Военкор

В нескольких кварталах отсюда люди друг друга на части рвут. А здесь и магазины с красивыми вывесками, и мясом приятно пахнет, и хлеб свежий пекут. И никого из жителей не беспокоят сирены и выстрелы, доносящиеся до них.

– Сколько ещё? – спросил Гиря, откидывая голову на сиденье.

– Минут десять. Терпи.

– Да я уже не знаю, что меня больше беспокоит, – усмехнулся Гиря сквозь стиснутые зубы. – Ссать хочу…

– Лучше помолчи. Силы береги.

Мы остановились на одном из перекрёстков. Гиря смотрел в окно, отстранённым взглядом рассматривая Бейрутский морской порт. Пока не загорелся на светофоре зелёный свет, я размышлял об увиденном сегодня.

Разрушения, кровь, трупы людей… Согласен, что гражданская война – страшная вещь. Брат идёт на брата, сын на отца и наоборот. И уже никто не помнит, кто первым выстрелил…

Но здесь другое. Слишком много криминальных элементов запустили свои щупальцы в умирающую «ближневосточную Швейцарию», как называли раньше Ливан.

В прошлой жизни я боролся с такими же отбросами и бандитами в Сирийской Арабской республике. Нельзя, чтобы эта террористическая зараза расползалась.

На светофоре загорелся зелёный, и мы поехали дальше.

– Неплохо стреляешь. Ты где служил? – спросил у меня Гиря.

– В армии, – коротко ответил я, словами одного из киногероев.

– Шутник. Иваныч говорил, что в Афганистане был?

Я попытался быстро вспомнить, где Карелин служил «за речкой». Оказалось, что не просто «в штабе писарем».

– Сначала 185-й мотострелковый полк, который был переименован в 77-ю бригаду. Дембельнулся из Джелалабада.

– Бывал там. Оазис! – мечтательно произнёс Кирилл.

Спустя пять минут я затормозил у подъезда. Заглушил двигатель и повернулся к Гире.

– Кирилл? – потеребил я его.

Гиря не ответил, только что-то несвязное пробормотал.

– Сумеешь идти?

Он медленно кивнул и попробовал сам открыть дверь. Его лицо нервно вздрагивало, как будто по телу пускали электрический разряд.

Я вылез из машины и огляделся. Преследования за нами не было, но и помощи от Виталия Казанова тоже.

Микроавтобус, на котором Виталий и его подчинённые приехали, отсутствовал.

– Они могли покинуть корпункт? – спросил я.

– Должны были, – прошептал Гиря.

– Опирайся на меня. Ты сам сможешь дойти? – спросил я.

Гиря не ответил, а только моргнул, подтверждая готовность.

Автомат я оставил в машине, но взял пистолет у Кирилла. Интересное ощущение, когда вместо отечественного образца огнестрельного оружия, у тебя столь любимый МОССАДом пистолет.

Я подхватил Гирю под локоть, стараясь не задеть рану. Оглядевшись напоследок, закрыл автомобиль и потянул Кирилла в подъезд.

Он тяжело дышал, шёл с трудом и каждый десяток шагов просил остановиться, чтобы перевести дыхание.

– Голова кружится…

– Терпи!

В подъезде воняло подгоревшей проводкой – я смутно припомнил, что накануне у соседей сгорела проводка.

На первой ступени Гиря споткнулся, на седьмой остановился, упёрся лбом в стену и хрипло задышал ртом.

– Пойдём, – процедил я. – Немного осталось.

Получив утвердительный кивок, я подхватил Кирилла крепче и потащил за собой. Оставалось два пролёта, но каждые несколько ступеней Гиря останавливался, чтобы перевести дух.

Во время очередной остановки я заметил жестяную банку на подоконнике между этажами. Внутри лежали два окурка.

Соседями у Карелина были старики. Курящих не было.

– Подожди здесь, – шепнул я.

