Цветущий Пион

Цветущий Пион

Зохра

Иллюстратор Зохра

© Зохра, 2025

© Зохра, иллюстрации, 2025

ISBN 978-5-0067-5415-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Цветущий Пион

ПРОЛОГ: Пробуждение

Мир культивации был миром силы. Миром, где меридианы были реками, духовные корни – источниками, а энергия Ци – воздухом, которым дышали. Это был мир, где слабые были второсортными, а те, кто не мог ступить на путь совершенствования, – пылью под ногами. Они были сломанными инструментами, семенами, неспособными прорасти в плодородной, казалось бы, почве духовной энергии.

В таком мире родилась Линь Хуа, в клане Линь, который дорожил силой и традициями. Но природа отказала ей в главном. Её меридианы были узкими, её духовный корень, если он вообще был, – дремлющим и недоступным. Год за годом тесты подтверждали безжалостный приговор: неспособна. Бесполезна. Бремя.

И вот, семечко было выброшено. Из клана, который был её домом, но никогда не был семьей. Из мира культивации, к которому она никогда не могла принадлежать. Она упала в другую землю – грубую, простую почву мира смертных. В деревню, где жизнь измерялась не силой техник, а теплом очага и урожаем с полей.

В этой новой земле, среди людей, не знающих о меридианах и духовных корнях, Линь Хуа нашла подобие покоя. Она приняла свою участь, свою слабость. Семечко, казалось, смирилось с тем, что не суждено ему расцвести в мире, где цветение означало силу культиватора.

Но даже в самом глухом уголке смертного мира тени великого мира не дремлют. Опасность пришла – темная, первобытная, угрожающая уничтожить ту простую жизнь, которую Линь Хуа обрела. И в час отчаяния, когда надежды не осталось, семечко, дремлющее в её душе, откликнулось.

Оно не проросло так, как ожидал мир культивации. Не по стандартным правилам, не через привычные каналы. Оно вырвалось наружу взрывом чистой, дикой, необузданной жизненной силы. Силы, которая была одновременно прекрасной и ужасающей. Силы, что расцвела, как Цветок Пиона, в самой гуще тьмы, изгоняя тени и спасая жизни.

Это цветение не осталось незамеченным. Аромат необычной силы разнесся по ветру, привлекая внимание. Одних – любопытством и восхищением перед невиданным явлением. Других – жадностью и желанием подчинить или уничтожить то, что не вписывалось в их понимание.

Семечко выжило. Семечко проросло. И теперь, когда оно расцвело, его путь только начинался. Путь, который вел обратно в мир культивации, но уже не как изгнанную никчемность, а как носителя уникальной тайны. Путь, полный опасностей, непонимания и борьбы. Путь Цветущего Пиона, который должен был найти свое место и свою истинную силу в жестоком, но величественном мире.

КНИГА ПЕРВАЯ: Семечко в Земле

ГЛАВА 1: Нежеланное Наследие

Холодный полированный камень Зала Предков клана Линь казался Линь Хуа таким же безжизненным и равнодушным, как и лица старейшин, сидевших перед ней. Воздух был наэлектризован формальной серьезностью, тяжелым ароматом благовоний и невысказанным разочарованием, которое преследовало её с самого рождения.

Ей было двенадцать лет. Возраст, когда большинство детей клана Линь уже демонстрировали первые признаки пробуждения духовной энергии, готовясь вступить на священный путь культивации, путь к силе, долголетию и, возможно, даже бессмертию. Но Линь Хуа не была «большинством».

Перед ней стоял низкий нефритовый пьедестал с идеально круглым, матово-белым Камнем Измерения Духа. Его поверхность должна была светиться, когда кто-то с подходящим духовным корнем касался его, отражая качество и потенциал этого корня. Линь Хуа подходила к этому камню каждый год с семи лет. И каждый год результат был один и тот же.

«Подойди, Линь Хуа», – голос Главного Старейшины, Линь Цанфэна, был сухим и лишенным всякого тепла. Его взгляд, казалось, скользил сквозь неё, не задерживаясь. Седовласый, с проницательными глазами, он воплощал собой всю суровость традиций клана.

Сделав шаг вперед, Линь Хуа почувствовала привычную слабость в коленях. Её тело всегда было таким – хрупким, склонным к болезням, лишенным той внутренней жизненной силы, которая струилась в других детях клана, что занимались хотя бы базовыми упражнениями Ци. Она протянула тонкую руку и положила её на холодную поверхность камня.

