Ловчий. Крысы и дудочка

Барклай уже со всех ног бежит из кабинета и на бегу кричит: «Да понял я, понял! Все сделаю, матушка!» и с этими словами выбегает из комнаты. Шарлотта со вздохом опять прислоняется к окну и улыбается. Прямо под окном мы видим розовый куст, хорошо обмотанный на зиму тряпками. Шарлотта опускает руку в карман и достает оттуда засушенный бутон розы. Она счастливо улыбается и, целуя его, тихо шепчет.

Шарлотта: Мой город будет весь в розах. Это будут самые красивые цветы всей Европы. Надо только дождаться весны, и у нас все получится.

8г

1781. «Конец войны в Новом Свете»

Кадры, похожие на кадры старой хроники. На них французские корабли под французскими и американскими флагами стреляют в корабли англичан. Английские корабли горят и тонут. По экрану идут титры: «Сегодня без объявления войны Франция вступила в войну в Северной Америке. Вся французская эскадра тайно прибыла в Америку и уничтожила английскую эскадру возле Йорктауна. Командующий французским флотом де Грасс и командующий американской армией Вашингтон принимают шпагу у командующего английской армией лорда Корнуэльса. С этой победой союзные войска Франции и Соединенных Штатов Америки окончательно сломили сопротивление англичан в Новом Свете!» Мы видим, как по экрану плывут гравюры с победительными американцами и французами и побежденными англичанами. Наконец появляется изображение английского короля Георга Третьего.

Георг: Это был подлый удар всем нам в спину! Я клянусь, что не успокоюсь до тех пор, пока французский король своей головой не заплатит мне за это предательство! Отныне мы сделаем все ради свержения этой подлой и преступной монархии, а также всех их еврейских и шотландских приспешников!

(Пленка идет со все более сильными хрипами, с полосами и помехами, как в конце роликов старых фильмов.)

9г

Павильон. Лето. Утро. Рига. Дом градоначальницы

Перед нами огромная ваза с прекрасными розами. С двух сторон вазы навытяжку стоят охранники в черном с элементами красного и белого. Над вазой огромная эмблема красной розы на белом поле, которую держит в копытах вставший на дыбы черный жеребец. С улицы раздается радостный колокольный перезвон. Мимо и вокруг вазы в неприметную дверь идет Барклай. Охранники при его виде отдают ему честь. Посреди кабинета огромный макет Риги и рижской крепости. Вокруг макета бродят Шарлотта и Эльза. Шарлотта явно на сносях и поэтому в платье распущенном. Эльза в строгом платье следует за нею по комнате как ниточка за иголочкой. Шарлотта в сильном возбуждении и восторге. При виде Барклая она всплескивает руками и почти кричит от радости.

Шарлотта: Вы слыхали?! Прекрасные новости! Французы давеча подло напали на англичан!

Барклай (с глубоким поклоном): Так точно, миледи. Отныне Бурбоны для всех вне закона. И я думаю, что все теперь этим воспользуются, ибо природные короли держат слово и так не обманывают. Однако не возьму в толк, что нам с того?

Шарлотта (небрежно отмахиваясь): Я не об этом. Я о том, что вы же Барклай и, стало быть, родня недавно свергнутым Стюартам, а я фон Шеллинг и родня давним Тюдорам. Безумный Георг ищет по всей Англии заговоры, и мы с вами для него первые враги – заговорщики!

Барклай (разводя руками): Да, он безумен и враг и вашим и моим родственникам. И я понимаю, что будут репрессии. И это – прискорбно. Я не понимаю, в чем повод для радости?!

Шарлотта (чуть не подпрыгивая): Ну, Михаил Богданович, ну сами подумайте. Наши семьи враги немцам Ганновера, которые нынче правят всем в Англии. Тетка моя помогла восстанию в Америке именно из-за этого! Так давайте дадим в Англии повод считать, что от нас ветер дует, и тогда они сами погонят наших и ваших из Сити именно в нашу сторону.

Барклай (приходя в возбуждение): Прекрасно! И раз мы спасители, не будет вреда попросить чуток за спасение! Но тут надо все рассчитать, с кого брать и сколько. Кому из нас лучше бы разговаривать?

Шарлотта: Ну, конечно же, вам, Михаил Богданович! Вы же мужчина. А я… Мне рожать со дня на день. Все поймут, почему я с ними общаться отказываюсь. А пойдет что не так, я скажу тетке, что вы меня не так поняли, а сами мы ни о чем таком и не думали.

