Григорий Горшков и магический кубик

– Полицию! Ты думаешь они что-то решат, если эта секта столько времени существует. Может ты спрячешься где-нибудь. У меня?

– Нет. Ни в коем случае! Я. Мне нужно сделать так, чтобы они не потревожили ни тебя, ни кого-либо еще. Нет.

Григорий вскочил из-за стола и выбежал из кухни в сторону входа.

– Куда ты? – встревоженно спросила тетушка.

– Подальше!! Я свяжусь! – крикнул он ей.

По дороге он чуть не сбил тетушку Агафью, которая возмущенно крякнула и постаралась ему отвесить подзатыльник.

Еще минута и Григорий выбежал из дома. Он быстрым шагом шел по направлению к остановке автобуса. Но заприметив ларек с выпечкой, решил закусить чебуреком. Он отошел уже шаг на десять от ларька, откусил кусок от чебурека, и почувствовал, что у него во рту не мясо, а что-то похожее на бумагу. Чувствуя недоброе, он полез пальцами внутрь чебурека и достал оттуда то самое злополучное письмо с гербом Ягелево.

– Сволочи! – вскрикнул он в отчаянии, чем до икоты напугал проходившую мимо девушку.

Он отшвырнул письмо на землю, бросил его и злобно поднял глаза. Черные как смоль вороны. Три штуки. Сидели на проводах и смотрели на него своими черными глазами…

***

Домой он вернулся за час. Ноги его буквально сами несли по Дмитровскому шоссе. Григорий влетел в подъезд, подошел к почтовым ящикам, глазами отыскал свою ячейку и действительно. Она была забита письмами от той треклятой школы. Гриша даже не стал доставать письма, взбежал в лифт, со всего размаху всадил по кнопке своего этажа и затарабанил пальцами по двери лифта, нервничая и ожидая своей остановки. Лифт наконец-то прибыл на нужный этаж, и Григорий вышел из него и подошел к двери своей квартиры.

Вся дверь. Снизу, слева, справа, даже сверху, была утыкана конвертами школы Ягелево. Здесь было по крайней мере не меньше сотни писем, отчего дверь стала похожа на квадратного ежа. Поражаясь подобному упрямству со стороны неизвестных преследователей, Григорий распахнул дверь, влетел внутрь, закрыл на замок, потом еще на один, потом на цепочку. Он подумал еще немного и подпер дверь стулом. На этом он правда не успокоился. Григорий подошел к сейфу, что стоял рядом со шкафом, открыл и достал оттуда ружье Сайга. Он оглядел ружье любовными глазами, затем бережно словно ребенка, взял его, отнес ко столу и положил Сайгу на стол, а сам сел на стул и принялся ее разглядывать, гоняя в голове разные мысли.

Григорий не был охотником. Сама мысль кого-то убить ему казалось какой-то неестественной, пугающей и отталкивающей, особенно тогда, когда все магазины вокруг тебя забиты мясом. Он любил животных. От собак, до самых мелких представителей животной фауны, вроде маленьких мышек, что в детстве так часто любили его доставать своим шумом, когда он отдыхал на даче у тетушки.

Григорий не был спортсменом и по стрельбе. Быть спортсменом, означало постоянно ездить на соревнование, постоянно быть на тренировках, покупать абонемент на стрельбища и отваливать кучу денег на патроны. Шутка ли? Целая тысяча рублей за 10 патронов!!! Ему это не было интересно, хотя на стрельбища иногда ездил, выпустить пар вместе с друзьями. Потом можно было зайти в местный бар при стрельбище и спорить с друзьями о нюансах оружия, в котором каждый из них мало, что понимал.

Нет, оружие было не для этого. Гладкоствольный карабин Сайга было просто приятно держать в руке. Можно было часами держать оружие в руке, наслаждаясь его видом, похожим на знаменитый автомат Калашников. Оружие было холодным, тяжелым, внушающим уважение и некий трепет. С Сайгой в руках Григорий чувствовал себя сейчас в гораздо большей безопасности.

Он вздохнул и включил телевизор, стараясь отвлечься от жутких мыслей. На экране телевизора показывали какой-то ЮморКлаб. Григорий сел в свое кресло и постарался расслабиться. Выступал перед публикой на красной сцене какой-то молодой стендапер.

– Жопа! – прокричал он в зал.

Зал взорвался оглушительным смехом.

– Писька! – крикнул он еще раз.

Еще раз оглушительный смех.

– Говно! – сказал стендапер в третий раз.

