Сказка для Зои

Сказка для Зои

Александр Шерл

Иллюстратор Мария К. Тимухина

Иллюстратор Ольга А. Федоренко

Редактор Марта Шарлай

Корректор Александра Приданникова

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

Иллюстратор Ксенон

© Александр Шерл, 2025

© Мария К. Тимухина, иллюстрации, 2025

© Ольга А. Федоренко, иллюстрации, 2025

© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2025

© Ксенон, иллюстрации, 2025

ISBN 978-5-0067-5663-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Семь лет назад, когда ко мне только пришла идея этой повести, за моим окном царили такие же снег и тьма, какие дорогой читатель увидит в прологе; когда же я, наконец, пишу предисловие к своей дебютной книге в преддверии скорой ее публикации, ночное небо над промозглым городом уже вовсю терзают молнии – сродни тем, что описаны ближе к концу этого скромного произведения.

Признаюсь, я нахожу это очаровательно символическим со стороны изменчивой природы тех краев, где я родился, вырос и, несмотря на все трудности, смог подарить миру историю, в которой погода, здоровье и душевное состояние персонажей, а с ними и сказки, придумываемые для главной героини, тесно переплетены между собой.

Миры – реальный и вымышленный – здесь влияют друг на друга так же сильно, как они влияли на меня, когда я описывал эпизоды из столь разных жизней больной девочки, рассказчика волшебных историй и старшей медсестры детской больницы. В больничных стенах, собственно, эти жизни и переплелись, проникая одна в другую. Каждый из героев имеет свой взгляд на наш мир и на судьбу творческих людей в нем.

Я намеренно старался писать таким образом, чтобы по положению дел по одну сторону действительности читатель имел возможность судить о том, что происходит или вскоре будет происходит по другую, и избрал для этого экспериментальный формат. Надеюсь, мне удалось реализовать задуманное.

От всего сердца хочу поблагодарить двух дорогих мне людей, которые непрестанно поддерживали меня и вдохновляли на творческом пути, за великолепные иллюстрации, стилизующие эту повесть под настоящую детскую сказку, – Марию К. Тимухину (Phön1x) и Ольгу А. Федоренко (ArtistochkA).

Мария на протяжении года нарисовала свыше трех десятков иллюстраций в самых разных стилях и вариациях (это кроме нескольких вариантов обложки, фронтисписа, авантитула, карты и уникальных художественных шрифтов для оформления всех этих изображений) в рамках своей дипломной работы для факультета культуры и искусств Забайкальского государственного университета. Пожалуй, одним из самых оригинальных решений было подключить фантазию младшеклассников, которым она зачитывала отрывки из еще не опубликованной книги, и взять за основу их детские рисунки, переработав и выдержав их в стиле пуантилизма. Оригинальный подход вкупе с талантом обеспечил Марии блестящую защиту дипломной работы, а моим читателям, смею надеяться, интересное и красочное дополнение к основной истории.

Ольга сделала иллюстрации по мотивам тех, что рисует главная героиня моей книги, девочка Зоя. Некоторые из них стилизованы под традиционную живопись упоминаемых эпохи и места. И мне кажется, эти рисунки наполняют волшебством и уютом даже те фрагменты сюжета, в которых повествование переносится в реальный мир с атмосферой, совсем не похожей на сказочную.

Но настало время познакомить дорогих читателей с третьей художницей, из названных самой юной.

«Знакомство» (Мария К. Тимухина)

Пролог

Кабина старого лифта неохотно разомкнула стальные челюсти. Покинув ее, гость – рослый мужчина крепкого телосложения, одетый в кожаную куртку, – оказался в коридоре, где время от времени подрагивал свет люминесцентных ламп, отражаясь от белоснежных стен и плохо различимых на их фоне дверей. Жизнь в эту картину привносили лишь разноцветные стулья для ожидания по обе стороны да яркие рисунки юных пациентов, развешенные на стенах вдоль всего коридора. Здесь, в палатах детского пульмонологического отделения провинциальной больницы «Свет», решались – а иные уже были решены – детские судьбы.

