Одна Бездна на двоих. Далеко от своих. Близко друг к другу

Сквозь треснутое стекло иллюминатора диаметром в два метра он увидел их – своих товарищей, братьев по оружию, дрейфующих в космической пустоте как безмолвные призраки. Капитан, ветеран трёх звёздных войн, медленно вращался в чёрной бездне. Его седые волосы, некогда аккуратно зачёсанные, теперь развевались в вакууме, как морские водоросли в подводном течении. Глаза – те самые голубые глаза, теперь были широко открыты, смотрели в бесконечность, но уже ничего не видели. Его губы были приоткрыты, словно он пытался сказать последнее слово, но космос украл у него и голос, и жизнь.

Младший техник, двадцатидвухлетний парень из орбитальных колоний, дрейфовал неподалёку. Его руки были безвольно раскинуты, пальцы сжаты в кулаки – последний жест борьбы со смертью. Из пробоины в скафандре на груди тянулась алая струйка крови, которая мгновенно замерзла в космическом холоде, превратившись в кристаллическую нить рубинового цвета. Его молодое лицо, всегда улыбающееся, теперь было искажено последней гримасой ужаса.

Механик, который мог починить любой механизм одним прикосновением, теперь медленно кувыркался вокруг своей оси. Его рабочий комбинезон порвался при разгерметизации, и инструменты – его верные спутники – разлетелись вокруг, образуя траурную процессию из гаечных ключей, отвёрток и микросхем.

– Нет… нет, нет, НЕТ! – Крестов ударил кулаком по стеклу иллюминатора, оставив паутину трещин и кровавый отпечаток костяшек. Слёзы жгли глаза, но он не мог отвести взгляд от этого кошмарного балета смерти, который разворачивался в космической пустоте. – Не вы… только не вы… не все сразу…

Гравитационное поле близлежащей планеты, красного карлика в системе Кайпер-471, захватывало «Асгард» в свои невидимые, но неумолимые объятия. Тела экипажа следовали за кораблём, подчиняясь той же безжалостной физике, что и их погибший дом. Они кружили вокруг обломков в медленном, торжественном танце – прощальная процессия из трёхсот семидесяти восьми душ, каждая из которых когда-то имела имя, семью, мечты.

В машинном отделении что-то взорвалось с оглушительным рёвом, который прокатился по всему кораблю, заставив переборки звенеть, как колокола. Термоядерный реактор класса «Прометей», сердце корабля, бился в предсмертных конвульсиях. Температура в его камере превысила критические семь миллионов градусов, а системы охлаждения одна за другой отказывали, не выдерживая перегрузки. Плазма вырывалась наружу фонтанами ослепительного света, прожигая броню и превращая металл в газ.

Искры каскадом посыпались из вентиляционных решёток, как звёздный дождь внутри корабля. Запах озона, расплавленного металла и горящей изоляции ударил в ноздри удушающей волной. Воздух стал густым, тяжёлым, пропитанным смертью.

– Система охлаждения основного реактора полностью отказала! – донёсся из глубин корабля отчаянный, надрывный крик главного инженера. В его голосе слышались не только профессиональный долг, но и животный ужас человека, который понимает: конец неотвратим. – Температура в камере синтеза достигла восьми миллионов! Магнитные катушки не держат плазму! Нам нужна немедленная эвакуация! Мы все сгорим!

– Спасательные капсулы не отвечают на команды! – ответил другой голос, надломленный от ужаса. Это был лейтенант, ответственный за системы спасения. – Пусковые механизмы заблокированы! Электроника мертва! Капсулы… капсулы просто не запускаются!

Крестов пробирался по коридорам девятнадцатой палубы, которые теперь больше напоминали преддверие ада, чем борт звёздного крейсера. Аварийное освещение мигало красными всполохами, отбрасывая зловещие тени на стены, покрытые конденсатом. Системы жизнеобеспечения работали на последнем дыхании, пытаясь поддержать атмосферу в умирающем корабле. Воздух был разреженным, каждый вдох давался с трудом.

Под ногами хрустели осколки пластика, металла и керамики. Из потолка время от времени сыпались искры, а иногда – целые куски обшивки. В одном месте коридор был завален обломками, и ему пришлось ползти на четвереньках, царапая колени о острые края металла.

– Помогите! – услышал он слабый, отчаянный крик из-за заблокированной двери отсека 19-Г. – Кто-нибудь! Пожалуйста! Я не могу выбраться! Здесь пожар! Я задыхаюсь!

