дворец, а Елена стоит, замерев, возле всех своих сундуков у кареты.
Елена (вслед Аракчееву): У меня в столице еще пара срочных дел – к примеру, надо краски купить Розе Марковне…
6 а 1796. Павильон. Зима. Вечер. Зимний дворец.
Покои Павла
Павел сидит в своем кабинете и что-то с ожесточением пишет. Перья у него все время ломаются, он с остервенением их во все стороны разбрасывает, то и дело вскакивает из-за стола, по комнате бегает, назад за стол возвращается и продолжает писать.
Павел (в сердцах пишет и все время бормочет): Ах ты, толстая сучка… Ах ты, паразитка поганая… Я тебя научу, заставлю исполнять мою волю! Пока меня не будут слушать в семье, кто ж в стране станет слушать? Не-е-ет… Будет мой верх! (С отчаянием:) Кого бы спросить, как же приструнить свою бабу? И порол ее, и любил ее, а все только хуже. Мама-то знала, как… (Прикрывает лицо руками и будто плачет, затем успокаивается и начинает сморкаться.) Куда же все подевались? И когда же мне ждать моего Сашку Куракина?! А это что еще за крик?!
Павел вскакивает из-за стола и бежит к двери. Та вдруг сама собой раскрывается, и к нему вбегает младшая невестка Анна Федоровна. Платье ее в беспорядке, глаза безумны, а в руках окровавленная кочерга. Павел отшатывается.
Павел: Это еще что? Кто разрешил, кто пустил?
Анна (захлебываясь от волнения): Так и запомните, в другой раз просто убью! Вот урод, вот урод!..
Павел ловко движется по покоям – так, чтобы между ним и невесткой все время был его стол. При этом Государь опасливо косится на кочергу, которой все время размахивает Анна Федоровна, и торопливо звонит в колокольчик. Маленькая крепенькая Анна не слушает.
Анна (возбужденно кричит): Вот гад, вот хорек! Вы же знаете, венчали с Константином нас походно в Кронштадте, потом мы жили у папы с мамой в Саксонии, и он делал вид, будто я ему безразлична. Говорил всем, мол, я маленькая. А я, дура, верила. Я – надеялась!
Снова раскрывается дверь, в покои вбегает перепуганный, взмокший Кутайсов. Он делает успокаивающие знаки то Павлу, то Анне и при этом как-то зигзагом приближается к женщине, а потом одним кошачьим движением ловко выхватывает у нее кочергу. Впрочем, та не особо и сопротивляется, а продолжает возбужденно бегать по комнате. Государь так же опасливо от нее бегает, она этого не замечает, а со стороны получается, будто они ходят по кругу, причем заметно изумительное сходство в движениях у царя и невестки, благо оба маленькие и крепко сбитые.
Павел: Так что? Что же случилось?
Анна (с отвращением и брезгливостью в голосе): Как что?! Он взял с вас пример. Сегодня пришел и сказал, что раз батюшка принудил к этому матушку, то и он вправе сделать со мною все то же самое!
Павел: Что? Что «то же самое»?
К нему бросается с кочергою Кутайсов, который делает странные знаки, будто он просит царя закончить с расспросами. Тем более что в ответ Анна ярко краснеет, на мгновенье тушуется, а потом, выпячивая подбородок и делая злое лицо, кричит в ответ.
Анна: Сынок твой трахает всех только в задний проход, вот что! А нынче пришел и сказал, что раз его мамка громко ночью орала, то и ты ее нынче тоже… Ибо раньше не кричала и не сопротивлялась она никогда.
Павел (багровея лицом): Да как ты смеешь? Да я ни с кем…
Анна (фыркая): Да полно врать-то, папаша! А в какую дыру ты – свою Христю?! Сказки-то мне не рассказывай! Чай не маленькая. Сынок твой сказал, что он во всем хочет быть похожим на вас, и потому я должна дать ему то же самое.
Павел (судорожно сглатывая): Я никогда… И что же? Вы ему – дали?!
Анна (со всей дури кричит): Да! Дала! Кочергой ему, хорьку, по балде! И еще дам, коль хоть пальцем дотронется до моей задницы!