Он, взрослый мужчина, невольно закусил губу при мысли о том, что некоторые дети в последние дни своих несправедливо крохотных жизней наблюдали такую безотрадную картину. Но, быть может, палаты обставлены лучше, подумал он и двинулся дальше, в поисках двери с номером 7. Пока его глаза скользили по серебряным числам, каждое из которых скрывало свой маленький мир неописуемой трагедии, он неоднократно ловил себя на мысли, что тишина здесь ощущается физически и отличается от обычной, известной ему. Не умиротворяющая или отрешенная, оберегающая от забот внешнего мира, но глубоководная тишина, давящая не только на уши, но и – при продолжительном ее воздействии – на психику.

Погруженный в размышления, он прошел мимо нужной двери, не заметив ее, не отдав себе отчета, что уже считывает номера, следовавшие за седьмым, – почувствовал неловкость. Поспешил исправиться – возвратился к нужной палате. Постучал. Ответа не последовало. Он хотел повторить попытку, но вот металлическая ручка опустилась – дверь неслышно открылась.

В проеме показался и, тихонько прикрывая за собой дверь, вышел навстречу худощавый человек в белом пиджаке, со слегка неопрятными светло-рыжими волосами и легкой небритостью на лице. Его проницательные светло-серые глаза были устремлены прямо на гостя, а нахмуренные брови и поджатые губы, выдававшие напряжение мужчины, разгладились при виде знакомого лица. Его юношеский голос первым нарушил стерильную тишину больничного коридора:

– Здравствуй, Ник! Искренне рад, что ты пришел.

Друзья, резко контрастировавшие между собой: крепкий, молодой еще человек со спадавшими до самых плеч волосами и превосходивший его возрастом, но не комплекцией мужчина, – пожали друг другу руки.

– Рад тебя видеть, Марк, – раздался в ответ добродушный бас.

Лицо Ника выразило легкое удивление: он явно не ожидал столь сильной хватки от своего тщедушного с виду приятеля.

– Не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты откликнулся на мою просьбу. Ощущаю себя страшным эгоистом – и потому, что уезжаю, хотя обещал Зое по крайней мере до весны оставаться с ней, и потому, что дернул тебя… Ты ведь, с твоей работой, и на себя-то с трудом можешь выкроить время…

– Не переживай, мы же все обсудили, – перебил его Ник. – Ты делаешь это для своей дочери.

– Да, жена предложила поехать поработать на Восток. Это единственный способ дать Зое достойное лечение – за рубежом, с хорошими специалистами и нормальным оборудованием. В этой дыре ее не вылечить, а столичная медицина нашей необъятной… – Марк понизил свой тон. – «Не оправдывает издержек, и лучше собрать деньги на что-то получше…» Так нам сказали. А пока собираем деньги, Зоя должна оставаться здесь.

Марк замолчал, его взгляд потерял всякое выражение. Перед Ником стоял внутренне опустошенный человек, искренне любящий своего ребенка и именно по этой причине вынужденный проститься с дочкой и отправиться в далекий, забытый край. Его жена, инженер-геолог, как и он, уже ждала его там. Это она выхлопотала для Марка высокооплачиваемый долгосрочный контракт, который давал хоть какую-то надежду на выздоровление их ребенка. Ник пытался найти слова поддержки, одновременно гадая, какой работой могут заниматься инженеры-геологи в пору заморозков и снегов.

Дверь палаты, к которой Марк все еще стоял спиной, заслонив ее на время разговора, вновь неслышно приоткрылась. Ник мог бы подумать, что виной этому сквозняк, если бы его внимание не привлекли ярко-голубые глаза, выделявшиеся на фоне бледного веснушчатого детского лица, осторожно выглядывавшего из-за двери. Глаза осматривали незнакомца с ног до головы, пока не натолкнулись на встречный взгляд. Ребенок, испуганный этим «столкновением», отступил внутрь палаты.

– Зоя, – сказал Марк с улыбкой и встрепенулся, точно только проснувшись. – Наверное, не узнала тебя.

– Ничего удивительного. Она видела-то меня пару раз от силы, я же у вас почти не бываю.

– Ну тогда пойдем, я снова вас познакомлю, – с воодушевлением предложил отец девочки.