Тишина в зале сгустилась. Все присутствующие – старейшины, несколько дядей и тетушек из основных ветвей клана, даже несколько детей, что проходили свои собственные тесты – внимательно смотрели. Они смотрели с ожиданием… нет, не с ожиданием чуда, а с ожиданием подтверждения. Подтверждения того, что она осталась прежней.

Камень Измерения Духа оставался матовым. Ни единого отблеска. Ни малейшего свечения.

Слабый вздох разочарования – или, скорее, окончательного подтверждения – пронесся по залу. Линь Хуа опустила руку. Внутри что-то сжалось, болезненно и привычно. Она знала, что это произойдет. Но каждый раз это было как удар.

Затем последовал тест меридианов. Другой старейшина, специализирующийся на анатомии культиваторов, подошел с тонкой иглой, мерцающей слабой духовной энергией. Аккуратно, почти пренебрежительно, он коснулся нескольких точек на её запястье, локте, шее. Он сосредоточился на мгновение, и его брови медленно сошлись на переносице.

«Как и в прошлый раз», – произнес он, отступая. «Меридианы слабые, суженые, некоторые почти полностью заблокированы. Не способны эффективно поглощать и проводить духовную энергию. Даже если бы духовный корень был, энергия не сможет циркулировать».

Приговор был вынесен. Негромко, но с неоспоримым авторитетом.

Старейшины переглянулись. Их лица выражали смесь сожаления – о впустую потраченных ресурсах и решимости – принять необходимое решение.

«Линь Хуа», – снова заговорил Главный Старейшина Линь Цанфэн. «Клан Линь почитает силу. Мы выделяем наши ресурсы тем, кто способен нести наше наследие, тем, кто может защитить нас и укрепить наше положение в мире культиваторов. В течение двенадцати лет мы наблюдали за тобой. В течение шести лет мы проводили эти тесты».

Его голос стал чуть жестче. «Результат всегда один. Твоё тело не способно к культивации. Оно не может использовать духовную энергию мира».

Линь Хуа молчала, глядя на свои руки. Руки, которые не могли сжать меч с силой, руки, которые не могли призвать даже слабейшую технику.

«Ты являешься… бременем», – прямо сказал другой старейшина. «Наши пилюли, наши духовные травы, время, потраченное на твое обследование… всё это можно было использовать более эффективно».

«Клан не может позволить себе содержать тех, кто не способствует его росту и безопасности», – заключил Линь Цанфэн. «Твоя ветвь рода, увы, не оставила сильного потомства в твоем поколении. И природа лишила тебя возможности исправить это».

Он сделал паузу, оценивая её, как оценивал бы испорченный товар. «После обсуждения мы, старейшины клана Линь, приняли решение. Ты не можешь оставаться в пределах нашего основного поселения. Тебе будет предоставлено скромное содержание и отправлена в одну из наших отдаленных деревень смертных. Там ты сможешь жить обычной жизнью. Без бремени культивации, которого ты всё равно не можешь нести».

Слова были простыми, но их смысл был ясен как день. Изгнание. Не из клана формально – чтобы не портить репутацию, они называли это «перемещением» или «предоставлением возможности жить спокойной жизнью». Но по сути, это было изгнание. От мира, который она знала, от людей, которые были её семьей – хоть и холодной, от любой надежды на иной путь.

Линь Хуа подняла глаза. В них не было слез, только глубокая, застарелая боль и странная, пугающая пустота. Она понимала. Понимала правила этого мира. Слабый не имеет ценности.

«Я понимаю, Главный Старейшина», – её голос был тихим, едва слышным, но устойчивым.

Старейшины, казалось, были удивлены её спокойствием. Обычно дети плакали, молили, спорили. Но Линь Хуа всегда была слишком… тихой. Слишком слабой даже для протеста.

«Очень хорошо», – кивнул Линь Цанфэн. «Сборы будут организованы. Завтра на рассвете ты покинешь клан. Твои личные вещи… их немного, будут отправлены с тобой».

Он встал, показывая, что аудиенция окончена. Другие старейшины последовали его примеру. Никто не подошел к ней. Никто не выразил сочувствия. Дети, что наблюдали, быстро отвели глаза, как будто Линь Хуа была заразной болезнью.

