Военкор

Валерий Гуров

Военкор

Глава 1

Густой туман тонким слоем стелился по земле. Прохлада заползала под рубаху и «мурашками» расползалась по телу. С каждой минутой обстановка вокруг накалялась.

– Дарьял – Тереку! Дарьял – Тереку! – продолжал запрашивать меня командир, а мне было не до разговоров.

Противник подступал всё ближе и ближе. Двое слева, трое справа. Пули продолжали крошить стволы деревьев, а гранаты долетать всё ближе.

– Пустой! – крикнул слева от меня рядовой с позывным «Рио», перезаряжая магазин.

– Работаю, – сказал я и перенёс огонь из автомата в сектор Рио, чтобы прикрыть его.

– Ещё группа, – доложил по связи мой заместитель с позывным «Бек».

Мы с ним оба родом с одного села. Только родились в разные эпохи. Я в 90 м, когда великая страна была в упадке, а он в 80 м. И как говорил мой дед, тогда ещё трава была зеленее и воздух чище.

Бек держал левый фланг, стреляя из пулемёта и не давая подойти ещё одной группе противника. Но «кольцо» продолжало сжиматься.

– Готов! – хлопнул меня по плечу Рио, и я сменил позицию.

– Терек – Дарьялу! Обходят слева и справа, – доложил я по рации на командный пункт, скрывшись за земляной насыпью.

Несколько очередей прошли над головой, срезав кусты рядом со мной.

– Дарьял, отходить запретил! Держаться полчаса. Идёт подкрепление. Мы не всех мирных вывели ещё.

У меня шесть человек в группе. Один уже «трёхсотый» и своим ходом может не уйти. Чего так долго эвакуируют?!

В это время на правом фланге раздался сильный взрыв. Там была позиция трёх членов моей группы.

– Токио – Дарьялу! Живы? – запросил я старшего из них.

Но ответа не поступило. В эфире были одни помехи.

Противник продолжал подступать. Рядом со мной прогремел ещё один взрыв. Меня присыпало землёй.

– Токио, ответь! – громче запросил я старшего на правом фланге.

– Дарьял, я – триста. Контузило.

– Дарьял – Рио! Слева уже близко подошли, – доложил другой подчинённый, продолжающий стрелять по наступающим.

Нервное напряжение начинает достигать предела. Полчаса тянутся слишком долго, а патроны уходят всё быстрее.

– Чего минами не накрывают? – упал на землю рядом со мной Бек, у которого в пулемёте уже закончились патроны.

– Не знаю. Слишком близко вклинились. Нас зацепят, – продолжал я отстреливаться.

Пустил очередь и ранил одного из наступающих в ногу, и тот с криком упал рядом с деревом. Его просьбы о помощи были хорошо слышны.

И тут очередной взрыв. Бека накрыло землёй, а у меня зазвенело в ушах. Чувствую, как мир вокруг закрутился. Вокруг всё как в тумане, но нужно продолжать. Ещё не время сдаваться.

– Дарьял – Рио, – прохрипел я в рацию, сжав челюсти до зубного скрежета.

Бросив взгляд влево, я увидел, как мой боец начал отползать назад к небольшой воронке. Шлем слетел с его головы, а лицо было в крови.

– Командир, у меня последний, – показал мне Бек магазин от автомата, который он достал из разгрузки.

В его глазах читалось только одно – «надо отходить». Я показал ему на Рио и дал команду тащить к нам.

– Токио, что у тебя? – запросил я правый фланг.

Пулемёт уже замолчал. Похоже, что с патронами у парней тоже не всё хорошо.

– Надо срочно отходить. Мы не бессмертные, – так же тяжело произнёс Токио.

– Терек – Дарьялу! Три карандаша сломано, – доложил я на КП.

– Жди, Дарьял, – коротко мне ответил командир.

Вот так и всегда! Никто не может принять решение. Что в мирное время, что на войне.

Бек подтянул к нам окровавленного Рио. Выглядел парень совсем плохо.

– Прости, командир, – раздался слабый голос Рио. – Я… кажись… двести.

– Всё хорошо. Лежи спокойно, – сказал Бек.

Я взглянул на часы. Полчаса, что были мне отведены приказом, мы продержались. Но подкрепления нет. И приказа на отход нет.

Бек начал оказывать Рио помощь, перевязывая рану на шее гемостатическим бинтом.

– Сейчас перевяжу и будем выбираться к своим, – продолжал говорить Бек. – Верно, командир?