Павел ошалело смотрит на Кутайсова, тот показывает ему окровавленную кочергу и разводит руками, мол, именно так все и вышло. В этот миг распахивается дверь, и в покои вводят окровавленного Константина, голова которого обмотана краснеющим полотенцем. Константин при этом орет, что сейчас кого-то убьет, и поэтому у него на плечах висят его адъютанты – Яновский с Потоцким.
Павел (нервно и немного растерянно): Костя, мне сказали, что ты…
Константин (с яростью): А что я? Что – я?! Почему ты можешь в жопу драть кого хочешь, а я свою такую же законную жену – не могу?!
Павел в ответ, задыхаясь от гнева, начинает рвать кочергу из рук у Кутайсова (тот отчаянно сопротивляется) и страшно кричать.
Павел: Да как ты посмел про нас с матерью?!
Константин (тушуясь и будто оправдываясь): Рассказывай… Так как в эти дни матушка… под мужиком бабы орут, лишь когда их не туда… пялят…
Павел бросается на сына и начинает остервенело бить его по лицу. Кутайсов безуспешно пытается куда-нибудь заховать кочергу. Чуть успокоившаяся Анна при этом сзади кричит.
Анна: Так его! Так его! А еще раз ко мне полезет, я его, козла, прибью на хрен!
Константин (полужалобно): Да ты че, батянь?! Ты чего?! Я же всего лишь хотел быть таким же, как ты! Не по нраву тебе? Хорошо! Ты более мне не пример!
Павел с трудом отрывается от избиения Константина и хрипло шепчет.
Павел: Ненавижу… Я никогда не обижал твою мать. Да я с Марихен… Я люблю Марихен… (Он вдруг вновь возбуждается.) Твою ж мать!!! Так вот кто про меня распускал все эти слухи в Европах (злобно шипит). Ну вот что, сынок… Любимый… (Обращаясь к Кутайсову, будто Константина нет в комнате.) Есть недостроенный дворец Петра в Стрельне. Пусть этот козел там в глуши и живет. А мне на глаза чтобы более не попадался.
Адъютанты быстро выводят Константина из комнаты. Тот порывается что-то сказать, но сами Яновский с Потоцким зажимают ему рот и что-то шепчут. Когда дверь за цесаревичем закрывается, Павел сокрушенно разводит руками и поворачивается к Кутайсову.
Павел: Ну вот опять оторвали от службы Отечеству. Садись к столу, будешь помогать мне указы писать.
Кутайсов в ответ начинает делать странные знаки. Павел следит взглядом за жестами слуги и к своему изумлению обнаруживает, что в углу комнаты стоит всеми забытая Анна Федоровна. Кутайсов робко спрашивает.
Кутайсов: А с этой-то что? Ежели и ее в Стрельну – большая беда может выйти. Саксония – страна крупная. Считай, пол-Германии.
Павел: А нашу Аннушку мы оставим при нас. Пусть и дальше живет в комнатах Константина. Вся семья у меня будет в сборе и жить под одной общей крышей…
Анна: Хорошо. Только на будущее ты, папаша, слюну-то сразу утри. Я тебе не жена и не Христя. Тронешь меня за попо – крику будет на всю Европу. Знаю я, в кого у тебя сынок такой уродился, и ты меня – слышал.
С этими словами молодая женщина стремительно выбегает из комнаты. Павел бросается ей вслед и кричит.
Павел: Да я никогда! Ни за что! (Поворачиваясь к Кутайсову:) Почему они мне все не верят? У меня с женой исключительно натурально и по согласию. И я ни разу же с Христей!
Кутайсов в ответ пожимает плечами. Выражение лица у него при этом немного загадочное.
7 а 1796. Павильон. Зима. Вечер. Зимний дворец.
Покои Александра
В комнате Александра романтическая полутьма и горят свечи и благовония. На широком диване сидит Наследник престола, прижимаясь спиной к спинке, а у него на коленях расположилась замечательная красавица, которая страстно целует царевича и при этом одною рукой лезет ему в штаны. Непонятно, отвечает ли на поцелуй Александр. Наконец красавица от Наследника немного отодвигается, и Александр ей говорит.