Барклай (потирая руки): Да, так точно. Вы уж постарайтесь, суммы будут огромные, а тайный приказ не спит…

Шарлотта (кладя руку Барклаю на рукав камзола): Ах, друг мой! На эти деньги мы выстроим пороховой завод, откроем университет в Дерите – все, как и хотела тетушка-венценосица. Она будет счастлива. Идите и ни о чем не тревожьтесь.

Барклай кивает и с одушевлением выходит из комнаты. Верная Эльза, обнимая госпожу, восклицает.

Эльза: Как вы все прекрасно придумали! Мы построим и завод, и университет, и лаборатории! Местным девицам отсюда не придется теперь на сторону уезжать, чтобы устроиться на службу в Санкт-Петербург. Им будет легче здесь у нас выйти замуж. Как вы все прекрасно придумали!

Шарлотта (со странным взглядом на Эльзу): Да, я знаю. Прикажи-ка отныне всякий шаг Барклая учитывать. Все же деньги мимо казны пойдут тут немалые. А заодно пусть следят, чтобы и мимо нашего кармана ничего не прошло. Знаю я всех этих хоффакторов, руки у них всегда шаловливые.

Эльза (без малейшего изумления): Все сделаем. Ни один фунт и гульден не пройдет незамеченным. Каждую неделю мой доклад по Барклаю на столе у вас будет. Я правильно поняла, что все договоры пусть теперь он подписывает?

Шарлотта (с деланным вздохом): Разумеется, ведь я в положении. Пока мы не построим первый военный завод, чтобы я оправдалась пред теткою, ни с кем из беженцев разговаривать я не намерена.

10г

Павильон. Утро. Рига. Ратуша

В комнате за огромным письменным столом сидит молодой Барклай. Он что-то пишет. Слуга распахивает дверь, и появляются посетители. Их человек шесть-семь, все они в самых разных и при этом дорогих и чистых одеждах, причем в облике у всех них есть что-то семитское. Старший из делегации низко Барклаю кланяется.

Исаак из Йорка: Добрый день, вы согласились нас принять, и мы рады…

Барклай (продолжая писать): Ближе к делу. У меня мало времени.

Исаак из Йорка (с чувством достоинства): Я – Исаак из славного Йорка, пограничного города со страной моих предков – Шотландией, откуда происходит родом и ваш предок. Я всю жизнь воевал с нашими врагами – католиками. Равно как и ваш предок. Мой дед притом был такой же Hoffaktor, как и ваш предок. Мы прибыли к вам, потому что английский король объявил нас «врагами короны». Я всю жизнь воевал с Францией, Австрией и Испанией и скорей сдохну, чем попрошу у них хоть бы корку хлеба на пропитание. В Пруссии мы, как евреи, сейчас вне закона. В Петербург мы не смеем, ибо из-за событий в Америке есть указ не допускать нас в страну. Госпожа ваша носит английскую Розу и наша сестра по крови. Вы носите шотландский Чертополох и наш брат по крови. Припадаем к вашим ногам и смиренно просим принять нас в страну и дать нам защиту с опекою. Ваши роза и чертополох для нас – много стоят!

Под эти слова все посетители встают перед Барклаем на колено и протягивают ему свои шпаги. Тот сперва не знает, что вымолвить, а потом молча крестит всех посетителей. Камера выезжает за спины посетителей и оказывается в коридоре Ратуши. Там море людей в ермолках и пейсах, которые все смотрят в комнату, вытянув шеи и склонив головы, с надеждой прислушиваясь к тому, как решается их судьба.

11г

«Отечество в опасности. К оружию, граждане!»

Кадры, похожие на кадры старой хроники. На них лава всадников с крыльями за спиной. Над всадниками развеваются польские флаги и католические кресты. Видны горящие деревни, на камеру показаны вереницы виселиц, на которых повешены обычные латыши. Крупно показаны польские ксендзы, которые срывают с ворот церкви прямой крест лютеран. Эти кадры сменяются видом тронной залы Зимнего дворца, на заднем плане Екатерина Великая, ее министр иностранных дел Панин объявляет.

