Отпусти меня, мама!

Я уже в нетерпении поглядывала на часы, когда вдруг внезапно раздался звонок в дверь. Так требовательно обычно звонит только Аркаша. Ну, наконец-то, у меня уже все давно готово.

– Привет… – Я удивленно выглянула на лестничную клетку. – А ты чего один, где мама?

– Люб, ты только не волнуйся! – Аркаша устало прислонился спиной к стене. – Мама сюда больше не приедет. Она замуж выходит.

– Чего? – глупо спросила я. – Это ты шутишь так, да?

– Успокойся! Успокойся, говорю! Она взрослый человек и имеет право распоряжаться своей жизнью так, как считает нужным!

* * *

Аркаша уверенно вел машину. Я на заднем сиденье пыталась прийти в себя после шокирующих новостей и обеими руками придерживала многочисленные горячие свертки и кульки с едой. В гости же не принято ходить с пустыми руками!

– Я ей сейчас все оставшиеся волосы повыдергаю изо всех мест! – грозилась я. – Совсем с ума сбрендила старушка! Едет из больницы не к родным детям, а к какому-то чужому малознакомому старичку. Которого вообще не знает! Который вообще может оказаться проходимцем, альфонсом, бессовестным вором или еще чего похуже! Да она спятила!

– Успокойся, – сказал Аркаша, с тревогой поглядывая на меня в зеркало. – Я думаю, в этом возрасте на первый план выходят совсем другие вещи. И потом, может, он человек хороший.

– Вот сейчас и узнаем, какой хороший! – закипала я со злобой, как чайник, который забыли снять с огня. – Сейчас я ему устрою допрос с пристрастием! А ее… ее одену и вместе с костылем вытолкаю домой! Ишь, чего придумала – в любовь играть на старости лет!

– Люб, ты там поаккуратнее. Все ж родственник будущий!

– Родственник! Это мы еще посмотрим.

* * *

Мы с Аркашей просидели в гостях два часа. Вышли притихшие, успокоенные – и одни…

Алексей Иванович – так звали избранника мамы – оказался очень интеллигентным пожилым мужчиной. Накормил нас пирогами собственного приготовления, очень положительно отзываясь при этом о моей выпечке, напоил чаем. Рассказал, что после смерти жены жил много лет вдовцом. Дети – два сына – приезжали редко, так как оба живут в Москве и работают там же. Много лет мечтал познакомиться с тихой и милой одинокой женщиной, но как-то не складывалось.

– Пока по счастливой случайности не попал в больницу, – со смехом закончил он.

Маме уже была оборудована в квартире отдельная удобная комната. На тумбочке стояла вазочка с фруктами, лежали журналы и книги. Кровать была застелена новеньким красным покрывалом.

– А я вот тут и стенку купил шведскую, – волнуясь, сказал Алексей Иванович. – Будем упражнения делать понемногу, укреплять позвоночник. Правда, лапушка моя?

Вот это «лапушка моя» и добило меня окончательно, смирив навсегда с присутствием Алексея Ивановича в жизни мамы. От отца мама, насколько мне известно, никогда не слышала таких слов. Она выглядела такой счастливой, такой умиротворенной, и мне ужасно не хотелось огорчать ее расспросами.

Она начала разговор сама. Дождавшись случая, когда Аркадий с Алексеем Ивановичем стали устанавливать шведскую стенку, она тихо взяла меня за руку.

– Любочка, я знаю, ты сердишься на меня, – сказала она, вытирая набегающие слезы, – не нужно. Алексей Иванович – хороший человек, очень спокойный, мирный. Мне с ним хорошо, поверь мне.

– Мам, а как же вы будете жить? Вы расписываться будете? А если его сыновья будут против? И ты же его совсем не знаешь! Может, ему бесплатная домохозяйка нужна! Они же… Ты же… – рискнула я высказать свои опасения.

– Люба, он просто одинокий человек, такой же, как и я, – ответила мама. – Да, у меня есть вы, но у вас у всех свои жизни. Ну неужели я не заслуживаю немного счастья, а? Сколько той жизни у нас осталось-то?

Я сглотнула в горле плотный ком. На глаза наворачивались слезы, и противиться им было уже трудно.

– Люба, у него есть приходящая домработница! – добавила мама тихо. – И еще… может быть, это и не любовь. Но дружба и чувство своей нужности – наверняка.

«Наверное, я никогда не пойму тебя, мамочка. Но какое это имеет значение, если ты счастлива? Ты ведь счастлива, правда?»

