Бухта Скорби

Клемент наблюдает, сложив руки на груди. По его виду и не заметишь, что он нервничает, но должен нервничать. Я сама нервничаю. Как он полезет, если три пальца у него спеленуты вместе? У Скай и Райана идеальные фигуры для скалолазов – худые, но при этом мускулистые, с сильными жилистыми предплечьями. Клемент мощнее и тяжелее.

Скай добирается до отмеченной точки вскоре после Райана. Они оба быстро передвигаются влево, где океан омывает подножие скалы. Скай смотрит вниз между своими ступнями, вода теперь прямо под ней. В темноте невозможно сказать, насколько там глубоко. Вероятно, Скай находится на высоте почти двадцати метров, поэтому я ожидаю, что она спустится пониже перед тем, как прыгать, но тем не менее она именно в этом месте отталкивается и прыгает в океан, переворачивается в воздухе и входит в воду головой.

Всплеск!

Микки начинает взбираться на скалу. Виктор пританцовывает, готовый броситься на скалу, как только Райан войдет в воду. Создается впечатление, что у Виктора энергии на троих – будто энергия трех человек влилась в одно его тело. Может, все дело в его особом чае. По крайней мере, мне он помог справиться с разницей во времени, из-за которой я мучилась.

Райан плюхается в воду, и Виктор бросается к скале. Микки к этому времени уже преодолела половину пути. Я чувствую прилив гордости. Она совершенно точно тренировалась в последнее время, потому что лезет гораздо лучше, чем у нее получалось раньше, но она хватает ртом воздух и ощупывает все носками. Виктору тоже не очень легко.

Микки поднимает стопу до уровня талии, не заметив, что ниже есть более удобная опора для ноги, и напрягает все силы, чтобы подтянуться вверх. К тому времени, как она добирается до нужной отметки, у нее заметно дрожат руки. Скай издает одобрительный возглас, но Микки еще предстоит долгий путь до того, как она окажется в безопасности рядом со мной.

Я смотрю на камни под ней. «Какой будет звук, если она упадет?»

Меня в лодыжку кусает комар. Я шлепаю по нему, не сводя глаз с Микки. Теперь она ползет влево. Волны лижут нижнюю часть скалы под ней, но она еще недостаточно близко, она еще не над океаном. Там слишком мелко. Она продолжает ползти влево. Виктор ее догоняет, он близко, и она то и дело на него оглядывается. «Смотри, куда лезешь, Микки!»

Она тянется вбок, но тут у нее соскальзывает нога. Одно ужасное мгновение она висит на одной руке, раскачивается взад и вперед, ее пальцы ног ищут опору, но не находят. Она отпускает руку, летит вниз и неловко приземляется в воду, подняв кучу брызг.

Это точно – и ужасно – напоминает случившееся больше десяти лет назад.

Глава 14

КеннаТринадцать лет назад

Пятнадцатое сентября. Я ненавижу вспоминать этот день. В тот год в это время стояло бабье лето, было непривычно жарко, и из-за этой жары мы странно себя вели. Только что возобновились занятия в школе, вскоре должна была наступить долгая корнуоллская зима, но в этот день у нашей компании было свободное время, и мы хотели поймать последние солнечные лучи. На море стоял штиль, никаких волн, поэтому мы пошли в маленький супермаркет на углу, где работал молодой парень, который никогда не спрашивал подтверждающие возраст документы, а после этого направились на прогулку через поля, вооружившись сидром и чипсами «Принглс».

Стоит мне только подумать о случившемся тогда, как сцена проигрывается у меня перед глазами в техноцвете: поля с золотистыми стогами сена, кроваво-красные маки в живых изгородях. Облака, медленно плывущие по ярко-синему небу. Хангерфордский карьер работал до недавнего времени, тогда он был со всех сторон огорожен, но когда пришли мы, уже не было ни рабочих, ни машин. Мы напоминали стаю уличных котов, обследующих новую территорию. Мы взбирались на заборы, подныривали под оставшиеся ограждения, передавая друг другу сидр.

Мы не знали, осталась ли в карьере вода. При виде нее мы начали вопить.

«Опасно для жизни! Купаться запрещено!» – гласила табличка.

«Ерунда», – подумали мы, посчитав это предупреждение просто брюзжанием. В сравнении с корнуоллскими морями с их на самом деле опасными течениями и приливами, что такого может быть в этой маленькой дыре с водой?