Оказавшись в палате, Ник сразу обежал ее взглядом. За огромным окном – оно располагалось прямо напротив двери – мир тонул в непроглядной тьме зимнего утра. Но бесприютным холодом веяло не от окна, а от бежевых стен. Даже более теплое сравнительно с коридором освещение не спасало. Не спасали ни рассыпанные по стенам блестки – «звезды», подумал Ник, – ни выраставшая позади больничной койки радуга, уходившая под потолок. Возле стены по левую сторону, голой, не считая блесток, стояло три разноцветных пластмассовых стула, таких же, как в коридоре. У самого дальнего из них находился аппарат неизвестного Нику назначения с отходившими от него полупрозрачными трубками и шлангом, подведенным к небольшому баллону, крепившемуся на металлическом штативе под монитором. Его черный экран свидетельствовал о том, что оборудование сейчас выключено, и, судя по всему, к лучшему.

Изножье кровати смотрело на приставленную к противоположной стене низкую деревянную тумбу с парой мягких игрушек на ней. Над ними оказался и самый неожиданный здесь элемент интерьера – небольшой кинескопический телевизор на подвесной полке.

Наконец, Ник взглянул на саму постель, где, укрывшись с головой, лежала девочка, рыжие волосы которой разметались по подушке. Это позабавило и отца, присевшего на кровать рядом с дочерью, и оставшегося стоять возле двери его друга.

– Можешь не прятаться, – произнес Марк. – Твоя шпионская миссия провалилась.

– Не хотела вам мешать, – раздался звонкий детский голос из-под одеяла, – извините.

– Ничего. Это ведь к тебе гость. Рассказчик, о котором я говорил.

Девочка встрепенулась, сбросив с себя одеяло, и уселась на краю кровати, чтобы получше рассмотреть незнакомца. Теперь в ее глазах не читалось ни страха, ни смущения – только недоумение, о чем свидетельствовала по-взрослому приподнятая бровь.

Отец говорил Зое, что, пока он в командировке, его друг будет рассказывать ей волшебные истории, чем скрасит ожидание. Но образ рассказчика, увлекающего своими историями детей младшего и среднего возраста даже в эпоху телевидения, – тот образ, что представила себе Зоя, – слабо вязался с рослым, на голову выше ее папы, мужчиной в косухе и с длинной, как у исполнителя метал-группы, прической.

– Так, значит, вы будете рассказывать мне байки? – серьезным тоном спросила девочка.

Марк с Ником, не ожидавшие услышать подобное из уст двенадцатилетней, обменялись недоуменными взглядами.

– Извини, – в замешательстве спросил Ник, – какие еще байки?

– Ну вы же выглядите как байкер!

В палате воцарилась гнетущая тишина. Оба мужчины, одному из которых было давно за тридцать, а второй не разменял еще четвертый десяток, почувствовали полную растерянность перед ребенком – оба они не понимали, какое отношение байки имели к внешнему виду Ника.

Тем временем лицо Зои утратило серьезное выражение, она перевела растерянный взгляд с отца на его приятеля, пытаясь понять, что именно сказала не так.

– То есть, – вновь подал голос Ник, – ты считаешь, что байкерами называют людей, которые рассказывают истории?

– Ну да, это люди в крутых кожаных куртках, они катаются на мотоциклах и потом рассказывают друг другу байки за кружечкой пенного.

– Ты где вообще такое услышала, Зоя?! – вышел из прострации ее отец.

– По телевизору! – Девочка с невинным выражением указала туда, где располагался искомый предмет.

Марк посмотрел на выключенный экран с осуждением, достойным последнего негодяя, рушащего непорочный детский мир.

– Ну, на мотоциклах я не езжу, пиво не пью и пишу детские сказки, а не истории о всадниках, рассекающих по прериям на стальных конях.

– Но если человек байкер… – запротестовала девочка, но Ник ее перебил:

– А слово «байкер» не имеет никакого отношения к чистокровной русской байке. Оно происходит от английского слова, которое, думаю, ты тоже прекрасно знаешь…

– Байк! – подхватила девочка. – Да, наверное, я немного перепутала.

– В прекрасном русском языке есть еще одно слово для вымышленных историй – «небылицы».

– Мне оно не нравится, слишком старомодное!

– А как тебе «сказка»?

– Вот оно хорошее, – оценила Зоя.

– Тогда договорились. Так и будем называть наши истории.

Марк с теплом на сердце наблюдал за этим разговором.

