Агора. Попаданцы поневоле

– Да у нас не только Патрикеев по строительной части, – уточнил Игнатьев, – в личных делах роты Денисова посмотрел: там два студента с архитектурного факультета, один со второго курса, а другой аж с четвертого, считай, полный архитектор. А как война началась, они добровольцами пошли в военкомат.

– Какого дьявола с четвертого курса и рядовым бойцом, куда военком смотрел, кадрами разбрасываются, – возмутился Кириллов, – потом опомнился и подумал: -Чего это я? Война-то бог знает где, здесь-то ее нет, а то что архитекторы в отряде есть в помощь Патрикееву, так это ещё один подарок судьбы.

Они вышли в коридор, ведущий в атриум, и Кириллов запер дверь «сокровищницы», потом дружески хлопнул лейтенанта по плечу и сказал:

– Хорошо, Андрей, давай иди на завтрак и в путь.

– Есть, на завтрак.

Завтрак состоял из полбы, куска холодной говядины, яиц и овощей. Очень калорийный и по местным меркам вполне приличный.

Насытившись и запив трапезу сильно разбавленным вином, бойцы получили в оружейке личное оружие, которое теперь постоянно числилось за ними, как за сотрудниками особого отдела, после чего, выслушав последние инструкции Кириллова, вышли во двор, где их уже ждали лошади. Там же в тени навеса стоял и запряженный парой мулов возок Панкратия, представлявший из себя небольшой четырехколесный тентованный фургон, обитый по бортам воловьей кожей, на его облучке в ожидании хозяина дремал кучер.

Панкратий не заставил себя долго ждать, облаченный в богато драпированную тогу, причесанный и даже завитый хозяин постоялого двора прошествовал к своему возку. Его появление произвело впечатление на окружающих, казалось даже, что природная хромота была не так заметна в подобном одеянии, и сам он имел многозначительный и немного напыщенный вид.

– Вот так должен выглядеть цивилизованный человек в глазах варваров, – подумал про себя Панкратий, наблюдая реакцию своих гостей. Однако вслух он произнес совсем другое: – Именно так, господа, одеваются уважаемые жители нашей славной столицы. Впрочем, если вы готовы, я буду рад быть сегодня вашим проводником по красотам самого лучшего места в мире.

Пропустив мимо ушей напыщенную речь Панкратия, лейтенант лишь пожал плечами и бросил: – Посмотрим.

Потом он приказал привести пленного разбойника и, связав, посадить на одну из лошадей.

– Быстрее, давайте, тащите этого бандита сюда, только свяжите хорошенько.

Внезапно приготовления к отъезду оборвалось криком одного из местных слуг и суетой охранявшего подвал с пленным разбойником часового. Посланные Игнатьевым бойцы обнаружили пленника, повесившимся на остатках собственной одежды. Видимо, разбойник понял, что его хотят передать властям, и не стал дожидаться мучительного конца, предпочтя сбежать в Гадес самостоятельно.

– Чёрт, ты куда смотрел, – накинулся было лейтенант на часового, – как он смог…

Однако его гневный разнос оборвал Кириллов:

– Успокойся, лейтенант, его уже не вернешь, а с тебя ещё одна обуза свалилась, не надо его тушку в город везти.

– А как же премия, за мертвого её не дадут.

Кириллов посмотрел на часового – молодого неуклюжего парня из взвода строителей Патрикеева. На его стриженой голове, несмотря на утреннюю свежесть, выступили капли пота, кадык бойца от волнения дергался, а костяшки пальцев побелели, обхватив ложе мосинки с примкнутым штыком.

– Бог с ней, с этой премией, ещё неизвестно, когда мы бы ее получили, вон Панкратий говорит, что выплату могли и задержать на полгода, а то и более. Неспешно тут у них всё. Давай езжай и впредь никаких строителей, или хозяйственников в караул к пленным не ставить, для этого у нас специалисты есть.

– Так… – было начал лейтенант.

– Езжай давай, не тяни время, – потом Евгений повернулся к караульному и сказал, – а ты что стоишь, чудо–богатырь, иди, бери пару слуг и вынимайте его из петли.

– А дальше, товарищ командир, что с телом делать?

– А сам не догадываешься, похоронить с воинскими почестями, с салютом, барабанной дробью и оркестром, – с издевкой заметил Евгений, потом прикрикнул. – Рот закрой, на телегу и притопить в ближнем болоте. Действуй!