– А чего, устал тащить? – Гиря попытался усмехнуться, но получилось плохо. – Эх, худеть надо было…

Я приготовил пистолет. Возможно, нас накрыли здесь.

Кирилл открыл рот, будто хотел что-то сказать, но я приложил ладонь к его губам и качнул головой.

– У нас могут быть гости, – прошептал я.

Гиря понял без разъяснений. Я перехватил его под плечо и потянул вниз, на пол-этажа ниже, где ступени уходили в полумрак. Усадил Гирю под лестницей, где стояли мешки с цементом и старая банка из-под краски.

– Сиди тихо, – сказал я, прижимаясь к стене и прислушиваясь.

Наверху скрипнула дверь, и кто-то вышел из моей квартиры. Через пару секунд раздался щелчок зажигалки, и в подъезде запахло табачным дымом.

Кто-то спустился на пару ступеней, задержался и посмотрел вниз, где на бетоне вился алый след крови. Незнакомец замер и начал переносить руку к поясу.

Я не стал медлить и, сделав несколько бесшумных шагов, приставил ствол пистолета к затылку гостя.

– Кто такой?

Он не дёрнулся и даже не вздрогнул. Только спокойно затянулся, как будто дуло у затылка для него не в новинку. Сигарета осталась в зубах. Дым пошёл вверх ровной струёй.

Полсекунды тишины.

– Свои, Карелин – сказал он глухо.

Голос этого человека я уже слышал ранее. Это был один из бойцов Казанова.

Я ничего не ответил, и молча убрал пистолет от его затылка.

Боковым зрением увидел, как из моей квартиры вышел ещё один боец. Автомат болтался у его бедра, чуть позвякивая кольцом ремня. Негромко, но в тишине звук был слышен отчётливо.

Я сделал шаг назад. Боец затянулся напоследок, будто ничего не произошло, и только тогда медленно повернулся. Взглянул прямо мне в глаза и затянулся в последний раз, бросив окурок в жестяную банку. Коротко улыбнулся, пожав плечами.

– Нехорошо получилось, да?

–Харе болтать. Гиря ранен. Лучше помоги, – бросил я, убирая оружие.

Вместе мы подняли раненого, стараясь не беспокоить рану. Гиря едва держался на ногах.

– Хвост? – спросил коротко боец, выглянувший из квартиры, но не резко.

– Следа не оставили.

Казанов встретил нас и подхватил Гирю под ноги вместе с подчинённым.

– Плёнка не засвечена? – спросил Виталий.

– Посмотрим.

Мы оказались в узкой кухне. Гирю дотащили, опустили на кушетку у стены, под картой Бейрута, приколотой кнопками.

– Больно… ай… – зашипел Гиря, сцепив пальцы на ране.

Его лицо было бледным. Солнце било в окно, выхватывая из тени чёрно-красные пятна на его одежде.

На кухне появился ещё один боец, видимо отлучавшийся в санузел. При виде раненого он выругался сквозь зубы.

– Живее! Обработай рану, – приказал Казанов.

Боец кивнул, присел рядом с Гирей и достал из нагрудного кармана индивидуальный перевязочный пакет. Аккуратно разорвал герметичную упаковку, извлёк стерильный бинт с ватно-марлевыми подушечками и безопасной булавкой. Смочил одну из подушечек антисептиком, обработал края раны, затем произвёл тампонаду и наложил повязку, закрепив её бинтом и булавкой.

Гиря стиснув зубы шипел, но не дёргался. Его пальцы побелели, сжимая кушетку, но он не стонал.

– Жить будешь, – заверил боец. – Но в госпиталь надо.

– Вас одного нельзя оставлять. Всё время вляпываетесь, товарищ Карелин, – хмыкнул Казанов.

– Так у вас скучно, товарищ Казанов. Только сигареты и дисциплина, – подмигнул я.