Мы не взяли с собой купальные костюмы.

– Давайте нырять голыми! – заорал Тоби Уайнс и тут же разделся догола.

Большинство мальчиков последовали его примеру. Мы с Микки знали Тоби по серфинг-клубу, и мне он уже несколько лет нравился. Он был трудолюбивым мальчиком из семьи фермеров и талантливым от природы спортсменом. Он несколько раз разговаривал со мной в коридоре, а недавно даже проводил из школы домой. Я надеялась, что он меня куда-нибудь пригласит.

Мы с Микки разделись до лифчиков и трусов. Некоторые девочки обнажили и грудь, но я не стала, потому что знала: Микки не захочет этого делать. Мы побежали вниз по сланцевой породе и плюхнулись в воду. Она была того же цвета, что и окружавший нас сланец, от нее шел странный металлический запах, но температура оказалась восхитительной: теплая сверху, ледяная внизу.

– Дух захватывает! – ахнула Микки, шагая по воде рядом со мной.

Мы вылезли на поверхность, покрытые гусиной кожей. К тому времени сидр давно закончился, мы уселись на солнце и, согреваясь, ели чипсы, стараясь не разглядывать голых мальчиков уж очень откровенно.

Боковые части с выступами прекрасно подходили для прыжков в воду. Мы несколько раз прыгнули с нижних уровней, а затем несколько человек полезли выше. Солнце жарко светило на мою спину. Когда я лезла вверх, ногой задела плохо державшийся кусок, и начался небольшой обвал породы. Я забралась так высоко, как только смогла.

– Боже мой, Кенна! Будь осторожна! – закричала Микки.

Тоби прищурился, глядя на меня снизу вверх и прикрывая глаза рукой от солнца, когда я стояла на краю самого высокого выступа, а мои пальцы уже свисали с него. Я не боялась высоты и хотела, чтобы он это видел. Микки медленно ползла вверх, продолжая обеспокоенно кричать. Но если бы Тоби сказал мне, чтобы я была поосторожнее, это означало бы, что я ему нравлюсь.

Он забрался наверх и присоединился ко мне. Микки находилась прямо под ним.

– Ты собираешься прыгать? – спросил он.

– Не знаю.

Отсюда вода внизу казалась блестящим серым квадратом. Во-первых, ее окрашивал осадок, да и она помутнела после того, как мы ее разбередили.

– Я прыгну, если ты прыгнешь, – объявил Тоби.

Позднее, в больнице, он скажет мне, что шутил. «Я и подумать не мог, что ты на самом деле прыгнешь».

– Хорошо, – сказала я. И прыгнула.

Меня объял ужас, когда я летела вниз. Я больно ударилась об воду и выплыла, отплевываясь.

Тоби смотрел на меня сверху.

– Ну давай, прыгай! – Мой крик эхом разнесся по карьеру.

Но Тоби остался стоять на выступе.

– Трус! – закричала я.

Пара других ребят поддержали меня, называя его трусом.

Я разозлилась. Мне сказал, чтобы прыгала, а сам после этого собрался пойти на попятную.

– Просто сделай это! – закричала я. – Прыгай!

– Прыгай! Прыгай! – повторил хор голосов.

Я в это время шла по воде, и вдруг мой большой палец коснулся чего-то острого.

– Подожди! – заорала я. – Здесь валяется…

Слишком поздно. Тоби уже прыгнул. Когда он летел вниз, его ноги странно крутились, словно он меня услышал и попытался изменить решение в последнюю минуту. Он вошел в воду рядом со мной, держа ноги вместе. И всплыл на поверхность со сдавленным криком.

Я поплыла к нему так быстро, как только могла, другие помогли мне вытащить его на берег. Его ноги были изуродованы – по-другому не выразиться. Кто-то позвонил в службу экстренной помощи, и мы слушали крики Тоби, пока не приехали парамедики[26].

Прямо под поверхностью воды стоял брошенный кран, который мы не заметили, а Тоби прыгнул прямо на него. Тоби сломал обе ноги и несколько позвонков. Через несколько недель его выписали из больницы в инвалидной коляске, карьера в серфинге закончилась, толком не начавшись.

Пророчество мисс Роттерли сбылось. Наверное, можно было бы подумать, что после этого случая я выучила свой урок. Как бы не так. Это был не единственный раз, когда другой человек пострадал от моего болезненного пристрастия к адреналину.

