Одно незабываемое путешествие в Тартарары

А затем бабочка просто вспорхнула и – через дверь – улетела. Куда там улетают все бабочки?.. Домой? В семью? На ужин к птицам?

Держась за поручень, я медленно спустился. И как только коснулся ногой грунтовой дороги, ахнул, выдав из себя:

– Оу, чёрт…

Глава 8

Дайте детям в руки новенькие фломастеры – и вы поймёте, о чём я.

Яркий цвет будоражил воображение, никаких тёмных полутонов. Всё ярко, зелено, живо… Знаете, это как настройка телевизора. У вас в руках пульт, и вы выкручиваете уровень яркости и контрастности. Так и этот лес – кто-то выкрутил всё на максимум. Он сиял. Лес с оленёнком Бэмби по сравнению с ним – как ткань, прошедшая интенсивную стирку из разноцветных вещей: выцвел. На этот раз старина Дисней не жалел красок – облюбовал каждый кустик.

А пахло-то как… Принюхиваясь, я облизнул верхнюю губу. Этим запахом можно было упиваться. Как если бы сделали молочный коктейль из трав, лепестков, почек… эм, только без молока.

Из-за задней части автобуса вышел водитель. Подойдя к колесу, он сел на корточки и принялся проверять покрышку.

От разгорячённого металла капота раздавалось потрескивание, отдалённо напоминающее хлопки-щелчки разогреваемого попкорна.

– Послушайте… эээ… как вас зовут?

Он, не поднимая головы, ответил:

– Просто водитель.

Я завёл руку за шею. Просто водитель?..

Встав с корточек, он подошёл к следующему колесу и повторил процедуру.

Я, не зная, куда себя деть, пошёл за ним. От металлического корпуса исходил жар. Хоть мы стояли в тени дерева, я чувствовал, как ветер гоняет раскалённый воздух.

– А что вы делаете?

– Отвечаю на электронную почту.

Шутник. Я решил обойти автобус с другой стороны и, когда прошёл около лобового стекла, замер.

Стекло было идеально чистым, ни одного размазанного жучка. Это довольно странно – я знаю, что происходит с лобовым, когда едешь по межгороду. Леопардовый окрас золотисто-жёлтых внутренностей насекомых, истерзанных дворниками… но здесь – всё чистенько.

– Эй, доходяга, подай ко мне воду.

Я выглянул со стороны капота:

– А?

– Воду, говорю, – не отлипая от колеса, он тыкал пальцем в сторону кабины.

Ладно… воду так воду.

Зайдя в автобус, я осмотрел сиденье водителя и нашёл в подстаканнике серебристую бутылку, напоминающую гильзу. Взяв её в руку, я по весу понял, что внутри жидкость, и вышел с ней.

– Она?

Он, не отрываясь, поднял руку с раскрытой ладонью.

Я отвинтил крышку и подал бутылку. А дальше наблюдал, как он зачем-то наливает воду на серебристый отражающий колпак.

Вода полилась… нет, зазмеилась зигзагами.

Я прищурился. Это напоминало… а чёрт его знает, что напоминало – я не эзотерик, шаманизм мне побоку, могу лишь сравнить это со змеёй – вот я и придумал такое слово: зазмеилась. Неплохо, да?

Проведя тыльной стороной ладони по колпаку, водитель стряхнул капли и наконец встал. Вытянув руки, он попросил налить сверху и стал их ополаскивать. Стряхнув капли несколько раз, он взял бутыль и пошёл в кабину.

Я остался стоять. Может ну его?.. Дать дёру? Пробраться сквозь джунгли и броситься наутёк?..

Чёрт, мне бы не помешали навыки молодых бойскаутов или выживальщиков, но всё, что я умел – это имитировать рёв медведя, когда выпью два литра пива.

– Не делай этого, – бросил водитель, скрывшись в салоне.

Заурчал мотор. Я посмотрел через плечо. Сглотнул нерешительность. Кадык заёрзал, всё никак не сглатывая поднимающийся из глубин желудочный сок.

Пора было решать… первая развилка.

Глава 9

Сейчас, вспоминая тот момент, я понимаю – он стал судьбоносным.

Что-что? Слышу неодобрительное: «Клюква-банально-джинса». Да что вы говорите, господа читатели? Судьбоносно – значит судьбоносно. Это слово на своём месте. Сейчас я вам всё покажу.

Подул ветер, и вместе с этим ветром было что-то ещё – невидимое глазу. Обычно в литературе давно мёртвых писателей это описывают как могильный шёпот.