Линь Хуа поклонилась – низко, как полагалось. Затем повернулась и медленно пошла к выходу из Зала Предков. Каждый шаг отдавался тяжестью в груди. За спиной она слышала, как старейшины уже обсуждают следующие дела клана, её судьба была решена и забыта в одно мгновение.

Она вышла из величественного зала под яркое солнце, которое сегодня казалось особенно чужим. Ветер ласкал её лицо, но не приносил облегчения. Завтра на рассвете она оставит позади всё, что когда-либо знала. Из клана, который был её домом, но никогда не был семьей. Из мира культивации, к которому она никогда не могла принадлежать.

Семечко было выброшено из плодородной почвы. Куда оно упадет? И сможет ли оно когда-нибудь прорасти? Линь Хуа не знала. В этот момент она чувствовала себя лишь пылинкой, уносимой безразличным ветром судьбы.

ГЛАВА 2: Дорога в Никуда

Ночь после вынесения приговора прошла для Линь Хуа в странном оцепенении. Слез не было. Казалось, все они выплаканы годами разочарований, собственным ощущением неполноценности и холодной отстраненностью тех, кто должен был быть её семьей. Она провела последние часы в своей маленькой, почти пустой комнате, которая всегда ощущалась временным пристанищем, а не настоящим домом. Собрать было нечего – пара смен белья, тонкое одеяло, деревянная расческа и маленький, выцветший тканевый мешочек с несколькими медными монетами, которые ей изредка давали.

На рассвете, когда первые бледные лучи солнца только касались резных крыш павильонов клана Линь, Линь Хуа уже стояла у Восточных Врат. Это были служебные ворота, которыми пользовались поставщики и низшие слуги, а не величественные Главные Врата, предназначенные для гостей и учеников высших рангов. Её положение было ясно даже в этом.

Ждать пришлось недолго. К воротам подъехала простая телега, запряженная выносливой, но неказистой мулицей. Рядом стоял невысокий, кряжистый мужчина средних лет в грубой синей одежде – не ученик, не старейшина, а один из немногих смертных слуг, которых клан держал для самой черной работы. Он держал в руках небольшой деревянный сундук – её обещанное «скромное содержание».

«Это Линь Хуа?», – пробасил он, его голос был равнодушен, как шум ветра. Ему было поручено доставить её. Личность и чувства пассажирки его не интересовали.

Кивнув, Линь Хуа приблизилась. Слуга жестом указал на телегу. «Садись. Дорога долгая».

Ни прощальных слов, ни напутствий. Никто из старейшин не пришел. Никто из других детей, с которыми она выросла, не вышел проводить её. Было только серое небо на востоке, грубая телега и равнодушный слуга.

Она забралась в телегу. Сундук поставили рядом с ней. Внутри, кроме еще нескольких монет, оказалось несколько кусков сушеного мяса, мешок риса и бутылка воды – провизия на несколько дней пути. Это было всё.

Слуга передал поводья вознице – пожилому, беззубому смертному с выветренным лицом. «Поезжай. Как сказано, в деревню Сосновых Ручьев. По пути нигде не останавливаться без крайней нужды».

«Будет исполнено, господин», – прокаркал возница.

Слуга кивнул и, не взглянув больше на Линь Хуа, пошел обратно к воротам, которые тут же медленно и тяжело закрылись за ним, отрезая её от мира, который до сих пор был её единственной реальностью.

Телега тронулась. Медленно, со скрипом колес по гравию. Линь Хуа сидела, ссутулившись, чувствуя, как каждое движение телеги отзывается тупой болью в непривыкшем к тряске теле. Она обернулась.

Величественные павильоны клана Линь, их изогнутые крыши, уходящие в предутренний туман, казались одновременно прекрасными и чужими. Это был символ силы и процветания, мир, построенный на духовной энергии, мир, в котором ей не нашлось места. Она смотрела, как они уменьшаются, превращаясь сначала в ряд изящных зданий на холме, затем в неясные очертания на горизонте.

Когда клан скрылся из виду за поворотом дороги и густой рощей, Линь Хуа почувствовала пустоту. Это было не только физическое расстояние, но и ментальное – она была полностью оторвана от своей прошлой жизни. Дорога перед ней была пыльной и неровной, уводящей всё дальше и дальше от знакомых мест.