Глава 15

Кенна

Мы бросаемся по камням к Микки. Я понятия не имею, глубоко тут или нет, похоже, другие тоже не знают. Я тяжело дышу, задыхаюсь от возбуждения.

Когда умер Касим, моя привычная жизнь разбилась на куски. Прошло несколько месяцев, прежде чем я нашла в себе силы встать на четвереньки, чтобы начать искать эти куски и пытаться снова склеить их вместе. Одним из этих кусков была Микки – самым большим из оставшихся. Я только что вернула ее в свою жизнь. Я не могу ее потерять. Просто не могу.

Голова Микки показывается над водой.

– С тобой все в порядке? – выдыхаю я.

– Вау, это было здорово! – Голос Микки сильно дрожит, что совсем неудивительно – будешь дрожать, если ты только что чуть не разбила голову о камни. – Лезь, Джек!

Я чувствую слишком большое облегчение, чтобы злиться. Рядом с Микки плещется Виктор. Клемент с Джеком начинают взбираться на скалу. Мое сердце продолжает судорожно колотиться в груди. Я начинаю нормально дышать только после того, как Микки вылезает на берег и присоединяется ко мне. Она никак не пострадала и раскраснелась от возбуждения.

Небо теперь темно-синего цвета, океан – черного, поблескивает в свете полумесяца. Я больше не вижу комаров, но чувствую их и то и дело, с регулярными интервалами, машу руками по воздуху вокруг себя.

Райан стоит рядом со мной, выжимает футболку. Мои мысли снова возвращаются к пропавшим туристам.

– Я видела твою фотографию в интернете, – тихо говорю я ему. – И объявление о том, что ты пропал.

Райан резко поворачивает голову.

– Правда?

Мне хочется спросить у него, кто его ищет, давал ли он знать этим людям, что с ним все в порядке, но в его тоне звучит предостережение, что-то, что подсказывает мне этого не делать.

– Ты давно в Австралии? – спрашиваю я вместо этого.

Мгновение мне кажется, что он не будет отвечать.

– Два года.

Значит, иностранец с просроченной визой, как я и предполагала. Мне хочется узнать больше, но я не могу отвести глаз от скалы. Клемент и Джек хорошие, опытные скалолазы, но им не хватает грациозности Райана и Скай.

Это происходит, когда Джек уже поднялся на несколько метров. Он тянется к еще одному месту, за которое можно ухватиться рукой, оно находится довольно высоко. Но тут внезапно от скалы отваливается кусок камня, за который он держится другой рукой, он падает спиной вперед, летит по воздуху, сжимая в руке бесполезный кусок камня. Грохот, с которым он падает на спину, как кажется, эхом прокатывается по мне.

Мы все несемся к нему.

Джек поднимает одну руку.

– Я живой.

Клемент спускается вниз по скале. Джек морщится, поднимаясь на ноги. Судя по скованности движений, ему больно. Клемент разговаривает с ним тихим голосом. Джек потирает спину и кивает.

– Что теперь? – спрашивает Виктор.

– Он попробует еще раз, – говорит Скай.

Клемент поворачивается к ней лицом.

– Не очень хорошая мысль. Если он упадет еще раз…

Я обращаю внимание на то, как он встал между Джеком и Скай.

– Мы не сдаемся, – огрызается Скай.

– Но мы и не идиоты, – замечает Клемент.

Он прав. Судя по всему, Джек в лучшем случае сильно ударился спиной, и там будут синяки. Может, он также сломал ребра. Если он упадет еще раз, все может стать гораздо хуже. Я жду, мысленно приказывая другим выступить. Клемент пытается поймать взгляд Райана, затем Виктора, но они отказываются встречаться с ним глазами.

Их способ взаимодействия напоминает мне стаю волков. Скай – альфа, но беты готовы броситься в атаку, если она только покажет слабость. Хотя в отличие от волков лидерство здесь не определяется грубой физической силой. Если бы определялось, то во главе группы стояли бы Виктор или Клемент. Но тогда чем? Дело во внутренней силе Скай, благодаря которой она удерживает роль лидера, или здесь что-то другое?

Боль искажает красивое лицо Джека. У меня в голове появляется безумная идея, хотя я больше не занимаюсь такими вещами. Но, может, один разочек я смогу это сделать.

– Я полезу вместо него, – объявляю я.

Воцаряется тишина, Микки пытается поймать мой взгляд. Очевидно, ее удовлетворяет то, что она видит, и она поворачивается к Скай.