Панин: В последние дни мы обеспокоены тем, как развиваются события в Прибалтике. Польские и литовские инсургенты Костюшко, бежавшие в нейтральную доселе Курляндию, в последнее время принялись нападать на лютеранское населенье Лифляндии. При этом уничтожаются лютеранские кирхи, происходят убийства пасторов и казни мирных людей. При попытках преследования католических банд они немедля уходят на сопредельную сторону. Ее Величество заявляет курляндскому герцогу официальный протест и официально предупреждает его, что в случае продолжения политики потачек польско-литовским мятежникам мы будем вынуждены считать Курляндию стороною конфликта и оставляем за собой право действовать в ее отношении, как в отношении противника!

Картина меняется видом Сан-Суси, дворца королей Пруссии. В кадре престарелый Фридрих Великий на троне, и перед ним его новый секретарь фон Рапп.

Фон Рапп: Мы – Король Пруссии – милостью Божией избраны защищать весь немецкий народ от внешних напастей. Как нам стало известно, польские мятежники и бунтовщики напали на родственное нам, немцам, населенье Лифляндии. Пруссия, как защитница и надежда всех немцев, не может стоять в стороне и готова оказать посильную помощь Российской Империи в обуздании диких поляков, ненавидящих все немецкое. Зиг хайль!

Картина снова меняется – теперь это французский Версаль. Король Франции Людовик Шестнадцатый восседает на двойном троне рядом с Марией-Антуанеттой. Перед ними французский премьер Морепа.

Морепа: Безумный прусский король опять сорвался с цепи и шлет свою помощь России, где возникли очередные трения между покорными русским местными лютеранами и дружественными нам католиками. Французская корона желает заверить курляндского герцога, что мы сделаем все возможное, дабы защитить его маленькую страну от соединенной русской и прусской агрессии! Все малые страны Европы должны знать, что получат от нас посильную помощь во имя их прав и всеобщего гуманизма!

Картина еще раз меняется – теперь это английский парламент. На троне безумный король Георг Третий, который сосет детскую соску. Вместо него на трибуну поднимается лорд-канцлер Норт.

Норт: Французские предатели и изменники, нарушители всех и всяческих договоров опять взялись за свое. (Возмущенные крики в зале.) Теперь они поддерживают бунтовщиков, изменников и убийц польского корня против своих новых и законных прусских и русских владетелей. Как нам стало известно из достоверных источников, французская корона нынче послала в Курляндию военной помощи оружием, амуницией и боеприпасами на двести тысяч золотых луидоров. (Гневные крики в зале, похожие на крики отчаяния.) Нам нечем ответить на этот акт бесстыдной агрессии, кроме наших рук и наших сердец. (Одобрительный гул и свист.) Очень многие члены двора и офицеры из армии и флота в последние дни покинули нас, дабы дальше воевать с Францией. Его Величество поэтому объявляет, что все, кто участвует в защите нашей веры в далекой Лифляндии, отныне все еще считаются нашими подданными, а высочайшим эдиктом их переезд считается отправлением на военную службу вне пределов империи. (Оглушительный топот в зале и одобрительный вой.) У всех них остается их святая обязанность уплаты налогов в казну. Если они продолжат платить, их переезд не считается ни изменою, ни предательством. Увы, у нас нет лучшего способа остановить безумную Францию, помимо того, что мы пошлем наших сынов воевать с этой гадиной…

Опять картина меняется – теперь это Кристофер фон Бенкендорф в стенах рижской Ратуши.

Кристофер: Мы подверглись подлому нападенью католиков. К сожалению, причины высшей политики не дозволяют вмешательство русских войск, так как Польша и Франция с Австрией грозят нам войною в ответ на то, что они считают агрессией. Однако защищать наших людей всем нам надобно, и посему Государыня дозволила нам создать ведомство по охране края, Пруссия присылает нам амуницию, оружие и боеприпасы для нового ведомства, а Англия – своих офицеров с инструкторами. Так как Россия не считает возможным участвовать в распрях католиков с протестантами, по указу Ее Величества членами нового ведомства могут быть только лишь местные протестанты.

(Пленка идет со все более сильными хрипами, с полосами и помехами, как в конце роликов старых фильмов.)

12г

Павильон. Утро. Осень. Рига. Дом градоначальницы

Огромная кровать, в ней Шарлотта. Вокруг нее суетятся повивальные бабки. Шарлотта бледна и лежит по шею укрытая одеялом. В комнату входит Эльза. В руках у нее документы. Она громко кашляет. Шарлотта открывает глаза и знаком приказывает приблизиться.