Оглушительный смех, переходящий в какофонию с аплодисментами. Григорий в раздражении выключил телевизор и дурные мысли снова вернулись к нему.

Неизвестные из проклятой школы преследуют его. Они знают, где он находится и где он будет находится. Они следят за ним. Да, он пока не видел никого подозрительного, но кто знает, может они следили за ним с камер, или же с окон или крыш домов. Надо уехать. Как можно дальше. Ничего не говорить тете Прасковье. Чтобы не ввязывать ее ни во что. А когда он уже будет в безопасности, можно будет связаться с тетей и успокоить ее. Но куда бежать? За границу? Хороший вариант. Но сначала нужно где-нибудь спрятаться до утра. И кажется он знал подходящее место.

Старая дача, в которой жила одна старая и дряхлая бабка одного его знакомого. Где-то три месяца назад она померла, и Григорий с другом, получившим дом в наследство, три дня выносили хлам из дома. Уму было непостижимо, сколько человек может хранить в своей квартире всякого такого, что он считает исключительно важным и ценным. Так, например, они выкинули 7 самоваров, причем седьмой самовар был прям со сквозной дыркой, 2 рваных аккордеона, которые бабушка все надеялась починить, и 20 пар резиновых сапог, которые еще носили мужики в колхозе после войны 45-го года, где раньше когда-то работала бабушка. Бабушка бережно хранила эти сапоги, потому что раньше делали сапоги качественно, из натуральной резины, а теперь то все не то, какая-то дрянь из нефти. Что ж, это убежище лучше, чем ничего.

Он поместил свое оружие в чехол, вздохнул, с сожалением оглянул свою квартиру и быстрым шагом покинул квартиры. Вышел из квартиры, достал смартфон, нашел поблизости каршеринговый автомобиль. Им оказался какой-то китайский бренд с трудновыговариваемым названием. Григорий попробовал проговорить название марки, но на второй раз плюнул и просто осмотрев машину на предмет внешних повреждений, убедился, что все в порядке, завел машину и поехал прочь. Прочь от дома. Прочь от писем.

На часах был час ночи и небо уже погрузились во мрак. Улицы, освещаемые фонарями, были абсолютно безлюдны, на них не было ни людей, ни машин, отчего они казались какими-то потусторонними, словно из иного мира. Огромные дома смотрели на него своими черными потухшими глазницами и нависали друг над другом своими огромными силуэтами. Быть может это была уже просто паранойя, но за каждым деревом, где шевелились листья, Григорию чудилось, что там кто-то есть.

Нервничая, Григорий поддал газу, и машина рванула, рассекая тишину. Пытаясь отвлечься, Григорий включил радио. Звучала какая-то поп-музыка и диктор сонным голосом объявлял то одну песню, то другую. Наконец он покинул территорию Москвы. Еще немного езды по трассам, и ухоженные дороги сменила грунтовая дорога. Камни стали ударять по дну автомобиля, и Григорию пришлось снизить скорость. Он еще проехал немного, пока грунтовая дорога кончилась, и Григорий резко нажал на тормоз, отчего сам едва не клюнул носом руль.

Он вышел из машины и глянул вперед. Там, где грунтовая дорога кончалась, дальше шла по земле просто кривая и глубокая колея, заполненная водой. Григорий вздохнул, лучше не рисковать и дальше пройтись пешком, а то можно засадить машину, и потом ее уже не вытащить. Он вернулся к машине, достал ружье и пошел к дому. Впереди он уже видел дома деревушки и до дома старушки оставалось каких-то сто метров. Сейчас он зайдет туда, переждет ночь, оставит записку другу, что здесь дома были не грабители, а он. А затем утром постарается уехать как можно дальше. Григорий шагал вперед, вдоль высоковольтных проводов, ориентируясь в направлении по столбам, стоящими друг за другом, и освещая себе дорогу фонариком смартфона.

Из темноты что-то мелькнуло, что-то белое и на землю упал листок бумаги прямо перед ним. Григорий наклонился и прочел «Уважаемый Григорий Горшков…». Кто-то каркнул над ним. Григорий поднял голову и осветил фонариком провода. На проводах сидели вороны, много воронов. И все они смотрели на него. И почти у всех в клювах были зажаты письма.