Возница молчал, изредка только пощелкивая кнутом или бормоча что-то себе под нос. Линь Хуа сидела в тишине, нарушаемой лишь скрипом телеги и стуком копыт мулицы. Часы превращались в вечность. Деревья сменялись полями, поля – небольшими холмами, покрытыми лесом. Мир смертных, грубый и неотесанный, раскрывался перед ней.

Она думала о прошедших годах. О том, как в детстве пыталась подражать другим детям, практикующим базовые дыхательные техники, и как быстро уставала, чувствуя лишь истощение, а не прилив сил. О том, как учителя мягко, но настойчиво игнорировали её на занятиях по культивации. О взглядах других детей – снисходительных или просто равнодушных. О редких, формальных визитах к родителям, которые давно смирились с её «недугом» и переключили всё свое внимание на её младшего брата, обладающего, к счастью клана, хорошим духовным корнем.

Она была ошибкой природы, бракованным изделием в мире, где эффективность и потенциал были единственной мерой ценности.

Солнце поднялось высоко, припекая. Пыль от дороги оседала на одежде, на волосах. В горле пересохло. Линь Хуа достала бутылку с водой – её было не так много. Нужно экономить. Экономить всё.

У неё не было цели. Ей просто сказали ехать. Дорога вела «в никуда» в буквальном смысле – в место, которое не имело для неё никакого значения, к жизни, о которой она ничего не знала.

Телега продолжала свой путь. Линь Хуа смотрела на проплывающие мимо деревья, на крестьян, работающих в полях, на редкие встречные повозки. Она была никем. Ученица клана, которая больше не ученица. Дочь семьи, которая её отвергла. Просто хрупкая девочка на пыльной дороге, направляющаяся в неизвестность.

Чувство одиночества было всеобъемлющим. В клане она была одинока среди людей. Теперь она была одинока в этом огромном, равнодушном мире.

Но где-то глубоко внутри, под слоем усталости и смирения, теплилась крошечная искорка. Искорка… чего? Она не знала. Возможно, это была просто воля к выживанию. Или смутное, невысказанное желание доказать миру – или хотя бы самой себе – что даже семечко, выброшенное на бесплодную землю, может найти способ прорасти.

Дорога тянулась. Скрип телеги стал монотонным, как её собственные мысли. Впереди был только путь. Дорога в никуда. И Линь Хуа шла по ней.

ГЛАВА 3: Уют Смертного Мира

Путь до деревни Сосновых Ручьев занял почти неделю. Каждый день был похож на предыдущий: скрип телеги, пыль дороги, однообразные пейзажи и молчаливый возница. Солнце поднималось, шло по небу и садилось, окрашивая горизонт в багровые тона. Ночи были прохладными, Линь Хуа спала, свернувшись на жестком полу телеги, укрываясь тонким одеялом. Она ела сушеное мясо и рис, запивая скудными глотками воды. Это была жизнь, лишенная всякого излишества, жизнь на самом базовом уровне. И в этой простоте было что-то… освобождающее. Никто не оценивал её духовный корень, никто не измерял силу её меридианов. Она просто *была*.

Наконец, на седьмой день, телега свернула с основной дороги на узкую, поросшую травой тропу. Впереди показались низкие крыши, дымок, поднимающийся из печных труб, и силуэты простых, невысоких домов. Деревня Сосновых Ручьев.

По сравнению с величественными павильонами клана Линь, утопающими в духовной энергии и окруженными защитными формациями, деревня выглядела… настоящей. Стены домов были из глины и дерева, крыши крыты соломой или простой черепицей. Пахло дымом, свежей землей и чем-то неуловимо живым и теплым.

Когда телега въехала на центральную, вытоптанную площадь, несколько деревенских жителей остановились и с любопытством посмотрели на незнакомку. Дети перестали играть в пыли.

Возница остановил мулицу и крякнул. «Приехали. Деревня Сосновых Ручьев».

К телеге подошел пожилой мужчина с морщинистым лицом и добрыми глазами – деревенский староста, как оказалось. Он держал в руках деревянный посох.

«Это ты, дитя?», – спросил он мягко, разглядывая Линь Хуа. Ему, видимо, сообщили о её прибытии. «Из клана Линь, да? Нас предупредили».

Линь Хуа кивнула. «Да, я Линь Хуа».