Эльза: Здесь бумаги, вы должны их подписать. Вот это указ об учреждении университета в Дерпте. Это о строительстве пороховых заводов. Это приказ о заложении новой верфи. Я обсуждала с Барклаем – средства на это им выделены. Вам осталось их подписать.

Шарлотта (со страданием в голосе): Ты не видишь, я умираю?! Вот в жизни бы не затеяла рожать, если бы вы меня к сему не принудили. Я голову от подушки оторвать не могу! Нельзя ли с этим погодить до рожденья наследника?

Эльза (суровым голосом): Никак нет, ваша милость! Нам всем нужны верфь, пороховой завод и новый университет. Мы ждали этого всю нашу жизнь, но у нас никогда не было средств в нашем Гессене. Сейчас здесь у вас средства есть, и вам нужно лишь подписать. К тому же ежели вы не подпишете, Государыня скажет, что мы тут из казны воровством занимаемся.

Шарлотта (отмахиваясь): Нет, нет, мне очень плохо! Я сейчас не в себе, а тут такие средства, вдруг все изменится? Я, может быть, завтра умру, рожая наследника, и оставлю его без средств. Нет, так нельзя…

Эльза (грубо прерывая ее): Да, это так. Вы завтра можете умереть и оставить всех нас без вашей подписи. Средства уйдут в казну, и мы их никогда не увидим. А сын ваш останется, и мы будем помнить, что его мать нас ограбила. Подпишите немедля, и вы оставите деньги в Лифляндии, и все мы будем вашему сыну по гроб жизни обязаны. Прошу вас, подписывайте, не лишайте нашей народной поддержки вашего первенца.

Шарлотта аж вылезает по грудь из-под своего одеяла и смотрит на Эльзу чуть ли не раскрыв рот. Та молча сует ей под руку листы с указами и так же ловко подает ей перо и чернильницу. Шарлотта закрывает рот и, изумленно подняв глаза, будто хочет что-то сказать, но передумывает, и начинает подписывать. Эльза ловко выхватывает у нее из-под руки лист за листом, бегло просматривает и присыпает листы из особой солонки с песком, дабы чернила не смазались. Когда же листы подписаны, Эльза низко кланяется Шарлотте, целует ей руки, крестит и выходит из комнаты. Дверь за ней на мгновение раскрывается, и мы видим, что комната перед спальней заполнена генералами, чиновниками и даже епископами. Все они толпой окружают Эльзу, и на этом дверь закрывается.

13г

Павильон. Осень. Утро. Рига. Дом градоначальницы

Печальный звук мерных ударов колокола. На огромной кровати лежит бледная Шарлотта. Она то ли спит, то ли без сознания. Около нее сидит и меряет ей пульс доктор в черном. Рядом бледная Эльза с вязанием. Вдруг Шарлотта приходит в себя и начинает вставать, как бы сгибаясь напополам, как это уже было с ней после событий в Зимнем. Эльза тут же оказывается рядом и протягивает ей стакан с водой. Шарлотта, почти не глядя, ловит рукою стакан и жадно пьет. Доктор Шульц церемонно ждет, пока больная напьется. Наконец Шарлотта допивает воду и хрипло бормочет.

Шарлотта: Это был… мальчик? От известия я лишилась чувств и забыла спросить…

Шульц: Да, это был мальчик. Я предупреждал вас. Вы рода фон Шеллинг, и у вас особая болезнь – «проклятие Шеллингов». Это особое состояние крови, при котором роженица легко умирает в родах или ее тело убивает младенца. Разные сорта крови: у вашего мужа, по крови Романова, кровь обычна, а у вас она проклята. Будь у вас обоих кровь обычная или у обоих проклята, вы бы родили без проблем. Я предупреждал вас, что нельзя вам рожать от Романова.

Шарлотта: А что мне делать? От меня ждут наследника, и именно от моего мужа?!

Шульц (разводя руками): Вы обязаны развестись или найти мужчину, внешне похожего на Романовых. Вот смотрите сами – у вас над кроватью ваш герб. Ведь это роза английских королей – Тюдоров?

Шарлотта опять выгибается, пытаясь рассмотреть свой же герб. Эльза ее не пускает, силой возвращая в исходное положение, и негромко шипит.

