Сага Севера. Путь Луны. Книга 3

Евгения Преданная

Сага Севера. Путь Луны. Книга 3

Посвящается моему самому верному читателю, который заставляет меня улыбаться и верить, что всё, что происходит, – не просто так.

Моему дорогому мужу.

Баю-баю, спи, дружок,

Повернись на правый бок.

Только ты один не спишь.

Закрывай глаза, малыш.

Лунный лучик – озорник

Сквозь окошечко проник,

Примостился на подушке,

Шепчет песенку на ушко.

Баю-баю, баю-бай,

И у ночи будет край,

А покуда детвора

Спит в кроватках до утра.

Спит корова, спит бычок,

В огороде спит жучок,

И котёнок рядом с кошкой

Спит за печкою в лукошке.

На лужайке спит трава,

На деревьях спит листва,

Спит осока у реки,

Спят сомы и окуньки.

Баю-бай, крадется дрёма,

Он разносит сны по дому

И к тебе пришел, малыш, –

Ты уже так сладко спишь.

Русская колыбельная

Пролог

Сверкающее, до рези в глазах, зимнее солнце затянули тяжёлые, мрачные облака, пришедшие со стороны Северного моря. Одно мгновение – и прозрачно-голубой купол небосвода исчез вместе со светилом, скрываясь в пробирающих до костей снежных объятиях зимы. Мраморный лес стал медленно погружаться в предвечерние сумерки под аккомпанемент просыпающегося леденящего ветра.

Огромный серо-рыжий зверь, беспокойно меряющий поляну широкими шагами, вдруг остановился и повёл носом.

– Смарагд, поднимай свой зад. Видимо, наконец-то, всё…

В нескольких саженях от Лесы лежал, свернувшись в клубок, другой оборотень. Он медленно открыл пронзительно зелёные глаза и обвёл поляну хмурым взглядом. Потом, с трудом, явно превозмогая себя, поднялся на лапы. На примятом снегу остался запёкшийся кроваво-красный росчерк.

– Вон экая прорва оказалась! Только перестала, представляешь. Облизывается. Видимо, нажралась… – сквозь зубы, рыкнула Леса, переминаясь в томительном ожидании с лапы на лапу.

– Возможно, – с трудом произнёс Смарагд. Он перевёл взгляд в сторону, где огромная белая волчица, из которой до сих пор торчали арбалетные болты, как в игольнице булавки, заканчивала свою кровавую трапезу. Она уже обошла тела всех наёмников, жадно раздирая их и выедая то, что ей больше всего нравилось, оставляя остальное на сохранение белому снегу и холоду.

И вот Белая подняла свою окровавленную морду и сыто облизнулась. Голубые глаза закрылись от наслаждения. Голод, так долго мучавший её, наконец-то, был утолён с лихвой.

– Так, на счёт «три» пробуем её окружить? А что дальше-то делать надо? По голове чем-то огреть, как в прошлый раз? – неуверенно прошептала оборотниха.

– Погоди горячку пороть, – отозвался Смарагд, следя за волчицей, которую начинала укутывать, пока ещё слабо, разыгрывающаяся метель.

Белая волчица открыла свои пронзительно голубые глаза и окинула внимательным взором двух побитых оборотней, стоящих в стороне. Недовольно ощерив клыки, волчица медленно пошла к поваленной сосне, но с каждым шагом начиная всё сильнее и сильнее хромать.

– Что за дела? – удивлённо выдохнула Леса, не сводя взгляда со зверя. – Ты это видишь? Устала жрать?

Смарагд молча кивнул, прекрасно понимая, что в этот раз не священное капище влияет на трансформацию Агидель, а нечто более древнее. Теперь уже обретает силу предсказание и древняя магия. Всё-таки они неправильно поняли слова Всезнающего о том, что болезнь может убить. Сначала на кончиках шерсти, а потом всё ярче и ярче по телу Белой начали змеиться голубые жилки, переливаясь искрящимися отблесками.

Доковыляв до края ямы, в которой покоилось тело растерзанного бульзара, волчица вдруг зашаталась. Её лапы подкосились будто подбитые, и она обессиленно рухнула на снег. А в следующий миг яркий всполох света взвился в вышину, заставив Смарагда и Лесу закрыть глаза, и исчез, так же неожиданно, как и появился, разлив по округе тягучий запах летней грозы.

Оборотни молча переглянулись и подбежали к яме. Внизу лежало хрупкое человеческое тело светловолосой девушки.

