Военкор

– Дублируйте радиограмму. Адрес – посольство СССР в Ливане, копия – Министерству морского флота. Передача немедленно.

– Есть, товарищ капитан! – ответил радист.

Капитан повернулся обратно к окну и, пыхтя трубкой, скрестил руки на груди.

– Пусть хоть в ООН жалуются. Судно идёт под флагом Советского Союза!

Тем временем два израильских катера обошли нас по флангам. Один прижимался к левому борту, другой зашёл справа. Их орудия были направлены на советское судно. На борту мелькали силуэты военных в касках.

Внезапно раздались выстрелы, пули прошли рядом с корпусом, заставив всех на борту «Капитана Мещерякова» вздрогнуть.

Ещё одна очередь из пулемёта прошла мимо кормы, за бортом вспенилась вода.

Я сделал снимок на «Зенит», фиксируя всё происходящее.

Капитан прошипел через зубы что-то неразборчиво и снял трубку рации.

– Советское судно. Следуем курсом в Латакию. Произведены предупредительные выстрелы с иностранных военных кораблей. Повреждений нет. На борту – эвакуируемые гражданские лица. Просим подтвердить статус и обеспечить дипломатическую защиту, – зарычал он в переговорную рацию.

– Товарищ капитан… Остановимся? – негромко спросил старпом, подойдя ближе, чтобы не слышали матросы.

Капитан помолчал.

– Пока держим курс. Но если пойдут ближе или начнут снова стрелять… хрен с ними, остановимся. У нас дети на борту.

Я стоял на мостике, глядя, как израильские катера берут нас в клещи, и после слов капитана подумал о Самире. Наверное, сейчас она держит на руках Амира. Война детей не щадит, увы. А Самира… представляю, как ей тяжело. В полном неведении и без опоры в лице своего мужа, который отстаивает свои земли.

Но в одном Самире повезло, в отличие от мужа она находится под защитой советского флага. И зря евреи делают провокацию. Советский Союз, как и Россия – долго терпит, но потом если бьёт, то так, что не останется даже пыли.

Что касается Израиля, я знал, что действия его ВМФ неправомочны. Международные воды находились на расстоянии 12 миль от берега Ливана. Всё остальное – это внутренние воды государства, и нахождение здесь Израиля как минимум незаконно. Так что это блокада и оккупация чистой воды.

Напряжение нарастало.

Израильские катера поначалу отошли от нашего корабля, но затем снова пошли на сближение. Один катер поплыл вдоль правого борта пугающе близко.

Выстрел.

Потом ещё один.

На этот раз снаряды ударили по волне в метре от носа. Фонтан воды взметнулся до уровня палубы. Внизу закричал кто-то из моряков.

Капитан стиснул зубы так, что хрустнула трубка.

– Они что сука творят? – он шагнул к радиопосту, наклонился к микрофону. – Всем постам. Приготовиться к аварийной остановке. Машинное – задний ход на первой. Рулевому – держать курс, но следить за кормой.

Он обернулся ко мне.

– Им нужен повод. Я его им не дам.

Корабль медленно сбросил скорость.

Я смотрел на катера и понимал, что представители ВМС Израиля хотят сорвать операцию.

Капитан спустился с мостика и уверенным шагом направился к носу. Я пошёл следом, обращая внимание, как нарастает напряжение среди экипажа. Ребята на борту были гражданские и, возможно, никогда прежде не оказывались в подобных ситуациях. По крайней мере, не все. Молодой матрос, вероятно, второго класса, с белой фуражкой, стоял у леера, сжимая руки в кулаки. На его лбу бисеринками блестел пот. Матрос не понимал, что будет дальше и чем может закончиться конфликт. Он машинально перекатывался с носка на пятку, не в силах оторвать взгляд от приближающегося катера.

– Антоша, нервничаешь? – спросил капитан тихо, чтобы не напугать.

– Да, – хрипло выдавил он.

– Слушай, сейчас не время дёргаться, у нас на борту дети. Понял?

Тот кивнул, не отрывая взгляда от катеров.

Ракетный катер типа Саар 4 имел угловатый силуэт с характерным изломом надстройки и низким, приземистым профилем. Стержень антенны расчерчивал небо, на палубе чернели бронекапсулы приборов.

– Советский корабль, – с правого борта донёсся резкий голос через громкоговоритель. – Требуем немедленного допуска на борт для досмотра. У нас есть основания полагать, что на судне укрываются преступники.

На палубе катера стояли трое вооружённых солдат в касках и в брониках. Один за щитком стационарной 20 мм пушки «Ореликон». Другой держал автомат наперевес, третий, с рацией и биноклем.

Израильские катера подползли к борту почти вплотную. Один по левому борту, другой носом перегородил путь.

– Советское судно. Немедленно опустите флаг и разрешите досмотр, – из громкоговорителя снова рявкнул голос, теперь уже по-русски. – В противном случае будут приняты меры!

Стало так тихо, что я услышал, как капитан постучал трубкой о поручень. Он выдохнул дым и взял громкоговоритель.