Глава 7

– Папа, смотри, что мне подарили!

Софийка в нарядном пышном платье с восторгом рассматривала огромную розовую коробку, в которой угадывались очертания кукольного дома.

В прихожей было шумно от детских криков и смеха. Поток гостей не прекращался ни на минуту: одних только одноклассников Софии набралось тридцать человек.

– Безобразие! Почему родителям нельзя остаться? Почему нельзя было сделать детский день рождения в кафе, как у всех нормальных людей? – прокричала в ухо Аркадию гостья, в которой он угадал вечно всем недовольную маму Филиппа, одноклассника Софии.

– Это было пожелание именинницы! – ответил Аркадий, подбирая упавшие с вешалки детские куртки. – Не волнуйтесь так, с минуты на минуту приедет аниматор, который будет развлекать детей на протяжении всего праздника.

– Аниматор? – визгливо поинтересовалась дамочка. – А паспорта вы у них проверяли? Я, к примеру, приглашая аниматоров, всегда требую предъявить справки о несудимости! Торт, надеюсь, без сахара?

– Э-э-э… Кажется, нет. Самый обычный торт из самой обычной кондитерской…

– Вы что, с ума сошли? – у родительницы чуть не вылезли глаза из орбит. – Филе нельзя есть сладкое, его сразу пучит! Вы что, не могли озаботиться нормальным угощением?!

– А вы что, не могли предупредить об этом? – из кухни, вытирая руки фартуком, вышла Люба. – Обычно, если гостю требуется особенное меню, об этом предупреждают организаторов. В крайнем случае приносят свою еду.

– Нет, это возмутительно! Ничего подобного в жизни не слышала! – Разъяренная мама выдернула из толпы увлеченно что-то рассматривающих детей своего сына. – Филя, мы уходим! Сейчас же!

– Эта Семенова со всеми скандалит! – поделилась Люба своими наблюдениями с братом. – Да пусть валит куда подальше со своим золотушным мальчиком! Меньше народу – больше кислороду. Так, ладно, мне тоже пора… Настя, я заеду за тобой вечером! Дядя Алкаш, можно тебя на минутку?

Дядя Алкаша – так маленькая Алена звала Аркадия, пока не научилась выговаривать звук «р». Это было очень забавно и мило. И… как же это было давно!

– Лиана будет? – шепотом спросила Любаня, плотно прикрыв дверь на кухню.

– Нет, – отозвался Аркадий, не глядя на сестру.

– Она хоть поздравила дочь?

– Прислала видеооткрытку. – Аркаша нашел в себе силы улыбнуться.

– Я так и думала. Вот уж подарил Господь матушку… Ну ничего, у детей психика пластичная, раны затягиваются быстро! – затараторила Люба, желая подбодрить Аркадия. – Не переживай. И мой тебе совет: подавай уже на развод, чего ты тянешь? Неужели любишь до сих пор?

Аркаша отрицательно покачал головой. Люба, не зная, что еще добавить к своему пламенному монологу, поправила занавески на окнах и вскоре ушла.

Входная дверь хлопнула.

В кухню заглянула Софа. Радостно-возбужденное ожидание быстро сменилось на ее лице разочарованием, когда она увидела, что в кухне, кроме отца, никого нет.

– А я думала, мама пришла, – протянула она, прижимаясь к отцу. – Она же придет, да? Она же помнит про мой день рождения?

Аркаша отвел глаза от требовательного взгляда дочери к окну, за которым бушевала метель. Молча погладил ее по голове, не находя подходящего ответа.

– Хорошо, что мы дома решили отмечать, да, пап? – спросила тихо Софа. – Если бы в кафе были, мама бы не нашла нас. А так адрес-то она ведь знает. Значит, точно придет. Просто надо подождать!

Расстроенная донельзя, София вышла к гостям, вытирая слезы. Аркаша распахнул окно и всей грудью вдохнул свежий морозный воздух. Потом распахнул дверцу шкафчика и выудил оттуда бутылку коньяка. Свернув пробку, отпил прямо из горлышка. Затем еще раз. И еще.

Как хочется напиться и забыться. Забыться, чтобы не видеть этого умоляющего взгляда. Забыться, чтобы больше не чувствовать себя таким бессильным.

Как ни ждала в этот вечер Софийка свою маму, Лиана все же не появилась на празднике. Тяжело это было и неудобно – лететь на один день из теплой приветливой страны в холодную Россию с ее хмурыми лицами и серыми, унылыми пейзажами.