– Вот значит, как перекидываются те, особенные, – с уважением протянула Леса, видя подобное впервые.

– Спущусь заберу её, – коротко заявил Смарагд. – А ты бери этих остроухих и уходим к Айне, пока новые гости не пожаловали. И так долго тут сидели.

– Что всех обиженных и обездоленных теперь по лесу подбирать будем? – недовольно наморщилась Леса.

– Всех или не всех, но этих бери, – огрызнулся Смарагд.

– Позорище какое-то, а не Серые, – процедила она себе под нос, когда удалилась на приличное расстояние от брата.

Оборотень спустился к лежащей без сознания девушке и стал топтаться рядом, обойдя её сначала, с одной стороны, потом с другой, но всё оказалось безрезультатно.

Оборотниха обернулась и мерзко захихикала, прекрасно понимая, что будет дальше.

– Леса, помоги мне. Перекинься в человека и положи Агидель на меня, – сдавшись, окликнул Смарагд, частично вынырнув из ямы.

– Волшебное слово знаешь?

– Быстро иди сюда! – голос Смарагда просто звенел от ярости.

Она набрала полную грудь ледяного воздуха и закрыла глаза, готовясь к боли, которая уже давно её не страшила, и даже наоборот – где–то была приятна и желанна. Эта боль означала переход от одного прекрасного к другому ещё более совершенному, идеальный альянс и высшее слияние зверя и человека. Мышцы быстро стали рваться и вновь срастаться на уже новый костяной хребет, обтянутый мягкой бархатистой кожей.

И вот, откинув назад длинные золотисто–коричневые волосы, Леса ощутила обжигающий пятки холод, но он только раззадорил её существо, заставив пронестись по телу приятную дрожь. Всего несколько длинных прыжков, и вот она достигла места, где её ждал брат, ловко соскользнула вниз.

– Ну и? – недовольно окликнула она его, выпятив нижнюю губу.

– Возьми у этих, – оборотень кивнул мохнатой головой в сторону, где лежали тела наёмников, – два плаща. Укутай Агидель и на меня положи.

– Боишься, что нашего вожака продует ветерок?

– Леса! Пожалуйста!

– Надо же, «пожалуйста» сказал, – пробубнила Леса, но поручение пошла выполнять. Быстро отстегнув пару добротных шерстяных плащей, лишь немного запачканных кровью, она принесла их и ловко закутала Княжну. Потом, будто девушка почти ничего не весила, она подняла её на руки и аккуратно перекинула, словно куклу, через спину оборотня.

– Спасибо, – произнёс, вылезая и не оборачиваясь, Смарагад и медленно зашагал в сторону той тропы, по которой они с Агидель раннее пронеслись сломя голову на помощь эльфам. Теперь, как ему казалось, это будто было целую жизнь назад, а на самом деле – прошла только половина короткого зимнего дня.

Леса проследила за удаляющимся зверем и снова набрала полную грудь воздуха и начала всё заново, с удивлением замечая в глубине себя, что чувствует приятное воодушевление и после охотничий трепет от всего того, что произошло сегодня. И открыв уже звериные глаза, она поковыляла к двум притулившимся в стороне от поляны, нахохлившимся как воробьи на ветке, дремавшим эльфам.

Невезучие путешественники сидели плотно прижавшись друг к другу на вещевом мешке, некогда принадлежавшем Агидель, и укутанные тем, что когда–то было её меховым плащом. который сейчас представлял из себя весьма плачевную картину – изодранное в клочья тряпьё.

Когда оборотниха почти нависла над ними и даже окликнула, они не сразу открыли глаза: так была велика усталость и нервное потрясение, которое им довелось испытать за последние несколько дней.

Эльф с трудом открыл слипшиеся ещё и от мороза и снега ресницы и непонимающе уставился на морду рыже–серого оборотня:

– Значит, это всё–таки не жуткий сон… И это всё взаправду было, – язык его с трудом ворочался во рту.

Леса оскалилась и жарко дыхнула на эльфов:

– Доброе утречко. А точнее вечерок. Живо встали и собрали все нужные пожитки. Ать–два! Или хотите тут до ночи куковать, пока ещё кто из леса не выйдет вами полакомиться?

Эльф грозно засопел, но отвечать ничего не стал. Лишь аккуратно встал, будто бы боясь, что ноги его подведут и он рухнет под лапы огромной зверюге.