Он чертыхнулся и быстрым шагом двинулся к дому. И тут с неба упал еще один листок бумаги. Раздалось карканье. Затем еще один. И еще. Еще несколько воронов стали оглушать его своим карканьем. Еще письма с неба. И вот уже с неба непрерывным потоком падали письма, адресованные ему. И все вокруг заполнилось непрерывным карканьем воронов. Это было бы невероятным зрелищем, от которого трудно было бы оторвать глаза, если бы Григорий Горшков не был бы так напуган в этот момент. Григорий сбросил чехол с сайги и шел сквозь самый странный листопад в своей жизни с оружием наперевес.

«Дорогой мистер Горшков»….

Григорий шел, ускоряя шаг, сквозь пелену белых писем, что падали вокруг него. Вороны кружились над ним в безумном вихре, скидывая одно письмо за другим.

«Мы поздравляем вас с вашим 36-летием»….

Он бросился как мог бежать к дому, дыша как паровоз. Вороны не отставали. Сколько их? Может быть сотня? Или две сотни? Григорий не был уверен, что ему это хотелось узнать.

«и рады вам сообщить что вы зачислены в школу чародейства и волшебства Ягелево»….

Григорий подлетел к дому, с ноги вышиб дверь, затем одной рукой захлопнул ее, защелкнул на засов и попятился. Спасен. Спасен? Он тревожно стал прислушиваться к карканью.

«Отныне вам предстоит обучиться всем азам волшебства.»

За дверью послышался гулкий топот чьих-то ног и Григорий, трясясь от ужаса, выхватил из чехла свою Сайгу и заорал, прицелившись на дверь.

– Не подходите! У меня ружье! Я выстрелю!

И тут ручка двери стала поворачиваться! И Григорий не выдержал и нажал на курок. Раздался выстрел.

«И стать настоящим волшебником…»

Карканье стихло и воцарилась тишина. Григорий вздохнул, прислушиваясь и пытаясь совладать с дрожью. Он аккуратно постарался выглянуть в окна. Птиц не было. Он с облегчением, решив что он либо попал, либо неизвестный преследователь отставил свои попытки преследовать его. Но в следующий миг дверь одним мощным ударом слетела с петель в его сторону и на пороге перед ним оказался великан, в полтора раза выше ростом любого человека…

Глава 2. Младший сторож Ягелево.

Великан зашел внутрь дома, сильно пригнув голову на проходе и уставившись на Григория, прикрикнул на него:

– Ты чего стреляешь? Чуть не попал по мне!

– Убирайтесь! – закричал в ответ Григорий Горшков, – Иначе я выстрелю еще раз!

– Брось, – махнул он рукой, – Не надо тебе в меня стрелять. Зачем тебе в меня стрелять?

– Да, а зачем ты меня преследуешь? Хочешь затащить в это чертово Ягелево???

Великан нахмурился и сделал шаг к Григорию Горшкову:

– Во-первых не чертово…. Щитовус!

От того, что великан сделал к нему шаг, Гриша инстинктивно нажал на курок своего ружья и к его удивлению пуля, вылетевшая из ружья, отскочила от великана и улетела куда-то в стену.

– Ну уж хватит! – рявкнул он.

Великан подскочил к Григорию, выхватил ружье сайгу и бесцеремонно бросил ее в самый дальний угол, а самого его с легкостью, как пушинку, оттолкнул от себя. Григорий отлетел на пол и больно шмякнулся. Он ойкнул и стал потирать ушибленный зад, смотря на великана.

– Сиди уже, – буркнул тот.

– Что ты хочешь со мной сделать? – выдавил из себя Гриша.

Он дышал тяжело, его руки дрожали. Григорий взглянул на проем, где раньше была дверь, потом на окна. Можно ли сбежать? Дверной проем рядом с великаном. Риск велик, что громила его снова схватит. Окна рядом, но придется прыгать сквозь стекла, а Григорий сильно сомневался, что сможет без резаных ран проскочить через них, как какая-нибудь звезда боевика. Он попытался привстать, но из-за боли вынужден был снова сесть на пол.

– Ничего, – ответил громила, – будь добр, не старайся сбежать больше.

Затем великан в полумраке осмотрел комнату, рассмотрел русскую печку с дровами внутри, кинул туда охапку писем, достал оттуда какую-то палочку и что-то пробормотал. В тот же момент из палочки вылетела какая-то искра и в ту же секунду дрова с бумагой объяло пламя. Григорий озадаченно почесал голову и посмотрел великана. Цвет от огня печки немного осветил помещение и теперь худо-бедно можно было разглядеть исполинскую фигуру. Великан был очень худ и высок. Он был одет в длинное коричневое пальто, черные штаны, какая-то рубашка с красными квадратами и огромные черные сапоги. Вся его одежда была испачкана грязью, что было прекрасно видно по его рубашке, так что было прекрасно понятно, что с гигиеной великан особо не дружит. Его лицо было заросшим, с криво постриженной бородой, а давно не мытые сальные волосы были длиннее плеч. Великан посмотрел на Горшкова:

– Теперь ты готов меня выслушать?