Крестов приложил ухо к раскалённому металлу двери. За переборкой кто-то скрёб ногтями по стали, словно пытаясь прокопать себе путь наружу голыми руками. Он услышал кашель, хрипы, слабые удары кулаками о металл.

Роман схватил аварийную кувалду весом в пять килограммов и начал бить по замочному механизму. Каждый удар отзывался болью в плечах, но он продолжал – раз, два, три, десять, двадцать ударов. Пот заливал глаза, руки дрожали от усталости, но он не останавливался. Наконец металл поддался с протяжным скрипом, и дверь распахнулась, выпустив клубы едкого дыма.

Из тёмного, задымлённого отсека выползла девушка – техник третьего класса, двадцатичетырёхлетняя специалист по квантовым вычислениям. Её серый комбинезон был в крови и копоти, а на лице – длинная рваная рана от левого виска до подбородка. Кровь текла по щеке, капала на пол. Её светлые волосы обгорели, с одной стороны, а в зелёных глазах застыл ужас.

– Роман! – всхлипнула она, цепляясь за его руку дрожащими пальцами. – Я думала… думала, что умру здесь… там был пожар… вся электроника взорвалась… … не успел выбраться… он сгорел заживо… я слышала, как он кричал…

– Всё нормально, – солгал он, помогая ей подняться на дрожащие ноги. Её вес казался невесомым – она была худенькой, хрупкой, как фарфоровая кукла. – Мы выберемся. Обязательно выберемся. Я обещаю тебе.

Но он знал, что лжёт. «Асгард» падал в гравитационный колодец планеты, и ничто во вселенной не могло остановить его падение.

Последний, решающий рывок гравитационного поля, и корабль начал входить в плотные слои атмосферы неизвестной планеты. Носовая секция раскалилась до белого каления, потом до ослепительного голубого свечения – титановая броня плавилась и отслаивалась пластами, оставляя за собой огненный хвост длиной в сотни километров. Атмосфера планеты окрасилась в багровые и оранжевые тона – «Асгард» превратился в падающую звезду, в предвестника апокалипсиса.

Воздух наполнился рёвом трущегося о плотные газы титана – звуком, который был похож на предсмертный вопль гигантского космического зверя. Вибрация прошла по всему кораблю, заставляя людей кричать от боли в ушах. Стекло иллюминаторов лопалось со звоном, металлические панели сгибались и трескались.

– Все в аварийные отсеки! – кричал Крестов, подталкивая девушку к ближайшему укрытию – специальному отсеку с усиленными стенами и амортизаторами. – Готовьтесь к столкновению! Держитесь за поручни!

Планета приближалась с ужасающей, гипнотической скоростью. Сквозь пламя и дым Роман различал её поверхность – с растительностью, изрезанную глубокими каньонами и ущельями, под светом чужого солнца. Горные хребты поднимались, как клыки доисторического хищника, готового сожрать их корабль. Кратеры зияли тёмными провалами, а между ними простирались бесконечные джунгли.

В последние секунды перед столкновением время словно замедлилось. Крестов видел каждую деталь приближающейся поверхности: каменистые гряды, высохшие русла древних рек, странные геологические образования, похожие на застывшие волны. Он думал о Марине, которая осталась где-то, о капитане, дрейфующем в космосе, о своей любви на Земле, которая никогда не узнает, что с ним случилось.

Последнее, что помнил Роман перед тем, как провалиться в беспамятство – это странную тишину. Мёртвую, космическую тишину, которая накрыла обломки «Асгарда», словно погребальный саван. Не было больше криков, не было взрывов – только шипение остывающего металла и свист ветра сквозь пробоины в корпусе.

Шаттл погибал в молчании космической бездны.

Он больше не взрывался огненными всполохами реактивного топлива – он умирал медленно и мучительно, как старый рабочий зверь, отслуживший свой срок на далёких рубежах освоения космоса. Титановая обшивка отслаивалась широкими полосами, словно кожа с измученного, изношенного механизма, обнажая искорёженный дюралевый каркас. Система динамической стабилизации давно отказала, её гироскопы замерли в мёртвом бездействии, и двадцатитонная машина беспомощно кувыркалась в плотных слоях атмосферы неизвестной планеты. За кормой тянулся дымный шлейф – чёрный, маслянистый, пропитанный запахом горящей электроники и расплавленного пластика. Это был последний вздох умирающего корабля, его агония, растянувшаяся на долгие минуты падения сквозь багровые облака.