Ситуация патовая. Останемся на месте, нас накроют и захлопнут последний проход к своим. Он пока ещё есть. Если уйдём, то потеряем позицию и нарушим приказ. Противник продвинется ещё на километр к границе. А там мирные жители, которых ещё не вывезли.

– Дарьял – Токио. Меня справа обошли. Почти в тылу уже, – проорал в эфир старший на правом фланге.

Очереди уже действительно слышны где-то сзади. Да и слева всё больше парней в «мультикаме».

– Не спать! Не спать! – крикнул Бек.

Я посмотрел на Рио. Молодой парень, который ко мне попал месяц назад. Подписал контракт и после месяца на полигоне сразу на «передок». На окровавленном лице даже румянец виден.

– Не отключайся! – ещё раз повысил голос Бек.

Рио прикрыл глаза, но несколько раз кивнул. Пока Бек туго забинтовал ему шею, он бледнел и всё меньше реагировал на происходящее. Руки, рукава куртки и бронежилет Бека были все в крови.

– Рио! Рядовой? – дёрнул мой земляк парня за плечи.

Он тряс его, но рядовой так и не пришёл в себя.

– Терек – Дарьялу, у меня три карандаша сломаны. Один сильно. Жду приказа, – повторил я.

Секундная пауза в эфире и командир вышел на связь.

– Дарьял, отходи. Это приказ, – повторил он фразу трижды.

– Внимание! Отходим в направлении деревни. Токио, как принял? – дал я команду правому флангу.

– Принял. Выходим.

Парни начали перемещаться к нам ближе. При отходе, когда противник превосходит нас числом, нужно пробиваться всем в одном направлении. Такова военная наука.

– Берите Рио и отходим! – дал я команду и вместе с Беком, взявшим у Рио автомат, начал прикрывать отход.

Несколько очередей из автоматов срубили ветви деревьев над нашими головами. Не дают нам уйти, уроды.

– Держи справа, Бек! – подсказывал один из парней.

Стрельба была всё плотнее. Мы не прошли и 50 метров, как начал работать пулемёт. Плотно и кучно.

– Живее! – крикнул я подчинённым.

Останавливаться нельзя. Я выглянул из укрытия и пустил несколько очередей, сбив с ног двоих.

– Выстрел! – услышал я крик справа от себя.

Меня выгнуло дугой и подбросило вверх. Всё тело пронзило резкой и режущей болью. Окружающий мир приобрёл какую-то нереальную чёткость. Всё происходящее вокруг стало будто бы в замедленной съёмке. Я видел всё: и как бежит противник, и как по нему стреляют мои бойцы, и пролетающую пулю, и зависшего перед моим лицом комара.

– Командир ранен! – услышал я голос Бека сквозь вращающиеся в моём сознании кроны деревьев.

Штаны намокли и липли к коже. Я чувствовал, как по ногам течёт тёплая кровь. Сознание постепенно начало отключаться.

– Жгут нужно наложить на обе ноги, – прошептал я, когда меня начал тормошить Бек.

– Сейчас.

– Затяни… ай! – почувствовал я, как стягивают мне правую ногу.

Затем также и левую. Но дальше мне уже не дойти.

– В аптечке гемостатик. Сейчас засыплю, и ты не истечёшь… – начал говорить Бек, но я его остановил.

Со мной не уйдут. Раненных не получится всех вытащить.

– «Нефопам» вколи мне, чтоб я в себя пришёл. И уходите. Это приказ.

Он пару секунд сомневался.

– Живо! Иначе все тут останемся, – произнёс я слабеющим голосом.

Когда Бек вколол мне две ампулы, боль немного притупилось и стало легче.

– У меня только один магазин. Так что быстрее, – сказал я, оттолкнув от себя Бека.

Противник подступал с двух сторон. Я отстреливался, стараясь беречь патроны. Руки уже с трудом удерживали автомат, а одежда продолжала промокать от крови.

Слышу, как мне предлагают сдаться и обещают жизнь. Но сомневаюсь, что она будет долгой.

Один выстрел, второй и автомат сухо клацнул.

– Пустой, – прошептал я.

Я достал пистолет и несколько раз стрельнул в наступающих. Одного смог ранить, но не убить. Патроны закончились и в ПМ. Остались у меня только две гранаты.

– Обходи, обходи. Живым брать, – слышал я хриплый голос наступающих.

Как же им хочется меня «затрофеить».

Ослабевшей рукой взял одну гранату, выдернул чеку и бросил со всей силы, что осталось.