И я вам говорю – это оно. Тот самый шёпот. Ветер погнал листья по гравийке рядом с автобусом, а затем заполз на меня и проник под кожу.

Вам этого мало, чтобы понять: «Да, чёрт возьми, это судьбоносный момент»?!

Мурашки уже тут как тут – они вышли на митинг и встали пупырышками вдоль всей кожи рук, ног, и – если хотите – паха.

Я подошёл к морде автобуса, поставил левую ногу на ступень и уже перенёс вес тела, как уловил тот самый шёпот, о котором твердили те классики.

Я поднялся в салон, дверь за спиной захлопнулась, и мы тронулись.

На ходу, придерживаясь за поручни, я прошёл и уселся на ближайшее сиденье – обшивка, нагретая солнечными лучами, как грелка, обожгла задницу.

Перекатываясь с одной булки на другую, я разглядывал водителя… Пожалуй, настал тот момент, когда можно добавить описательных деталей, ага?

Вы меня возненавидите за это, так как для вас образ водителя уже сформировался, а тут я набрасываю штрихи, как пьяный художник, второпях подошедший к чужому холсту. Ну, извиняйте… Я ещё не раз подействую вам на нервы – поездочка у нас та ещё заноза в заднице.

Итак… Волосы у него были с лёгкой залысиной, но, знаете, такой, которую ещё можно скрыть зачёсом. Седина на висках сильно бросалась в глаза на фоне чёрных, словно измазанных гуталином, прядей.

В его крови чувствовались кавказские нотки. Как я это понял?.. Ну, нос – знаете, больше, чем у нас, славян. С горбинкой, как говорится. Лоб был мощный, как противень в печи. Морщины тоже были на месте и выглядели скорее украшением, чем попыткой старости взять своё.

Он был человеком из плоти и крови. С таким дамочки, потерявшие надежду найти своего принца (с конём или без), готовы завертеть шуры-муры.

За широким плечами они, возможно, чувствуют себя в безопасности, а взгляд… да, этот взгляд выражал зрелость повидавшего мир человека.

– Закончил?

Я два раза моргнул.

– С чем?

– Описывать меня.

Мы встретились с ним взглядом в зеркале заднего вида.

– У меня нет кавказской крови. Мой отец был греком.

– Это объясняет ваш нос, но не объясняет, как вы читаете мои мысли, – я как можно спокойнее сказал эту фразу, но внутренние органы сжались, как писюн под ледяным душем.

– У нас долгое путешествие. Обо всём по порядку. Не забегай вперёд.

Я ждал, когда он продолжит, но водила крепко схватился за руль и продолжил вести нас куда-то по серпантину.

– Так… эээ… какой порядок?

– Для начала не отходи от автобуса, если не хочешь потерять себя.

Оу… потерять себя… ну надо же…

– Это что-то из Юнга или Фрейда? Потерять себя? Я себя ещё не находил, так что мне не страшно.

– Давай-ка не умничай. Ты всё равно ничего не читал из трудов Юнга и Фрейда, – подмигивает. – Если тебе понятней язык образов, то представь, что ты в Тихом океане, а автобус – твой спасательный круг. Что будет, если ты посреди океана отбросишь круг и поплывёшь?

Я представил зубастых акул, кружащих вокруг меня… и представил я себе это хорошо… вплоть до плавников, прорезающих тёмную, как ткань, гладь воды. Плавники кружат и кружат, сужаясь к центру, а я барахтаюсь, оглядываясь по сторонам, солёная вода от брызг заливается в рот, глаза… и… я вижу, как погрызанный плавник устремляется на меня…

– Хватит. Не увлекайся. Просто не отходи от автобуса, и всё will be okay.

Я кивнул, до конца не веря этому полугреку.

– В нашей поездочке до замечательных краёв Тартаров будут встречаться другие пассажиры. Зачем и для чего они появляются – ты узнаешь сам. А пока посмотри вперёд.

Я прижался животом к поручню, всматриваясь… в странную картину: возле дороги стояла остановка, скорее напоминающая развалюху из веток и палок. Возле этой «остановки» бегал парень, а его преследовал здоровенный разъярённый петух.

Водитель сбавил ход… медленно подкатился… дверь открылась, и я услышал знакомый из детства голос… это был он…

Моя память выплюнула наружу все те унизительные события, которые я хотел забыть. Я вжался в сиденье… наблюдая, как петух, размахивая крыльями, налетает на бедного мальчишку.