Виталий усмехнулся краями губ, покачал головой, но спорить не стал.

Я сделал несколько шагов к ванной, но меня остановил Виталий.

– Пойду с вами проявлять. Хочу как можно быстрее увидеть фотографии, – сказал Казанов и первым вошёл в ванную.

Пол здесь был мокрый. Стены покрыты трещинами. Пахло сыростью и пленкой.

Ванная была тесной. За старой занавеской, когда-то прикрывавшей душ, стояли бачки, лотки и сушильные шнуры.

На стене висела старая красная лампа. Я не включил ее сразу, пленка не прощает света.

– У тебя тут целая лаборатория, – Казанов провел взглядом по комнате, вскинул бровь.

Я не ответил. Все-таки не я это собирал, но теперь это мое. Выключив свет, я захлопнул за нами дверь. Пространство сразу сузилось

В полной темноте я аккуратно достал плёнку из металлической кассеты. Делал все, как учили еще в школьных фотокружках. Плёнка двигалась с легким шорохом, выходя из катушки.

Казанов стоял в углу, как в блиндаже – не шумел и не двигался.

По памяти я нащупал конец плёнки, вышедший из кассеты. Спираль уже ждала в бачке. Плёнка должна лечь виток к витку, без слипания.

Я вставил край, почувствовав, как она зацепилась, и начал медленно крутить, без рывков. Плёнка пошла послушно. Пальцы вели её вслепую, шаг за шагом. Главное – сейчас не коснуться эмульсии. Ошибка здесь стоила каждого кадра.

Когда спираль легла как надо, я закрыл бачок и только тогда включил красный свет.

Комната наполнилась мягким светом, приглушённым, ровным. Всё стало как в старом фотокружке с запахом, треском таймера и с каплями на краях ванны. На секунду я поймал взгляд Казанова, тот смотрел с любопытством.

– У меня дядя так печатал. Ванну отнимал под вечер. Я тогда пацаном был…

Я проверил температуру старым спиртовым термометром с потемневшей, но точной шкалой. Влил в бачок раствор и завел с тугим щелчком старый механический таймер.

Потом слил проявитель и пустил тонкую струю воды. Промывка – шаг обязательный. Без неё кадры сохранятся ненадолго.

Закончив, я залил фиксаж.

Казанов чуть кивнул и прокомментировал:

– Вот это я помню. Какой же был запах…

Он говорил негромко, не мешая процессу.

Через десять минут я сделал вторую промывку, убирая химию. Снял крышку и осторожно за края достал плёнку.

Кадры проступили. Я повесил плёнку на шнур, щёлкая прищепками, и она начала медленно покачиваться, как маятник.

Казанов подошёл ближе и внимательно посмотрел на плёнку.

– Там что-то есть? – спросил он наконец.

– Есть, но пока ничего не понятно. Подождём. Сухой кадр не соврёт.

Когда плёнка чуть подсохла, я выбрал нужный кадр. Контрастность была отличная, Зернистость была на высоте. Вставил в фотоувеличитель, выставил масштаб.

Казанов стоял всё так же тихо, будто опасался, что его догадки станут реальностью.

Положил бумагу на столик фотоувеличителя, щелкнул лампой фотоувеличителя, отсчитал несколько секунд экспозиции. Выключил фотоувеличитель и в красном свете стал обмакивать фотобумагу в ванночке с проявителем. На снимке медленно начали выплывать очертания. Главное не передержать. Я дождался когда очертания станут реалистичными и чёткими, быстро вынул пинцетом фотокарточку. Промыл в ванночке с водой и опустил в ванночку с фиксажем. Осталось подождать, а затем промыть и высушить на глянцевателе.

– Готово, – сказал я не оборачиваясь.

Казанов подошёл почти вплотную, взглянул… и застыл. Лицо у него не просто изменилось, оно стало другим.

– С-сука…

Глава 4

Столь красноречивого комментария от представителя Комитета я не ожидал.