Эльза: Боже мой, какое невежество! У Тюдоров вся середина цветка была белая. У Ланкастеров белый был только пестик, а тут – пестик темный. Фон Шеллинги – наша, германская ветвь Ланкастеров, а Тюдоры – французская! Путать немцев с Тюдорами – оскорбление!

Шульц: Ах, все равно родственники! Ланкастеры с Тюдорами вымерли, ибо у них были вечные проблемы с наследниками. А беду эту зовут «проклятием Шеллингов» лишь затем, что одна германская ветвь дожила до поры, когда поняли, что это – наследственная болезнь. Вы должны развестись и найти мужчину с «проклятием», и тогда у вас будут наследники. Иного выхода нет!

Шарлотта (откидываясь на подушки с шипением в голосе): Вытоль-ко что мне посоветовали изменить мужу и вашему Государю Лифляндии. Подите прочь! Эльза, распорядись, чтобы ему заплатили, и чтобы на порог его не пускать!

Эльза быстро выводит доктора из комнаты. Шарлотта же горько плачет.

14г

Натура. Осень. Утро. Рига. Ратушная площадь

Печальный звук мерных ударов колокола. Ратуша вся в строительных лесах. Кругом камни, носилки, ведра с известью. У дверей Ратуши сидят солдаты в разномастной одежде. На краю площади на завалинке рижские бюргеры степенно курят свои трубки.

Улдис: Вы слышали новости? Во-первых, по слухам в колокола бьют, потому как госпожа баронесса плод выкинула, а во-вторых, зять мой вчера с Даугавы вернулся. Служил там месяц в ведомстве по обороне края. Заплатили ему исправно – завтра будем расширять мою лавку. Месяц отдохнет, потом опять едет биться. Только это секрет, ибо мы вслух называем всех этих земессаргов разбойниками!

Цен тис: Так они и есть бандиты с разбойниками. Вы не подумайте, что я ругаюсь или там жалуюсь. У меня самого в этом ведомстве по охране края сестрин сын нынче служит. Только он пока не воюет, их муштрует на сборах сам фон Бенкендорф. Заставляют их на учениях чуть ли не землю жрать, вот вам крест. А как выучатся, поедут охранять наш с вами край на Даугаву. А уж там как Бог даст, или с прибытком домой, или зароют там под кустом, как разбойника.

Улдис: А я так скажу: давно надо было найти укорот на католиков. Эта война длится вечно. Никогда мы, дети Велса, не склонимся перед литовцами, детьми Перконса. Потому-то мы – лютеране, а они – католики. Курляндцы-то сдались и крестились все в католичество, вот и нас тоже хотят. А мы будем драться! Это – наша земля!

Лаймонис: Именно так, кум, именно так. Ни пяди с нашей стороны Даугавы этим католикам. С нами Веле и крестное знамение! Я и сам думал в земессарги записываться, да лавку бросить не на кого.

Цен тис: Ну, не знаю. Мне страшно. Может, деньгами как-нибудь откупиться? Там ведь кто с боя с прибытком, а кого и повесят в Митаве на базарной площади… Я не пойду. Разбойники эти земессарги, разбойники…

Голоса рижан постепенно стихают под неумолчным криком ворон. Печально бьет колокол. Темнеет.

15г

Натура. Поздний вечер. Рига. Осень.

Ратушная площадь

В темноте происходит движение. Из дома градоначальницы спешно выходит Шарлотта. Она опять в черном мужском офицерском мундире германской армии, следом за нею темною тенью спешит верная Эльза. Она тоже в черном мужском офицерском мундире и поэтому стала очень похожа на госпожу. Обе садятся в карету, карета трогает с места и начинает движение. Печальные удары колокола, крики ворон над Ратушей. Колеса кареты приходят в движение и обращаются в два круга. Потом камера поднимается вверх, и мы видим внутренности кареты.

16г

Павильон. Поздний вечер. Осень.

Карета на дороге в Санкт-Петербург

Мы видим, как в темной карете рядом сидят Шарлотта и Эльза. Напряженное молчание, звуки движения. Потом Эльза спрашивает.

Эльза: Куда мы едем? Вы сказали мне взять оружие.

Шарлотта: Мы едем в Гатчину. Вы нужны мне, если нам вдруг кто-нибудь встретится. Никого другого в мое дело я посвятить не могу.

Эльза (с сухим смешком): В этом приключении мне нравятся ваши слова «вдруг кто-то встретится». Это дает надежду на лучшее. Кто этот «кто-то»?

