Канал имени Москвы

Когда они покинули шатер, Федор увидел на берегу лодку, действительно уже снаряженную и готовую выйти на волну. Как велела хозяйка, он опустил мешочек в карман. Под тканью его пальцы нащупали что-то твердое и круглое. Глядя на лодку, Федор почему-то подумал, что этим плоским кругляком вполне могла быть крупная монета.

* * *

Когда лодка отчалила, рулевой, остающийся на берегу, встрепенулся и хотел последовать за ней, сделав шаг в воду. Но Алекто лишь крепче сжала его ладонь в своей, и бедняга начал успокаиваться. Он даже рассмеялся, подняв свободную руку и указывая пальцем вслед уходящему судну.

– Ему опять хуже, – горько обронил Матвей Кальян.

– Это потому, что мы уходим, – сказал Хардов. – Он чувствует. Скоро все успокоится. Не грусти, на обратном пути мы заберем его.

– Если он будет, этот обратный путь.

– Матвей, на канале он стал бы опасен. И для себя и для нас. Ты не знаешь, на что способен мертвый свет. Мне все равно пришлось бы его ссадить. И лучшее, что его там ждет, – это помешательство.

– Я все понимаю…

– Матвей, я даю тебе слово: кто-то из нас обязательно вернется сюда. И заберет твоего друга.

Матвей посмотрел на Хардова, и что-то горькое мелькнуло в его взгляде, но здоровяк ничего не сказал. Лодка шла по заводи, залитой закатным светом, И Федор, по праву занявший место на руле, решил бросить прощальный взгляд на свой холм. Теперь он видел его со стороны, и это место нравилось ему еще больше.

«Было бы неплохо когда-нибудь вновь вернуться сюда», – подумал юноша. А потом Федор заметил, как в полукружье валунов мелькнули очертания знакомой фигурки. Он даже не сразу сообразил, как это Сестре удалось так быстро туда подняться.

– Смотри, хозяйка! – восторженно произнес Кальян. – Она машет нам на прощанье!

– Да. – Хардов кивнул. – Она всегда там провожает… уходящие лодки.

«Ты хотел сказать „провожает меня“, – подумал Федор, – вместо „лодки“. И вот мы покидаем самое светлое место на канале, а я так про тебя ничего и не понял, гид Хардов».

– Она, конечно, самое диво дивное из всего, что мне довелось встречать в жизни! – Кальян, приподняв весло и укрепив его в уключине, махал ей в ответ. – Ты, конечно, прав, здесь ему будет лучше.

– По крайней мере, это время пройдет для него гораздо спокойней, – повторил Хардов и усмехнулся, – он его и не заметит.

– Конечно, в обществе-то Алекто, – подмигнул Федору Ваня-подарок. Раздались тихие одинокие смешки, никому не хотелось уходить отсюда. Все знали, что пора, но словно тянули, и капитан это почувствовал:

– Ладно, мужики! Давайте, приналегли на весла, – скомандовал он. – Чего уж теперь…

Внезапно впереди появились пока еще редкие клочья тумана. Вот только что вроде бы ничего не было, русло здесь выпрямилось, и до следующего изгиба реки открывалась широкая даль, перспектива; но с каждым взмахом весел линия тумана становилась плотнее. Причем пролегла она между лодкой и прежде чистым изгибом реки. Федор отклонился назад, как можно дальше, только чтоб не выпасть за борт, – тумана перед глазами стало меньше. Сделал резкий наклон вперед – туман сгустился. И Федор вспомнил, что много раз смотрел с вершины своего холма в эту даль и никакого тумана там отродясь не было.

«Как странно, – удивился юноша. – Издалека и вблизи разные картинки. Но как такое может быть? – А следом пришла еще более диковинная, если не чудовищная, мысль: – Мы что, несем туман с собой?»

И тут Федор вздрогнул. Его позвали. С вершины холма, из полукружья валунов.

«Тео, – прозвучал в нем голос Сестры, – будь осторожен. Выбор между „правильно“и „легко“очень не прост. Не ошибись с тем, что любишь».

Федор обернулся. Сестра все еще стояла на вершине. Но рука хозяйки больше не была вскинута в прощальном жесте. Ее удаляющаяся фигурка показалась сейчас хрупкой и беззащитной. И вновь его кольнуло это острое чувство, вновь юноша оказался на грани какого-то понимания, то ли темного, то ли очень важного,

(он должен о чем-то вспомнить?)