– Это пассажирское судно под флагом СССР, – отчеканил он. – На борту эвакуируемые гражданские лица. В соответствии со статьёй 92 Конвенции ООН по морскому праву, любое принудительное вмешательство в наш курс является нарушением международных обязательств. Мы требуем немедленно прекратить преследование и предоставить коридор для продолжения маршрута.

Израильтяне молчали почти полминуты. Потом их переговорщик снова заговорил, призывая опустить флаг, и подготовится к досмотру.

Капитан повернулся ко мне и улыбнулся одним краем губ.

– Товарищ корреспондент. Израильтяне думают, мы флаг опустим. Хрен им. Можете так и написать в своей статье.

– Вас процитировать? – спросил я.

– Всё можно убрать из статьи. А «хрен им» оставить.

Я не ответил, но продолжил смотреть, как развиваются события.

– Повторяю. Флаг СССР опущен не будет. Мы следуем гуманитарной миссией. Любые агрессивные действия с вашей стороны будут расценены как акт агрессии против Советского Союза, – отнеся громкоговоритель ото рта, он добавил шёпотом. – Пусть теперь в ООН блеют, твари неблагодарные.

Ясное дело, что израильтяне не намеревались отступать. Серьёзность ситуации прекрасно осознавал экипаж нашего корабля. Старпом стоял чуть в сторонке, уже сняв с пожарного щита багор. Матросы молчали.

Мне казалось, эти молодые ребята начнут нервничать, но нет. Будто уверенность капитана корабля передалась и им. А уж «первый после Бога» был просто глыбой.

Израильтяне выглядели серьёзно. Я видел, как один из израильских солдат поднял автомат и прицелился.

Капитан не отступил, и никто на судне не пошёл убирать флаг. Никто не собирался пускать военных на корабль.

– Советское судно, немедленно опустите флаг и подготовьтесь к досмотру. Повторяем, у нас есть основания считать, что на борту находятся лица, связанные с палестинскими формированиями. Это последнее предупреждение. В случае отказа мы будем вынуждены применить силу!

– Что отвечаем? – тихо спросил старпом.

Я стоял чуть сбоку, с фотоаппаратом в руке. Знал, что не должен лезть, но промолчать не смог.

Капитан вынул трубку и повернулся ко мне. В его взгляде не было и даже намёка на вопрос.

– Вы что-то хотели сказать, товарищ Карелин? – спросил у меня капитан.

– Нет. Решение за вами. Но как говорил мой дед, если не знаешь, как поступить – поступай по закону, – ответил я.

– А что гласит Устав? – повернулся капитан к старпому.

Тот уже постукивал по палубе багором. Конечно, против пушек и автоматов не поможет. Но тут главное – показать намерения.

– В Уставе сказано, что каждый член экипажа должен поддерживать престиж Советского Союза, честь и достоинство советского моряка, – ответил старпом.

С ним нельзя не согласиться. Если допустим досмотр, израильтяне повторят это снова на других кораблях. Только в следующий раз одним досмотром не ограничатся. А если дадим «заднюю», то всё – западная пропаганда завтра будет кричать, что СССР возит террористов…, а они их обязательно найдут на борту.

Капитан посмотрел на меня с любопытством на напряжённом лице.

Он взял громкоговоритель и поднёс ко рту.

– Наш ответ – никто из вас на борт не поднимется. Во-первых, у вас нет билетов. А во-вторых, ваши требования незаконные. Команда действует в рамках морского и дипломатического протокола. Флаг не спущен и спущен не будет. Досмотр отклонён.

Он сделал паузу, задумался, а потом добавил также сухо.

– Идите… вон туда, – махнул он рукой в сторону Израиля.

Моряки на катерах зашевелились. Похоже, что-то готовят для корабля. Пушки так и были направлены на борт «Капитана Мещерякова».

Я шагнул ближе к борту и всмотрелся в линию горизонта, где начинался сирийский берег. Вышло бы оттуда хоть какое-нибудь военное судно. А пока шла игра на нервах.

И тут я кое-что заметил. Над берегом, едва различимые в мареве, появились две точки. Они стремительно приближались.

Капитан заметил их тоже. Прищурился, выставив перед собой руку, чтобы не слепнуть от лучей солнца.

Заметили и остальные.

– Что это? – спросил старпом.

Внимание приближающиеся точки привлекли и моряков ВМС Израиля. Суета на палубе усилилась. Кто-то даже включил сирену тревоги.

А две точки тем временем приближались. Всё ближе и ближе. Два силуэта, будто скользили по воде. А самое интересное, что нарастал гул.

– Наши! – громко сказал один из матросов, стоя́щих на корме.

К нам приближались два истребителя. Вот только слишком рано ещё для появления этих «красавцев».

И тут…

Вжух!

Кто-то из моряков инстинктивно присел, прикрывая голову руками. Один оглянулся на флаг, другой посмотрел на капитана. Я взял «Зенит» и сделал пару отличных кадров.

– Вот это да! – протянул старпом и негромко выругался.

Капитан оглянулся в сторону удаляющихся «сушек».

– Вот теперь посмотрим, запросят ли евреи досмотр, – ухмыльнулся он.