Обеспокоенный Панкратий сидел на своем возке и с тревогой наблюдал за происходящим: – Что у вас там, архонт?

– Ничего особенного, просто наш разбойный приятель отправился в подземный мир раньше срока…

– Это очень плохое предзнаменование – начинать дело с покойника, может, отложить поездку, – при этих словах хозяин «Золотого быка» затеребил серебряный амулет на шее.

– Вот ещё, он так и так покойник был, жаль только, денег не получим.

– Жаль, – согласился Панкратий, – но, видно, так распорядились боги. Я готов, архонт, можем отправляться.

Игнатьев кивнул и скомандовал: -По коням!

Панкратий взгромоздился на скамью рядом с рабом-возницей, туда же залез и Штокман, скамья была широкой и места хватило всем.

– Поехали, – приказал румелиец, и раб слегка стегнул волов, трогая возок. За ним последовали всадники Игнатьева.

По дороге в город

Миновав ворота постоялого двора, которые тут же закрылись за ними, маленький отряд вскоре оказался на главной дороге, ведущей в столицу. Движение по тракту было довольно оживленным: в ту и другую сторону ехали, шли и буквально тащились, порой с черепашьей скоростью, пешие и конные путники, повозки, запряженные лошадьми, груженые телеги на воловьей тяге. С криком и ором, скандаля и оживленно жестикулируя, ругались между собой два незадачливых возницы, задевших друг друга колесами, в результате чего один воз накренился из-за треснувшей оси, а другой съехал на обочину и застрял там.

– Хм, прямо ДТП, – усмехнулся Жуков, – гибдд на них нет.

Из-за этого происшествия движение несколько застопорилось и начала образовываться пробка.

– Вот ведь засада, – возмущался Панкратий, – из-за двух идиотов полдня потеряем.

Скакавший рядом с возком Игнатьев привстал в стременах и прокомментировал: – Нет, не похоже, одну телегу уже задвинули, и проезд скоро освободится.

– Слава богам, если так, а то солнце взойдет, и будешь париться на солнцепеке.

– Тебе-то чего волноваться, Панкратий, у тебя тент есть.

– Ну, в данном случае я волнуюсь за тебя и твоих людей, архонт.

Игнатьев, используя ситуацию с замедлением движения, решил поближе познакомиться с внутренним устройством возка. Он заглянул внутрь, пользуясь тем, что полог тента был поднят и открывал нехитрый интерьер этого транспортного средства.

– Довольно хорошо продумано, – оценил устройство повозки лейтенант. – Две поперечные широкие скамьи со спинками из резного дерева и кожаные подушки для удобства пассажиров. Однако с комфортом не поездишь – рессор-то нет и в помине, всю задницу отобьешь, – подумал он и продолжил исследование местной инженерной мысли. Он осмотрел боковые продольные скамейки, мысленно одобрил выдвижные ящики под ними и крепкий дощатый пол. В полу было вмонтировано два железных кольца, соединенные между собой цепью, закрытой на массивный замок.

– Интересно, зачем здесь цепь и кольца? – подумал Игнатьев. – Ладно, там ящики под багаж, это я понимаю, скамьи – тоже понятно. Может, цепью груз крепится?

– Панкратий, а зачем в фургоне кольца и цепь с замком?

Панкратий посмотрел на Игнатьева как на умалишенного.

– Как зачем? – удивленно воскликнул он, – Это для перевозки рабов, чтоб по дороге не сбежали, разве у вас в стране такого нет.

Игнатьев смутился, но быстро нашелся, почему-то в памяти возник "Черный воронок" с надписью "Хлеб", на котором лейтенант иногда перемещался по ночному городу, нанося нежданные визиты "врагам народа", шпионам и прочим троцкистам.

– Почему – нет, – ответил он, – только у нас для этой цели особые тюремные фургоны есть, а так, чтобы каждый оборудовать, такого нет.

– Особые и у нас есть, у стражи, у вигилов, как же без них, там и размещёние преступников и беглых другое, более серьезное, а это, – кивнул он на цепь, – для частного пользования. Впрочем, я его не устанавливал, всё оборудование к фургону прилагалось при покупке. Комплектация такая.

– И часто пользуешься этим приспособлением? – спросил Игнатьев.

– Нет, было пару раз, а так оно мне без надобности.

– Рабов перевозил? – спросил сидящий рядом Штокман.