– Вообще-то, на фотографии – мужики, – заметил я с иронией не сдержавшись.

– На фотографии – сволочи, товарищ Карелин, – спокойно, но с нажимом ответил Виталий Иванович.

Он на мгновение прикусил губу, будто прятал раздражение.

– Такие, что вы бы их без лишних слов пристрелил при встрече? – спросил я.

– Возможно. Если бы они не были носителями нужных нам сведений.

Виталий протянул снимок мне.

– Никого не узнаёте?

На фото было уличное кафе под большим навесом. В глаза бросилась табличка с большими буквами на арабском и французском языках: Rue Hamra.

Я припомнил, что ехал по этой улице… точно! От неё пара кварталов до отеля «Коммодор», который предпочитали западные журналисты.

За столом на пластиковых стульях сидели трое. Один – «прибитый» нами сегодня Радван. Рядом с ним полный араб с круглым лицом, бородатый, в солнцезащитных очках. На столе рядом с ним лежал тёмный берет.

Третьим за столиком был человек лет пятидесяти с седыми волосами и аккуратной бородкой, явно европейской внешности. Он носил светлую рубашку с коротким рукавом. На запястье часы, сигарета между пальцами.

– Узнаю только Радвана, – я вернул снимок Казанову.

Тот не ответил сразу, но глаза сузились, когда он коснулся фотографии рукой.

– Жаль, товарищ Карелин. Берите снимки, и идём на кухню.

Он вышел из ванной, временно оборудованной под фотолабораторию.

Я собрал фотографии и вышел следом.

Над Гирей закончили «колдовать», и он уснул. Казанов позвал всех на кухню, пока я раскладывал фотографии на столе. Как только двое спецов пришли, он начал разговор.

– По первым сводкам от ливанских… товарищей, за похищением стоит группа Имада Радвана. Называются «Свободный Левант», – сказал Казанов.

Виталий Иванович молча ткнул пальцем в лицо Радвана на одной из фотографий.

– Это «дарование» сегодня было огрето фотоаппаратом по башке, – последовал комментарий одного из парней Казанова, который потом быстро посмотрел на меня.

Во взгляде этого бойца было и уважение, и удивление.

– Гиря сказал, что журналист ему череп проломил, – подтвердил боец и протянул мне руку. – Мы не познакомились. Гриф, но можно просто Юра

Я крепко пожал руку Грифу.

Этот боец был более худым, чем все остальные. У него был лоб с глубокими морщинами, голубые глаза и подбородок с небольшой ямочкой.

– Сеня. Можешь так меня и звать. Другой позывной мне никто не придумывал, – поздоровался со мной второй спец.

– А зовут как? – спросил я.

Тут уже Юра улыбнулся, а лежащий на кровати Гиря закашлял.

– Рудольф он. Так что, сам понимаешь, что Олень звучало бы не очень, – посмеялся Кирилл, сощурившись от боли в плече.

– Ха-ха! Если не я, вы бы не узнали, что Рудольф – олень Санта-Клауса.

Казанов прокашлялся, показывая всем видом, что шутки в сторону.

Виталий Иванович покосился на меня с вопросом – мол, добил или просто приложил?

– Хруст был, кровь была. А вот дырку в голове разглядывать не стал, – как есть ответил я.

Казанов перевёл взгляд на снимок с Радваном. Он смотрел несколько секунд, прежде чем продолжить.

– Радван уже мне не так интересен. Судя по столь представительной беседе в кафе, он лишь ударный инструмент. А вот первую скрипку ведёт этот «товарищ», – Казанов постучал пальцем по бородачу в чёрном берете. – Имад Мугния. Прозвище «Гиена». Так что наше предположение подтвердилось.