Староста кивнул в ответ. В его взгляде не было ни презрения, ни особого почтения – только простое человеческое любопытство и, возможно, немного жалости. «Ну что ж, добро пожаловать. Твой дом готов».

Её «дом» оказался маленькой, отдельно стоящей хижиной на краю деревни. Он был простым донельзя – одна комната с земляным полом, очагом, деревянным столом и кроватью, сколоченной из грубых досок. Но он был чистым, и в нем пахло деревом и травами. Возница оставил её сундук у двери и, получив расчет от старосты, тут же уехал обратно, словно торопился избавиться от напоминания о мире смертных.

Староста помог ей занести сундук. «Вот. Провизия, что с тобой прислали, дадим ещё немного, пока не освоишься. Деревня небольшая, все друг друга знают. Люди здесь простые, добрые. Будешь жить тихо, никто тебя не тронет».

Он показал ей, где находится колодец, как топить очаг, где собирать хворост. Его объяснения были практичными и земными. Ни слова о духовной энергии, о меридианах, о путях культивации.

«Если что понадобится, не стесняйся, спроси», – закончил он. «Мы… мы не такие, как в клане. Мы просто люди».

Эти последние слова прозвучали особенно значимо. Линь Хуа почувствовала легкое облегчение. Возможно, здесь, среди простых людей, ей не нужно будет постоянно ощущать себя неполноценной.

Первые дни в деревне были посвящены освоению нового быта. Она училась разводить огонь в очаге, чтобы приготовить рис. Она ходила к колодцу за водой, носила её в тяжелых ведрах, чувствуя, как ноют непривыкшие к нагрузке мышцы. Она училась стирать одежду вручную в ручье, собирать съедобные травы в лесу. Это был совершенно новый набор навыков, совершенно отличный от того, чему учили в клане – каллиграфии, истории сект, основам формаций – все это казалось теперь бесконечно далеким.

Поначалу деревенские жители наблюдали за ней сдержанно. Дети хихикали, показывая пальцами. Но Линь Хуа не проявляла высокомерия, которым часто грешили выходцы из культивационных кланов, даже самые низкоранговые. Она была тихой, вежливой, всегда готовой помочь, если просили.

Постепенно лед начал таять. Соседка, добрая полная женщина по имени А-ма, показала ей, как правильно сушить травы и хранить зерно. Дети перестали её дразнить, а стали с любопытством подходить и спрашивать о «большом доме на горе», где она жила раньше. Линь Хуа рассказывала им простые истории, избегая деталей о культивации и силе.

Она начала помогать на огородах, полоть грядки, поливать растения. Её руки, всегда слабые, постепенно крепли. Под солнцем её бледная кожа приобрела легкий загар. Еда казалась невероятно вкусной после однообразной клановой диеты – свежие овощи, простая каша, иногда рыба из ручья.

Жизнь в деревне была медленной, предсказуемой, связанной с ритмами природы. Здесь не было соревнований, не было интриг, не было постоянного давления стать сильнее. Были только рассветы и закаты, времена посадки и сбора урожая, шум ветра в соснах и журчание ручья.

Конечно, иногда накатывала тоска. В минуты одиночества, сидя у очага вечером, Линь Хуа вспоминала клан. Не с любовью, а с чувством глубокой, въевшейся боли. Она вспоминала лица старейшин, равнодушие родителей, насмешки ровесников. Вспоминала мечты о культивации, которые так и не сбылись.

Но затем она смотрела на свои руки, на мозоли, появившиеся от труда. Чувствовала усталость в мышцах – здоровую усталость, а не болезненную слабость. Чувствовала тепло очага, слышала вдалеке смех детей. И понимала, что в этой простой жизни есть своя ценность. Своя, тихая сила.

Она была семечком, выброшенным в землю смертного мира. Земля была не такой «плодородной» в плане духовной энергии, но она была настоящей. И семечко, кажется, медленно, едва заметно, начало приживаться. Оно еще не проросло, но оно перестало увядать. Оно училось дышать другим воздухом, питаться другой почвой.

Линь Хуа провела в деревне Сосновых Ручьев почти год. Год мира, труда и относительного спокойствия. Год, когда она была просто Линь Хуа, а не «бесполезной Линь Хуа».