Зоя была стеснительным ребенком, яркие эмоции демонстрировала лишь в присутствии близких людей. Но кто, как не работник детского сада, может найти общий язык с застенчивым ребенком, пускай и значительно старшего возраста. Марк принимал во внимание еще и то обстоятельство, что Ник добровольно оставил учебу в университете, чтобы помочь семье и обеспечить лечение сестре, насчет чего ни разу не обронил и слова сожаления в присутствии своего друга. Даже наоборот. «Где бы еще я обрел столь преданную аудиторию?» – говорил он с улыбкой. Эти слова всегда казались Марку наивным самоутешением. Но это была пленяющая наивность, исполненная искреннего жизнелюбия.

– Рад, что ты ей понравился, байкер Ник, – с улыбкой произнес Марк, когда они вдвоем вышли в общий коридор, где уже появились другие посетители и персонал. – Она впервые улыбается с тех пор, как узнала про мой отъезд.

– Ее можно понять. У нее здесь лишь тетя и остается, которая при всем желании не смогла бы уделять девочке все свое время.

– Хорошо, что Мире разрешают навещать Зою не только в обеденные часы. Но, учитывая ее вклад в больницу и жизнь детей, вполне справедливо разрешить ей двадцать минут в день проводить с племянницей.

– Помню твои рассказы о ее подвигах, – осадил Ник охотника до хвалебных отзывов о свояченице, которую, кажется, тот любил как родную сестру. – Ты послезавтра уезжаешь?

– Да, завтра проведу с Зоей последний день. Потом только ты и Мира останетесь с ней на долгие три месяца.

Как и час назад, когда Ник лишь увиделся с лучшим другом, лицо последнего на мгновение превратилось в непроницаемую маску. Но теперь взгляд его не потух – напротив, выражал решительность и, сверх того, благодарность. Впрочем, ни тот ни другой не замечали, что, несмотря на тихий разговор, они уже привлекли внимание почти всех людей в коридоре: посетителей, детей и персонала. Многих занимал причудливый контраст во внешности двух друзей. Если Ник напоминал не то мотоциклиста, не то бас-гитариста, то Марк в своем пиджаке и очках выглядел как замученный жизнью конторский служащий. Живая карикатура на неформальный образ жизни вела задушевные разговоры с подлинным воплощением конформизма. Это было тяжело не заметить, а заметив – не улыбнуться, хотя бы на минуту забыв о насущных заботах. Ник обладал редким даром вызывать такие улыбки.

– Можно тебя еще кое о чем попросить, Ник?

– Конечно.

– Сказки, которые ты будешь рассказывать Зое по выходным… Ты мог бы сделать их для нее более… личными? Хорошо бы включить в них яркие моменты из ее жизни, о которых я тебе рассказывал. Или даже истории ее друзей. Я могу прислать тебе эти истории по электронной почте. Конечно, если это тебя не затруднит…

– Можешь для начала просто назвать мечту своей дочери, если у нее такая есть, – предложил Ник.

– Мечту?.. – Марк недоуменно воззрился на своего собеседника и на минуту задумался. – Знаешь, когда я рассказываю ей о поездках за рубеж и показываю фотографии оттуда, она всякий раз говорит, что тоже хочет побывать там, когда выздоровеет… Вместе с нами посмотреть на чудеса света, погулять по дальним городам, увидеть их архитектуру и все в таком духе.

– Я что-нибудь придумаю, – после небольшой заминки ответил Ник, слегка улыбнувшись. – Обещаю, что скучать, пока ты будешь в отъезде, ей не придется.

После этих слов они снова обменялись рукопожатием – хватка Марка стала еще крепче, – и Ник вошел в кабину лифта, махнув на прощание, прежде чем скрыться.

Марк, проводив друга заинтересованным и благодарным взглядом, вернулся в палату к дочери.

I

Улицы припорошило свежевыпавшим снегом, и белый тротуар переливался и мерцал в свете фонарей. Зоя, давно ожидавшая, когда небеса укутают безжизненную землю снежным бархатом, теперь радостно наблюдала за танцем снежинок по ту сторону окна. Ее удручало лишь то, что окно нельзя открыть, впустив в комнату свежий воздух, не говоря уже о том, чтобы выйти на улицу. Здесь была бессильна даже ее тетя, которая, чтобы хоть как-то отвлечь девочку от болезни, регулярно приносила племяннице сладости и игрушки. Она позаимствовала из кабинета главного врача видеомагнитофон со стареньким телевизором, чтобы Зоя могла смотреть фильмы, когда ей надоедает чтение или рисование.