– Граната! В сторону… – прозвучал чей-то громкий голос, но он тут же потонул в раздавшемся взрыве.

Крики боли, мат и продолжающиеся угрозы в мой адрес. С кем меня только не сравнили!

Тело уже совсем ослабело, но сознание ещё работает. Лучше умру, но живым на потеху противнику не сдамся.

Правой рукой взял гранату и крепко её обхватил.

Так бывает на войне. Нужно принимать сложные решения. Особенно мне, капитану Российской армии Алексею Калугину.

Левой рукой медленно вложил палец в кольцо предохранительной чеки и вытянул её.

– Сдавайся и будешь жить, козёл, – слышал я призывы в свой адрес.

Воистину, нет на поле боя любимчиков. Здесь все равны. Здесь хаос, и никто ни от чего не застрахован.

– Я ранен. Сам идти не могу, – из последних сил произнёс я.

– Сейчас поможем, свинья, – услышал я усмешку от одного из окруживших.

Были слышны шаги приближающейся ко мне смерти. Последний взгляд вверх. В душе тепло, что туман рассеялся и сквозь свинцовые облака пробился луч света.

Слева и справа появились двое. Я сглотнул вязкую слюну и сделал два глубоких вдоха и выдоха. Умирать страшно. Сжимая с силой гранату, я вытянул руку перед собой, глядя в усмехающиеся лица ублюдков, переговаривающихся между собой на английском языке.

« – Главное – мои бойцы ушли. Живите, братья!», – последнее о чём я подумал, прежде чем разжать ладонь с гранатой.

Миг, и всё моё тело прошило болью. Кажется, все клетки разорвались внутри. А потом наступила темнота и состояние невесомости. Я ничего не чувствовал, но почему-то продолжал думать. Будто моё сознание существовало отдельно от тела.

В голове только одна мысль, чтобы появился свет. Нет страха, но и надежды нет. Ощущение, что ты исчезаешь из этого мира. Полное забвение.

Но вдруг что-то произошло. Белый яркий свет ударил в глаза.

Я пытался проморгаться и понять, где нахожусь. Это был явно не лес. Неужели я всё же выжил и попал в плен?

Яркое солнце светит через открытый балкон, с которого видна улица. На ней разбитые машины, простреленные стены домов напротив. Самая примечательная деталь – разбитая витрина магазина, над которой болтается большая вывеска в виде пробки красно-бело-синего цвета. Эмблема знаменитого газированного напитка.

– А почему вывеска на арабском? – произнёс я вслух и тут же увидел перед собой дуло автомата.

– Что ты сказал? Быстро повтори, – произнёс стоя́щий передо мной человек, чьё лицо прикрывала куфия зелёного цвета.

И сказал он это не на русском языке, но я его понял.

– Повторите, – произнёс я по слогам.

Но я это сделал на языке этого «автоматчика». На арабском! Откуда я его знаю?

– Я у тебя спрашиваю, что ты сказал? – приставил боец ствол к моей голове.

Сам он был одет в футболку и джинсы с кроссовками. Тело прикрывала самодельная разгрузка, называемая «лифчик», в которой было несколько магазинов.

Странно всё как-то. Я посмотрел на себя.

Сижу на стуле. Руки связаны, ноги целые. Кроме как саднящей боли на правом виске ничего не испытываю. Одет в синие джинсы и чёрную футболку.

Я в каком-то старом доме. Стены обшарпаны, старые картины выцвели или разломаны. Да и висят на стенах в основном пустые рамки. Скудная мебель перевёрнута вверх дном, будто при обыске.

А ещё рядом со мной обломки видеокамеры и фотоаппарата. Причём такие я видел только в детстве. Громоздкие и совсем не цифровые.

Представляю, какое у меня сейчас лицо. Наверняка на нём читается фраза: «какого хрена тут происходит?».

Только что был смертельно ранен во время боя. Затем подорвал себя гранатой. А теперь нахожусь непонятно где, непонятно с кем…, но живой.

Как говорится, во всём надо искать свои плюсы.

– Что ты здесь делал? Отвечай! – приставил мне к голове автомат крикливый араб и с силой надавил тёплым кончиком ствола АКМ.

Этот парень быстрее мне дырку во лбу продавит, чем прострелит.

– Да я не понимаю, что тут происходит, – сказал я, восстановив при этом ориентировку и отбив в сторону автомат.

