Все дело в кузнеце

– Да сдалась ты мне… мелкая, – проворчал он. Затем знакомым ножом чиркнул мне по руке и махнул рукой в сторону пентаграммы, – Смотреть не на что. Ложись давай. И не смажь ничего.

На что я кивнула и уже привычно аккуратно перешагивала символы и завитушки неведомого мне языка.

Легла.

Послышались шаги, скрип стула. Звук ложки, ударившейся о край стеклянного стакана. Мне не показалось?! Он меня заставил лечь в нижней рубашке на холодный пол, а сам решил отдохнуть?!

– Не пыхти ты. Ещё семь минут. Тут важно время. Неужели ещё не привыкла?! – раздражённо проворчал граф. Послышался звук, как он глотает. Потом, как стакан ударяется об стол.

Полежали ещё. За все это время что я тут только не испытала. Все круги нижнего мира. Так что привыкла уже не нервничаю и не боюсь. Скучно. Хочется, чтобы это быстрее закончилось и либо сдохнуть уже, либо вернуться к себе. Может, это последствия моего упаднического настроения?

– Пора, – послышалось от графа и снова скрип стула, звук шагов.

Граф знакомо начал зачитывать заклинание. Я лежала. Ничего не происходило. Вообще.

Шли минута, две. Он читал заклинание уже по пятому кругу, когда вдруг меня скрутило болью изнутри. По ощущениям как будто появилась воронка внутри, которая всасывает меня же внутрь. Накатила настоящая паника. И это я ещё думала, что мне все равно?! Воронка разрасталась. Казалось, она уже высосала из меня всю кровь.

А самое удивительное, в отличие от ночи, внешне никаких признаков, что что-то происходит, не было. Совсем. Я просто лежала в пентаграмме, нарисованной обычным медом, а не кровью жертвенной козы или даже нимфы, и стонала от боли, крутилась на месте. И все.

Слезы из глаз лились рекой. Сил становилось все меньше. И в итоге я не выдержала, сломалась, сдалась. Сил терпеть и бороться не осталось. Боль захватила меня. Но вместо того, чтобы мучить, боль притупилась, и я отстранилась от всего. Провалилась в это состояние. В голове звенело от пустоты и беспомощности. Казалось, я прямо слышу этот звон. Я бы должна испугаться, но мне наоборот стало легче. Я освободилась. Не чувствую больше эту чудовищную боль. Хотя она и есть. Просто я ее не ощущаю уже.

Как ритуал прекратился, я не поняла. Что меня кто-то звал тоже. Очнулась от того, что граф со всей силы тряс меня, держа за плечи. Голова моталась из стороны в сторону, как болванчик.

Когда сознание прояснилась, я поняла, что ничего не болит. И это так волшебно, как на облаке.

Нет. Все же боль есть. Болят щеки. Должно быть граф, в попытке привести в себя, отвесил мне пощечин. Так было с мамой несколько раз. Особенно в последнее время, перед тем как ее не стало. Но я обычно просто теряла сознание и все. Затем он меня уносил в постель. Что изменилось? То, что я не потеряла сознание?

– Ты пришла в себя? – требовательно и одновременно действительно испуганно спросил он, нависая надо мной. Его глаза бегали, осматривая мое лицо и вообще всю меня. – Катарина?!!!

– Да, – ответила я. Голос меня не слушался. Даже это “да”, хоть и звучало еле различимым шепотом, для меня было криком. Настолько тяжело было заставить себя выдавить звук.

Но он услышал. И отпустил меня. Я оперлась на локти, чтобы не упасть назад. Настолько резко он это сделал. А он откинулся назад, сел, закрыл лицо руками и выдохнул.

Перенервничал, должно быть. Видно, мне не показалось, что он сам не предполагал, что процесс будет настолько отличаться. Ритуал проходил действительно совсем иначе, чем то, что было раньше. Для меня так это точно. Испугался “бедняжка”, что потерял свою последнюю игрушку.

Так мы пролежали, просидели какое-то время. Затем он все же взял себя в руки и помог мне встать. Сам одел на меня платье, застегнул его. А затем помог добраться до моей комнаты. Я, честно говоря, сама бы не смогла сделать даже пару шагов. С трудом стояла. Ему пришлось меня практически донести.

В моих комнатах он отвёл меня сразу в спальню и помог сесть на кровать.

– Я позову Милли. Она поможет принять ванну. Сегодня тебе лучше отдыхать, – сказал он с каким-то странным выражением лица и вышел.