Зато пришла Рита. Аркаша молча наблюдал, как ее, разрумянившуюся от мороза, с ярким глянцевым свертком под мышкой, обступили со всех сторон дети. Рита улыбалась, пытаясь сохранить равновесие, поглаживала жмущиеся к ней темные и светлые детские головки и нежно приговаривала:

– Солнышки мои, я тоже очень соскучилась! Мы же с вами так давно не виделись – целых полдня, правда? Так, а где у нас именинница? Так, встаем в хоровод, в «Каравай» сыграем!

Аниматор, молодой парень в костюме забавной обезьянки, уже истощивший весь запас фантазии и малость подуставший от детских криков, быстро поедал со стола бутерброды. Рита тем временем, выстроив детей в хоровод и поставив Софию в центре круга, затеяла веселые игры.

Ей всегда нравилось проводить время с детьми. Даже в детстве она предпочитала компании сверстников песочницы, в которых «водились» малыши. Она тут же принималась нянчиться с ними: играла в куклы и в машинки, заботливо помогала встать, если малыш, не удержавшись на ножках, падал. Родители, приятно удивленные этим, даже отлучались по своим делам – они знали, что дети с Ритой будут в полной безопасности.

Сейчас Рита внимательно приглядывалась к Софийке. Глаза у девочки были красными, словно до этого она долго и безутешно плакала. Но возраст и общее веселье брали свое: Софийка, кажется, совсем позабыла о переживаниях и хохотала вместе со всеми, пытаясь усесться первой на свободный стул.

К сожалению, того же нельзя было сказать об Аркаше. Искренне расстроенный разочарованием дочери, он винил во всем себя: мог бы позвонить за неделю до праздника, сказать, что дочка очень ждет. С другой стороны, ничто на свете не способно растопить каменное сердце, сделав его чутким к чужой беде. А в том, что сердце у Лианы сделано из камня, Аркаша больше не сомневался ни секунды.

Незаметно ото всех он снова удалился на кухню. Да, в присутствии Риты ему было тепло, словно под лучами летнего солнышка, но… Что он мог сделать, когда обстоятельства складывались не в его пользу? Да и зачем такой девушке проблемный мужчина с ребенком на руках?

Воровато оглядываясь на кухонную дверь, Аркаша вновь открыл шкафчик и выудил оттуда початую бутылку. Алкоголь давал то, чего ему так не хватало в последнее время: полное расслабление и покой, возможность не предаваться своим горьким мыслям.

Пить в присутствии Софии он не решался – она тут же хмурила бровки и строгим голосом вопрошала: «Папа, ты опять за старое? Ты хочешь, чтобы у тебя опять голова болела?» Один раз она даже с криком вырвала у него из рук бутылку и разбила ее в ванной, ненавидяще-победно глядя на отца и тяжело дыша.

После такой выходки Аркаша не решался выпить даже бутылочку пива в присутствии дочери. Но сегодня он ощущал острую потребность забыться. И потом… что такое какая-то жалкая пара мизерных рюмочек? Софийка даже не учует.

Он с наслаждением опрокинул в себя рюмку коричнево-бордовой жидкости и собирался налить еще, как вдруг…

Дверь распахнулась – на пороге кухни неожиданно появилась Рита. Заметив бутылку в руках Аркадия, она едва заметно нахмурилась. Смутившись, он убрал бутыль в шкаф и застыл с полной рюмкой в руках, ощущая себя полным дураком.

Она подошла к нему, забрала рюмку из рук – Аркаша практически не сопротивлялся – и молча вылила содержимое в раковину. Потом положила свою маленькую руку ему на плечо и тихо сказала, проникновенно глядя ему в глаза:

– Не надо пить, ладно? У вас такая красивая дочка, она будет страдать от этого.

Сейчас Рита до ужаса напоминала ему Софийку, строго отчитывающую его за промахи. Он приподнял плечо, на котором покоилась ее рука, и прижал к щеке. Время застыло, превратившись в вечность.

– Всю жизнь бы так стоял, – признался Аркадий, с ужасом думая о том, что этого говорить не стоило. Но его уже несло куда-то по течению, увлекало сильным потоком, а выпитые сто граммов лишь прибавляли храбрости и отчаяния.

К его удивлению, она не отдернула руку. Лишь стояла и молча смотрела на него с нежностью. Или может быть, с жалостью?

Аркаша нахмурился – он терпеть не мог быть жалким в глазах окружающих. Он уже собирался сказать об этом Рите, но в прихожей требовательно позвонили в дверь.