Тут же подошёл ещё один человек в куфии в расцветке чёрно-белого орнамента. У него в руках была винтовка М16. Он был более мускулистым, а экипирован гораздо лучше: разгрузка с запасными магазинами, различное дополнительное снаряжение, в том числе и два жгута. Но самое примечательное – это рукоять большого ножа.

Она буквально сверкала на свету.

– Отойди. Сейчас я спрошу, – отодвинул здоровяк коллегу, и пнул ногой деревянный ящик ближе ко мне.

Он сел напротив меня и стянул с лица куфию. Здоровый недовольный мужик с бородой, зелёными прищуренными глазами, кривым носом, пухлыми губами и шрамом под правым глазом от рассечения.

– Не узнаёшь? – ехидно улыбнулся араб.

В голове начали выстраиваться странные мысли. Мало того что я откуда-то теперь знаю арабский язык, так ещё и этого араба вижу не в первый раз в жизни и знаю кто он.

Имад Радван – член радикальной группировки и руководитель одного из отделений партии «Свободный Левант». А если коротко – террорист. И что-то мне подсказывает, я его выслеживал. Зачем?

– Конечно, узнал, – ответил Радван и достал нож.

В огромном лезвии я практически разглядел своё отражение. И оно показалось мне не совсем привычным. Я поднял связанные руки и потрогал волосы. Их достаточно большое количество. Что-то совсем непонятное происходит. У меня уже лет десять, как была причёска «мяч в траве».

– Теперь ты мне скажешь, что ты успел снять на камеру и куда дел плёнку, – приставил нож к моему горлу Радван.

Лезвие впилось в кожу. Я почувствовал, как на руку капнула кровь.

– Я ничего не знаю.

Радван снова злобно оскалился и вытащил из кармана небольшое удостоверение. На фотографии был парень двадцати пяти лет, очень похожий на меня. Только моложе. Дата выдачи аккредитации – 2 мая 1984 года.

– Что ты снял, Алексей Карелин? – прорычал Радван и сильнее надавил остриём ножа мне на шею.

Глава 2

Мысли в голове вновь начали путаться. Аккредитация журналиста, датированная 1984 годом, какой-то Карелин, четыре араба с автоматами и на бис – нож, приставленный к горлу.

Единственное, во что я пока верю – это в лезвие ножа. Одно неверное движение и Радван меня зарежет. В остальные факты пока верится с трудом.

– Мне повторить вопрос? – спросил у меня Имад.

– Я ничего не снимал, не помню и не понимаю, как здесь оказался. Да я даже тебя не знаю, – ответил я.

Радван на удивление убрал нож в ножны и встал с ящика. Он подозвал к себе одного из арабов и что-то ему шепнул.

– Сделаем, – ответил боевик, убрал за спину автомат и достал из ящика верёвку и пакет.

Что-то мне эти приспособления не нравятся. Сам Имад отошёл к окну и закурил.

– Ладно. Придётся по старинке работать. Ты нам всё скажешь, а затем сам попросишь тебя убить.

Двое арабов встали рядом со мной. Один наматывал себе на кисти рук удавку. Второй приготовился накинуть мне на шею пакет.

Надо что-то придумывать.

Верёвка уже почти распутана. Искоса осмотрел стоя́щих рядом арабов. Достать у них хоть какое-то оружие нереально со связанными руками. К тому же меня на прицеле держит четвёртый. Шевельнусь, и меня могут пристрелить. Хотя, я им нужен живой. Этим сволочам нужна какая-то плёнка.

Смотрю в сторону открытого балкона и понимаю, что у меня есть небольшой, я бы сказал призрачный шанс попытаться сбежать. Вот только сработает он в том случае, если я действительно знаю ценную информацию, и по мне сразу же не откроют огонь, а попытаются задержать. В сложившейся ситуации, в которую лучше было бы изначально не попадать, я иного варианта сейчас не вижу. Лучше использовать призрачный шанс выжить, чем сдаться без боя.

Нервы на пределе, как натянутая тетива. Делаю вдох, прежде чем сделать резкий рывок со стула, и сбить с ног того араба, что наставил на меня автомат.

И тут я услышал знакомый звук. В комнате что-то металлическое упало на пол и покатилось. Взгляд сразу выхватил рядом с ногами одного из арабов гранату.

Я резко отпрыгнул в сторону, прокатившись по полу. Но взрыва не произошло.

В комнату ворвался боец в гражданке, бронежилете и с пистолетом-пулемётом. Двигаясь вдоль левой стены, незнакомец тут же застрелил араба с оружием. Следом в комнату ворвался ещё один высокий боец, который открыл стрельбу по двум арабам, так и не успевшим вскинуть автоматы.