Планета встретила его жестоко. Красная поверхность неслась навстречу с ужасающей скоростью, каменистые хребты и песчаные дюны сливались в размытое пятно приближающейся смерти. Автоматическая система торможения отчаянно пыталась включить аварийные двигатели, но половина сопел была разрушена ещё на орбите – тогда, когда «Икар-12» маневрировал, стараясь уклониться от непредсказуемого осколочного потока.

А потом пришла тьма – густая, бесконечная, поглотившая сознание и время.

Когда Роман Крестов очнулся, мир вернулся к нему по частям, медленно, словно собираясь из осколков разбитого зеркала. Сначала был только звук – глухой, тягучий, как далёкое эхо погребального марша, играемого в память о павших пилотах дальнего космоса. Этот гул, как понял его затуманенный разум, издавал ветер – пронзительный, злой ветер чужой планеты, проникающий сквозь пробоины корпуса шаттла и выводящий наружу жуткую симфонию разрушения.

Затем пришла боль. Волна резкая, всепоглощающая, как электрический разряд, пронизала каждую клетку тела. Он выгнулся дугой, застонал – громко, отчаянно, с хриплым эхом, что отразилось от измятых стен кабины.

– Чёрт… побери… – прохрипел он, сквозь стиснутые зубы, ощущая во рту мерзкий металлический привкус – кровь, перемешанную с дымом горелых плат и расплавленного пластика. В носу жгло от озона и горячей пыли.

Он лежал на спине, придавленный к полу тяжёлым блоком – навигационной консолью инженерного узла. Этот массивный агрегат – сердце рабочей станции – весом в несколько сот килограммов, сорвался со штатных креплений в момент удара и теперь давил на грудную клетку, не давая свободно дышать. Рёбра болели предательской тупой болью – трещины или, быть может, переломы. Под спиной скрипела и дрожала живая, ещё теплая сталь – остатки инженерного шаттла «Икар-12», служебного аппарата флагмана «Асгард», покорителя далёких орбит.

«Икар-12» не был боевой машиной. Он не нёс пушек, броневых плит и ракетных систем – только инструменты, манипуляторы, ремонтные блоки и сложные сенсорные комплексы. Он служил для инспекции спутников, замены устаревших модулей, сварки и резки корпусов – тяжёлая, скучная, но жизненно необходимая работа в космосе. Его корпус цвета выгоревшего металла редко сиял в свете звёзд – под слоем следов сварки, царапин от мелких обломков и пятен замёрзшего техногенного конденсата. Среди экипажа «Асгарда» его в шутку называли «рабочей клячей» – медлительный, тяжёлый, неповоротливый, но надёжный до последнего винта. Теперь и эта кляча умерла, сложив свои механические кости на незнакомом грунте чужой планеты.

Крестов не знал, сколько времени пробыл без сознания. Хронометр на запястье скафандра мерцал тревожным красным – «ОШИБКА ВРЕМЕННОЙ СИНХРОНИЗАЦИИ». Связь с «Асгардом» молчала – только мёртвые помехи шипели в динамиках. Взор его медленно сфокусировался на треснувшем визоре – поликарбонат испещрён тонкой паутиной трещин, но пока держался. Ещё одно сильное движение – и барьер между его лицом и атмосферой рухнет окончательно.

Жизнеобеспечение работало на аварийном режиме: мигающие жёлтые огоньки, тревожные сигналы, перебои в подаче кислорода. Фильтры натужно пытались прогонять воздух через себя, очищая его от неизвестных примесей. Батарея показывала семьдесят процентов заряда – сутки, может чуть больше.

Он застонал, собираясь с силами, медленно и мучительно сдвинул тяжёлый блок консоли с груди, освобождая возможность дышать полной грудью. Воздух ворвался в лёгкие, обжигая изнутри, возвращая остроту ощущениям. Руки дрожали, плечо горело острой болью – видимо, вывих или трещина. Но ноги двигались. Жив. Пока что жив.

Опираясь на остатки искорёженного кресла, он поднялся – медленно, осторожно. Мир закружился, качнулся перед глазами, будто палуба корабля в шторм. Он закрыл глаза, вцепившись пальцами в стальной остов – подождал, пока реальность вновь обретёт устойчивость.