еще на шаг придвинулся, почти встал на эту грань…

– Федор, держи руль крепче! – прозвучал голос Кальяна. – Ты что это, парень? Ну-ка, не раскисай мне тут.

Юноша в растерянности уставился на капитана. И на туман, что придвигался прямо по курсу лодки. Канал ждал их. Свободная рука сама нащупала в кармане мешочек – подарок хозяйки был на месте, он действительно увозил с собой частицу этого места. Все развеялось, осталась лишь свербящая и тупая заноза сожаления. Но Федор крепче сжал мешочек, и ему стало легче. И тогда юноша услышал последние слова Сестры: «Тео! Мой милый мальчик. Верни мне его, как я вернула…»

Федор коснулся пальцами виска – опять какой-то непостижимый ластик стер завершение фразы. Юноша не знал, каким было конечное слово или слова. Но что-то подсказывало ему, что Сестра сама позаботилась об этом. Как и тогда, в шатре, сама не захотела отпускать это последнее слово на волю.

Он почему-то быстро и робко решил помахать ей на прощание. Но когда Федор обернулся, Сестру уже невозможно было различить.

Лодка вошла в туман.

Глава 7. Шатун

1

Новиков Юрий, сын главы Дмитровской водной полиции, а заодно несостоявшийся жених Евы, был уверен, что своей первой встречи с Шатуном он никогда не забудет. Это произошло где-то с полгода назад, когда на канал неожиданно пришли заморозки и вся трава по берегам оделась хрупким инеем, что, по мнению многих, означало постепенное восстановление погоды. Конечно, стоило признать, и первую встречу с Раз-Два-Сникерс ему удастся позабыть с трудом. Такие вещи не забываются. Как первый сексуальный опыт, первый страх смерти и первый публичный позор. Но Юрий не злился, как говорится, на его век хватит, и он еще отыграется. Эта черноволосая женщина с холодными и пронзительными глазами цвета пасмурного неба все еще манила его, хотя он и боялся ее, как огня. Смесь получалась любопытная, гремучая, но тем интересней ожидаемый впереди реванш, даром что он сын самого могущественного человека на канале. Правда, Юрий не спешил. Пусть все и считают его пустышкой и обалдуем, Юрий не так прост, он дождется своего часа и тогда очень всех удивит. И прежде всего дорогого батюшку, который на единственном родном сыне Юрии давно поставил крест. Нет, его по-своему любят и даже ценят, сынке можно все, пусть развлекается, и должность, когда придет срок, ему какую приличную подберут, но, похоже, что в преемники под носом у купеческой республики дорогой и почитаемый батюшка готовит своего воспитанника Трофима. Он бы его и на профессорской дочке политическим браком поженил, если б Трофим был родным. Юрий не подавал виду, и дело не столько в искусстве притворства, по большому счету его даже больше устраивала беззаботная жизнь, но обиду затаил. И, честно говоря, вряд ли бы он начал действовать, если бы не внезапное бегство Евы. Такого уже спускать было нельзя.

Свидание с Евой здорово его изменило. Ее неожиданная строптивость, боязнь превратиться в посмешище – это само собой, но и стоит признать, чем-то она зацепила его. Чем-то она здорово отличалась от всех этих дмитровских кулем, с которыми Новиков-младший привык проводить время. Раз-Два-Сникерс, конечно, тоже от всех отличалась. Это мягко говоря. Та была охотницей, возможно, убийцей (Юрий слышал, что ее поперли из гидов за жестокость, и теперь она не брезгует разными деликатными поручениями полиции), Ева – профессорской дочкой. Оба мира были от Юрия далеки, как другие планеты. И он даже не знал, какого реванша желал больше. Это возбуждало, наполняло жизнь смыслом. Правда, вроде как выходило, что Раз-Два-Сникерс – женщина Шатуна, если у него вообще могла быть постоянная женщина. Это возбуждало еще больше.

Юрий хотел на обеих отыграться за причиненные унижения. И Юрий желал их обеих, хотел до боли в паху.

Вот как может быть любопытно! Смесь, правда, гремучая. Смертельно опасная. Юрий считал, что его жизнь наконец становится все более интересной и можно с этим поиграть. Здесь он сильно ошибался. Как и по поводу первой встречи с Шатуном. Вторая оказалась куда как любопытней.