Один из арабов, который разматывал верёвку, упал со мной рядом и начал захлёбываться кровью. Серый пол постепенно окрашивался в алый цвет.

Радван начал стрелять, но очередь прошла рядом с третьим вбежавшим бойцом. По главному из арабов стреляли, но тот успел сделать шаг на балкон.

Не прошло и секунды, как Имад исчез, спрыгнув со второго этажа, засранец.

Вставать я не торопился, пока каждый из вошедшей группы спецназа не опустил оружие. А то, что эти ребята именно «спецы», было ясно по их движениям.

Зашли по так называемой «диагонали» – друг за другом, становясь спиной к одной из стен. Данный приём обычно применяют тогда, когда зачищаемое помещение последнее и не нужно двигаться дальше. Ну и экипировка у парней соответствующая.

Бронежилеты израильской фирмы «Рабинтекс», а в руках у каждого пистолет-пулемёт УЗИ. Как бы теперь мне не стать объектом на допросе МОССАДа.

– Чисто! – начали по одному докладывать бойцы на русском языке.

Я почувствовал небывалую лёгкость. Будто с меня подняли бетонную плиту. Свои!

– Чего лежим? Встаём, товарищ Карелин, – подошёл ко мне один из бойцов.

Я протянул ему связанные ладони. Боец помог мне встать, вытащил нож и аккуратно разрезал верёвку.

– Далеко не уходите. Есть пара вопросов, Алексей Владимирович. Мы зря что ли за вами следили, – сказал один из членов группы.

Целая группа спецназа пришла спасти моего реципиента. Точнее, уже меня. Похоже, что я представляю особую ценность для этих ребят.

– Вид у тебя не очень, писака, – сказал подошедший ко мне боец, взглянув на разбитую голову. – Всё указывает на то, что ему сильно дали по голове.

– Шуточки у тебя сегодня так и прут. Проверяйте убитых и уходим, – сказал боец, стоящий напротив меня, и стянул с лица балаклаву.

Передо мной стоял парень лет двадцати пяти. Лицо осунувшееся и сильно обветренное. Кожа была бронзового оттенка. Если бы не потрескавшиеся губы, подумал, что он на море загорел.

– Лёша, вы меня первый раз увидели? – прервал мои рассуждения боец.

– Вы…, а зачем следили? – спросил я, хотя вначале думал узнать, как зовут этого человека.

Память отчего-то дала мне понять, что передо мной сотрудник КГБ. Зовут Казанов Виталий Иванович. И у меня с ним есть общее дело.

– Для того чтобы вы были в целости и… сохранности, – присел Казанов на корточки рядом с разломанным фотоаппаратом. – Как говорит один мой друг: «своих не бросаем».

Очень хочется ему поверить, но пока для меня всё происходящее – тёмный лес. Ко всей новой информации, что у меня в голове, добавилось ещё и появление «кавалерии» в лице представителя КГБ с отрядом.

– Большое спасибо, что выручили. Но может быть нам покинуть место перестрелки? Не думаю, что правоохранительные органы обрадуются, когда приедут сюда.

Казанов посмотрел на меня и улыбнулся. Его подчинённые отвлеклись от обыска поверженных боевиков и громко рассмеялись.

– В этих районах Бейрута уже давно никого не удивишь перестрелками, – сказал Виталий и показал мне на выход.

Какой ещё Бейрут? Неужели я в Ливане? Осмотревшись по сторонам, я принял эту версию происходящего. Вид крови, трупов людей и запах пороховых газов, который ещё витал в воздухе, мне ни с чем не перепутать.

– Пошли, военкор, – похлопал меня по плечу один из бойцов, проходя мимо.

И ещё… я теперь – военный корреспондент. В памяти всплывают отдельные эпизоды. Почему-то перед глазами море и песчаные пляжи. Плац после присяги и прощание с боевым знаменем. Вот только это не в Рязани, где я окончил десантное училище в прошлой жизни.

Да мой реципиент вообще не офицер! Но в памяти есть воспоминания о горах, глинобитных стенах и перестрелках. Похоже, что Карелин служил в Афганистане.

– Сильно его по голове шандарахнули, – прошёл мимо меня ещё один из бойцов и отдал раскрытый чёрный рюкзак.

Голова у меня и правда гудела. Надо понимать, что отчего-то же умер предыдущий хозяин тела.