– Черт с тобой, – процедил сквозь зубы злобно Григорий Горшков, – ну давай. Удиви меня.

Великан недовольно покачал головой и с укоризной посмотрел на него.

– Сначала думаю надо представиться. Никифор Чесноков, младший сторож школы чародейства и волшебства Ягелево. Ты конечно знаешь, что это такое.

– Честно, нет.

– Разве? По моим данным у тебя есть по крайней мере один живой родственник-волшебник, что учился в Ягелево. Он тебе разве не рассказали о школе?

– У меня есть родственники, учившиеся в этой школе, помимо мамы и папы?

– Оу, как неудобно… – пробормотал Чесноков, – видимо всем прочим твоим живым родственникам оказалось не до тебя.

Григорий пожал плечами. Никакого сожаления он особо не почувствовал. Раз не связались за 36 лет, значит, как родственник, он им интересен и не был. И зачем тогда такие «родственнички»?

Никифор вздохнул, потом оглядел комнату и присмотрел столик с двумя стульями у дальней стены в комнате.

– В общем, тебе присесть наверно лучше. Давай за стол сядем.

Великан указал рукой на стол. Григорий, прихрамывая и потирая ушибленный зад, поднялся с пола, и он вместе с великаном подошли к столу, сели за стол и снова погрузились в темноту. Но ненадолго. Никифор что-то прошептал про себя, и его палочка зажглась, осветив комнату несильным белым светом. Затем он положил палочку на стол, сложил руки, задумчиво вздохнул и стал смотреть на Гришу.

Молчание затягивалось и Григорий явно занервничал. Он от нетерпения положил руки на стол и пристально взглянул в глаза Никифору. И тут Никифор еще раз тяжело вздохнул и торжественно произнес ему.

– Ты волшебник, Гриша.

– Кто? – растерялся Григорий.

– Ну волшебник. Чудеса можешь творить. Если научишься конечно.

Такого ему еще не говорили. Конечно говорили всякое. Так он по приглашению одного своего знакомого однажды пришел на часовой семинар в какую-то сомнительную контору, где какой-то преподаватель долго и упорно рассказывал про красивую жизнь тех, кто занялся инвестициями. Он показывал им фотографии счастливых обладателей золотых часов, дорогих внедорожников и роскошных квартир, добавляя сведений из их счастливой жизни, если с кем-то из них, по его словам, он был знаком. Затем каждому было предложено попробовать инвестировать деньги в каком-то приложении в демо-режиме, после чего каждого с лекции по одному заводили в какую-то комнату для оглашения результатов. Когда Григорий зашел наконец в комнату, то ему торжественно было объявлено, что у него потрясающий и редкий талант в инвестировании и было бы просто преступлением не реализовать такой талант. А они, как партнеры, готовы предложить свою площадку для инвестирования. Григорий постарался в вежливой манере послать всех куда подальше и ушел восвояси. А потом, спустя пару месяцев, он узнал, что его друг хорошо так прогорел на инвестициях на несколько миллионов рублей.

Григорий впервые за весь вечер улыбнулся и громко рассмеялся.

– Мужик, ты думаешь я тебе поверю? Мне 36 лет, у меня работа, ипотека. Мои друзья в моем возрасте уже по второму разу разводятся. Какие к черту чудеса? Какой к черту волшебник. Слушай, можно я не буду верить в какие-то дешевые фокусы?

– Это не фокусы!!! – запротестовал Чесноков.

Он схватил палочку и помахал ею перед Григорием.

– Видишь светится! Это магия! Ты еще не видел на что способен директор школы, Тимофей Герасимович Дубин!

Григорий вспыхнул. Он выхватил смартфон из кармана, включил фонарик и покрутил им перед носом Никифора:

– Видишь, светится! Я что тоже волшебник? – возразил он ему, – я не желаю знать, на что еще способен какой-то шарлатан!

– Не смей!!!!

Никифор с зажатой в руке палочке со всей дури ударил по столу и яркий красный луч вырвался из палочки.

Григорий еле успел наклонить голову, как луч ударил в стену позади него. Запахло паленым и в разные стороны разлетелись кусочки старых обожжённых обоев.