– Занимайте стартовые позиции, – устало говорит Скай. Да, у нее тон человека, которому все наскучило, но я чувствую, что она не забудет моего открытого неповиновения.

– У нас новая соперница! Претендентка на победу! – вопит Виктор.

Клемент хмурится, но не говорит ничего.

Я смотрю вверх на скалу и радуюсь, что надела растягивающиеся спортивные шорты для комфорта во время путешествия на машине, а не джинсовые. У меня вспотели ладони. Я вытираю их о футболку. Пока я чувствую некую смесь бурлящего внутри меня возбуждения и чувства вины. Я могу обманывать себя, будто делаю это ради Джека, но на самом деле мне просто требовалось оправдание, какой-то повод, чтобы снова начать действовать.

«Ты ничего не боишься», – сказала мне мама в тот первый раз, когда отвела меня на скалодром.

Вероятно, мне тогда было лет семь, и я никак не могла понять, что же она имела в виду. На мне была обвязка: специальное страховочное приспособление из веревки и некоего подобия конской сбруи. Если бы я свалилась, то повисла бы на веревке. Я все время по чему-то лазала, столько, сколько я себя помню: по деревьям, шведской стенке у нас в саду, книжному шкафу дома, когда мой брат закинул мою игрушку на его верх. И только через несколько лет я поняла, что некоторые люди боятся высоты. У меня такого страха не было никогда.

Моя семья иногда занималась болдерингом[27] – мы лазали по большим валунам без страховочной веревки, но при трудных подъемах внизу подкладывали страховочный мат. Для меня в этом не было ничего страшного – делов-то! Если у меня соскальзывала нога или я скатывалась с большого камня, я скорее смущалась и раздражалась, а не боялась. Я поднималась на ноги и предпринимала следующую попытку, нацеливаясь не повторять ту же ошибку.

«Скалолазание у нее в крови», – обычно говорила мама своим подругам. Она очень расстроилась, когда я променяла скалолазание на серфинг.

Я разминаю пальцы. Они у меня сильные, потому что я регулярно, по много часов в день работаю ими, а также ежедневно делаю специальные укрепляющие упражнения, но я толком никуда не лазала последние двадцать лет, и остальные группы мышц у меня давно не тренированы.

– Марш! – орет Виктор.

Я тянусь вверх к первым опорам для рук. Я едва их различаю в тусклом свете. Мои кроссовки недостаточно гибкие, и захват у них не такой, как у скальников, поэтому мне приходится глубоко впиваться в скалу носками. Вскоре мои конечности начинают работать как бы сами по себе. Мышечная память – великолепная вещь. У меня бывали клиенты, которые звонили мне в слезах, получив травму, – не из-за боли, а из-за того, что травма отбрасывала их назад. «Столько тренировок, и все зря!» Я говорю им, что не зря. Тело все запомнило.

Я не смотрю вниз и не думаю о том, как высоко нахожусь, я просто сосредотачиваюсь на том месте, до которого мне нужно добраться. Еще несколько метров вверх, затем вбок, к отметке.

Клемент лезет рядом со мной. Его отметка ниже моей, но правее. Я морщусь, когда он захватывает выступ рукой и подтягивается вверх. Это, вероятно, приносит ему боль. Его бицепсы напрягаются, но лицо не выражает никаких эмоций. Он словно заглушил их.

А мне нужно заглушить мысли о нем. Я тянусь вверх и касаюсь отметки. Приглушенные одобрительные возгласы от Микки и Скай. Мое тело работает на автопилоте, когда я ползу вбок. Победа не будет иметь для меня никакого значения – меня совершенно не волнует дежурство на кухне. Им стоит только попросить – и я это и так сделаю. Но я чувствую взгляды других на себе, очень хорошо чувствую. Я ненавижу себя за это, но мне нужно произвести на них впечатление.

Другие прыгали с этой высоты, но я понятия не имею, насколько глубоко внизу, поэтому я быстро спускаюсь вниз. Виктор кричит: вероятно, Клемент добрался до отметки. Он прыгнет сейчас в любую минуту, поэтому я разворачиваюсь и прыгаю, готовясь к встрече с водой. Она окутывает меня, словно холодная простыня. Я всплываю на поверхность и слышу радостные приветственные крики Микки и Джека. Скай кивает, когда я карабкаюсь назад по камням, и я чувствую, что она смотрит на меня другими глазами.