Всё вокруг было красным – зловещим, нездешним оттенком ржавчины и крови. Сквозь зияющую дыру в корпусе он видел планету: песок с металлическим блеском, тёмные валуны, изрезанные следами падения, искривлённые скальные гребни. Над всем этим нависало солнце – тусклый, больной светильник, отбрасывающий густые тени, в которых таилась тревога.

– Выжил… – глухо прошептал он в замкнутом объёме шлема. – Какого дьявола… я ещё жив… один… совсем один…

Эти слова повисли в воздухе – тяжёлые, как свинец. Он остался здесь, на чужом мире, без оружия, без спасательных модулей, без шансов на быстрый контакт с «Асгардом». Его шаттл, его «Икар-12», был раздавлен, искалечен, превращён в груду металлолома.

И всё же он жил.

С трудом, превозмогая боль в плече, Крестов сделал шаг к пролому в корпусе. Каждый его шаг был испытанием: скрип обломков под ногами, потрескавшиеся панели, осколки стекла, вырванные жгуты кабелей. В отсеке для аварийного комплекта зияла пустота – ящик сорвало взрывом при падении.

Оставался только он сам. Человек. Пилот.

Единственный выживший на поверхности этой безымянной планеты.

Наконец он добрался до пролома и сделал первый шаг на поверхность чужой планеты.

Ветер ударил в него с такой силой, что Роман чуть не потерял равновесие. Пыль планеты – мелкая, как пудра, острая, как толчёное стекло – билась о поверхность шлема мириадами мелких дробинок, создавая непрерывный дробный стук. Ветер нёс её бесконечными потоками, поднимая с поверхности и швыряя в воздух, создавая причудливые завихрения и мини-торнадо, которые кружились между скал, словно танцующие джинны из древних арабских сказок.

Гравитация была заметно слабее земной – его приборы показывали 0,78g – но этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать вес. Особенно вес того чудовищного одиночества, которое давило на плечи тяжелее любой физической ноши, сковывало движения, затрудняло дыхание.

На горизонте медленно догорали облака – рыжие, словно пропитанные железной рудой и засохшей кровью. Они двигались медленно, величественно, отбрасывая на поверхность планеты движущиеся тени исполинских размеров. Небо имело странный, болезненный оттенок – не голубое и не синее, как привычное земное, а скорее оранжево-красное у горизонта, переходящее в глубокий фиолетовый в зените. Два маленьких спутника висели в небе неподвижно, как мёртвые глаза какого-то космического существа, безучастно наблюдающий за его одиночеством и отчаянием.

На фоне этого чуждого, инопланетного пейзажа всё казалось мёртвым, безжизненным, враждебным. Только бесконечные пространства джунглей, причудливые скальные образования, вырезанные ветром из тёмного камня, и безмолвное, равнодушное небо. Единственными звуками были механическое жужжание системы жизнеобеспечения в наушниках да его собственное сердцебиение, которое гулко отдавалось в ушах, напоминая о том, что он пока ещё жив.

– Асгард… – прошептал он, запрокинув голову и глядя в небо, где за плотными, багровыми облаками скрывался родной корабль с тремя сотнями трупами членов экипажа. – Слышите ли вы меня… знаете ли, что я здесь, внизу… что я жив…

Ответом ему было только завывание ветра и шипение радиопомех в наушниках.

Его ботинок с усиленной подошвой и амортизирующими вставками глубоко вдавился в красноватую пыль, оставив чёткий, рифлёный отпечаток – первый след разумного существа на этой планете со дня её формирования миллиарды лет назад. Он медленно прошёл несколько шагов, оставляя за собой цепочку следов, которая тянулась от обломков шаттла к небольшому возвышению – искусственному холму, образовавшемуся из грунта, выброшенного при ударе корабля о поверхность.

Подъём на холм занял почти десять минут – каждый шаг требовал усилий, дыхание сбивалось, в боку кололо. Травмы давали о себе знать, а разрежённая атмосфера планеты заставляла систему жизнеобеспечения работать с повышенной нагрузкой.

Наконец он добрался до вершины холма и увидел полную картину катастрофы.