– Вот и славно. Если надо что, можете обойти и этих обыскать, – небрежно брякнула Леса, указывая взглядом на тела наёмников. Точнее на то, что от них осталось. – Но только быстро. Мне будто что ли делать больше нечего, как с вами тут зад морозить.

Эльфийка, как муха после зимы, тягостно медленно стала собирать вещи вокруг себя, заталкивая озябшими пальцами всё, что ей попадалось под руку в два вещевых мешка. Эльф же, подняв и вставив меч в ножны, прихватил два валявшихся недалеко арбалета и, обыскав одного из погибших, что–то выудил из его карманов, отстегнул плащ и забрал ещё один мешок.

Леса вопросительно вскинула бровь, окинув всё богатство, которое подтащили к ней эльфы:

– И как вы это всё собираетесь нести? Волочь за собой на волокушах эти четыре мешка? Тогда что-то я не вижу, что вы их соорудили. Или на себе? Да вы еле на ногах стоите сами, а ещё это всё натащили!

– Нести на себе не хотели. Ехать думали, – не колеблясь, заявил остроухий.

– Ехать? На мне?

– Да, – горе-путешественник качнул растрёпанной длинноволосой головой.

Оборотниха грозно рыкнула почти в самое лицо обнаглевшего эльфа, который проявил удивительое спокойствие:

– Смотрю, кто-то выспался, коли смелый такой стал…

– Я и был смелый, – гордо вскинув подбородок и выдержав звериный взгляд в упор, ответил эльф. – Как я и предлагал раньше, я вам ещё сверху заплачу за поклажу.

Леса прищурилась, но потом расслабившись, растянула звериные губы в улыбке, и легла на живот:

– Люблю наглых и смелых. Сама такая. Залезайте, но чур не спать на ходу. За свалившимися в сугроб – возвращаться и откапывать не буду.

Эльфам повторять дважды не было необходимости. Сначала мужчина помог своей попутчице взобраться на спину серо–рыжего оборотня и передал ей арбалеты, потом перекинул мешки, два из которых были связаны подобно торбам. И взгромоздив третий и четвёртый на себя, он, наконец–то, залез и, закряхтев от боли в боку, в руке и в груди, тяжело дыша, вдруг спросил:

– А куда мы поедем?

Оборотниха встала и медленно потрусила прочь с поляны по следам, оставленным её братом:

– Поздновато спрашивать решил, тебе не кажется?

– Нет. Так куда?

«Упёртый», – с улыбкой отметила про себя Леса, но вслух добавила: – К одной очень нудной старухе, которая решит, что с вами делать. Вы слишком много видели.

Леса вдруг почувствовала, как сжались пальцы седоков на её шерсти и напряглись на спине два лёгких тела, которые она везла. В глубине своего существа она уже приготовилась к глупостям, которые могут отмочить два остроухих иноземца.

– Что же, пусть так, – неожиданно спокойно ответил эльф. – Не думаю, что будет хуже.

– Уверен? – иронично спросила Леса, шагая след в след по тропе, которую проторил Смарагд.

– Да. Кому не нужны лишние глаза – тот убивает сразу.

Эльфийка обернулась к своему попутчику. В глазах плескался вновь проснувшийся страх. Она хотела было что–то сказать, но эльф лишь покачал головой, призывая её сохранять силы и раньше срока не паниковать. Девушка кивнула и уже было хотела отвернуться, как вдруг её взгляд привлекли две странные, будто изломанные, крылатые тени, которые словно отделились от исполинских верхушек деревьев и спикировали вниз на ту злосчастную поляну, чуть не ставшую для них могилой дважды.

Горбатые, непропорциональные и из-за начавшегося снега и быстро опускающейся темноты в лесу плохо различимые, они стали медленно переходить от одного тела к другому, будто проверяя, что ещё осталось. Их движения, странно корявые и грубые, выдавали в них кровожадную хищную сущность, которая нашла для себя лёгкую, пусть слегка и покромсанную добычу. Эльфийка крепко зажмурилась, надеясь, что это всё игра её сознания, пустые мороки и бестелесные образы, которые исчезнут, стоит ей сейчас вновь открыть глаза.

– Элая, что случилось? – шёпотом спросил эльф и тоже обернулся.

Но позади них не было ничего, только разрастающаяся темнота леса и мёртвая тишина, которую нарушал только скрип снега под лапами оборотнихи и пока ещё лёгкое завывание ветра, скользящего меж деревьев.