Она подходит ко мне.

– Что ты думаешь о нашей тренировке?

– Это было чертовски опасно, – говорю я.

Она улыбается.

– А мне показалось, что тебе понравилось. Ты надолго в Австралии? Что ты говорила про свой отпуск?

Я медлю.

– Я работаю на себя. Так что отпуск у меня – понятие растяжимое.

Вода заливает носки нашей обуви, она черная и блестящая.

– Может, тебе следует подумать о том, чтобы задержаться здесь подольше, – говорит Скай.

– Зачем?

– В этом мире есть два типа людей, Кенна. Если поставить их на верх скалы, с которой долго лететь до земли, ты увидишь разницу. Большинство попятится от края. А несколько подойдут поближе.

– Давай догадаюсь. Ты подойдешь поближе, – говорю я.

Скай жестом показывает на других членов группы, которые стоят у подножия скалы и обсуждают недавнее восхождение.

– Мы все подойдем поближе. Я не говорю, что таким человеком хорошо быть, что мы смелые. Ты можешь сказать, что мы глупые. У нас бывает больше травм, чем у других людей, и живем мы меньше. Мы живем напряженно, у нас другая скорость жизни. Если мы упадем и умрем, значит, так суждено. Мы не выбирали этот путь, точно так же, как люди из другой группы не выбирали осторожность. Мы такими родились.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Потому что я думаю, что ты одна из нас, Кенна.

Глава 16

Джек

Ощущения такие, словно кто-то воткнул мне в позвоночник вязальную спицу. Я пытаюсь вспомнить, сколько у меня осталось кодеина. Моя врачиха, сука, не выпишет ничего до следующего месяца, потому что предыдущая партия у меня так быстро закончилась.

«Есть опасность, что вы станете зависимым».

Слишком поздно об этом говорить, подруга.

Мне очень не нравится, когда другие видят меня в таком состоянии. Если бы они на самом деле все обо мне знали, то не захотели бы, чтобы я оставался здесь с ними. Делаем пометку в уме: больше не падать ни с каких скал. Но мне нужно делать то, что они.

По крайней мере, в том, что касается серфинга, я все еще держусь. Пока держусь. Серфинг – единственное, что у меня когда-либо хорошо получалось. Все ругаются из-за того, как я веду себя в воде, но если судить по нынешнему состоянию моей спины, любая волна может стать для меня последней.

В серфинг я попал благодаря отцу, но не так, как вы могли подумать. Он не был одним из тех отцов, которые толкают маленьких детей на волны на больших пенопластовых досках, а потом, после того как дети встают на ноги на доске, приветствуют их, хлопая открытыми ладонями по ладоням детей. Хотя, может, он это и делал, только я не был одним из тех детей, которых он толкал в воду.

Я никогда не видел своего отца. Когда я рос, я даже не знал, чем он занимался, – мама отказывалась говорить. Однажды моя тетя Карен проговорилась, что он был серфером. После этого я каждый день ходил после школы на пляж и проводил время после обеда, наблюдая за мужиками, катавшимися в том месте. Ведь я же его узнаю, правда? Увижу какое-то сходство? Отцы всех моих друзей в какой-то степени были на них похожи – те же волосы, глаза или нос. В том возрасте у меня были светлые, белесые волосы, а мама была брюнеткой, поэтому я решил, что мой отец должен быть блондином. Хотя половина мужчин у нас в округе была блондинами, и этот факт не очень-то сужал поиски.

Я смотрел, какие линии они выписывают на волнах, какие повороты делают: округлые и гладкие, зигзагообразные и быстрые. Мощные, но при этом грациозные. Я хотел посмотреть на них поближе, поэтому попросил у мамы доску. Но она сказала: «Даже не думай». Это был ожидаемый ответ: частенько мы даже не могли позволить себе обед.

Однажды на побережье налетел циклон, и одного из наиболее вероятных кандидатов на роль моего отца (у него были очень светлые волосы, и он считался крутым серфером) проглотила гигантская волна, этакий темно-синий монстр, катившийся к берегу. Всплыв на поверхность, он догреб до пляжа, бросил свою доску на песок, отстегнул лиш[28] и пошел куда-то по дюнам, оставив доску. Я решил, что он оставил ее здесь, пока ходит за какой-то запасной частью, как делал мой большой брат, только со своим автомобилем.

– Я посмотрю за вашей доской! – крикнул я ему в спину.