Я так и осталась сидеть. Потом упала боком на кровать, как сидела, и провалилась в сон. Сон был без сновидений. Просто провал во тьму и все.

Проснулась от дикой жажды. Губы пересохли и потрескались. Открыв глаза, обнаружила, что я уже в ночной рубашке и в расстеленной кровати под одеялом. Какая забота!

Провела глазами по комнате.

Пока я спала, наступила ночь. Луна светила через окно в комнату, придавая всему свой загадочный, немного холодный вид. Казалось, вещи даже начали светиться немного там, куда падал свет.

Вот стоит рабочий стол с книгами, за которым я делаю уроки. На нем только чернильница с пером и лист бумаги. Стул, на котором я забыла жакет. Сундук с игрушками, который я так и не открыла с приезда в это место. Пушистый узорчатый ковер с бахромой по краям. Стены, покрытые цветной тканью в мелкий цветочек и рамки сверху. А вот стоит маленький столик с вазой с фруктами, стакан и графиком с водой.

Вода!

Как я подскочила и добралась до столика, не поняла. Схватила графин, игнорируя стакан, и пила вкусную, сказочно сладкую воду прямо из него. Захлебываясь, но продолжая пить. Успокоилась тогда, когда вода в графине закончилась. И только тогда поняла, что вся рубашка мокрая. Я облилась и не заметила.

А… все равно. Главное, мне стало легче. Подошла к комоду. Вытащила другую рубашку, переоделась, повесила мокрую тряпку на стул и легла обратно спать.

Следующий раз проснулась, когда уже настало позднее утро.

Шторы были зашторены, но луч света пробивался сквозь щель в них и падал мне прямо на глаза.

Я села, руками потёрла лицо и дернула за шнурок вызова Милли. Пока она подойдёт, как-раз умоюсь. Есть хотелось неимоверно. От мысли о еде меня скрутило, и живот заурчал.

Сперва умыться, – скомандовала я сама себе и убежала в ванную.

Когда вернулась, Милли уже суетилась и подготовила мне домашнее голубое платье. Помогла его надеть. А заплетая волосы в косу, спросила меня:

– Мадемуазель Катарина, Его светлость интересовался вы в состоянии позавтракать с ним или плохо себя чувствуете?

Я скривилась. Видеть графа мне не хотелось, но зная его, придется. В случае, если я не спущусь, придет сюда выяснять все детали недомогания. Проще спуститься. Да и чувствую я себя уже хорошо.

– Я приду. А разве граф ещё не завтракал?

– Он вчера не выходил из лаборатории до глубокой ночи. Лег спать под утро. Только встал.

– Ясно. Завтрак будет сейчас?

– Да, леди.

– Хорошо. Тогда я пошла.

В столовой граф сидел на своем привычном месте и снова штудировал ту маленькую книгу. В этот раз периодически ругаясь. Как я поняла из его бормотания, пытался понять, где ошибся. А учитывая, что он раздраженно продолжал листать, значит, так и не нашел ошибку.

– Доброе утро, Ваша светлость, – решила проявить я вежливость, хотя обычно его лучше не трогать в таком состоянии. Чего это я?

От звука моего голоса граф замер и поднял взгляд.

– Как ты?

– Хорошо.

– Ничего не болит?

– Нет.

– Есть какие-нибудь новые ощущения?

– Не заметила.

Стандартный опрос.

На последнюю фразу он поджал губы, и глаза забегали.

– Я уже вызвал доктора. Он придет чуть позже, заживить порез. Как обычно.

Я кивнула и села за стол. Потянулась к приборам и только тут поняла, что руки-то целые. Мало того, все шрамы, которые появились на моих руках за последние годы из-за экспериментов исчезли. Теперь на них красовалась нежная чистая кожа. Разве что с парой родинок.

Я повертела руками, осматривая их. Повернула голову в сторону графа, проверить, смотрит ли. Может стоит умолчать? Но поздно. Поскольку увидела, как он смотрит на меня. Жадно рассматривая мои руки. Его взгляд был прямо осязаем. Не сожрал бы!

Он подскочил, быстро оказался рядом и схватил меня за руки. Провел по ним ладонью, осмотрел каждый сантиметр. Разве что на зуб не попробовал.

– Шрамы исчезли! И порез! Его нет!!! – возликовал он.

– Да. Я вижу.

– В лабораторию! Нам нужно…

– Простите, что перебиваю, но мне нужно поесть. Я такая голодная, что меня тошнит уже. Боюсь, если мы сейчас уйдем, то я упаду в обморок.