Вот уж действительно – мир тесен! Казанов только что ткнул пальцем в человека, чьё лицо лет через двадцать будет в папках всех разведок мира. Имад Мугния, насколько я помню, приложил руку и к терактам 11 сентября 2001 года, и к… ещё одному похищению советских граждан в 1985 году в Бейруте. Но сейчас на дворе 1984 год.

Я ещё смотрел на лицо Мугнии, когда голову прорезала боль. Резкая, сверлящая. Будто кто-то начал копаться у меня в голове без наркоза.

– Что-то болит, Алексей? – спросил Юра и настороженно посмотрел на меня.

– Последствия вчерашнего «общения» с Радваном, – сказал я и медленно помассировал виски.

Боль начала стихать, но в голове всё ещё гудело, путая мысли.

– Алексей Владимирович, вы с нами? – спросил Казанов, заметив, как я завис от осознания своих новых воспоминаний.

– Да, Виталий Иванович. Внимательно слушаю.

– Прекрасно. Тогда по делу. Кто такой «Гиена» – все в курсе?

– Правая рука Ясира Арафата, – тихо и, как показалось, разочарованно сказал Сеня.

– Абсолютно в дырочку, – кивнул Казанов. – Гиена – главный соратник нашего старого «друга» и борца за права палестинского народа. С поддержкой Советского Союза, Арафат стал лицом Организации освобождения Палестины и головной болью для Израиля.

Казанов сделал паузу, отошёл от стола и обвёл всех нас взглядом.

– Теперь вопрос, зачем ему понадобился захват в заложники наших ребят именно сейчас?

Вопрос действительно резонный. К 1984 году Советский Союз вложился в Арафата по полной. Москва дала ему оружие, обучение и дипломатическое прикрытие. И вот теперь похищение наших, как ответная благодарность. Чертовски нелогично, но факты говорят сами за себя.

Выбор ответов невелик: либо Арафат потерял контроль над своими, либо кто-то решил сыграть против него чужими руками.

Виталий начал ходить по кухне и морща лоб рассуждать. Он выстраивал какие-то гипотезы, но все домыслы сводились к одному – Арафату незачем «кусать руку» кормящего его Советского Союза.

– Иваныч, так был же радиоперехват, где Мугния и Арафат говорили о заложниках, – напомнил о себе Гиря, который попытался встать, но Юра «Гриф» не дал ему это сделать.

– Был… – кивнул Казанов. – Мугния тогда всё отрицал. Мол, ни сном, ни духом. А ливанцы, наоборот, уверяли, что Радван под его прямым контролем. Теперь и фото это косвенно подтверждает.

– Почему бы тогда не перейти ко… второму варианту? – спросил Сеня.

Казанов на секунду застыл, потом медленно перевёл взгляд на меня. Выходит, всё это время КГБ знал про Мугнию. Разрабатывались какие-то варианты. Ещё бы знать, что значит второй вариант?

– Вы что думаете, Карелин? – Казанов выдернул меня из размышлений.

Сказать ему, что я пока в ах… ошеломлён, в общем? В новом теле меньше двух дней, а уже втянут в шпионские игры, похлеще инцидента с газом «Новичок».

– Радван, похоже, всего лишь исполнитель. Не тот уровень, чтобы всё это затевать. И верой тут не пахнет. Он явно не фанатик, – сказал я.

– Человек, который без денег «нет», а за деньги всегда «да», – хмыкнул Казанов. – Продолжайте.

– Мугния – правая рука Арафата. Не исключено, что метит на его место. И игра с заложниками – это способ подставить Ясира.

– Версия рабочая, – кивнул Виталий. – Что ещё?

– Думаю, ключевой здесь – вот этот тип, европейской наружности, – я указал на седого мужика на снимке.

Виталий приподнял бровь.

– Это американец, хоть и ирландского происхождения. И он, судя по всему, в этом трио из оркестра дирижёр.

Повисла пауза. Казанов почесал затылок, не торопясь называть имя.