Григорий трясясь высунул голову из-под стола.

– Ох, – застонал Никифор, – вывел ты меня из себя. Ты извини меня конечно, но за живое задел. Тимофей Дубин, он же как может мне помогает работу не потерять.

– Что? Что это было? Что это за луч?!

Григорий оглядел стену, взирая на огромное черное пятно и затем снова повернулся к великану. Никифор ответил:

– Магия тоже конечно. Теперь то хоть ты мне доверяешь?

– Мужик, меня твои проклятые письма преследовали целый день. Потом ты вышиб дверь, отобрал у меня мое ружье, чуть не убил каким-то лучом и спрашиваешь, верю ли я тебе? Я уставший, злой и голодный. Может я и поверю в твою магию. Но вот тебе, ты меня уж извини, тебе я на данный момент не доверяю.

Никифор почесал затылок, обдумывая слова Гриши:

– Справедливо. Как-то невежливо с моей стороны. Подожди. Сейчас все будет.

Великан встал, прихватив свою палочку и двинулся к печке, снова оставив Григория в полумраке. Раздался грохот – великан рылся в посуде, рассованной по ящикам помещения. А Григорий сидел на стуле и продумывал свои дальнейшие действия. Мысль о побеге, которая казалось самой очевидной, разрушилась окончательно. Было ясно, постарайся он бежать, этот Чесноков с легкостью пустит в него очередной луч из своей палочки. Только теперь черное пятно будет не на стене, а на его теле. Гриша уныло рассмотрел черное пятно, не представляя, что скажет своему другу по поводу разгрома в доме.

В воздухе запахло жареной курицей, а великан уже что-то забурчал радостное себе под нос. Ну допустим он скажет, что верит этому громиле, что он волшебник. Что будет? Может подыграть, а потом уже думать над дальнейшими действиями?

Григорий решил немного отвлечь великана:

– А эти ваши наркотики обязательны? Или если не дунуть, то чуда не произойдет? Что вы там употребляете? Героин? Мефедрон? Кокаин?

– Что? Нет. – отозвался Никифор издалека, – Ну не все волшебники наркоманы. Я вот, например, просто алкаш. Да и то, что ты перечислил, это все дурь из немагического мира. У нас все другое. Ну ты сам увидишь!

– И зачем волшебники сидят на наркотиках? Зачем мне в вашем письме про наркотики писали.

– Ну надо же как-то коротать время до 36 лет! Вот и сидят волшебники на наркотиках. Ну кто-то пьет, как я. Плюс надо как-то коротать время после лекций. Ты вот как до 36 лет время проводил?

– Я вообще-то работал.

– Правда? – заинтересованно спросил Никифор, – А кем?

– Сайты делал и делаю.

– Во как…. Сайты какие-то делаешь…. Работаешь… Надо же… Заставляют же вас в семьях не-волшебников работать до совершеннолетия.

– Совершеннолетие? Что? До какого еще совершеннолетия?

– Как какого? – раздался удивленный голос Никифора, – вот так заведено в мире волшебников. До 40 лет волшебник считается ребенком.

Григорий чуть со стула не упал.

– Вы там сдурели все что ли? Кто решил, что совершеннолетие в 40 наступает?

– Явно не я. Это в министерстве решают.

Все начинало походить на дурдом. Григорий на всякий случай ущипнул себя, проверяя, не спит ли он.

Ущипнул он себя весьма болезненно. Но сон не прошел. Он все также в чужом доме, а в углу великан жарит курицу. Григорий Горшков вздохнул.

– А что за должность такая? Младший сторож?

Громила расхохотался стоя у печки.

– Да сам как-то виноват. Я же пьющий. Ну трудно мне удержаться. А потом, ну как это тебе сказать. Ну не помню я что происходит. Может надо мной издеваются. Не, ну ты представляешь, над пьяным человеком издеваться? Ну что за безобразие! Ну в общем из-за этих недоброжелателей и попадаю в неприятности всякие. Ну а потом конечно в тюрьму попадаю на недельку или две. А министерство после каждого случая требует, чтобы меня в должности понижали. А ниже сторожа никакой должности и нет. Выкручиваться пришлось директору Дубину. Понижают меня до младшего сторожа, а потом спустя недельку, снова повышение до сторожа дают.

Григорий хмыкнул.

Никифор подошел к столу с двумя увесистыми тарелками, наполненными гречневой кашей и кусочками курицами. Он поставил перед Григорием тарелку, положил рядом с ним вилку.