Наконец, он вбежал в автобус, и петушара врезался в закрытые двери.

– За-за-за-здравствуйте… – заикаясь, сказал мальчик водителю и уселся рядом со мной.

Глава 10

Моё удивление не выразить многоточием. То есть так… Разве что три отступа до следующего абзаца хоть как-то покажут, что я испытал.

.

.

.

Взъерошенный кареглазый мальчишка в однотонном сиреневом костюме из шорт и майки плюхнулся рядом со мной. От его тела исходило тепло, он пах боем с петухом, а на плече осталось длиннющее перо. Другими словами – сидел Зеня собственной персоной.

Зеней прозвали его старшие пацаны, и кличка прилипла не хуже жвачки, вмазанной под школьную парту.

На вид Зене было лет девять, и он совершенно не обращал на меня внимания – я стал для него видом из окна. Вроде есть – и в то же время нету.

– Куда собрался, малыш? – спросил водитель.

Зеня, как раньше, облизнул губы:

– Да вот еду даааа-даааааамой.

– Давно тебя не видел.

– Дела, – одним слогом выговорил он.

С произнесением коротких слов Зеня кое-как справлялся, но стоило подступить к предложениям и словам побольше – начинались все эти «АааААа».

Да уж… Он ничуть не изменился с последнего раза – эта манера перебирать ткань на шортах и вытягивание шеи, когда он отвечал на вопрос.

– Расскажешь? – водитель обернулся в кресле и, казалось, пригвоздил меня взглядом к спинке.

– Да чё рааааААасказывать… Сидел с пааААцанами… В карты ИииИИиграл.

– Подкидного?

– Ага.

– И как всё прошло?

Зеня дёрнул плечами… получилось как-то неестественно. Дотронувшись до носа, он отвернулся к окну – в ту сторону, где как раз сидел я.

Я ошарашенно разглядывал сетчатку его глаз, его подбородок, который еле заметно подрагивал.

– Сынок, рассказывай.

Дёрнув шеей, он сложил одну ногу на другую:

– Нечего раааасссказывать. Проигрался в пууУух и прааах.

– А дальше что?

Сжав губы, Зеня на моих глазах покраснел.

– Выкладывай.

– Каааарты все потееееерял.

– Потерял? – вскинул бровь водитель.

Зеня выдохнул:

– Заааабрали.

– А можно я посмотрю?

Зеня кивнул – сначала один раз нерешительно, второй – резко.

На лобовом стекле всплыл экран – один большой, где всё прекрасно просматривалось. Я вспомнил этот день, как вчера…

По щербатому асфальту перекатывался тополиный пух. Пух был везде, покрывая скатертью каждый участок двора. На верёвках, приколотыми прищепками, развевалось хлопковое постельное бельё. Пахло порошком. Пахло пирожками из открытой форточки первого этажа. Пахло детством.

Мы, мальчишки – группкой из десяти человек, – в тени тополя сидели вокруг сколоченного из досок и ящика стола. В центр стола, укрытого клеёнкой, падали карты. Шмяк… шмяк… шмяк… Сдавали. Брали карты. Детские пальцы с грязью под ногтями тянулись к колоде.

Я сразу разглядел Зеню – он сидел в том же самом костюмчике, с краю, сгорбившись над картами. Он играл хорошо, и ему везло. А мне и остальным – нет. А когда ты проигрываешь, тебе кажется, что проигрыш распространяется и на всю жизнь. Мы не умели проигрывать. Переносили это болезненно. Особенно когда проигрываешь Зене.

Тогда один из мальчишек решил проучить его. Он подкрался сзади. В общем хоре детских голосов не слышно было, как он чиркнул спичкой, как поднёс огонёк к подушке из пуха. Но я всё видел. Я уже закончил круг и сидел на мяче сбоку, вяло попрыгивая. Я наблюдал, как оранжевый огонёк перебрался от пуха к ткани и…

Я мог предупредить. Мог остановить этого придурка! Но я струсил. Знал, что бывает, когда ты идёшь против своих. Ты становишься отщепенцем. Изгоем, кого больше не зовут на футбол. Ты – никто. Вычеркнут из дворовой жизни.

И всё-таки – я мог.

Сейчас, сидя в автобусе и наблюдая сцену, как Зеня с воплем отскакивает от стола, я понимаю, что мог это остановить.

Двое мальчишек ржут в голос…

Но недолго. Когда Зеня от шока начинает бегать и, споткнувшись, падает на землю, в перину из пуха, огонь перебирается ему на волосы.