– Нет, ничего, показалось, – прошептала девушка и измученно улыбнулась, в глубине души надеясь, что более они не встретят никого и ничего на тропе в этом мрачном беспощадном лесу.

Глава 1

Князь Авир Воибор открыл покрасневшие от изнуряющей дороги и усталости глаза. Перед ним, будто бы разрывая многовековые граниты, медленно вырастала, огромная, скалящаяся острыми шпилями многочисленных башен столица объединённых княжеств Севера – великий город Урбис. Он расположился на трёх высоких холмах, которые обвивала река Горная, бравшая своё начало в Искристых горах. Река быстрая, мощная, порожистая, но всё же покорившаяся людям и пойманная в ловушку из камня и дерева на подступах к городу.

Тяжёлые серые облака будто бы специально тянулись со всего небосвода и сгущались над каменным гнездом, свитым руками многих поколений человеческих жизней, готовые вновь начать танец ненастья. Периодически разверзалось небесное брюхо, выдавая на холодную землю промозглую смесь из мокрого снега и дождя. Отголоски непогоды беспощадно долетали до лиц странников, заставляя их морщиться и периодически смахивать мокрую снежную кашу с обветренных лиц.

– Сейчас самое пренеприятное время года. Конец зимы наступает, но до весны ещё не близко, – будто прочитав мысли Князя, вдруг произнёс Лишель Косак, ехавший рядом. – То ничего: лёгкий мороз и солнце, а то как зарядит дождина, да такой, что Нижний Город только и успевают откачивать от грязевых потоков Горной, что рвутся из подземных туннелей. Её аж всю раздувает, бедную! Того и гляди рванёт, как гнойный чирь, внутри города. Вот тогда даст всем жару…

Авир перевёл тяжёлый, как облака над столицей, взгляд на казначея Вулгера. Мужчина за время их путешествия ещё больше осунулся и посерел, будто выцвел на холодном ветру. Бросавшиеся раньше, при первых встречах, в глаза сытая дородность и какая–то детская здоровая пухлость сошли с лица этого человека, оставив после себя тёмные круги забот и невесёлых дум под его большими телячьими глазами.

Князь за время вынужденного путешествия понял, что этот человек абсолютно случайное, и по всей видимости, навязанное свыше, звено в свите Вулгера. И это звено стало в тягость и старому, и новому хозяину. Понимал это и сам Косак, чувствуя даже не то что холодное, а ледяное, пробивающее до костей, отношение к себе со стороны Вулгера Корта. И поэтому, чтобы хоть как–то отвлечься от того, что бродило и кипело у него в трусливой душе, он то и дело приставал с пустыми разговорами к Князю Авиру в течение всей дальней дороги.

Однако, слов среди тех, кто покинул свой дом в Благом, за всё время было сказано до странного мало. Беззвучные взгляды воинов Авира, бросаемые друг другу, когда они сидели у костра и без аппетита поглощали скромную пищу, были красноречивее всего того, что можно было позволить сказать: чем ближе они подходили к великой столице Княжеств, тем сильнее они ощущали едкий запах нарастающей опасности.

Авир неопределённо хмыкнул в ответ на монолог казначея, даже не берясь представить, как выглядит он сам сейчас со стороны. Хоть их путешествие и прошло без сучка и без задоринки, но почти все ночи, которые они встретили в дороге, он проводил в угрюмом бодрствовании в окружении своих верных людей, нёсших по очереди караул. И лишь в пути, когда он оказывался в седле на послушно рысящим Буране, Князь забывался коротким глубоким сном, позволяя себе беспечно вызывать в памяти ту жизнь, которая бесследно исчезла вместе с его дочерью в первый день этой проклятой зимы.

– Но, на мой взгляд, всё лучше, чем в вашем краю, – продолжил казначей, не получив вразумительного ответа на очередную попытку завязать диалог. – У вас долгие зимы. А ещё я с величайшим трудом переношу холод, знаете ли. У меня на руках, на лице такая мелкая мерзкая сыпь появляется и щиплет пренеприятно. У нас-то тут теплее. Наверняка сами это чувствуете, да?

Авир кивнул и отвёл взгляд в сторону дороги, лицезрение которой казалось ему во множество раз приятнее, чем общение с этим навязчивым малодушным человеком. Голые деревья вперемешку с елями по бокам тракта начинали заметно редеть, и совсем скоро исчезли вовсе, уступив своё место многочисленным полям, укутанным рыхлым, с грязными проплешинами снегом. Вскоре появилась и многолюдная деревня Горки, грозившая скоро перерасти в городок.