Я взял рюкзак и заглянул в него. На дне лежали блокнот, тетрадь, какие-то приспособления для видео и фотокамер, а также другие вещи, вроде перочинного ножа с надписью «Горький». Сомневаюсь, что этот колюще-режущий предмет с зелёной рукояткой в моё время бы так хорошо сохранился.

Сунув руку в маленький карман, я достал советский служебный паспорт с синей обложкой.

Если я всё правильно помню, то служебные паспорта для работы заграницей в советское время из представителей СМИ могли получить только сотрудники ТАСС, газет «Известия» и «Правда».

– Вот ваше разрешение на работу, – протянул Казанов мне документ, который до этого показывал Радван.

Ещё раз его прочитав, понял, что мой реципиент в Ливане работает корреспондентом газеты «Правда». Совсем всё запутано.

Выходит, что я теперь Алексей Карелин. Действующий, если верить документам, корреспондент газеты «Правда». Выпускник какого-то института. А ещё знаю арабский и английский. Вот откуда английский-то в моей голове появился? В Рязани я немецкий изучал.

Казанов внимательно на меня посмотрел и подошёл ближе, наклонив мою голову.

– Солидно вас приложили, – осмотрел он мою рану и разбитый висок. – Главное, мозги не задеты и вы всё ещё живы, верно?

– Не могу с вами не согласиться, – ответил я.

– Ничего не забыли, Алексей? – продолжил Казанов.

– В каком смысле?

– Карелин, где та самая информация, которую я послал вас достать? – настойчиво повторил вопрос Виталий.

В голове начали собираться воедино все мысли. Теперь ясно, каким образом журналист-международник Карелин связан с этим Казановым.

Мой реципиент был направлен на работу заграницу, а именно в Ливан. Тут-то и появилась необходимость в навыках Карелина. Судя по всему, парень он был отчаянный, смелый и любил работать на самом переднем крае.

– Едем в ваш корпункт. Приведём вас в порядок. Заодно нам всё расскажете, что смогли узнать, – сказал Казанов, и мы с ним отправились на улицу.

Когда вышел на улицу, в нос «ударил» сладковато-гнилостный запах, смешанный с гарью, бензином и чем-то животным. Я невольно поморщился.

– Аромат в пригороде Бейрута не то, что в оранжерее, – сказал Казанов.

Мы обошли здание и оказались рядом с двумя автомобилями. Один из них был микроавтобус японского производителя, куда и стали быстро укладывать бойцы рюкзаки и закутанное в брезент оружие. Кто-то ругался по-арабски, кто-то шептал в радиостанцию.

Самый разговорчивый боец всё это время с недоверием поглядывал в мою сторону. А я… я разглядывал окружающее нас пространство, стараясь запомнить всё до мелочей.

Солнце пекло безжалостно, словно ему было плевать, что под ним ходят живые люди.

Дома были с серыми фасадами, покрытыми паутиной трещин. На многих стенах домов следы от пуль и осколков, на некоторых свежие заплаты из кирпича и бетона.

На балконах висели выцветшие от солнца простыни и детские майки. Из переулка выехали два подростка на мотоцикле. Один держал две большие канистры, связанные и перекинутые через плечо. Другой жевал что-то и таращился на нас.

В стороне кто-то сварливо кричал по-арабски. Похоже, семейная сцена между женщиной и мужчиной.

– Это вам. Пригодится. Сомневаюсь, что в корпункте у вас есть запасные, – протянул мне Казанов видеокамеру и фотоаппарат.

Я начал припоминать, что вообще такое корпункт. Оказывается это просто квартира, где жил мой реципиент.

Потрясающе! В прошлой жизни я так и не успел взять квартиру по военной ипотеке, «служебкой» так и не разжился, зато в Бейруте всё есть.

– Кстати, с вами поедет Гиря.

– Иваныч! – возмутился боец.

Это был самый разговорчивый спецназовец из группы. Среднего роста, коротко стриженный, с острыми скулами и пронзительными зелёными глазами. Взгляд у него был серьёзный, капли пота медленно стекали по вискам, а дышал парень, будто бык перед матадором.

Виталий медленно повернулся к Гире и молча на него посмотрел. И, если честно, во взгляде Казанова отчётливо читалось – «Пристрелю!».

– Есть, взять камеру, – выдохнул Гиря и взял у меня аппарат с маркировкой JVC.

– Вон ваша машина. Жду в условленном месте, – сказал Казанов и показал на второй автомобиль.