Больше не до смеха. Все парализованы. Очарованы одной вспышкой детского зверства. Детской безразличности…

Мы слышим крики. Чувствуем запах палёных волос.

К нам бежит взрослый, на бегу снимает пиджак и укрывает им Зеню. От пиджака поднимается дымок… Мы слышим, как бедняга визжит от боли. Как дрожит его тело, спрятанное под тканью.

Я больше не прыгаю на мяче.

Я растерян. Подавлен.

И впервые столкнулся с последствиями бездействия.

Тогда я этого не знал. Этот эпизод стёрся из воспоминаний.

Камера, демонстрирующая на экране эту сцену, прошлась по детским лицам. Мы не знали, как реагировать. Плакать было стрёмно. Но внутри каждого из нас что-то умерло.

Зеню положили в больницу. У него были массовые ожоги. Его больше никто не видел.

Родители быстро продали квартиру и переехали в другое место.

Но в нас осталось это звериное чувство несправедливости. Оно спало. Скрытое под другими воспоминаниями.

Экран погас. Я посмотрел на Зеню.

Его затрясло. Он стиснул зубы. Сжал кулачки. И больше всего на свете мне хотелось, чтобы он треснул этим кулачком мне в челюсть. Мне хотелось провалиться в этом кресле. Исчезнуть… Но вместо меня исчез Зеня, оставив после себя запах жжёных волос…

Глава 11

Вот и всё.

С тех пор я не прикасался к картам.

Я заёрзал на сиденье, и что-то коснулось моего бедра. Опустив глаза, я увидел колоду карт, съехавшую веером. Сверху лежал валет черви.

Собрав карты вместе, я по старой памяти перетасовал. Руки помнят… Странное ощущение – плотный картон, маслянистость от жирных пальцев.

– Что скажешь? – подал голос водитель.

Слов не подобрать… Извиниться? Принять вину на себя?.. Но ведь виноваты и остальные ребята.

– Правда?

– М?

– Взгляни на карты.

Я перевернул их лицевой стороной – и обнаружил, что вся колода состоит только из валетов черви.

– Ответственность всегда лежит на нас. И кроется она в действии… или в бездействии.

– Это не я поджёг пух.

– Знаю…

Я поднял глаза и посмотрел в зеркало заднего вида. Но водитель, не отрываясь, смотрел на извилистую дорогу.

– Ты поступил хуже.

Два валета выпали из моих рук.

– Что?..

– Говорю: хуже.

Автобус перед поворотом сбавил скорость и резко взял вправо.

– А что я мог сделать?!

– Давай лучше поговорим о том, что ты сделал.

Я спрятал карты в коробочку и нагнулся за двумя валетами, которые никак не влезали в плотную колоду. Я крутил коробку так и эдак – но места всё не хватало.

– Ты просто решил забыть. Стереть этот эпизод из памяти.

Колода в кулаке нагрелась.

– Чёрт… И что я должен был сделать?!

– Не бежать от прошлого. Всегда помнить о последствиях. Зеня преподнёс тебе дар. Ты видел всё собственными глазами и…

Я хмыкнул, сложив руки на груди.

– Ты не согласен? – приподнял бровь водитель.

– Я был ребёнком! Что вы от меня хотите?!

– У человеческой души нет возраста. Разве ты не видел, как мальчишка, найдя выпавшего из гнезда птенца, со всем состраданием пытается ему помочь?

Я отвернулся к окну.

– Это не воспитание. Это внутренний порыв. Проявление доброты в чистом виде. Его действия – не от ума, а от сердца.

Чувствуя, как в кулаке сгибается картон, я отложил колоду на сиденье.

Это не лучший пример. Одно дело – сострадание к одному, а другое – когда придётся пойти против всех.

– О чём это говорит? – встрял водитель, напомнив, что он читает мысли.

– Не знаю… Вы мне скажите.

– О твоей трусости.

Я не ответил.

– Ваш мир полон парадоксов. Вы думаете, что геройствовать можно только в маске и плаще. Но настоящий героизм идёт отсюда… – он указал рукой вбок, вероятно, на сердце – с заднего сиденья не разглядеть. – Герой – тот, кто берёт ответственность. И делает всё, что в его силах.

– Я понял.

– Ничего ты не понял.

Стиснув зубы, я повторил:

– Понял. Что проявил слабость.

– Да?

На этот раз мы встретились глазами.

– А что дальше? Это лишь первый слой опыта… – прижавшись к рулю грудью, он заглянул вверх и вбок. – Скоро покажу.