Но сегодня Зоя почти не включала телевизор. К еще не прочитанным книгам Льюиса Кэрролла и Александра Волкова и тетрадям с задачами «для развития творческого мышления» душа ее не лежала. Обыкновенно жизнерадостная, сейчас Зоя казалась своей тете необычайно рассеянной и задумчивой (не поинтересовалась даже, как у нее, Миры, дела и что интересного она принесла в этот раз).

С утра у девочки был жар, частично спал он лишь к полудню, но Мира, будучи старшей медсестрой больницы, считала, что причина такого настроения и необычной замкнутости ее племянницы в другом. Она утвердилась в верности своей интуиции, когда Зоя рассказала, что будто бы именно для нее написали сказку, в которой она, Зоя, будет главной героиней. Мира знала о встрече Марка и Ника, о просьбе, которую Ник согласился исполнить для лучшего друга, но не о том, что сказка, которую он станет рассказывать по выходным, о самой племяннице. В своей манере, будто общаясь с младшей подругой или сестрой, она спросила, в какой сказке Зоя хотела бы побывать, на месте какого персонажа оказаться и хочет ли запечатлевать свои похождения по волшебному миру на бумаге. Эта идея девочке понравилась, и она попросила принести ей принадлежности для рисования.

Альбом с белоснежными листами и карандаши давно лежали на тумбочке позади Зои, которая, несмотря на температуру, всматривалась при тусклом свете фонарей в лица прохожих, ожидая увидеть в каждом из них Ника. Он обещал навещать ее после пяти, когда все назначенные процедуры, как правило, были закончены. Большую часть дня Зоя провела в мыслях о том, какую же сказку сочинил Ник, – это позволяло ей легче перенести поднявшуюся температуру; но теперь она предалась невеселым размышлениям о том, почему рассказчик опаздывает и вообще придет ли. От этого становилось все тоскливее на душе – тем сильнее, чем ближе стрелка часов подходила к шести.

– Поздно в этом году снег выпал, да? – неожиданно пробасил знакомый голос за ее спиной.

Зоя, вздрогнув, повернулась к двери, испуганно посмотрела на посетителя. Затем снова взглянула в окно, не понимая, как же пропустила Ника, на лице которого играла лукавая улыбка.

– Парадные двери действительно находятся с этой стороны. – Он демонстративно достал небольшой брелок с ключами. – Но только для пешеходов.

Сейчас Зоя обратила внимание на то, что одежда Ника была сухой – если бы он шел даже под таким легким снежком, все равно бы намок. Следовательно, он приехал на подземную парковку на машине – эту догадку она и высказала. Ее хрипота, как и еще большая бледность, не ускользнула от внимания Ника.

– Ну прямо со страниц произведений Конан Дойля сошла! Идеальный силлогизм. Ты раскусила меня, юная сыщица.

– Сил-ло что? – переспросила Зоя.

– Ты сделала вывод на основании двух посылок. Звучит просто, но, поверь, не всякий взрослый обладает такой способностью. Многим достаточно видеть только одну сторону картины, и то не полностью, чтобы судить о чем-то.

Заметив, с каким смущением и замешательством юная собеседница обдумывает его слова, он решил сменить тему:

– Но ты ведь ждешь сказку, а не детектив или лекцию по философии?

– Точно! – В глазах ее сверкнул восторг. – Мою сказку!

Просеменив босыми ногами к своей кровати, она уже собралась запрыгнуть на нее, но, вспомнив об альбоме, расправила одеяло и удобно расположилась сверху, положив перед собой и карандаши, и бумагу.

Болтая ногами, она смотрела, как Ник расстегивает борсетку, висевшую на его плече, и достает дневник, хранивший все сказочные миры, которые когда-либо выходили из-под пера сказочника. Надо сказать, что технике, хотя, как все, пользовался ею, Ник доверял значительно меньше, нежели проверенной бумаге.

