Канал имени Москвы

– Ну, я ж говорю, Самсонова за купчишку собралась. – Затем, словно спохватившись, уставился на Федора. – Ты чего, парень, расстроился, что ли? Так… это что, была твоя девушка?

Мест на всех действительно не хватало, и единственный оставшийся незанятым столик только что лишился своих стульев, на один из которых усадили Веронику. Эта сомнительная и бесцеремонная выходка была встречена веселыми аплодисментами.

– Купеческие свиньи! – возмутился альбинос. – Да еще и стулья ваши забрали.

Только на секунду его простодушный взгляд сделался пытливым и холодным.

Гид сидел в своем углу, скрытый тенью, и спокойно ждал, понимая, что конфликт неизбежен.

«Капитан Кальян, – подумал он, – ты усадил к себе за стол ищейку. Самую гадкую из них». Гид знал род деятельности альбиноса. И знал, что сейчас в трактире «Белый кролик» несколько таких. Они обменивались быстрыми и вроде бы незаметными взглядами, сидели за разными столами с разными компаниями, но гид видел их всех. Силовые линии были намечены.

Потом он быстро посмотрел на террасу. Отвергнутый юноша и девушка о чем-то спорили. Девушка жестикулировала, юноша стоял неподвижно и был бледен. Затем она резко развернулась и направилась к своей компании. Юноша постоял и, будто опомнившись, пошел за ней следом. Его грубо толкнули плечом, он этого даже не заметил. Купеческая молодежь встретила юношу насмешливыми взглядами. Гид чуть брезгливо поморщился: «Слюнявый упрямец», – подумал он, глядя на разгорающийся конфликт.

Но в действительности все внимание гида было обращено на Матвея Кальяна. И его собеседников. У гида были кое-какие серьезные планы, связанные с капитаном Кальяном, и когда здоровяк в свою очередь поднялся из-за стола, явно намереваясь вмешаться в начавшуюся драку, он подумал: «Черт, как не вовремя!»

И снова поднес к губам кулак.

– Ну где же ты, старый друг? – прошептал гид. – Ты мне сейчас очень нужен.

И, наверное, даже проницательный Матвей Кальян, направляясь на выручку Федору, не обратил внимания, как альбинос с кем-то быстро обменялся взглядом. И тележку с кроличьей клеткой медленно, как будто невзначай, покатили вслед за капитаном.

5

Альбинос был полностью сосредоточен. Драку он спровоцировал весьма умело. И сейчас видел, как на отвергнутого молодого человека пытались напасть со спины. И как вроде бы худощавый юноша, не оборачиваясь, умудрился перехватить руку гораздо более крупного противника, зажав его большой палец на «болевой», и резко дернул вниз. Матвей Кальян уже оказался на террасе. Взгляд альбиноса больше не был пытливым, он сделался настороженным и снова холодным…

Гид в теневой нише наблюдал за происходящим с внешним безразличием, но его рука ушла в глубокий правый карман. Он быстро и бесшумно взвел курок револьвера. Альбинос стал извлекать свое оружие; гид оставался спокоен и невозмутим, словно его не касалось происходящее, но внутри был как сжатая пружина – он знал, что успеет первым.

А потом у самого потолка, под трактирными перекрытиями, воздух разрезали черные крылья. «Ну вот и Мунир», – удовлетворенно подумал гид. И, все еще оставаясь сосредоточенным, так же беззвучно спустил взведенный курок. Все происходящее его действительно больше не касалось.

Внезапная Федорова победа оказалась первой и последней. В следующий момент ему нанесли такой удар, что юноша полетел через заказанный им столик. Гид усмехнулся. Альбинос замер и… передумал извлекать оружие. Очень быстро его взгляд из холодного сделался глуповато-простодушным. Здоровяк Матвей Кальян вступился за Федора, мощным ударом уложив обидчика на месте.

«Болван ты, капитан», – добродушно подумал гид, глядя, как Матвей умело орудует своими огромными кулаками. Гид, спокойно протискиваясь сквозь дерущихся, направился к выходу из трактира. Последнее, что он слышал, был голос вконец расстроенного Сливня:

– А ну, прекратить бузу! Вот Тихон идет. Сейчас будет вам всем по первое число! Прекратите!

«Ну вот и драке конец», – с усмешкой подумал гид и вышел на улицу.

6

– Смотрю, вас изрядно помяли, – начал без предисловий незнакомец.

– Кому до этого дело? – Кальян посмотрел на него исподлобья.