– Мэлвин Барнс. ЦРУ. Узкий специалист по смене режимов. Он здесь не просто так. Вопрос не в том, зачем он в Ливане, а кого именно он собирается менять. И на кого.

Получается, что Радван похитил заложников. Мугния его покровитель и фактически организатор. А главный заказчик – ЦРУ в лице Барнса.

Всё будто сходилось. Слишком хорошо сходилось, но что-то явно было не так. Слишком прямолинейно и в лоб для такой игры.

Вот и на лице Казанова застыл вопрос: «зачем?».

– Ладно. У нас есть как минимум двое, с кем можно работать по второму варианту, – сказал Виталий Иванович и вернулся к столу.

Снимки встречи арабов с американцем он отложил в сторону, как зафиксированную улику. Теперь Казанов начал рассматривать другие снимки. Там снова мелькали Радван и Мугния. Но… не только они.

Мой предшественник снял и других людей. На первый взгляд не имеющих к делу никакого отношения. Там были семейная пара с ребёнком, пара подростков на футбольном поле и старушка рядом с мечетью. Ещё на одном отдельном снимке юноша в тёмных очках, выходящий из белого Мерседеса. Недешёвый автомобиль, прямо скажем.

На общем фоне террористов эти люди явно выбивались. Не те лица, что ходят в обнимку с «Гиеной» и его шестёрками. Но я подметил, что тот парнишка в очках был в центре ещё одного кадра, в другой локации. Его лицо, пусть и скрытое за очками, вызвало холодок. Карелин как будто что-то знал о нём.

– Смотрите сюда. Во-первых, – я указал пальцем, – Носит часы на внутренней стороне запястья. Во-вторых, вот здесь на сгибе видно тату.

Виталий внимательно посмотрел. Пояснять, что означают подмеченные нюансы такому спецу было без надобности.

Часы на внутренней стороне запястья носят для того, чтобы стекло не бликовало. Это позволяет не засветить позицию при слежке или в засаде. К тому же так легче смотреть время, если держишь в руках оружие. Такая профессиональная привычка вряд ли будет у случайного человека с улицы.

С татуировкой любопытнее. Рукав на руке парня был чуть задранным. Можно было разглядеть, что изображены полукругом звёзды и подобие горы.

Казанов молча кивнул. Потом резко выдохнул и бросил фото на стол.

– Вижу, – отозвался он хрипло, глядя внимательно на снимок. – Хорошо, Карелин. Очень хорошо.

Виталий достал из внутреннего кармана потёртый чёрный блокнот. Раскрыл и начал делать в нём записи рваным почерком. Быстро, чуть высунув язык от усердия.

– Вы молодец, Карелин, – сказал он, не отрывая взгляда от бумаги. – Работа хорошая. И нашего человека вытащили. Вы помогли нам, а я помогу вам. Нужны идеи для репортажа?

Про репортаж он точно подметил. Я совсем забыл о задании редакции. Надо как-то вникать в работу корреспондента. А то ещё отзовут, и следующим моим заданием будет поездка в деревню Тютино, совхоз «Светлый путь». Цель – разобраться в причинах повышенного удоя коров и пониженной яйценоскости кур.

Здесь же работа заграницей, что в СССР очень престижно.

– Идей тут много. Можно поснимать в кварталах на «зелёной линии». Но… – тут я замолчал и вспомнил, куда хотел съездить Карелин. – Мне надо на границу с Израилем. Показать палестинские лагеря беженцев в Южном Ливане. Попробовать попасть в лагеря Сабра и Шатила.

Казанов ничего не ответил и, сделав запись в блокнот, он оторвал листок и протянул мне.

– Вот ваш новый материал, – начал объяснять он. – Через два дня в Латакию выходит корабль с нашими гражданами на борту. Начинается эвакуация.

– Война? – спросил я прямо.

– Есть поползновения со стороны Израиля, – не стал увиливать Казанов. – Слишком много сигналов. Вывозят семьи дипломатов, инженеров, технических специалистов. И ещё наших… друзей.