* * *

Полгода назад Юрий высадился у верхних ворот шлюза № 2, что у бывшего поселка Темпы, и как только его ноги коснулись берега, он почувствовал, что это нехорошее место. Заброшенное Дмитровское шоссе бежало здесь параллельно каналу через ряд древних болот, о которых порой доходили довольно-таки зловещие слухи. По крайней мере, приближаться к пустынной старой дороге, в обоих концах которой сгущалась неприветливая серая дымка, у Юрия не возникло никакого желания. Отсюда и до третьего шлюза в Яхроме начинался самый длинный бьеф канала протяженностью 47 километров. Его так и называли – Длинный бьеф. Неприветливое начало постепенно сменялось все более обнадеживающей картинкой, а в конце бьефа, собственно, и находился господин великий Дмитров. Уже от северных предместий города и на юг по каналу, практически до бывшей железнодорожной станции Турист напротив шлюза № 4 с его загадочной насосной станцией «Комсомольская», располагались самые обширные земли, не тронутые туманом. Во всяком случае, от Дмитрова до Яхромы в хорошие дни можно было добраться посуху, да и до Туриста тоже, если бы не рухнувший железнодорожный мост через канал. Конечно, по кромке обжитых земель, по речушкам и системе обводных каналов мгла стояла плотной стеной, и вот поговаривали, что кое-где опять пришла в движение. По крайней мере, гиды зачастили в туман, а у дальних границ оборудовались новые заставы – блокпосты, укрепленные, как на темных шлюзах, мешками с песком и пулеметными гнездами. Гиды возвращались хмурыми и потрепанными, но истории их были скудны.

Новиков-старший ненавидел гидов. Кроме полиции это была единственная на канале вооруженная группа мужчин, которой официально разрешалось носить нарезные стволы. И хоть волей-неволей многие операции приходилось проводить совместно, глава полиции подозревал, что это Тихон запрещает своим людям делиться информацией. Клановое чувство передалось по наследству и Юрию, правда у него оно скорее трансформировалось в высокомерную неприязнь. Тем страннее оказалось поручение дорогого батюшки.

– Передашь лично в руки. Шатуну, – сказал Новиков-старший, протягивая ему конверт, запечатанный сургучом. Юрий присмотрелся: герб Дмитрова; Юрий хмыкнул – это был высший уровень секретности. Дорогой батюшка не нашел тут поводов для забавы, хотя Шатун считался одним из лучших гидов.

– Не болтайся там лишнее время на суше. – Отец строго посмотрел на Юрия. Когда речь заходила о работе, взгляд отца всегда делался строгим и серьезным, а сейчас еще и оценивающим. Юрий почти ненавидел этот взгляд. – Там что-то странное, даже по своему берегу туман подполз почти к самой воде. Отдашь конверт и сразу назад.

Юрий сглотнул. Собственно говоря, он и не собирался «болтаться». И если б отец заметил, он довольно часто проходил те места, например, наведываясь в Дубну. Туман стоял там непроглядной стеной по обоим берегам канала. И ощущение холодного сквознячка в груди никогда не покидало. Казалось, что кто-то в тумане наблюдает за вами, внимательно, выжидающе, но все менее терпеливо, особенно на болотах, где канал был поднят и шел по насыпи. А еще Юрий знал, что не так давно дорога на середине Длинного бьефа в глубь суши была открыта на много километров, до самых Вербилок. Поговаривали, что вроде бы туман не тронул деревни, славной керамическим промыслом, обойдя ее стороной. Никто не знал почему. Про туман вообще никто ничего не знал наверняка. Но сейчас большую часть года дорога в Вербилки отрезана. И в ведомстве дорогого батюшки все чаще подумывают об эвакуации и самой деревни, и промысла. Пока не поздно. Так что Юрий был осведомлен и вовсе не собирался там болтаться. Только Новикову-старшему заметить это было непросто, ведь перед его глазами маячил серьезный и послушный Трофим, который все успешнее справлялся с ответственными государственными делами. И все успешнее подогревал батюшкину неприязнь к гидам. Кое-кто уже находил ее смахивающей на паранойю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Стихотворение Евгения Головина (прим. редактора)