– Никому. – Человек в плаще пожал плечами, и Федору показалось, что он улыбнулся. – Кроме меня. Хотел подойти к вам еще до… вашей стычки, сожалею, что этого не случилось. Мне нужен Матвей, известный как Кальян.

– И кто его ищет?

– Имя мое вам ничего не скажет. А род деятельности, – незнакомец чуть развел руки в стороны, – вы и сами видите.

– Гид, – кивнул Кальян и усмехнулся. Только в усмешке этой не присутствовало пренебрежения, испуга или суеверий обывателя перед гидами, а скорее, сочеталось достоинство и уважение, и Федор, выглядывающий из-за плеча здоровяка, подумал, что всегда догадывался, что Кальян та еще штучка. Как говорили, «парень с двойным дном». – Однако у любого гида должно быть имя, – резонно заметил Кальян.

– Меня называют Хардов.

– Э-э?..

– Хэ, а, эр, дэ, о, вэ. Хардов. Думаю, этого пока достаточно.

– Вполне, – вежливо согласился Кальян. – Имя необычное, но вполне.

– Хорошо. – Теперь незнакомец в свою очередь кивнул и сделал еще один шаг вперед. Свет далекого фонаря упал на лицо человека, представившегося странным и даже несколько пугающим именем Хардов. Он действительно улыбался. – Ваши рекомендации я получил от Тихона. Мне нужен капитан для одного… деликатного дельца. Выходим сегодня ночью.

– Ночью?! – испуганно воскликнул Федор.

Незнакомец даже не взглянул на него. Он смотрел только на лицо здоровяка, прямо, открыто и с каким-то неведомым Федору не грубым, но настойчивым нажимом.

– Точнее, через полтора часа. Ну, что скажешь?

Кальян первым отвел глаза, и этот настойчивый жар, чувствующийся во взгляде незнакомца в плаще, развеялся.

– Тихона я… сильно уважаю. – Голос здоровяка постепенно выровнялся.

«Кто же ты такой, – вдруг подумал Федор о незнакомце, – гипнотизер? Батя всегда говорил, что гиды опасны, но…» Внезапно снова нахлынуло это странное чувство-видение, что посетило его во время стычки в трактире, и голос, очень похожий на отцовский, успокаивающе прошептал: «Все хорошо». Заняло все это не больше мгновения. «Да что же это?» – подумал Федор и услышал голос Матвея:

– Тихона – да. Но могу ли я вам доверять?

– А ты спроси сам себя! – Эта настойчивая жаркая волна вновь повисла между ними и тут же развеялась. В следующую секунду Матвей как-то по-детски сконфужено разулыбался и затряс головой.

– Ведь ты такой же бродяга, как и я… Так, братишка?!

– Это да, – согласился человек в плаще, – но вопрос твой верный. Времена нынче темные. Знать надо, кто перед тобой. – И Федор увидел, что тот протягивает какой-то конверт грубой кожи. – Вот мои рекомендации от Тихона.

Матвей бросил взгляд на конверт, его рука поднялась, да так и застыла.

– Это теперь подождет, – доверительно отмахнулся он. – Но обязательно ознакомлюсь, если договоримся.

Федор, широко распахнув глаза, жадно наблюдал за ритуалом: ведь речь явно шла не просто о контрабанде, а о крупной контрабанде. И та легкость и быстрота, с которыми были сняты все сомнения и недоверие, восхитили и озадачили Федора. «Кто же ты такой на самом деле?» – снова подумал юноша о Хардове.

– Обязательно ознакомлюсь, – заверяя, повторил Кальян. – Куда надо идти?

– По каналу, – просто сказал Хардов. А потом в его голосе мелькнула сталь. – До самого конца.

Кальян вскинул брови:

– За Дмитров, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он, – как я понимаю, даже за Яхрому.

Хардов теперь промолчал.

– Так… – удивленно протянул Кальян. – Значит, до Икши? Но я не знаю, как там со створками шлюзов…

И снова незнакомец – а ведь он именно и был для них незнакомцем, невзирая на все ритуалы и на то, что он представился каким-то нелепым, тяжелым и пугающим именем Хардов, – промолчал.

– Что, еще дальше? – недоверчиво спросил Кальян и вдруг мрачно усмехнулся. – Ну не Пироговское же речное братство?!

Ответа не последовало.

– Но ведь там… – Голос Матвея осекся. Здоровяк, видимо, впервые почувствовал себя не в своей тарелке.