Обломки «Икара-12» раскинулись по поверхности планеты в радиусе нескольких километров, словно гигантская рука швырнула игрушечный корабль об пол. Носовая секция с топливными баками и системой навигации лежала километрах в трёх отсюда, перевёрнутая и наполовину погребённая под красным песком. Из неё торчали обломки антенн и солнечных батарей, искорёженные до неузнаваемости. Основной корпус, где размещались жилые отсеки и лаборатория, треснул пополам, словно переломленный хлеб, обнажив внутренности – провода, трубопроводы системы жизнеобеспечения, искорёженные панели управления, изодранную обивку кресел. Хвостовая секция с плазменными двигателями почти не пострадала внешне, но была совершенно бесполезна без остальной части машины.

Повсюду валялись мелкие обломки – куски обшивки, детали приборов, обрывки кабелей. Ветер уже начал засыпать их песком, через несколько дней от «Икара-12» останутся только бугорки на поверхности планеты, а через годы – даже они исчезнут, стёртые временем и стихиями.

Всё, что можно было собрать для выживания, теперь нужно было найти среди этого хаоса разрушения. Вся его жизнь, всё его будущее зависели от того, что уцелело в этой катастрофе. Запасы пищи, воды, медикаменты, инструменты, запчасти для ремонта скафандра – всё это могло быть разбросано по поверхности планеты или погребено под тоннами песка и обломков.

Но внезапно его внимание привлекло нечто совершенно невероятное, что заставило сердце биться чаще, а дыхание – участиться.

В ста метрах над поверхностью планеты, среди клубов красноватой пыли и дыма, поднимавшегося от ещё тлеющих обломков, медленно парил другой космический корабль. Это был инженерный шаттл с «Асгарда» – судя по размерам и конфигурации, предназначенный для ремонтных и технических работ за пределами орбиты. Его небольшой, компактный корпус длиной около двадцати метров был окрашен в стандартные для инженерных судов цвета – тёмно-серый с жёлтыми сигнальными полосами по бокам и маркировками ремонтного отдела флагмана.

Корпус был почти невредим, лишь обшивка потемнела от воздействия плотных слоёв атмосферы при входе. Маневровые двигатели работали на минимальной мощности, удерживая машину на высоте около сотни метров над неровной поверхностью, но по неуверенным всполохам голубоватого пламени из сопел было видно – топлива у пилота почти не осталось. Шаттл зависал в воздухе с заметным напряжением систем – спуск сюда явно производился на пределе ресурса двигателей, с риском для автоматики и устойчивости.

– Что… как это возможно? – выдохнул Крестов, не веря своим глазам, протирая запотевший визор, чтобы лучше видеть.

Инженерный шаттл, описав широкую дугу над развалинами «Икара», замер на высоте, продолжая зависать, будто сам изучал поверхность планеты через оптико-лазерные сенсоры, сверяя каждую складку рельефа с бортовой картой. Пилот – если он вообще был на борту – не торопился садиться. Это была осторожность или сомнение, или, быть может, обычная проверка зоны высадки по инструкции – Крестов не знал. Но в том, как машина застыла в воздухе, чувствовалась настороженность, холодный расчёт.

Сердце Романа забилось так сильно, что стук крови в ушах заглушил завывание ветра. Неужели он не один? Неужели кто-то из тех, с «Асгарда», рискнул спуститься сюда – несмотря на опасность, нестабильную атмосферу и возможные неисправности систем? Кто-то из тех, кого он знал по лицам, голосам, жестам на бортовых собраниях и в длинных коридорах корабля?

Он резко поднял правую руку и активировал аварийный маяк на наручном блоке управления скафандром. Ярко-красный свет замигал с частотой два раза в секунду, посылая световой сигнал бедствия на всех стандартных частотах. Одновременно он начал размахивать обеими руками над головой, прыгая на месте, стараясь попасть в поле зрения камер или оптических сенсоров инженерного шаттла.

– Здесь! – закричал он в радиопередатчик, переключая его на аварийную частоту, прекрасно понимая, что на этой дистанции связь может быть нестабильной из-за помех атмосферы. – Я здесь! Выживший! Пилот «Асгарда»! Прошу помощи!

Он повторял сообщение снова и снова, на всех языках, что знал – на английском, русском, китайском, испанском. Голос срывался от напряжения, горло саднило от сухости, но он не замолкал, продолжал махать руками, прыгать, делать всё, чтобы его заметили.