– Да, конечно, – поджал губки граф и отпустил меня. Затем суетливо вернулся на свое место во главе стола, – Но потом в лабораторию!

– Потом, как хотите, – грубо ответила я. Но он был так возбужден, что и не заметил этого. Ел, чуть ли не целиком запихивая в себя яичницу и тосты. Хоть бы жевал. Хотя… если поперхнется, смогу смыться под шумок промелькнула крамольная мысль. Эхх… мечты, мечты.

Само собой, помирать он не собирался. Так что, как только я проглотила последний кусочек, потащил меня вниз, подгоняя.

Лаборатория снова была залита пятнами света. На столе находился ещё больший погром, чем вчера. Мало того, все было разворочено. Часть колб валялась в беспорядке на столе, часть превратилась в осколки на полу. Должно быть, у него вчера сдали нервы, и он крушил тут все.

Оказавшись внизу, первое, что он сделал – схватил ритуальный нож и аккуратно порезал мое предплечье. Не сильно. Буквально пару сантиметров длиной. Рана слегка засветилась и начала затягиваться, пока место пореза не исчезло. И я, и граф смотрели на это, затаив дыхание. А стоило ей затянуться, отчим уже увереннее и размашистее полоснул мне по руке, образуя уже длинную глубокую рану. Она затянулась так же.

– Болит? – дрожащим, взбудораженным голосом алкоголика в завязке спросил он. Да, был у нас сосед когда-то с таким недостатком. Граф сейчас очень его напоминал. Он держал мою руку с небывалой силой, как бы не оторвал, и весь трясся.

– Как порезали – боль была. Но стоило ей затянуться, все ощущения пропали.

– Хорошо, – закивал он. Отпустил меня и отошёл к столу, записал что-то в своих пометках в вездесущем блокноте.

Я же стояла и анализировала. Получается, именно такого эффекта граф и добивался столько лет. А ритуал не приводил к нужному результату, так как он его использовал не в то время суток. Мило.

Пока я размышляла, отчим продолжал быстро что-то записывать. А в следующую секунду уже большой кинжал прошел меня насквозь в районе живота. Я опустила взгляд. Платье быстро заливала кровь. Зачем? За что?!

Граф рывком вытащил кинжал, с которого капала моя кровь, и встал передо мной, чего-то ожидая. А я стояла ни жива, ни мертва и боялась дышать. Через минуту поняла, что боль прошла. Стало любопытно. Я сама руками чуть надорвала ткань платья в месте пореза, затем нижней рубашки, пока не дошла до кожи. Она была цела и чиста. Ни шрама, ни раны, только размазанная кровь сверху.

– Свершилось! – взревел граф Антуан де Монсель, вскинув руки вверх, размахивая кинжалом. – Я это сделал! Свершилось!

У меня отлегло от сердца. Значит, это всё. Я свободна. Я ему больше не нужна. И тоже счастливо засмеялась, кружась.

Эйфория продлилась минут десять. А затем, посерьезнев, граф сказал, привалившись к столу позади себя:

– Теперь мне нужно провести ещё ряд экспериментов, но основной этап преодолен.

– И потом, вы меня отпустите? – не задумываясь, спросила я, всё ещё пребывая в эйфории. Отчего его взгляд изменился. Стал острый, цепкий такой, как будто у него сокровищницу украли и пол графства в придачу. Ничего не будет.

– С чего ты такое взяла? – сдерживая нрав, обманчиво спокойным и тихим голосом спросил он.

– Но вы же достигли, чего хотели. Сейчас ещё сделаете, что хотите, и я больше не буду вам нужна.

– Глупая девчонка. Ты сама по себе доказательство моего триумфа. Результат моей работы. Ты мое творение! Моя собственность! – орал он. А затем, выдохнувшись, чуть отступил, завязал резинку на блокноте и снова повернулся лицом к ошарашенной мне.

– Теперь я буду искать способ, как передать твою новую способность другим, более приемлемым способом. На это могут уйти годы. А затем и новые цели появятся.

И в моей голове щелкнуло. И появилось четкое понимание – мне никогда не быть от него свободной. Все, что я могу – это сражаться за свою жизнь здесь каждый раз. И этому не будет конца. Или бежать. Бежать так далеко и долго, как только смогу. Какая же он сволочь!

Приняв решение, я взмахнула рукой, призывая магию, чтобы обрушить на него шкаф и запустить колбами в лицо. Может, если его лицо будет все в шрамах, люди увидят его гнилую натуру.