– Возможно, еще дальше, – наконец сказал Хардов. – Не скрою, это очень опасно. Возможно, придется идти до самого конца. Зато вознаграждение сказочное. Там же, в конверте, увидишь размер гонорара.

– Какого конца, братишка? – хрипло произнес Кальян. – Ты о чем?

Глаза гида чуть сузились. Здоровяк неверяще потряс головой:

– Не-ет. Ты… Ты что, серьезно?

Кончики губ на лице Хардова наметили тихую и невеселую улыбку.

– Но ведь там ничего нет! – воскликнул Кальян. – Я слышал, что Москва лежит в руинах. Или что ее накрыл туман. Что, это не так?

– Груз очень ценный. За это и платят.

– Подожди! Ты хочешь сказать… Ты хочешь сказать, что ты там был?!

Человек в плаще еле заметно кивнул.

– И что там?!

– Это было давно, – нехотя отозвался гид, и в голосе его мелькнуло нечто похожее на хроническую усталость. – Что там сейчас, не знаю. Ты ведь в курсе, насколько переменчив канал.

– Да. Но… – Кальян замолчал и вдруг обнаружил, что все это время конверт с рекомендациями и предложением был перед ним. Его рука потянулась и с опаской коснулась конверта. Не так, как будто это была змея, но довольно похоже. – Полагаю, у меня в Дубне остались только неприятности? – с долей шальной обреченности усмехнулся здоровяк.

Их новый знакомый теперь широко улыбнулся, и лицо его сделалось красивым.

– Но говорю сразу, – покачал головой Кальян, – большего психа, чем ты, я в жизни не видывал. Что ж это за груз такой, если из-за него ты готов соваться в Ад?

– Ад на той стороне реки, – заметил гид. – И вот за тем углом. Вокруг, – добавил он, разведя руки в стороны, и безо всякого перехода сообщил: – Команду я набрал. Пять гребцов. С учетом капитана выходит шесть. И мне нужен рулевой.

– У меня есть. – Кальян, не мигая, смотрел на Хардова. Федор попытался было представить, что сейчас творится в голове у здоровяка, и не смог. – С большим опытом. Надежный. Знает, где появляются блуждающие водовороты, и знает, как прошмыгнуть между ними. Но он ни разу не ходил после заката.

– Зато ты ходил, – быстро сказал Хардов.

– Ходил, – деловито согласился Матвей.

И Федор не успевал удивляться перемене: вот только что здоровяк казался потрясенным, но теперь принял решение и уже спокойненько входит в права капитана, превращая подготовку к самому невероятному плаванию в набор обыденных действий.

– Полагаю, и ты не чурался ночи, – Матвей вдруг ему подмигнул, но не фамильярно, а с еще большим уважением, – а братишка?

– Я гид. – Хардов пожал плечами. – Но не все пути на канале для меня открыты. Нужен капитан.

И опять это смутное видение, это неопределенное, неопределяемое чувство посетило Федора. Наверное, единственное сравнение, что приходило на ум, будто кто-то в его голове листает книгу, извлекая на свет тайные страницы.

– Возьмите меня с собой, – вдруг попросил Федор. – Пожалуйста. Хоть матросом, хоть юнгой.

Оба взрослых человека в удивлении уставились на юношу, словно только что обнаружили его перед собой.

– Зачем ты мне? – первым нарушил молчание Хардов.

– Я много чего умею. – Федор попытался объясниться быстрее, почему-то ему казалось, что сейчас, в эту самую минуту может все и решиться. – Готов делать любую работу. Мне ж после того, что случилось, тоже оставаться в Дубне…

– Ну да, – буркнул Матвей, – из-за него, в общем, вышла драка-то. Его ж, конечно, Дмитровская водная полиция, – последние три слова он нарочито растянул, – теперь искать будет. Как только ярмарка закончится. Чтоб людям праздник не портить – все чистенько… Ненавижу их, понтов!

– Это плохо, – серьезно сказал Хардов. – Ненависть – ненадежный попутчик.

Затем он смерил юношу оценивающим взглядом.

– Заработать решили, молодой человек? – Он усмехнулся, но глаза продолжали сканировать Федора. – Ведь я слышал, что у контрабанды… – при этих словах Матвей бросил быстрый взгляд на гида, – есть неписаный устав: все, прошедшие сложный рейс, получают равную долю, даже юнги. Если выживут, конечно. Только у капитана гонорар выше и зависит от ряда привходящих факторов.

– Мне нельзя здесь оставаться, – прямо сказал Федор, а потом, чуть смутившись, добавил: – Я все равно к кому-нибудь наймусь. Или сбегу.