Я задрал голову. Пара Су-27 повторно прошла над нами с диким рёвом. Будто сам воздух вокруг рвался, оглушая всех. Но как же это приятно. Стоящий в стороне израильский катер начал маневрировать, но один из Су-27 прошёл так низко, что у того качнулась антенна. За ним пролетел второй, но чуть выше.

Досмотр не запросили. Оба израильских катера начали разворот, спешно удаляясь от советского корабля.

«Красная линия» была обозначена, и пересекать её больше никто не спешил.

Капитан снова сунул в угол рта трубку и закурил.

– Чего встали? Идём по курсу! Швартоваться не планируем!

«Капитан Мещеряков» вновь набирал ход, мягко рассекая волны.

Я вернулся в каюту и, тихо приоткрыв дверь, шагнул внутрь. Самира спала, свернувшись на узкой койке.

Амир сидел у стены с тетрадкой в руках и что-то рисовал. Я присмотрелся и увидел самолёт с красными звёздами на крыльях. Завидев меня, мальчик показал рисунок.

– Это ваш самолёт, – с гордостью сказал он. – Он пролетел, чтобы спасти нас. Его папа попросил!

Я присел рядом, посмотрел на рисунок и взлохматил волосы мальчугану.

– Правильно, парень. Так всё и было.

Наутро «Капитан Мещеряков» медленно входил в порт Латакии, крупнейший морской порт Сирии на побережье Средиземного моря. Порт включал рейд, внешнюю гавань, защищённую молом, и два внутренних бассейна.

Причальный фронт растянулся на несколько километров, что позволяло одновременно принимать два десятка судов. На причалах располагались береговые и плавучие краны, склады и судоремонтные мастерские с плавучим доком.

Я стоял на палубе, наблюдая, как порт оживает с приближением корабля. У причалов сновали армейские грузовики. Около дальнего склада стояли машины «Красного Полумесяца».

Я вышел на палубу, когда трап только начали спускать. На причале стояли встречающие – человек тридцать, не меньше. Большинство были в военной форме. Советская выправка в этих людях угадывалась сразу.

Первым на борт поднялся лейтенант с красной нарукавной повязкой. Подал капитану руку, кивнул мне и оглядел палубу. Потом махнул вниз, и на борт прошли медики и работники консульства.

– Женщины с детьми подходим первые. Всё хорошо, вы в безопасности, – говорили женщины с повязками медслужбы.

На всех хватало воды, яблок и других фруктов – кто-то с местного советского представительства приволок ящик прямо на тележке. Детвора разбирала их с большим удовольствием.

Всех эвакуированных сразу делили по спуску на причал. Семьи шли в очередь налево, одиночки уходили направо. Списки перепроверялись прямо у трапа. Специалисты работали слаженно. Присутствовали также и переводчики.

У шаткого стола на причале, женщина в халате раздавала упаковки с едой и питьевой водой. Прямо с грузовика сгружали коробки с вещами и средствами гигиены.

Неподалёку стояли «Икарусы» и пара «ЛАЗов», на них эвакуируемых должны были отвезти на расселение.

Самира уже получила свой набор продовольствия, средств гигиены и одежды.

Я подошёл к ней ближе.

– Теперь точно в безопасности. Здесь уже наши.

Она молча кивнула, не сразу отводя взгляд.

– Спасибо, – тихо сказала она по-русски.

Я присел на корточки перед Амиром, который всё ещё держал свой рисунок. Положил руки на плечи мальчику.

– Кем он хочет стать, когда вырастит? – спросил я у его матери.

– Космонавтом, – неожиданно для меня, по-русски ответил мальчик.

– Отличная мечта, – я одарил его улыбкой и чуть крепче сжал плечи. – Приезжай к нам в Советский Союз. Тебе понравится. Папа будет тобой гордиться.

Мальчик кивнул, восприняв всё всерьёз.

– Обещаю.

Я взъерошил волосы Амира и, выпрямившись, тут же заметил двух мужчин, идущих по направлению к нам. Первого я узнал сразу, этот боец работал под началом Казанова. Тот самый Рудольф, который почему-то имел прозвище Сева.

Второй мужик был плотный, с густыми бровями и неспешной походкой. Он чуть прихрамывал на одну ногу.

– Карелин! Как живой! С прибытием, – первым заговорил Сева.

Боец протянул мне руку, пожал крепко.

– Да уж. Был момент, когда… впрочем, будет время рассказать, – ответил я.

Второй человек представился работником посольства.

– Самиру и сына я забираю. Устроим, оформим их. Всё как надо. А ты поедешь с Рудольфом, – он кивнул на Севу. – Поможет тебе здесь освоиться.

Я обернулся к Самире и Амиру.

– Вам помогут. Всё будет хорошо.

Мальчик протянул мне руку.

– Жду в Москве, – сказал я, пожимая его руку. – Обязательно.

Вместе с посольским работником, Самира и Амир пошли в сторону большого автобуса с надписью на русском и арабском – «Посольство СССР».

Сева пригласил меня к припаркованному за забором автомобилю. Это был старый пикап «Хайлюкс» третьего поколения.

Пока шли к машине, я рассказал ему о произошедшем. Сева сразу сказал, что тут налицо провокация.