Я машинально повторил за ним и взглянул туда же.

Отвесные скалы нависали над дорогой, как напоминание: повезёт – выберешься отсюда целым. Не повезёт – и большой камень, по случайности или без неё, скатится и ударит в борт автобуса.

– Что я должен увидеть?

Автобус карабкался вверх. Мотор работал на низких оборотах.

Я впервые задумался: за всю дорогу я ни разу не увидел встречных машин.

А вот это – точно не случайность.

Съехав с дороги, водитель почти вплотную прижался к скале. Поставив на ручник, он скомандовал:

– На выход, «герой».

Глава 12

Из входа в ущелье повеяло холодом.

– Может, не надо?..

Я обернулся на автобус, стоящий в двадцати метрах от нас. Пришлось покарабкаться вверх. Шваркнул ногой – из-под подошвы посыпались камешки.

– Заходи.

– Я ненавижу пауков… и если… – передёрнув плечами, я нехотя вошёл внутрь, скользнув взглядом по надписи: «Здесь был Лёха, 2025». – И если, уфф, я увижу паука, то сразу рвану назад.

– Не сомневаюсь.

Температура снаружи и внутри разительно отличалась. К тому же – сырость. Приходилось внимательно смотреть, куда ставить ноги. Осторожно, не торопясь… Я уже разок попытался взобраться на влажный камень – и чуть не навернулся.

– Куда мы идём?

– Вперёд.

Вот же блин… Вляпался так вляпался. Обходя лужицу, я поднял голову. Именно на этом участке особенно сильно капала вода.

– Здесь проходит горный источник.

Свет от входа в ущелье остался далеко позади и отсюда выглядел светлым квадратиком. Глаза потихоньку привыкали.

Я всё ещё держал для баланса руки в стороны и мысленно представлял, какого размера могут достигать пауки в такой климатической зоне. То ли дело в Сибири – не пауки, а так, паучочечки…

Капля упала мне за шиворот, и я поморщился.

Шаги эхом отскакивали от скал. Любой шорох здесь набирал объём. Акустика – что надо.

– Долго ещё?

– Почти пришли.

Ему легко говорить – крадётся следом, как кошка. Будто бывал здесь кучу раз.

– Экскурсии водите?

– Что-то вроде того.

Если к полумраку я привык, то к холоду – нет.

Вместе с сыростью этот слюнявый воздух обволакивал кожу, проникал в кости.

В очередной раз, когда я собрался спросить: «Когда мы придём?» – впереди показался свет. Идеально ровный луч, рассекающий темноту.

– Это… аай!.. Я… – я всё-таки навернулся, амортизировав руками.

– Под ноги смотри и не болтай.

Потирая лодыжку, я не отрываясь смотрел на этот луч.

Встаю… смахиваю с ладоней каменную крошку.

Дальше идти было легче: больше никаких подъёмов и спусков – мы достигли плато.

Но вот что странно: впервые увидев этот луч, я подумал, что он небольшой. А чем ближе подходил – тем выше он казался. Да и ширина у него была размером с футбольный мяч.

Подойдя к нему, я подставил руку – солнечный свет упал на содранную кожу.

Проворачивая кисть, я смотрел, как пляшут пылинки.

За счёт этой дырки воздух здесь был не такой влажный, и дышалось легче.

– Ну-ка, помоги.

Я обернулся на голос водителя и не сразу его нашёл – после источника света темнота вновь выглядела сплошным пятном.

– Здесь я… здесь.

Идя на голос, я прошёл метров пятнадцать и увидел водителя, сидящего на корточках возле странного продолговатого предмета. В темноте он напоминал наконечник копья, врезанный в каменную глыбу.

– Вот здесь берись… – отодвинувшись, он показал, где взяться.

Окей… Подошёл, взялся и… о, чёрт возьми.

– Вы вообще подняли свою часть?!

Я натурально чувствовал, как натянулись связки в руках.

– Давай не пыхти. Двигай за мной.

На раскорячку, по-черепашьи, мы вышли к лучу и на счёт: «три… два… один» опустили каменную глыбу точно под солнечный свет.

И святые-пресвятые… я аж присвистнул.

Зрелище было оСВЕТуительным, заБЛЕСТательным, СВЕРКахерительным. Если вы понимаете, о чём я…

Та махина, которую мы тащили, оказалась кристаллом, намертво вмонтированным в каменную породу. Как только луч упал на него – пришлось щуриться. Темноту вспороли с десяток отражённых лучей. Чем не дискотека.