Волшебные чары развеялись. Рита испуганно убрала руку, словно воровка, застигнутая на месте преступления. Аркаша, чертыхаясь про себя, пошел открывать, с сожалением ощущая, как тепло ее руки на щеке медленно, но верно угасает.

Не глядя в глазок, он распахнул дверь и… попятился от неожиданности. На пороге стоял Дед Мороз.

– Здрасьте! Я дедушка по вызову, устрою вашим деткам незабываемый праздник! – бодро сообщил «дед».

Ощущая нарастающую злобу, Аркаша узнал в дедушке своего старого приятеля Тимура.

– Нас не звали, а мы приперлись! – «Дед Мороз», хлопнув по-свойски Аркадия по плечу, вломился в прихожую, волоча за собой ярко-красный велюровый мешок. – Хорошо, что Рита сказала, сам бы вовек не вспомнил. В жизни даты не запоминал. Кстати, а где она?

Аркадий с бессильной злобой смотрел, как дети, обступив «Деда Мороза», рассказывают ему стишки и получают подарки. Еще больше его бесило то, с каким восторгом смотрит на это действо Рита. Как же она не понимает, что он просто пускает всем пыль в глаза?

Конечно, несмотря на все свои многочисленные недостатки, Тимур не был жадным человеком. Но то, как плотоядно он ощупывал взглядом фигуру Риты, совершенно не нравилось Аркадию.

Интересно, что подумают дети, если он сейчас выставит этого фальшивого Деда Мороза за дверь? Наверное, детство у них в ту же секунду закончится?

Глава 8

Это было самое странное свидание в моей жизни, клянусь вам!

Я долго не могла решиться на свидание, находясь в статусе (все еще!) замужней дамы. Конечно, мы с Серегой уже не живем вместе, но что-то до сих пор мешает мне чувствовать себя свободной.

Может быть, привычка?

Кстати, о Сереге. Я поняла, с кем жила все эти годы. Чтобы жить с ним счастливо, мне нужно было быть неуловимой, недоступной, холодной, отстраненной – в общем, такой, как его обожаемая Эвелина.

Нравится человеку быть униженным. Страдать нравится. Нравится, когда об него ноги вытирают. Ну и флаг в руки, как говорится. Я-то здесь при чем?!

В общем, здрасьте, приехали. Стоило мне показать, что возвращаться к нему я не намерена, как его поведение полностью переменилось.

После той пафосной корзины фруктов курьер ежедневно доставляет на мой адрес тяжелые букеты с цветами, коробки дорогих конфет или нарядных ярких пирожных, умилительных до тошноты мягких медведей, пачки чая и кофе.

Над первым букетом нежно-розовых миниатюрных роз с вложенной в него карточкой я ревела белугой. Напечатанные в карточке стихи рвали душу на части, мягко и плавно шепча забыть все плохое, что было между нами:

… А между мною и тобой – века,мгновенья и года,сны и облака.Я им к тебе сейчас лететь велю.Ведь я тебя еще сильней люблю.Как тебе сейчас живется, вешняя моя,нежная моя,странная моя?Я тебе желаю счастья, добрая моя,долгая любовь моя!..

Первым же моим порывом было засунуть свою гордость и обиды куда подальше и вернуться к нему. Был у меня такой грешок, не буду кривить душой.

Но потом я все обдумала, взвесила и поняла – это тупик. Я не смогу жить с подлецом. А он тоже не сможет жить со мной, потому что я сильно изменилась за последнее время.

А может, и сможет. Но какое мне до этого дело?

У Алены я аккуратно выведала, что никакой встречи будущих родственников не было. Не знаю, что делал в тот вечер Серега, но мы с Настеной и Аленой решили не предавать свою мечту и таки сходили в «Бургер Кинг».

И даже присутствие этого Жени совсем не испортило моего ощущения спокойной радости. Именно этим вечером я решила, что моя жизнь прекрасна. Прекрасна, и точка! И пусть пока Алена временно живет у отца, пусть. Самое главное – мы видимся с ней, разговариваем, секретничаем. Главное, что со мной рядом Настя, что жива мама, что есть работа и крыша над головой.

А чего тебе еще, как говорится, Любаня, надо?!

Удивительным образом ко мне приходило понимание, что жизнь женщины на стадии развода не заканчивается. Что можно быть счастливой и не состоя в браке.

А что касается интимных отношений… Ну тут уж честно вам признаюсь: я люблю свою работу. А моя работа любит меня.

Очень любит. Очень.

Но иногда и у меня выпадают свободные деньки. Например, сегодня.