– Можешь взять ее себе, – ответил мужик. – Я ее согнул, черт побери.

При ближайшем рассмотрении я увидел темные корни волос и понял, что он их красит. Это, вероятно, исключало его из списка кандидатов мне в отцы. Доска была длинной и узкой, небольшой сгиб виднелся только с одного конца, но мне показалось, что доской все равно можно пользоваться. Прошло много дней перед тем, как я научился на ней стоять. «Твой отец может», – обычно повторял я себе, падая с нее в очередной раз.

Когда мне в конце концов удалось выехать на лайн-ап[29], я сидел на доске среди потенциальных отцов и слушал их разговоры. Постепенно я прекратил на них смотреть и стал смотреть на волны. Затем мужчины стали смотреть на меня. А один из них оказался скаутом из Billabong.

– Какой же ты у меня глупыш, – сказала мама, когда я объяснил ей, почему занялся серфингом. – Твой отец был англичанином-иммигрантом, недавно переехавшим в Австралию. Он тут путешествовал с рюкзаком за плечами. Он не был даже хорошим серфером. И уехал он из наших мест задолго до того, как я поняла, что беременна. Я даже не узнала его фамилию.

Но к тому времени это уже не имело значения, потому что, сам не зная того, отец сделал мне лучший подарок на Земле.

За меня дрались спонсоры, пока я ловил волны по всему миру. Девушки слетались стаями, каждую неделю у меня была новая. Я арендовал пентхаус в доме на первой линии пляжа, купил новую машину и массу всего другого. У Джека Уилсона была не жизнь, а мечта.

Если бы спину мне сломала десятибалльная волна[30], то это дало бы мне хоть какое-то утешение. Ушел бы красиво, правда? Но на мне схлопнулась труба[31], меня сложило, как чертов шезлонг на пляже, и вдавило в кораллы. Когда я всплыл на поверхность, я мог двигать руками, но не ногами. Ничего не чувствовал от пояса и ниже. Больше всего меня испугало то, что я совсем не чувствовал свой член. Я подумал, что моя жизнь закончилась. Через три долгие операции ощущения вернулись, но иногда я жалею об этом, мне хочется, чтобы они не возвращались.

Я не знаю, высокий или низкий у меня болевой порог. Я только знаю, что мое тело болит.

Боль трудно оценить количественно; у всех различная терпимость к боли. Если ты спортсмен, ты тренируешь себя блокировать ее. Ты даже можешь соревноваться и выигрывать со сломанной костью. Я сам это делал – выиграл соревнования со сломанным большим пальцем ноги. Ничего страшного: я просто сосредоточился на другой половине своего тела и в мыслях отрезал большой палец. Помогает адреналин. Когда я вышел из воды после первого заезда, мне его перебинтовали, я снова вошел в воду и выиграл второй заезд.

Однако боль в спине – это совсем другое дело. Спина – это центр вашего тела, и боль там игнорировать гораздо сложнее. Ко всему прочему еще добавляется страх. Если бы знать, что это – худшее из того, что придется вытерпеть, то, возможно, и удастся справиться. Убивает незнание. Насколько хуже станет?

После несчастного случая спонсоры послали меня подальше, так что мне пришлось отказаться от квартиры и ночевать на диванчиках в квартирах друзей. Прошло совсем немного времени, и они стали просить у меня арендную плату. Я стал бы бездомным, если бы меня не взяли к себе Клемент с женой. Машины я тоже лишился бы, если бы Микки не взяла на себя ежемесячные платежи.

Микки совсем не похожа на гламурных девушек, с которыми я раньше знакомился на вечеринках и которых затаскивал к себе в кровать. Мой первый секс с ней напоминал потерю девственности во второй раз. Я плакал – в основном потому, что все еще продолжало работать. У Микки есть свои тараканы, и она немного сумасшедшая, но кто еще стал бы со мной связываться? У меня никогда не возникало проблем с девушками – они слетались стаями и до сих пор продолжают на меня смотреть, но держатся на расстоянии после моей травмы, словно от меня исходит какой-то дурной запах, словно они чувствуют, что со мной все не очень хорошо.

Я сейчас совсем другой человек. Мой мир сильно сжался. Я делаю все возможное, чтобы быть сильным и смелым, но боль изматывает мою душу. Она полностью не уходит, даже когда я принимаю кодеин. Больше всего я хочу получить день – или час, или даже минуту – передышки.