Князь Авир с последнего своего путешествия запомнил её живой, подвижной, суетливой, прямо как дикий пчелиный улей. Большинство жителей неустанно работали в поле, и лишь несколько семей занималась разведением рогатого скота. Была особенно известна и любима порода местных молочных коров – выгорецкие, стоившие чуть ли не в два раза дороже обычных, северных бурёнок. Авир даже помнил, как ездил выторговывать десяток коров к своему поголовью. А сейчас, когда они, в опускающихся сумерках, проезжали мимо хмурых домов, стоявших в небольшом отдалении от тракта, деревня вообще показалась ему вымершей. Только где-то в глубине глухо перелаивались несколько дворовых собак, учуявших странников.

– Да, – снова начал немного спустя Лишель, почесав изрядно отросшую щетину, когда деревня осталась прилично позади. – В такую погоду даже пёс носу не покажет на улицу. Все прячутся. Все по конурам сидят, что звери, что люди. А мы к ночи должны уже будем въехать в столицу. Там лучше будет: высокие стены одинаково хорошо защищают, что от ветра, что от врага. А знаете?..

– Лишель! – вдруг раздался за их спинами строгий оклик.

Казначей резко обернулся и встретился со стальным прищуром нагоняющего их Князя Вулгера.

– Прояви милосердие, дорогой мой Лишель и избавь Князя Авира от пустых бесед и бесполезного словоблудия, которые льются из тебя, как из рога изобилия.

Молодой мужчина, больше себе под нос, чем для Князя Авира, коротко пробубнил извинения, и в очередной раз, глотая желчную досаду, натянул поводья, осаживая лошадь, и приотстал от советника и Воибора.

– Как вы, Князь? – поинтересовался немного спустя Вулгер, поправляя растрепавшиеся волосы. Он легко и уверенно держался в седле и выглядел на удивление свежо, будто не было за его спиной всех тех вёрст туда и обратно по зимней дороге в седле.

Авир ничего не ответил, продолжая смотреть на грозный монолит впереди себя.

– Неужели вас так утомил мой казначей, что вы отныне не желаете ни с кем вести беседу? – с лёгкой иронией спросил Вулгер и участливо наклонился, желая заглянуть в глаза ехавшему рядом мужчине.

– А что я могу ответить вам? – ответил вопросом на вопрос Авир. – Я чувствуя себя ровно так, как бы чувствовал себя любой другой человек, которого забрали из его дома и везут на допрос.

– Ну зачем же так грубо? – отмахнулся первый советник. – Не допрос, а разъяснение и обсуждение сложившейся ситуации между вами и покойным Князем Истром Мрачным. Так правильнее.

– Как бы мягко вы не стелили, все мы знаем, что это будет. Допрос, – с нажимом повторил Князь и повернул голову к собеседнику.

Хоть на лице Вулгера и царила снисходительная улыбка, в чёрных глазах Князь Авир успел заметить странный недобрый отблеск.

– Пусть так, как вам удобно, – советник примирительно поднял ладонь. – Настаивать не буду. Но хочу заметить, что от вашего настроя зависит очень многое. И я бы вам, как советник, посоветовал, уж прости за тавтологию, спокойнее относиться к вашему нынешнему положению, которое может измениться в лучшую сторону.

Авир ухмыльнулся и покачал головой:

– Равно как и в худшую.

– Увы, не провидец, – Вулгер сдержано приложил свободную руку к груди и сделал лёгкий поклон. – Только советник.

– Жаль.

– А мне то как!

Князь Воибор хотел было вывернуть что–то колкое, но его мысли сбились от протяжного звучного гула горнов, которые вырвались с дозорных, пугающих своей высотой, стен.

Воины Вулгера достали свои горны и ответили в тон, разливая по округе приветственный сигнал. Небольшой конный отряд приближался к медленно опускавшемуся мосту через ров, в котором была зажата река Горная, в этом месте чёрная и глубокая. Дворцовые врата, приведённые в действие сильными привычными руками стражей, стали открываться, позволяя путникам, без досмотра на посту охраны, попасть в Нижний город.

Как и предполагал Лишель, с наступлением ночи они уже ступили внутрь великого города Севера. Везде горели факелы и жаровницы, освещая основную дорогу, которая извиваясь, петляла по нижним улицам, а потом ловко взбиралась уже в Средний город и, погуляв между площадей, врывалась в Верхний город, венцом которого был замок Верховного Князя.