Закончив работу пораньше, я отвезла Настену к Софийке на праздник, поздравила племянницу, утешила как могла Аркашу и поехала в кафе на встречу с Сергеем. Ну, тем самым таксистом, помните?

Больше всего на свете мне хотелось вернуться домой и плюхнуться на диван, но он был так трогательно настойчив. И, кажется, искренне искал встреч со мной. А я чувствовала себя обязанной за эту корзину с яблоками, будь она неладна. (Кстати, яблоки оказались великолепными – Настя съела их в один присест.)

И потом, так хотелось немного почувствовать себя женщиной. Нужной кому-то женщиной.

Ну ладно, не кому-то. Мужчине быть нужной! А не только детям.

Сергей ждал меня у входа в кафе с букетом белых хризантем.

– Э-э, спасибо, не стоило, – промямлила я, ощущая ужасную неловкость. Чувствовала себя первоклашкой, которую пошел провожать домой третьеклассник. И потащил тяжелый и грязный портфель.

– Ну как же, без цветов на свидание, – бодро заявил Сергей. – Всем женщинам цветы нравятся.

Вот черт. Свидание. Все-таки свидание.

– Ну, положим, не всем, – нагло заявила я, ощущая нарастающее, как морской прилив, раздражение. Дура, сидела бы дома да носки вязала. – Что в цветах толку?

– Вам не нравится? – испугался Сергей. – Я вообще долго думал, может, гвоздики красные купить, но потом решил, что они больше для похорон, я не подумал даже…

– Спасибо, мне очень приятно! – вымученно ответила я, забирая у него из рук проклятый букет. – Это я к тому, что… В общем, не важно. Нам сюда? – Я кивнула на ярко освещенную витрину кафе.

Зубодробительно-скучное свидание с ну очень скучным типом. Ну зачем, зачем я согласилась, ведь ежу понятно, что ничего хорошего из этого не выйдет…

Я вдохнула горьковатый запах замерзающих на ветру хризантем и неожиданно вернулась в свою молодость.

Это было первое наше свидание с Серегой. В тот день он тоже принес мне хризантемы, но не белые, а лимонно-желтые. Они у меня целую неделю тогда простояли, и все вещи в комнате пропитались их ненавязчивым ароматом…

Серега поминутно сыпал шутками и острил, смешно пародировал актеров нашей эстрады, рассказывал анекдоты. Я сгибалась пополам от хохота, не в силах удержаться, – под конец у меня даже заболел живот. А когда я заметила, что желтые цветы всегда ведут к расставанию, он рассмеялся и сказал: «Да, к расставанию с одиночеством».

Через некоторое время он сделал мне предложение. Конечно, я всегда знала, что он был женат. Но я и предположить не могла, что Серега – мой Серега, понимаешь, мой! – мог жить двойной жизнью, скрывая от меня страшную правду. Господи, как он мог так поступить со мной, как?!

Пока я говорила это, Сергей внимательно, не перебивая, слушал меня. Я не собиралась показывать постороннему человеку свою слабость, но у него были такие внимательные, такие участливые глаза, что я рассказала ему все. Выдала как на духу, словно стащила со своей спины тяжкий груз и взвалила его часть на плечи ни в чем не повинного Сергея.

Я плакала, когда рассказывала все это. Плакала и обрывала нежные белые лепестки, словно вымещала на них свою горечь и обиду. Чувства Сергея меня мало интересовали, я была полностью поглощена собой и была благодарна официантке, так и не решившейся подойти к нашему столику.

– И теперь он клянется, что никогда в жизни не любил никого так, как меня, – всхлипнула я в последний раз. – Просит простить и начать все сначала. Присылает каждый день цветы. А я… а я видеть не могу его мерзкую рожу. И жить без него тоже не могу! Прости меня, Сергей, ладно? Я, наверно, пойду. Извини, что испортила тебе чудный вечер…

– А поехали ко мне, Люб.

Я молча подняла на Сергея удивленный взгляд. Он выдержал его с достоинством. Накрыв мою руку своей, он тихо и проникновенно повторил сказанное.

Я вытерла глаза салфеткой, решительно поднялась и…

– Поехали! – сказала я отрешенно.

Между мною и тобою – гул небытия,звездные моря,тайные моря.Как тебе сейчас живется, вешняя моя,нежная моя,странная моя?Если хочешь, если можешь – вспомни обо мне,вспомни обо мне,вспомни обо мне.Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне,долгая любовь моя.Р. Рождественский

Сергей, как выяснилось, жил совсем неподалеку от Центрального рынка. Подъезд серой пятиэтажки, расположенной на оживленной городской улице, пропах специфическим туалетным запахом, кислыми щами, бедностью.