– Если бы рабов, – хмыкнул Панкратий, – а то пьяниц и дебоширов. Было у меня два случая: один подонок напился и стал мебель ломать, и добро бы заплатил, так нет, не захотел по-хорошему. Пришлось его скрутить и на цепи отвезти в участок к городской страже. Ну, а дальше, как водится, суд и компенсация ущерба.

– Понятно, – одобрительно сказал Игнатьев, – а второй случай?

– А, примерно такой же.

Панкратий не успел рассказать о втором происшествии, как сломавшуюся повозку отодвинули на обочину и движение возобновилось. Оставив за собой участников местного дорожно- транспортного происшествия, отряд, влекомый общим потоком, вновь двинулся по направлению к городским воротам. Через некоторое время движение снова замедлилось и местами стало походить на черепаший шаг.

– Стража проверяет грузы и товары, вот так всегда, – прокомментировал Панкратий.

Чем ближе были стены города, тем больше путники проникались его величием. Для неискушенного путешественника это было поистине потрясающее зрелище. Город располагался на трех больших холмах. Центральный и самый большой из них достигал в высоту не менее двухсот метров. Подобно короне холм венчала мощная цитадель, построенная из глыб красного камня похожего на гранит и производившая впечатление неприступной твердыни.

– Это Палатинус – сердце нашей республики, там храмы Юпитера и Арея-Марса, а вон там, – Панкратий ткнул указательным пальцем, – наикрасивейший храм Минервы, греки зовут ее Афиной. Эта богиня дает мудрость нашим государственным мужам в принятии решений и очень почитается. Недаром на Палатинусе расположено здание Сената.

– Палатинус? Что-то знакомое? – спросил Жуков. – Жаль, Артёмку не захватили.

– Да, Палатинус, – подтвердил Панкратий, – так назывался холм в старом городе на нашей старой родине Терре.

– Терре? В каком старом городе? – Жуков догадался, что речь идет о Риме.

– Как, ты не знаешь, что такое Терра? У вашего народа не сохранилось предание, о том, что боги разгневались на людей и перенесли нас в новый мир, лишив прежнего?

– Ну, когда это было, – спохватившись, ответил Жуков, – предания старины глубокой.

– Да, это так, но мы ведем летопись и отсчет времени от этих событий и помним все наши великие деяния, в отличие от других варвар… – тут он немного осекся и менее наставительным тоном продолжил, – от других менее цивилизованных народов.

– Интересно было бы познакомиться с вашими записями.

– Они не каждому могут быть открыты, только избранные могут лицезреть их, ибо знания нельзя давать недостойным.

– Понятно, только для избранных, – прокомментировал Жуков, потрепав по холке свою кобылу, – вот так, Бэха, это тебе не фунт изюма, то есть не килограмм ячменя.

Кобыла, как бы понимающе, закивала и переступила с ноги на ногу.

Вновь воспользовавшись пробкой, Игнатьев, ехавший рядом с возком Панкратия, с интересом начал расспрашивать его о городе и окружающем ландшафте.

Они уже находились менее, чем в пятистах метрах от городской стены, которая тянулась как минимум на пять километра вправо от ворот и не менее полутора влево, опоясывая здешний мегаполис высокой кирпичной стеной с ожерельем квадратных башен. Основание стены по-видимому было облицовано диким камнем черного и бурого цвета. Кроме стены, город окружал ров, но с такого расстояния Игнатьев не мог разглядеть его в деталях.

– Мощная крепость, – с уважением сказал он. – Стены-то небось толстенные.

– Да, стены очень мощные и толстые, по ним может проехать даже квадрига, запряженная четверкой лошадей, при этом ещё останется место для воинов.

– А зачем колесницам, да ещё и квадригам ездить по стенам? – недоуменно спросил Жуков.

– Ну, я к примеру, сказал, чтоб образно до вас дошло, так-то они, конечно, по стенам не ездят.

– Ясно. А вот я смотрю, валов у вас нет?

– Валов нет, зато есть ров, – пояснил Панкратий, – он тянется по всему периметру и соединяется с системой озер и болот вон там, слева, – он показал рукой.

Слева в самом деле виднелись озерные глади, и зеленели заросли тростника. Там же просматривались какие-то строения, больше напоминающие лачуги, чем дома.

– А что там за хижины, – спросил Игнатьев.