– Друзей? – уточнил я.

– Тех, кому оставаться здесь опасно.

Я промолчал, давая возможность Виталию Ивановичу что-то добавить к своим словам для большей ясности.

– Ваша задача, Карелин, сопроводить этих людей. Снимать, фиксировать, быть рядом.

Он протянул мне фотографию на ознакомление. На снимке была запечатлена семья. Мужик в выгоревшей ливанской военной форме, рядом женщина в тёмном, свободного кроя платье с длинными рукавами и высоким воротом. С ними мальчик лет пяти в тунике до пят. Все трое смотрят в камеру настороженно.

На обратной стороне фотографии были записаны их имена и адрес. Дав мне время на ознакомление, Казанов достал из-за пазухи папку.

– Документы, – пояснил он. – В Латакии вас встретят и передадут кое-что ещё. Не советую пока соваться на юг Ливана.

– Кто встретит?

– Кто-нибудь, – спокойно ответил Виталий. – В Сирии можно снять неплохой материал. Насколько я помню, у «Правды» там сейчас никого?

Я сделал вид, что пытаюсь припомнить, как обстоят дела. Хотя, по правде, какая там «Правда». Откуда мне знать? Это Казанову всё известно, а я только вчера, можно сказать, заново родился.

– Не напрягайте голову. В Сирии у «Правды» никого. Так что дерзайте. Успехов, Алексей, – он протянул мне руку, чтобы скрепить договорённость рукопожатием.

Группа Казанова была готова выдвигаться. Виталий дал им указание, кто, как и куда выходит.

Первыми должны были идти Юра и Гиря.

Кирилл медленно поднялся с кушетки. Лицо у него было серое, губы пересохшие.

– Выглядит не очень, – сказал я.

– Ты меня ещё после дня пограничника не видел, – улыбнулся Кирилл.

Казанов покачал головой.

– Не переживайте, Карелин. У нас и тут врачи хорошие. И свои, и местные – те, кто в Союзе учился. Знают, что делают. Так что пару недель и Кирилл будет в строю.

Юра подхватил Кирилла, и они пошли на выход из квартиры.

– Погодь, – сказал Гиря и остановился.

Он сделал пару шагов в мою сторону и… протянул мне нож. Вернее не нож, а знаменитый боевой кинжал Ферберна-Сайкса. Его я узнал сразу по ромбическому сечению клинка, сравнительно резко сужающемуся к острию.

Интересно, откуда Гиря его взял? Такой кинжал появился на вооружение англичан в начале Второй мировой и почти сразу стал предметом интереса коллекционеров.

– Этот лучше твоего «Горького», – намекнул он на раскладной нож, который мне достался от предшественника.

Я быстро подошёл к рюкзаку, достал свой зелёный ножик и положил его в карман брюк Кирилла.

– Как говорил мой дед: « – любой достойный человек носит с собой нож», – ответил я.

Через полчаса я остался в квартире один.

Я снял рубашку, бросил на стул, прошёлся по комнате. Важно помнить, что здесь я не просто так. В Москве от меня ждут выполнения редакционного задания.

Признаться, письма и те я писал с трудом, а теперь от меня требовалось написать полноценную статью, которая выйдет в одной из крупнейщих газет и распространиться миллионным тиражом по всему СССР.

Любопытная у меня роль, моё мнение по сути формирует отношение советских граждан к событиям в Ливане. Так что к работе надо подходить максимально ответственно.

Прежде чем писать, нужно тщательно подумать о чём и под каким углом… Подобные распоряжения у Карелина наверняка были, вот только я не помню ни черта.

Я сел за стол, где стояла старенькая печатная машинка «Москва», которой пользовались до меня, наверное, с года семидесятого. Протёр валик, вставил лист.

Придумать заголовок – это самое сложное.