Инженерный шаттл висел неподвижно, как гигантская металлическая птица над его головой. Теперь Роман смог разглядеть его лучше: это определённо была техническая машина – об этом говорили плоские гондолы с манипуляторами, крепления под инструментальные модули, выдвижные антенные решётки, поблёскивающие золотистой плёнкой. На бортах тускло виднелись знаки техобслуживания флотилии «Асгарда» – знакомые, словно вестники дома. Они внушали надежду, которую Роман боялся потерять за эти долгие часы одиночества.

Длинная, зыбкая тень от корпуса «Икара-12» легла на песок планеты, а над ней завис инженерный шаттл – единственный признак того, что среди этого океана безмолвия, разрушения и смерти ещё теплилась искра жизни, ещё жила возможность спасения. Он не спускался ниже – но и не уходил, не исчезал в небесной бездне, будто сам решал, протянуть ли руку помощи этому упрямому выжившему.

Роман Крестов стоял на коленях посреди чужого мира, под багровым светом солнца, среди обломков своего корабля и развалин своих надежд, и впервые за эти долгие мучительные часы почувствовал: возможно, он не одинок во Вселенной. Возможно, в стальной утробе «Асгарда» ещё остались люди – его люди – готовые рискнуть ради него, ради друга, товарища, члена команды.

– Выжить… – прошептал он, и в этом шепоте звучали не только усталость и боль, но и стальная, несгибаемая воля к жизни. – Мы выживем… вместе мы выживем…

Глава 3: Призрачные следы надежды

Роман Крестов медленно брел по бескрайнему песчаному берегу, и каждый его шаг отзывался мучительной болью в израненном, разбитом теле. Красноватый песок под ногами был мелким, словно космическая пыль, и прилипал к разорванным подошвам его пилотского скафандра липкими комками. Волны бирюзового океана накатывали на берег с протяжным, почти человеческим стоном, оставляя пенистые кружевные узоры на алом песке. Вода переливалась всеми оттенками изумруда и сапфира – настоящая вода, какой он не видел уже долгие годы среди стерильных искусственных атмосфер космических станций и боевых кораблей.

Память жестоко швыряла его назад, в те последние минуты ада. Флагман «Асгард» – гордость флота, дом для трехсот душ, крепость среди звезд – разлетелся на куски за считанные секунды. Сначала была вспышка – ослепительно белая, затем багровая. Потом – крики. Боже, эти крики по радиосвязи до сих пор звенели в его ушах.

«Пробоина в седьмом отсеке! Герметичность нарушена!»

«Реактор перегревается! Всем покинуть корабль!»

«Спасательные капсулы заблокированы! Мы не можем…»

А потом – тишина. Страшная, мертвая тишина в эфире.

Роман дрожащей рукой провел по лицу, стирая соленые следы – то ли пот, то ли слезы. Триста человек. Триста жизней, которые он знал в лицо. Командир. Молодой техник Джейсон, который только что получил письмо от невесты с Земли. Доктор Элла. Все они теперь были либо мертвы, либо превратились в сгустки плазмы в холодном космосе.

За его спиной громоздились непроходимые джунгли – зеленая стена первобытной растительности, поднимавшаяся на десятки метров в высоту, словно живая крепость. Лианы толщиной с человеческую руку переплетались между исполинскими стволами, создавая плотный полумрак, в котором могли скрываться любые кошмары. Листва размером со щиты шелестела на ветру, издавая звуки, напоминающие шепот тысяч призрачных голосов – голосов его погибших товарищей. Иногда из глубины зеленого лабиринта доносились душераздирающие крики – то ли хищных птиц, то ли каких-то неведомых тварей, от которых кровь стыла в жилах.

В небе над головой медленно плыли огромные красно-белые облака, похожие на клочья окровавленных бинтов. Они двигались величественно и зловеще, бросая движущиеся тени на поверхность планеты, словно пятна крови на хирургическом столе. Ветер, который час назад завывал как души проклятых, постепенно стих, превратившись в зловещий шепот, приносящий с собой странный, тошнотворный аромат – смесь соли, гниющей плоти, разложившейся растительности и чего-то металлического, напоминающего запах крови и взрывчатки.

Роман остановился, вытер пот и кровь со лба дрожащей рукой и поднял покрасневшие, воспаленные глаза к небу. На высоте примерно ста метров над землей неподвижно висел серебристый челнок – один из инженерных судов «Асгарда». Его обтекаемый корпус печально поблескивал в лучах чужого, безжалостного солнца, а из маневровых сопел изредка вырывались жалкие струйки пара от работающих стабилизаторов. Корабль-сирота, потерявший свой дом.