Я медленно спускалась по грязным ступенькам вниз, удивляясь, как это я могла не заметить бьющего в нос амбре еще на входе. Видимо, была поглощена другим.

Крепкие мужские руки сжимали меня в объятиях, и все мое тело, истосковавшееся по ласке, поддавалось навстречу ему. Мною владело какое-то безумие пополам с охватившей страстью – я почти не владела собой и лишь в бреду шептала его имя: «Серенький ты мой, Сережа…»

Сергей, прикрыв за собой дверь, увлек меня в спальню, на ходу уронив на пол в прихожей какую-то статуэтку. Но даже этот оглушительный грохот не в силах был привести меня в чувство.

Видя его нерасторопность, я сама принялась помогать ему с отчаянием человека, обреченного на верную гибель. Мне почему-то казалось, что это единственный шанс спасти себя. И временами я даже забывала, что надо мной склоняется лицо абсолютно чужого мне человека.

Но того, другого… Его можно было представлять себе с закрытыми глазами…

Опомнилась я неожиданно.

Забывшись, Сергей назвал меня чужим женским именем.

Я пришла в чувство так же быстро, как если бы свалилась на жесткий пол с потолка, над которым парила все это время.

Трогательное имя «Верочка», сказанное Сергеем в бредовом забытьи, отрезвило меня мгновенно.

Отстранив опешившего мужчину, я медленно поднялась и принялась одеваться, руками нашаривая на полу свою одежду.

– Прости, я… Не хотел, не подумал… Просто очень мало времени прошло, я еще не привык, – виновато забормотал Сергей, пытаясь остановить меня.

– Понимаю, – остановила я его попытки. – Ничего страшного, я понимаю тебя. Я тоже еще не свыклась с мыслью, что… – Я тяжело сглотнула и выдохнула: – Прости, глупо вышло. Я пойду…

Сергей щелкнул выключателем – и яркий свет залил всю комнату, окончательно приводя в чувство и безжалостно возвращая к реальности. В шкафу напротив дивана я успела заметить фотографию красивой женщины в рамочке. Она смотрела куда-то вдаль и загадочно улыбалась.

– Это Верочка, – тихо подсказал Сергей, проследив за моим взглядом. – Моя жена. Хозяйка она была, конечно, никакущая, но вот никогда не думал, что скажу это вслух – я стал по ней скучать. Ты уж извини, что у меня вырвалось. Так ясно себе ее представил. Ты знаешь, она…

– Можно быть отвратительной хозяйкой, но при этом горячо любимой женщиной, – сказала я, решительно шагая к выходу: слушать слезливые истории разведенного несчастного мужика никаких сил не было. – Я пойду, Сереж.

– Может, как-нибудь еще…

– Как-нибудь обязательно, – резко перебила я, не давая ему договорить. – Ну, пока.

Спускаясь по ступенькам, я слышала наверху стук захлопывающейся за собой двери. Никакого раскаяния в своем уходе я не чувствовала, сожаления о неслучившемся тоже. Более того, я четко осознавала, что «там» нас сегодня было четверо…

И очень сомневалась, что когда-нибудь будет по-другому. Разве что в следующей жизни?

Машина, оставленная у кафе, завелась с полуоборота. Выдыхая, я выехала на проспект и помчалась за Настей. Праздник, наверное, уже завершился, а непутевая мамаша с чего-то возомнила, что ее еще можно любить. Дура наивная!

Раздосадованная на себя донельзя, я включила приемник и… салон заполнил хрипловатый голос Кристины Орбакайте: «А знаешь, все еще будет…»

Я припарковалась у обочины, включила аварийку и зарыдала в голос, обняв руками руль.

«Не будет, больше не будет, не смей меня обманывать, не смей!!!»

Только выплакав все слезы, я сумела отпустить от себя боль одиночества и тоски. На смену отрицанию, гневу, торгу и депрессии пришла заключительная стадия.

Стадия принятия неизбежного.

Я жива. Я не умерла от боли. Я по-прежнему могу любить, дышать, радоваться жизни, наслаждаться общением со своими близкими. Я могу видеть, как растут мои дети. Да, я потеряла близкого мне человека. Но я не потеряла в этой схватке главное – саму себя. И пока я жива, вокруг есть множество возможностей. Их надо просто уметь увидеть.