Шарлотта: Я много думала, и меня осенило. Государыня Екатерина моя тетка, и она фон Шеллинг, а ее муж был Романов. Наследник Павел по крови или Романов, или фон Шеллинг, а Мария – из Вюртемберга, и я не слыхала, чтоб у них было проклятие. Но я знаю, что Наталья Гессенская успела родить Павлу двух мертвых мальчиков, и поэтому я уверена, что Наталья была с кровью обычною, а у Павла кровь Шеллингов. Я слыхала, что первые роды у моей тетки и у принцессы Марии прошли неудачно, что совпадает с описанием моего недуга. А потом Государыня родила Наследника Павла, а Мария уже двух Наследников – Александра и Константина. Мы едем в Гатчину, вызовем наружу Марию Федоровну, и я спрошу ее, как удалось ей обойти «проклятие Шеллингов».

Эльза: Ну, откуда появился Наследник Павел, земля слухом полнится. Он изумительно похож на своего же учителя Салтыкова, а отец его – царевич Петр Федорович – был скорбен на голову и мог любить женщин лишь с физическим недостатком – кривых, слепых да горбатых, а ваша тетка была очень хорошенькая. И вот, дабы подарить царице Наследника, по словам Салтыкова же спьяну, Государыне нужна была и его помощь.

Шарлотта: Боже… Как он смог остаться при Павле?

Эльза (пожимая плечами): А что ему станется? Он стал язык распускать лишь после того, как тетка ваша стала царицею, а бедный Петр Федорович в заключении скоропостижной простудою помре. Так что Салтыкова за сию шутку даже не пожурили, а ровно наоборот – лишь его Павла обучать и оставили. Дыма нет без огня.

Шарлотта (как от холодного ветра поежившись): Я хорошо знаю Марию. Не думаю, что она своего мужа обманывает. Я уже готова на все, лишь бы остаться верной Кристоферу и родить ему все же наследника. Даже если мне придется продать свою душу.

Эльза: Да, похоже, что нас ждет занимательная беседа с Марией Федоровной.

Камера отдаляется, и мы видим, как по дороге катится карета в Санкт-Петербург. Поверх нее появляется надпись: «Конец первой серии», и начинают идти титры.

Серия 2

Aller guten Dinge

(Все хорошее)

1а

1772. Павильон. Колледж иезуитов в Гессене

На пленке появляется темная келья. Друг напротив друга за конторками стоят две девочки, темненькая и светленькая. Обе в одинаковых черных пажеских нарядах с кокетливыми черными оборками. Темненькая что-то пишет, у нее от усердия даже чуть высунут язык, светленькая явно скучает и, вместо того чтоб писать, рисует у себя в тетради картинки. Наконец темненькая заканчивает писать и подает свою тетрадь светленькой, которая начинает у нее списывать. Темненькая же идет к полке и достает из шкафа какую-то книжку, разворачивает ее на закладке и начинает читать. Светленькой становится скучно все списывать, и она канючащим голосом говорит.

Мария: Шарло, ты не могла б мне помочь?!

Шарлотта: С радостью, но аббат смотрит почерк, ответы должны быть писаны твоею рукой. Потерпи, Марихен, там немного.

Мария сопит, но пишет дальше. Наконец она с радостью бросает перо в чернильницу, и оно попадает, а Мария от радости громко хохочет и хлопает в ладоши.

Мария: Уф, кончено! Теперь осталось лишь прочесть какой-нибудь стих и готовиться к танцам! Сегодня на вечере будем танцевать вальс, как обычные простолюдинки, а пока мы потренируемся, и ты будешь мой кавалер!

Шарлотта (закрывая книжку): Разрешите вас пригласить на тур вальса!

Мария (со смехом): У вальса нет туров, как ты не помнишь?! А еще у простых нет политеса и прочего! Но… Хорошо, разрешаю! Тра-та-та, тра-та-та…

Шарлотта с церемонным поклоном приглашает Марию на танец, и девочки начинают легко кружиться по комнате. Вдруг раздается громкий стук в дверь, и подружки посреди танца сразу же замирают. Они стоят, молча обнявшись, а потом Мария начинает вдруг всхлипывать и шептать.

Мария: Ах, Шарло, если нам суждено отсюда когда-нибудь вырваться и меня не постригут в монастырь, я тебя никогда не забуду! Ты моя самая лучшая подруга! Самая-самая… Ты моя подруга – единственная!!!