– Все это не отвечает на вопрос: зачем ты мне? – Хардов все так же пристально смотрел на Федора. И Федор вдруг смог ответить на этот взгляд. Что-то внутри него, возможно, то, из смутного видения, возможно, что-то другое заставило его губы произнести со спокойной решимостью:

– Потому что вы гид.

Уже через мгновение Федор и сам бы не смог ответить, почему он так сказал. Однако лицо Хардова застыло. Взгляд серо-голубых глаз теперь ощупывал юношу с какой-то новой задумчивостью. Словно Федор своими словами только что попытался заставить его изменить свое мнение. О чем? О нем? Нет. Явно нет. Что-то другое. О чем-то очень важном, но…

– Смышленый парнишка, – наконец произнес Хардов, однако безо всякой приязни.

– Знаете, – тут же вставил Кальян, – я мог бы за него поручиться.

– Давай «знаешь», если уже перешли на «ты», – поправил его Хардов, так и не сводя взгляда с юноши.

– Да, давайте. Давай, – чуть спутался здоровяк. Наверное, перейти с этим человеком на «ты» не так легко, как виделось вначале. – Его отец – лучший из гребцов в городе. – Он указал на Федора. – А лишняя пара рук в дороге не помешает. Мальчишка расторопный…

Но Хардов уже принял решение:

– Лодка отходит через час с четвертью, – сказал он Федору. – Не успеешь собраться, пеняй на себя. И ты не задаешь лишних вопросов.

– Спасибо, – промямлил Федор и тут же просиял, – я не подведу!

Гид еле заметно кивнул и обратился к своему новоиспеченному капитану:

– Уходим прямо сейчас, пока ярмарочные торжества в разгаре. Через час с четвертью лодка должна быть на волне. Я смотрю, ты уже собран.

– Все свое ношу с собой. – Кальян чуть приподнял баул на плече. – Рулевого свистну и… привет тебе, ночь.

– Выходите налегке. Я с грузом буду ждать вас у статуи Ленина. Мало ли что, а к пустой лодке претензий не будет. Может, дурням спьяну покататься захотелось.

– Это вряд ли, – холодно усмехнулся Кальян, бросив взгляд на темную воду реки. Даже здесь, в городе, она не выглядела гостеприимной. О том, что будет на канале, даже думать не хотелось. Но Матвей ходил после заката, было дело, а с этим странным человеком в длинном плаще он был готов рискнуть еще разок. – А как же?..

– Первый шлюз? Вас поднимет мой человек. Посветите фонариком. Как будете подходить.

– Это самый безопасный шлюз на канале, – почему-то сказал Кальян. – Наш домашний, как говорится.

– Верно, – согласился Хардов. – Пойдем. Введу тебя в курс дела по дороге. Лодка на самом краю, дальний причал.

Потом гид обернулся к Федору:

– Ты еще здесь?

– Я только… это не вопрос, – залепетал Федор. – Вы не местный и, может, не знаете – там охрана на шлюзе. И перед входом в канал, у памятника. Иногда ее и на ночь не снимают.

– Сегодня ночью там не будет охраны, – спокойно сказал их новый работодатель, и что-то ледяное промелькнуло в его голосе. – Полагаю, сегодня на воде вообще никого не будет.

– Это точно, – согласился Матвей и зябко передернул плечами.

А гид бросил быстрый взгляд на четкую половинку диска луны, вставшей над рекой. И тяжело вздохнул:

– Найдется охрана и посерьезней… – он чуть болезненно поморщился, – но людей там не будет.

– Почему? – упавшим голосом поинтересовался Федор. Затем он вспомнил о своем обещании не задавать вопросов и отчего-то виновато посмотрел на Кальяна. Гид тоже посмотрел на Кальяна:

– Потому что… – Хардов коротко кашлянул и произнес ровным голосом. – Потому что сегодня появляется Второй.

Глава 3. Шлюз № 1: Ворота открыты

1Ти-ти-ти, та-а, та-аТи-ти-ти, та-а, та-а

Павел Прокофьевич Щедрин уже собирался отойти ко сну, когда услышал стук в окно. Сердце старого ученого моментально забилось сильней.

– Что же это? – прошептал он, вслушавшись в звук ночи. – Как же?..

Старик даже вылез из-под одеяла, впихивая ноги в мягкие домашние тапочки. Он так долго ждал и одновременно боялся этого момента, что могло и показаться, могло… Стук повторился. Лицо профессора застыло. Ошибки не было. Три коротких удара и два длинных: ти-ти-ти, та-а, та-а. Ти-ти-ти, та-а, та-а.