Обложка дневника сразу приковала внимание Зои. Сначала перед ней предстала картина изумрудного леса со сверкающей травой и образующими витражи кронами деревьев. Вокруг стволов обитатели волшебного леса водили хоровод, а лазурное небо украшала переливающаяся десятками оттенков радуга. Зоя немного наклонила голову, и вот уже небесную гладь, налившуюся темным сапфиром, усеивали сверкающие звезды, трава и листва в дремучем лесу излучали таинственное зеленоватое свечение, а в кронах фосфоресцирующих деревьев безошибочно угадывалась надпись, невидимая при свете дня: «Дневник желаний».

Наблюдая за Зоей, по-кошачьи наклонявшей туда-сюда голову, Ник пояснил:

– Линзовидная живопись1. Это подарок знакомой, работающей в типографии, где выпускают такие дневники и тетради.

– Кла-а-ассно… – протянула завороженная девочка.

– Это лишь обложка. То, что внутри, надеюсь, удивит тебя намного больше.

С этими словами он торжественно раскрыл дневник на практически пустой странице. Это был обычный разлинованный лист, отличавшийся от тех, на которых Зоя выполняла школьные задания, разве что своей толщиной да белизной тщательно выскобленной бумаги. Прочитав одинокий заголовок «Сказка для Зои», выведенный аккуратным каллиграфическим почерком в самом верху страницы, она непонимающе посмотрела на Ника.

– А где сама сказка?

– Здесь. – Ник приставил палец к виску. – И у тебя и у меня.

– Вы меня обманули?..

– И да и нет. Ты сама будешь сочинять свою историю, а я лишь ограню ее.

За двадцатисемилетнюю жизнь, включая пятилетний опыт работы с детьми, не приходилось еще Нику ощутить на себе столь смиряющий и оттененный не то жалостью, не то разочарованием взгляд ребенка.

– Как я буду сочинять, если рассказчик – вы?

– Ты верно подметила: я – рассказчик. Мое перо в первую очередь служит тому, чтобы описывать образы, рожденные воображением. Но кто сказал, что эти образы должны возникать из фантазии одного человека? Скажи, Зой, ты больше хотела бы быть наблюдателем или активным участником истории?

– Конечно же участником! Это интереснее!

– Тебе бы хотелось влиять на развитие сюжета? Самой решать, куда пойдет героиня и что сделает? Какое решение примет в тех или иных ситуациях?

– Еще бы!

– Тогда давай начнем вот с чего. Скажи, где ты хотела бы побывать больше всего на свете. Это место станет отправной точкой нашего повествования.

На этих словах у девочки загорелись глаза, а вместо ответа она соскочила с кровати, подбежала к тумбе, извлекла из верхнего ящика толстый темно-синий альбом. Распахнув его перед Ником, она указала пальцем на свою любимую фотографию.

– Вот здесь! – восторженно произнесла Зоя.

Ветер перемен

– Ты открываешь глаза и видишь, что стоишь посреди широкой и оживленной улицы. На тебе платье из красного шелка – его легкая ткань колышется при малейшем дуновении ветра, но зато не стесняет движений.

– Что я вижу вокруг? – поинтересовалась Зоя.

– По обе стороны тянутся невысокие деревянные домики. Их террасы украшены заборчиками с причудливой резьбой, а двери и окна – фонарями. Они не стеклянные, а из цветной бумаги. На них нанесены иероглифы, а снизу фонари украшены пушистой кисточкой из шелковых нитей. В некоторых из этих «бумажных ламп» даже при свете дня все еще теплится огонек, придавая им сходство с волшебными ночниками. Местные поверья говорят, что они приносят удачу и богатство хозяевам домов, а заодно охраняют жилище от различных невзгод. Темно-синие крыши этих небольших, но изящных сооружений покатые, а углы их загнуты кверху подобно крыльям бумажного журавля.

– Нас в школе учили делать таких журавлей! – перебила Зоя. – Они называются «оригами».

– Но рассказывали ли вам в школе, что бумага, как и оригами (а это далеко не только журавли), несмотря на свое название, происходит именно из этих краев, а не из Страны восходящего солнца – Японии? Жители японских островов, несомненно, переняли и развили бумажное искусство, но изначально оно появилось именно в китайских домах.

– А вот об этом нам не говорили… – задумчиво ответила Зоя и с любопытством посмотрела на рассказчика, увидев в нем ходячую энциклопедию: – Я могу рассмотреть эти красивые дома поближе?