– Надеюсь, что вы не возражаете последовать за мной, – сдержанно произнёс Вулгер и слегка пришпорив коня, направил того по вымощенной булыжником дороге вверх.

Стражи почтительно поклонились советнику и расступились по краям дороги, пропуская всадников. Авир придержал недовольно фыркающего Бурана, который был явно против, чтобы кто–то ещё из копытных шёл впереди него.

– Тише, тише, – наклоняясь вперёд, шёпотом успокоил животное Авир, поглаживая коня по мощной шее. – Успеем ещё в змеиное гнездо залезть, не торопись, – и, пропустив хмурого Лишеля вперёд, Авир встроился в цепочку, предпочитая, чтобы за его спиной всё же были его люди.

И вот всадники неспешно влились в человеческий поток, который не собирался утихать с наступлением ночи и бурлил в Нижнем городе. Публика нехотя расступалась, показывая всем своим видом, какое они делают одолжение всадникам. Вулгеру даже приходилось иногда окрикивать кого–то из ленивых зевак или не успевших что-то оттащить торговцев, чтобы они убрались с дороги, пока живы. Разномастная толпа без устали сновала из лавок в таверны, вываливалась из питейных и на нетвёрдых ногах волочилась на постоялые дворы. Везде стояли гул и какофония звуков, сбивавших с толку гостей столицы. Но чем дальше продвигался отряд, тем меньше становилось горожан.

Врата Среднего города были открыты. Недалеко от них сидели стражи и неспешно ели похлёбку, от которой змеился пар. Рядом расположился здоровый чёрный беспородный пёс и сверлил людей просящим угощение взглядом. Завидев советника, мужчины спешно отставили свой ужин, чуть не опрокинув его на себя, и, схватив копья, поклонились проезжавшему советнику и его свите. Пёс же, не проявляя никакого уважения к всадникам, незамедлительно нырнул в отставленную тарелку, опустошая её с удивительной быстротой. Авир заметил, как погрустнело лицо молодого стража, чья тарелка подверглась нападению: тот не смел шелохнуться, пока не проедет весь отряд и лишь провожал взглядом исчезающую похлёбку.

В мыслях у Авира возник его пёс Премил, которого пришлось запереть в загоне на конюшне, когда они выдвигались из замка. И раздирающий сердце вой, которым разразился волкодав, покидаемый своим хозяином.

Отряд несколько прибавил ходу. В Среднем городе было вдвое меньше народу, и, что интересно, света тоже. Сновали только туда-сюда в основном студенты Урбиской школы магов, для которых с наступлением темноты жизнь, свободная от занятий и бесконечной зубрёжки заклинаний, только начиналась. Авир поёжился от неприятного ощущения количества колдунов на квадратную сажень в этом месте, но вида не подал. Остальные жители города скрылись в своих добротных и солидных домах, уже более свободно стоявших друг от друга, не то что в Нижнем городе, где все строения будто старались наползти на соседа, нагло взгромоздясь тому на голову. Почти все дома в Среднем городе были ограждены кованными решётками и каменными заборами. Строения даже имели свободную территорию с деревьями и высокими кустарниками. Но местная зима сводила весь внешний вид этих богатых домов на нет, замыливая всё серостью и грязной слякотью.

«Не то, что у нас! Снег такой белый, что глаза на солнце режет и пахнет чистотой, не то, что здесь: сырым подземельем и нечистотами,» – с тоской подумал Авир, скользя взглядом по сторонам, и снова провёл рукой по шее явно нервничающего Бурана.

По мере продвижения всадников богатые дома стали редеть и расступаться, пока и вовсе не пропали из виду. Отряд достиг высокой замковой стены, охраняющей Небесный город и его малодосягаемых жителей. Авир поднял голову и увидел отблески факелов, и только тени дозорных, будто те были призраками, абсолютно беззвучно скользящих по верху. Вулгер Корт остановился и, не поворачиваясь, поднял руку. Через несколько мгновений с ним уже поравнялся Рарог Хорс и принял поводья своего господина. Советник спешился, и размашистым шагом подошёл к закрытым вратам, и, как следует, с кулака, постучал в них. Ждать не пришлось – смотровое окошко открылось почти сразу, и в нём возникло лицо немолодого стража. Быстро оглядев всех присутствующих пристальным взором, он вопросительно посмотрел на стоящего перед ним.