– Где? А… это болотный городок, прибежище всякого сброда, которому не нашлось места за городскими стенами. Обитают там различные темные личности: беглые, нищие, уголовники, состарившиеся проститутки, которые не в состоянии прокормить себя своим ремеслом, ну и просто разорившиеся крестьяне, в общем отбросы общества. Мне нет дела до них.

– А скажи, Панкратий, эти озера и болота как-то соединяются с тем водоемом, что расположен за твоим постоялым двором?

– Да, это по сути одно большое озеро, а моя гостиница стоит на берегу одного из его заливов. Только с моей стороны вода чистая, не загрязненная отбросами и не заболоченная, а вон там, где обитают эти…– он с презрением скривил физиономию, – с позволения сказать, люди, гниль и грязь и качество тамошней воды плохо сказывается на здоровье. Миазмы, знаете ли.

– Понятно, – произнес Жуков, – экология.

– Да-да, только у нас говорят – «Ойкос»; ойкослогия – это отрасль медицины, которая очень популярна у нас. Ойкослогия – наука об окружающем человека пространстве, чем здоровее ойкос – тем здоровее человек. Я смотрю, и вы обладаете познаниями в этой области? – с некоторым удивлением спросил Панкратий.

– Обладаем, – ответил Жуков, – что тут мудреного? Не гадь, где живешь – вот основной принцип. Береги природу – мать твою.

На слове «мать» он сделал акцент, что вызвало улыбку у Игнатьева и его спутников.

Ведя эти разговоры, группа Игнатьева и Панкратий медленно, но верно достигли городских ворот. Однако здесь вновь возник затор. Теперь и им стала видна причина задержки движения. Какой-то не в меру буйный северянин, судя по большим возам со шкурами, купец вместе со своей охраной бурно спорил о длине клинков, явно не желая сдавать на хранение страже свое оружие. Командовавший охраной ворот опцион бесстрастно взирал на потуги северного торговца объяснить свой отказ сдавать мечи.

Купец пытался, путая румелийскую речь с своим северным языком, объяснить этому тупому, как ему казалось, офицеру, что свои мечи они не отдадут никогда, что меч – это душа воина и, вообще, позор – отдавать свое оружие. Он, жестикулируя, рыча и брызгая слюной, кричал на солдат, бил себя в грудь и показывал пальцем на небо, но все его действия и жесты натыкались на стену глухого непонимания.

– Что там происходит, – спросил Панкратий, которому с облучка было плохо видно. Игнатьев поднялся в стременах и оглядев складывающуюся обстановку, кратко ответил: – Скандал.

– А в чем причина? – заинтересованно спросил хозяин постоялого двора.

– Сейчас разберемся, – в свою очередь ответил Жуков и направил свою кобылу к воротам, за ним последовал сержант Емельяненко. Им удалось протиснуться между телег и возов и достичь прочного деревянного моста, перекинутого через широкий городской ров.

Пробираясь по мосту к воротам, Жуков весьма впечатлялся грузоподъёмностью этого сооружения. Мост состоял из двух частей: стационарной, представляющей собой деревянный настил из толстенных досок, держащихся на каменных быках и подъемной конструкции, опускающейся на цепях через ров. В случае войны или осады стационарный настил мог быть легко разобран или уничтожен, а цепная конструкция поднималась и, подобно щиту, дополнительно прикрывала створки ворот.

Судя по тому, что на мосту скопилось не менее десятка груженых подвод, запряженных быками, Жуков сделал вывод что танк БТ он выдержит.

– Вопрос: пройдет ли танк через воротную башню? Судя по створкам ворот, окованным железом, и железной решетке, готовой опуститься в любой момент, с этим могут быть проблемы, – размышлял он.

Как бы читая его мысли, к нему с вопросом на эту же тему обратился Емельяненко:

– Не выбить таранным ударом нашей БТшки здешние ворота, створки может и выбьет, а вот решетку – навряд ли, а за ней, глядите, ещё одна и опять ворота, как думаете, товарищ Жуков?

– Думаю, ты прав, Юра, не осилит БТшка эту преграду, если только с пушкой попробовать, но сорокопятка – слабый калибр, попотеть придется.

– Эх, сюда бы КВ, вот тут бы развернулись… – мечтательно произнес Емельяненко, – я его ещё в июне видел, вот это сила…

– Не говори глупостей, сержант, твой КВ не один здешний мост не выдержит, я уж не говорю о том, чем мы этого монстра заправлять стали бы, и вообще хорош трепаться, примечай лучше детали.