Я не настолько сентиментален, чтобы прослезиться от увиденного, зато навострил уши. Мы же не просто так тут, верно? Водитель кивнул. Я, кажется, не привыкну к тому, что он читает мысли.

Поймав момент, когда я вот-вот начну перебирать в голове варианты на вопрос: «Зачем мы тут?» – он заговорил.

Глава 13

– События из прошлого становятся опытом, когда мы придаём им значение. Если же нет… что ж, жизнь заставит обратить на себя внимание в более жёсткой форме. Взгляни-ка вот сюда…

Водитель подошёл ближе к кристаллу, сел на корточки и положил ладонь на его острую вершину. Световое шоу закончилось, и пещера снова обросла тёмными пятнами.

– Что, по-твоему, тьма?

– Вы меня спрашиваете?.. – я смутился, не рассчитывая на игру в угадайку.

– А кого?

Чешу висок:

– Эм… с физической точки зрения?

– Да хоть с какой, не умничай. Я тут не буду с тобой весь день сидеть.

– Ну… эээ… тьма – это отсутствие света.

Водитель одобрительно кивнул:

– Вот именно. – он убрал руку, дав лучу проникнуть в грани кристалла. – Сознание устроено схожим образом: истина видна там, куда попадает свет.

Пауза. Откуда-то я услышал, как капает вода.

– А как это связано?.. Да погодите вы губы кривить, я ещё не задал свой вопрос.

– Ты забыл, что я читаю твои мысли и уже прекрасно знаю, что ты скажешь?

– Кто вы по знаку зодиака?

Бам! – подзатыльник прилетел слева.

– Эй!.. – потираю ушибленное место.

– Ты не это хотел спросить. Хитрить вздумал, ишь ты, умник.

Я отполз на корточках чуть дальше, в более безопасное расстояние.

– Ладно, ладно… Вопрос в том, как это связано с тем, что вы говорили в автобусе?

Водитель приподнял одну бровь. Не бровь, а дуга – грация лицевых мышц. Чарли Чаплин бы позавидовал.

– Напрямую. Вот говорят: «Есть полезный опыт». Это что, по-твоему?

Ещё один подзатыльник я не хотел получать, поэтому пораскинул мозгами:

– Это когда выносишь что-то полезное?

– И?..

– Что – «и»?

– Дальше что?

Я скользнул взглядом по солнечному лучу – от кончика кристалла до отверстия в скале, откуда он сюда проникал.

– Меняю жизнь?

– Близко.

– Давайте вы мне уже сами всё растолкуете и двинем отсюда… Я уже околел тут сидеть.

Водитель пропустил мои слова мимо ушей и ждал…

Я вздохнул:

– Что ж вы от меня хотите?

– Мыслительный процесс. Тебе это о чём-то говорит? – он встал с корточек, хрустнув коленями.

– Где-то я про это слышал… Ага… Ладно. ЛАДНО. – Я встряхнул кистями, как пианист, уставший исполнять музыку. – Если мы тут не случайно, значит, один опыт может привести к разным выводам?

Он щёлкнул пальцами:

– В точку.

– …и чем больше выводов, тем лучше?

Кивнул:

– Совершенно верно. В повседневной жизни большинство людей не замечают уроки опыта. Те, кто повнимательнее – выносят вывод. Но один.

Водитель начал расхаживать вокруг кристалла, точно заведённая юла. И даже это казалось не случайным. Меняя положение тела в пространстве, он ловил отблески лучей, что натолкнуло меня на другую мысль, которую я озвучил с традиционного «ээ»:

– Эээ… вы, типа, клоните к тому, что, чтобы вынести больше выводов, нужно двигаться?

Водитель остановился:

– Ещё раз скажешь слово «типа» – и я вырву тебе язык.

Я издал глухой неловкий смешок. Аж в горле запершило. Надеюсь, он шутит. Он же шутит… Он же шутит?.. Чёрт, по лицу не видно, шутит он или нет.

– И не повторяй слова. Одного раза достаточно. – подойдя к кристаллу, он вытянул указательный палец, перекрыв часть светового луча. – Двигаться нужно во времени. То есть событие из прошлого и размышления о нём – скажем, год назад и сейчас – это и есть движение. А значит, могут открыться новые грани выводов.

Я прищурился:

– Слушайте, раз вы не сказали, как вас зовут, буду звать вас… эм… философ. Или просто Фил. Идёт?

Фил закатил глаза:

– Я не давал согласия.

– Ну так… дайте. Иначе придумаю что-то похуже.