– Мунир, – сипло проговорил Щедрин.

Он сразу как-то суетливо вскочил с кровати, хватаясь за давно приготовленный баул с необходимыми вещами. Все, как говорил ему Хардов, но Щедрин не сделал и нескольких шагов, а потом тяжело осел на стул, и плечи его поникли.

– Ну вот и все, – с болью выдохнул он. – Девочка моя…

Однако, когда спустя пару минут он постучал в комнату дочери, на его лице читалась не вполне уместная попытка нарисовать радость и бодрую сосредоточенность.

– Да, пап, – послышалось из-за двери. – Заходи, я не сплю.

Щедрин осторожно отворил дверь. Дочь сидела к нему спиной и опять что-то писала. У профессора сжалось сердце, и как он ни пытался приглушить эту темную, глухую и отчаянную мысль, она все же выскочила, как чертик из табакерки: «А ведь такой вот я ее больше никогда не увижу». Однако старый ученый постарался, чтобы его голос не выказывал волнения, а звучал по-деловому буднично.

– Ева, – сказал Щедрин, – он прислал ворона.

Плечи девушки вздрогнули. Она отложила перо в сторону и обернулась к отцу.

– Пора, – улыбнулся Павел Прокофьевич, но в последний момент не смог совладать с собой, и предательские горькие складки чуть искривили линию его рта.

– Когда? – тихо спросила дочь.

– Прямо сейчас.

Ее глаза застыли и на побледневшем лице, казалось, сделались огромными. Она смотрела на отца. Потом быстро закивала, и короткий, почти неслышный полустон-полухрип сорвался с ее губ. Однако произнесла она твердо:

– Я готова.

Звук тикающих настенных часов показался сейчас оглушительным.

– Девочка моя, – не выдержал Щедрин.

– Папа… – Ее лицо все еще было бледным. – Мы же знали, что так будет. Нет другого выхода. И потом, это же не навсегда. Так ведь?!

Какой-то темный отсвет испуганного сомнения мелькнул в глазах старого ученого.

– Мы же расстаемся не навсегда? Скажи, это очень важно – ведь не навсегда?!

– Не навсегда, – тихо отозвался Павел Прокофьевич. А затем все-таки всхлипнул и раскрыл объятья, пытаясь справиться со слезами, что вот-вот прорвутся наружу. Этого еще не хватало. И без того девочка на грани паники. Щедрин шагнул к дочери. – Ева…

Она коротко подалась к отцу с ответным объятьем и тут же отстранилась:

– Папа. Все будет хорошо.

Щедрин смотрел на нее с восхищением, любовью и страхом.

– Конечно, Ева. Как и всегда.

Две мысли, расталкивая друг дружку, пролезли в голову профессора почти одновременно.

«Я спасаю ее».

«Собственными руками я обрекаю нас на гибель».

2

Не прошло и часа, а Федор уже бежал обратно вдоль опустевших и безлюдных ночью грузовых причалов, где на самом краю города должна была ждать лодка. Ночь и сила реки оказались лучшими сторожами купеческому добру, хоть считалось, что патрули водной полиции наблюдают за пристанью. Может, так оно и было.

Федор бесшумно спрыгнул на деревянный настил, остановился и прислушался. Тихо. Где-то за спиной юноши остались такие уютные огни и веселая музыка – праздник в «Белом кролике» был в самом разгаре, а впереди его ждала лишь ночь и неизвестность. Он уже миновал последний фонарный столб, отмечавший границу города, и тьма, обступившая вокруг, сделалась плотнее. Федор пытался подавить страхи, а заодно справиться с обрывками своих знаний о канале. Собственно, и знаний-то никаких не было: скупые рассказы отца, разговоры в «Белом кролике», слухи, россказни, байки. Все они настойчиво твердили, что после заката сюда лучше не соваться. Все они сходились в одном: в канале что-то есть, какая-то сила, не позволившая прийти тому, что пожрало землю. Тому, что таится на другой стороне, в тумане, который дальше обступает канал с обоих берегов. Собственно, поэтому связь между городами и поселениями людей возможна только по воде. Но что это за сила, какова ее природа и, главное, дружественна она или враждебна, Федор не знал. Да и полагал, что мало кто в Дубне ведает про это. Ну, может, кто из ученых или… гидов? Еще говорили о безумных отшельниках, которые живут там, где канал течет вдоль пустых земель, и некоторые из них вроде бы в безумии своем узрели истину. А еще про то, что кто-то что-то слышал с гиблых болот, вроде как кто поселился там, в этом жутком месте, но человек ли он или… Федор передернул плечами и ускорил шаг. Сухой остаток его знаний вышел весьма скупым и не самым обнадеживающим: что-то бережет канал, позволяет жизни на нем продолжаться, но это «что-то» очень не любит, когда его тревожат ночью.