Они вплотную подъехали к воротам и стали свидетелями разыгравшегося спора. Стороны конфликта явно не понимали друг друга, прежде всего из-за языковой проблемы. Оказалось, что вполне понятный земным попаданцам язык, на котором пытался объясниться купец шкурами, был совершенно непонятен окружающим. Те жалкие крохи румелийской речи, которыми пользовался северянин, вызывали у стражи ворот лишь раздражение.

– Отдавай оружие или проваливай, – громко в грубой форме кричал на торговца побагровевший от злобы десятник стражи, – ты очередь задерживаешь, проклятый варвар.

Торговец пытался апеллировать к стоявшему рядом опциону, но офицер тоже был непреклонен и в сухой, но очень жесткой форме посоветовал подчиниться приказу.

– Если ты сейчас же не уберешься или не сдашь оружие, мы применим силу, – и опцион показал на меч.

Похоже Жуков и Емельяненко подъехали как раз вовремя: ещё секунда-другая и пролилась бы кровь, за спиной опциона гремя щитами уже строились стражи, готовые прийти на помощь командиру.

– Господа, господа, что тут происходит, – громко по-румелийски закричал Жуков, – погодите, сейчас всё разъясним. С этими же словами он обратился к северянину на его родном языке.

Торговец возликовал:

– Хвала богам, друг, ты говоришь на сканландском наречии, помоги нам. Скажи, что хотят от нас эти проклятые собаки. Мы не отдадим им наше оружие, оно не продается и не дарится, и забрать его они могут только с нашей жизнью.

– Погоди дружище, эти стражи лишь выполняют местный закон, по которому в город нельзя попасть с оружием у пояса, тебе нужно сдать его на время в специальное хранилище и получить в обмен на него бирку с номером, а по отбытию из города, предъявив бирку, забрать оружие обратно.

Все эти тонкости Жуков выяснил ещё вчера в разговоре с Панкратием.

– То есть ты хочешь сказать, что они забирают наши клинки на время, а потом вернут.

– Да, здесь такие законы.

– Но в нашей земле свободный человек везде ходит с оружием, – возразил купец.

– У тебя и твоих людей на поясе есть ножи, – показал рукой Жуков, – их никто не имеет права забирать, речь идет только о мечах. Видишь, и у меня только нож, – и он, распахнув плащ, продемонстрировал штык от винтовки Маузер.

– Ладно, тогда другое дело. А они точно вернут нам мечи, когда пойдем назад?

– Точно, таков здесь закон.

Опцион, молча наблюдавший этот диалог на варварском наречии, спросил:

– Ну что, намерены эти дикари сдавать свое оружие, или мне сбросить их в ров, а товар реквизировать в пользу государства? Они уже четверть часа задерживают очередь, это грубое нарушение порядка.

– Они согласны, офицер, сейчас сдадут.

Конфликт разрешился, очередь вновь тронулась, возы со шкурами северного купца скрылись в проеме ворот и направились на таможню.

Вскоре подошла и очередь Панкратия, его возок никто не проверял, хозяина постоялого двора прекрасно знала вся округа. Панкратий как старого друга тепло поприветствовал опциона:

– Как жизнь, Гонорий, как служба?

– Как видишь, – усмехнулся офицер, – сторожим. Эти парни с тобой? – опцион указал на Жукова и Емельяненко.

– Со мной, они и вот ещё четверо. Это мои постояльцы, торговцы с севера.

– Ясно, то, что они с севера, я уже понял, бойко разговаривали с этим купцом шкурами.

Опцион внимательно осмотрел людей Игнатьева и с завистью произнес:

– Хорошие у вас кони, северяне, и сбруя хороша, и стремена диковинные.

– На лошадей не жалуемся, -ответил Жуков, – и на сбрую тоже.

Гонорий пропустил его слова мимо ушей, а сам подошел к возку Панкратия и уставился на Штокмана.

– А ты откуда? На северянина ты не похож, не ассанид случаем, – обратился опцион к оценщику, – кто ты?

– Иудей, живущий среди северян, я – мастер ювелирного дела, – ответил Соломон Моисеевич.

– Хорошее ремесло, везде прокормит, – одобрительно заметил стоящий рядом десятник стражи.

– Ладно, с вами все ясно, хорош лясы точить, оружие есть? – спросил Гонорий.