– Ешь, – сказал он.

Потом он увидел удивленное лицо Григория и ответил:

– Ну да, какую-то еду всегда с собой ношу. Вдруг проголодаюсь? Что тут такого? Вот, например, в левом кармане у меня сейчас две пачки макарон с тушенкой лежат. В правом литр водки. Пол-литра. Или меньше. Правда сейчас не могу я пить.

Великан тоже сел и начал закусывать, закидывая кашу вилку за вилкой в рот. Ел он довольно небрежно, и гречка то и дело падала ему на бороду и там застревала.

Григорий осторожно взял вилку, потом решил, что вряд ли Никифор решился его отравить и принялся тоже поглощать еду. Курица оказалась весьма вкусной, а гречка была слегка пересолена.

– А почему сейчас пить не можешь?

– Так министерство магии на меня заклятье наложило, чтобы я до завтра, двух часов дня не смог ни капли в рот. Во как.

Григорий заглотил третью ложку каши и задал еще вопрос:

– И я тоже так буду уметь? Ну палочкой. Искры пускать, помещение освещать?

– И не только. – усмехнулся Чесноков, – если научишься конечно.

– Ну а если я не хочу идти в вашу школу? Магия магией, это может и чудесно конечно. Но у меня все-таки другая жизнь. Работа, ипотека. Может семья будет. Дома меня будет ждать жена и три голодных ребенка, а я что? В Ягелево учиться буду?

– Тогда в тюрьму сядешь, – вздохнул великан.

Григорий моргнул.

– Не понял?

– Чего непонятно? Если волшебник уклоняется от пригласительных писем в Ягелево, то ему присылают предупредительное письмо. Впрочем, оно у меня с собой. Специально в министерстве мне его дали, чтобы тебе передать.

Никифор Чесноков, прекратил поглощать гречку с курицей, достал из кармана плаща конверт с печатью Ягелево и протянул Григорию. Тот нехотя распечатал его и достал письмо и начал читать его:

«Дорогой мистер Горшков, в связи с тем, что предыдущие 945 писем были вами проигнорированы, вынуждены вам вынести предупреждение, что если вы не ответите на последнее письмо, то Министерство Магии будет считать вас уклоняющимся от обязательной учебы в школе волшебников. Согласно статье 13, пункт 4 уголовного магического кодекса от 1734 года, лицо, признанное уклоняющимся от учебы в магической школе, подлежит уголовному наказанию в виде заключения в тюрьму для волшебников Баркадун сроком до 10 лет. С уважением, Матильда Пивнова, министерство Магии.»

Гриша поднял глаза и посмотрел на Никифора.

– Вот видишь, – развел тот руками, – выбор у тебя невелик. Это еще директор школы уговорил министерство, чтобы вместо их работников к тебе пришел я. Плюс что ты теряешь?

Григорий задумался. Если так подумать, то если Никифор не лжет, перспектива сесть в какую-то тюрьму для волшебников его слабо воодушевляла. С другой стороны, можно было изучить врага изнутри, собрать всю информацию, что можно о школе и передать уже в полицию.

– А мои мама и папа? – спросил он, – тоже учились в Ягелево.

– Конечно, – пропыхтел Никифор, сквозь еду во рту.

– Они погибли в вашем Ягелево?

Вилка с гречкой замерла в сантиметре от рта, и Никифор поднял глаза на него.

– Нет, не в Ягелево…. Ты не знаешь?

– Не знаю чего?

Никифор опустил вилку.

– Не знаешь… Надо же… Хорошие у тебя конечно родственники-волшебники. Надо конечно сказать. Можешь попозже. Все-таки не самая приятная тема для разговора за едой.

– Рассказывай, – потребовал Гриша, – раз пришел ко мне, то говори все, не утаивай.

Никифор поерзал немного, озираясь по сторонам, словно боялся, что его кто-то услышит, потом вздохнул.

– Сначала надо бы рассказать. Был волшебник один. Ну злой презлой. Просто лютый гад, если можешь себе представить. Звали его Каргалон. И могущественный был. Очень сильный волшебник. И решил он власть захватить. И ведь удалось ему. Под его контролем все министерство магии было. Ему присягу они отдавали. Очень много волшебников на его сторону перешло. И твои мама с папой тоже к нему пришли.

– Мои мама и папа служили твоему, этому… как-там-его, Каргалону?

Никифор виновато покрутил головой, словно это он был во всем этом виноват.