На всякий случай юноша чуть отступил от воды.

Прощаться со своими стариками Федор не стал. Он знал, что отец не отпустит, а матушка не даст своего благословения. Федор не хотел уходить и красться ночью, словно вор, но после случившегося в трактире у него не оставалось выхода. Он лишь подложил записку под любимую батину пепельницу массивного старого хрусталя. Написал много теплых слов, уверил в сыновней любви и уважении, просил прощения за то, что взял на себя смелость определить самому собственную жизнь, обещал вернуться сказочно богатым и все равно жениться на Веронике.

– Быть блудному сыну поротым, когда вернется, – с каким-то экзальтированным весельем выдавил Федор. Хотя, если разобраться, ничего веселого во всем этом не было. За все время, что Федор помнил, батя порол его всего лишь дважды. И оба раза за дело. Милый добрый дом… Федор покидал его и ничего не мог поделать с тихой радостью, что уже бурлила в его крови.

О стычке в «Белом кролике» отцу еще не доложили. В этом Федор убедился, когда, прихватив вещмешок, вылезал из окна своей комнатки под крышей и бесшумно спустился по водосточной трубе. Батя с матушкой ужинали. Они никогда не ходили на торжества первого ярмарочного дня, обычно являлись только на закрытие, где уже собирался весь город, но праздничный ужин мать всегда ставила. И сейчас батя запивал его пенным сидром, что передал сегодня дядя Сливень. Когда Федор посмотрел через окошко на своих мирных стариков, у него защемило сердце.

– Так надо, – сказал юноша самому себе.

После случившегося в трактире у него действительно не оставалось другого выхода. Своим бегством он в том числе отводил неприятности от своей семьи. Почему и оставил вторую, «фальшивую», записку для Дмитровской полиции, где сообщал, что уходит с купцами в другую сторону, вниз по Волге, к Ярославлю. Мол, ну, погорячился парень, юн да зелен, что с него возьмешь?! К тому же батя в свое время тоже сбежал из дома и тоже разбил своим поступком кое-кому сердце. Кстати, так и стал гребцом! Наверное, это у них наследственное, яблочко от яблоньки…

Вроде бы умом Федор все понимал, только на сердце от этого легче не становилось.

– Я вернусь настоящим гребцом, – прошептал он. – И отцу с мамой больше не надо будет корячиться в три погибели. Ну, и еще, конечно, женюсь на Веронике.

Федор вдруг впервые подумал, что его почти не печалит предстоящая разлука с любимой девушкой. Может быть, потому что отчасти именно из-за нее он все это и затеял. Словно его бегство из дома было поступком, совершаемым из-за нее и для их общего блага. Словно, как в древних книжках, хранимых учеными, она велела ему отыскать алмазную гору, или изумрудную башню, или черевички великой царицы. А может, все еще горька была обида за странную перемену в девушке, неожиданную надменность и чуть ли не презрение в голосе, с которым Вероника наговорила ему все это в трактире. Так все запутано…

– Ничего, я ей докажу, – начал было Федор. А потом впереди, на реке, он увидел еле различимые темные силуэты – это и был дальний причал. Ему туда, там ждала лодка. И там ждало начало… Чего? Перемен? Новой жизни? Какой-то новой надежды… Хотелось бы так думать. Только почему тот голос из сна, суливший эту перемену, порой казался таким пугающим? Федор ускорил шаг – еще несколько минут, и обратного хода уже не будет.

– Я докажу, – повторил юноша, – найду изумрудную гору…

Федор подумал, что раньше окончания ярмарки бате, конечно, ничего не сообщат и искать его не станут. Водная полиция уверена, что все у них под контролем, да и куда человеку деваться с канала? В любом случае свою первую трубку отец набивал после обеда, значит, и послание под пепельницей обнаружит не раньше. А к тому времени Федор надеялся быть уже далеко.

На несколько километров ближе к таинственной горе, изумрудной башне его мечты, которая переменит всю его жизнь, сделает его сказочно богатым и почти всемогущим.