– Только ножи, начальник, – ухмыляясь, ответил Жуков, – показать?

– Покажите. Нестор, проверь, – приказал он одному из стражников.

Игнатьев и его бойцы, распахнув плащи, продемонстрировали штык-ножи.

– Странное у вас оружие, – заявил проверяющий, – не установленного образца.

На кобуры с пистолетами страж внимания не обратил.

– Какого ещё образца? – возмутился Игнатьев.

– Неизвестного. Командир, у них странные ножи.

Опцион Гонорий мельком взглянул на штыки, висевшие у пояса бойцов, и только махнул рукой.

– Длина ножей соответствует, а форма нас не интересует, давай пропускай, не задерживай. На таможне оплатите конный сбор: у вас пять лошадей, с каждой одну десятую динария, итого пол динария за всех. Если есть товары на продажу, оплатите отдельно. Контрабанда наказывается тюрьмой и конфискацией.

– Нету у нас с собой товаров, начальник, – всё в той же слегка развязанной манере ответил Жуков.

На помощь ему пришел Панкратий

– Их товары на моем постоялом дворе Гонорий, они пока на разведку едут прицениться, – и, шутя, спросил. – Надеюсь, меня вы платить за повозку не заставите?

– С тебя, приятель, выпивка, ещё за прошлый раз, зажал, небось, – напомнил опцион.

– Нет, Гонорий, проставлюсь в любое время.

– Когда поедешь назад?

– Планирую завтра после полудня, у меня дела в городе, надо проверить, как идет торговля и разобраться с задолжавшими квартирантами.

– Тогда давай сегодня вечером в Золотом руне".

– Договорились, тогда до вечера.

Возница тронул повозку, и она, сопровождаемая всадниками Игнатьева, въехала в темный коридор башенного проезда.

– Сильна фортеция, – по-русски произнес лейтенант, – с наскоку не возьмешь.

Башенный проезд легко мог превратиться для штурмующих в каменный мешок. Даже выбив ворота и сломав первую подъемную решетку, враг ничего бы не добился, его ждал крайне неприятный сюрприз в виде второй решетки и ещё одних ворот. Плюс к этому в потолке башенного проезда находились окна-варницы, через которые непрошеных гостей могли угостить кипятком, кипящей смолой и прочими неприятными и не приемлемыми для здоровья жидкостями. Однако самая главная неожиданность ждала неприятеля совсем не здесь.

Когда группа Игнатьева уже выехала из ворот башни, рассчитывая очутиться в городе, она попала на, так называемый, таможенный двор, представлявший из себя ещё один каменный мешок, с четырех сторон окруженный стенами, по сути это был внутренний форт. Его бойницы и амбразуры, направленные на прибывших, могли контролировать каждый их шаг. Выход в город из этого внутреннего укрепления вел только через одну боковую галерею. Земляне стали невольно озираться по сторонам, в этом месте все чувствовали себя крайне неуютно. Емельяненко, оглядев это фортификационное сооружение, даже присвистнул.

– Ничего себе, грамотно построили, – невольно восхитился Игнатьев, – что, впечатляет, сержант?

– Так точно, впечатляет… – только и смог протянуть Емельяненко.

– Тут не только с наскока, тут и серьезный штурм произвести не выйдет, что думаете, товарищ лейтенант? – спросил боец Тарасов.

– Ну, если с умом, то нет таких крепостей, которых бы не взяли большевики, так сказал товарищ Сталин, понял боец?

– Так точно, понял?

– Ну, если вождь сказал, значит возьмем, особенно если на вооружении большевиков огнестрел и танки, – пошутил Жуков, – кстати, о танках: пройдёт ли через эту галерею техника? – и он кивнул на боковой проход, единственный выход в город из этого каменного мешка.

– Пройдёт, но вот таранного удара не получится, не развернутся и скорость не набрать.

– Да, а если они и здесь ворота перекроют и, не дай бог, забаррикадировать успеют, возиться долго придется, – продолжил его мысль Емельяненко.

Игнатьев кивнул.

– Что и говорить, хорошо построили, на совесть, и инженер у них с умом был, – отметил Жуков.

Панкратий наблюдал за реакцией своих гостей с улыбкой.

– Вот как удивлены северные варвары силой и могуществом нашей столицы, такого они в своей жизни, наверняка, никогда не видели, – думал он, – то ли ещё будет, они пока не видели города.