Но мир культиваторов, мир, от которого она сбежала или куда была изгнана, не забывал о себе навсегда. Его тени, его опасности могли достичь даже самой глухой деревни. И спокойствие деревни Сосновых Ручьев, как и хрупкое равновесие в жизни Линь Хуа, готовилось быть нарушенным.

ГЛАВА 4: Тень на Горизонте

Жизнь в деревне Сосновых Ручьев текла размеренно, словно ручей, давший ей имя. Год, проведенный здесь, стал для Линь Хуа временем обретения невиданного ранее спокойствия. Её руки, прежде слабые и неуклюжие, научились управляться с мотыгой, носить воду из колодца, собирать ягоды в лесу. Она освоила простую, земную мудрость выживания, далекую от возвышенных знаний о культивации. Жители деревни приняли её – не как бывшую изгнанницу, а как тихую, трудолюбивую девушку, готовую всегда помочь. Она помогала старухам по хозяйству, читала сказки детям, учила их простым песенкам, которые когда-то слышала в клане. Впервые в жизни Линь Хуа чувствовала себя частью чего-то целого, а не чужеродным элементом.

Однако мир смертных, хоть и был избавлен от постоянных интриг и борьбы за ресурсы, свойственных миру культиваторов, не был абсолютно безопасен. Дикая природа таила в себе опасности, а границы миров – смертного и культивационного, праведного и демонического – не всегда были непроницаемы.

Первые тревожные звоночки прозвучали с наступлением осени. Лес, прежде щедрый и спокойный, стал мрачным и негостеприимным. Охотники жаловались, что дичи стало меньше, а та, что осталась, вела себя странно – была либо излишне агрессивной, либо, наоборот, пугливой до безумия. Затем появились сообщения о необычно крупных и злобных зверях, которых раньше не видели в этих местах.

Беспокойство нарастало. Исчез местный охотник, Е Вэй, опытный следопыт, знавший лес как свои пять пальцев. Его поиски не дали результатов – лишь оборванные следы и жутковатое ощущение присутствия чего-то *неправильного* в глубине чащи.

Несколько дней спустя вернулся старик Ли, другой охотник. Его принесли на руках. Он был в полубреду, покрыт глубокими, рваными ранами, от которых исходил странный, тошнотворный запах. Линь Хуа, обладавшая базовыми знаниями о травах благодаря Старейшине Мэй, когда он еще изредка навещал клан для поставок трав и пилюль, помогала А-ме обрабатывать его раны деревенскими средствами.

«Тени… они были повсюду…", – хрипел старик Ли, его глаза были полны ужаса. «Не волки… они черные, как ночь, с горящими глазами… Клыки… когти… Я никогда не видел такого… Они убили Е Вэя… Я едва ушел…»

Он говорил о Теневых Волках – существах, порожденных темной энергией, обитающих на границах с Демоническими Землями. Их появление так близко к деревне смертных было совершенно немыслимым. Это означало, что либо граница ослабла, либо что-то *вело* их сюда.

Паника охватила деревню. Староста, седобородый, но крепкий духом мужчина, собрал всех. «Сражаться мы не умеем», – сказал он честно. «Мы не культиваторы. Но мы можем защитить свои дома, свои семьи! Мы останемся здесь, вместе!»

Начались приготовления. Мужчины точили топоры и вилы, готовили охотничьи луки и стрелы с наконечниками, закаленными в огне. Женщины собирали припасы, заготавливали воду, укрепляли двери и окна. Линь Хуа помогала, таская бревна для примитивного частокола, помогая ставить ловушки, перевязывая раны старика Ли, который так и не оправился от шока и ран.

Она работала не покладая рук, но чувствовала себя бесполезной. Её тело было сильнее, чем год назад, но оно все равно было телом смертной девушки. Она не могла поднять тяжелый топор с силой воина, не могла натянуть тетиву лука с достаточной мощью, чтобы пробить шкуру Теневого Волка. Все её знания о травах и лечении были примитивны по сравнению с алхимией культиваторов. Она была свидетелем ужаса и страха, но не могла предложить *настоящей* защиты.

Ночи стали пыткой. Из леса доносились жуткие завывания, низкое рычание, скрежет когтей по камням. Воздух стал холоднее и наполнился отвратительным запахом – запахом гнили, смерти и чего-то потустороннего. Костры горели всю ночь, их пламя металось, отбрасывая пугающие тени.