Прекрасные маленькие глупышки

Несколько часов спустя мы сидели на пляже с альбомами на коленях, греясь в лучах послеполуденного солнца.

– Почему? – раздраженно осведомился Эдди.

– Потому что эта глупая девчонка загубила мою картину! – яростно воскликнула Нина. – Меня им так легко не купить.

– Это вышло нечаянно, Нина… – напомнила я, но выражение ее лица не изменилось.

– О, да ладно, там может быть весело! – вступила с уговорами Бэбс. – Когда еще нам представится такая возможность?

– Даже если возможность представилась, это не означает, что за нее необходимо хвататься, – отрезала Нина.

– Ну, тебе легко говорить, – огрызнулась Бэбс. – Ты, вероятно, побывала в половине аристократических домов Англии. А для таких, как я, подобный шанс выпадает раз в жизни!

– Я же не мешаю тебе идти, – надменно произнесла Нина. – Просто не пойду с тобой. Ведь это не твою, а мою картину испортила та глупая девчонка.

– А ты что думаешь, Берди? – Бэбс повернулась ко мне в надежде, что я помогу переубедить Нину.

На самом деле я думала о том, что увижу Александра в его фамильном поместье – там, где мы впервые встретились. Эта мысль наполняла меня какой-то нервной энергией. Я все еще чувствовала себя слегка уязвленной его невниманием ко мне в студии и не была уверена, что желаю его видеть. Но в то же время я хотела продемонстрировать, как мало меня волновало мнение обо мне Александра и его семьи. И ответила Бэбс максимально небрежным тоном:

– Всем нам придется вспомнить о хороших манерах, если мы отправимся в Эбботсвуд-холл… К тому же там будет мистер Блай, а это обстоятельство исключает возможность хорошо провести время. – Бэбс глядела на меня с мольбой в карих глазах, и я сдалась. – Но вдруг нам действительно удастся повеселиться, тем более что на приеме наверняка окажется полно бесплатной выпивки, – поспешно добавила я, избегая сердитого взгляда Нины.

– А я иду! – объявил Эдди. – Не следует смотреть в зубы влиятельному дареному коню. Такие люди способны помочь художнику сделать карьеру или уничтожить ее. Один заказ от них – и ты устроен на всю жизнь. К тому же вы видели, как их сын Генри направился сразу ко мне? Ты не единственная, кто может обворожить лорда, Берди.

Я возвела глаза к небесам.

– Да он просто заинтересовался твоим творчеством, – поддразнила Бэбс.

– Уж поверьте, я никогда не ошибаюсь насчет подобных вещей, – настаивал Эдди.

Мы с Бэбс переглянулись. Нина все еще дулась.

– Ну, пожалуйста, Нина, давай пойдем! – взмолилась Бэбс, и Нина вздохнула.

– Конечно, надо пойти, – поддакнул Эдди. – Только подумай, как жестоко ты могла бы поиздеваться над Тремейнами! А они бы ничего и не поняли. Вышла бы забавная игра.

Нина с минуту поразмышляла, уставившись в пространство темными глазами.

– Ладно, – наконец согласилась она. И, отбросив в сторону альбомы, мы с радостными воплями заключили ее в объятия.

Глава 7

По мере того как приближался ужин в Эбботсвуд-холле, напряжение в студии нарастало. Каждый раз, как кто-нибудь вызывал раздражение у мистера Блая (что случалось частенько), он грозился не взять провинившегося на ужин. Таким образом он успел довести до истерики многих моих соучеников. Похоже, все они были убеждены, что в результате этого визита получат либо хороший заказ, либо богатого мужа: на ужине будут присутствовать сразу два завидных холостяка, братья Тремейн. Разглагольствования же некоторых мужчин в классе о леди Роуз вызывали у меня приступы тошноты. Я старалась держаться от всего этого подальше. Наверное, они сошли с ума, если думали, что Тремейны захотят обручить своих детей с кем-то из богемной шушеры.

Я все еще не знала, что надену, и уже вечером накануне приема в Эбботсвуд-холле Сал наконец-то удалось перехватить меня на лестнице.

– Ты же не можешь пойти в рабочем халате, заляпанном краской! – заявила она, следуя за мной в мою спальню.

– А почему бы и нет?

Я совершенно не была настроена на эту вечеринку. Но Сал так грозно зыркнула на меня, что я сразу умолкла.

– Потому что, пока ты живешь под моей крышей, ты будешь делать, как я скажу, – сердито объявила она, подбоченившись. Мы некоторое время посверлили друг друга взглядами, затем я издала смешок, и она закатила глаза, стараясь не улыбнуться. – У тебя есть что-нибудь подходящее? – спросила она со вздохом.

Я разделась до комбинации и достала из шкафа темно-синее платье с пуговицами до самого низа. Однако когда я приложила его к себе, Сал явно не впечатлилась.

– Это лучшее, что у меня есть! – воскликнула я в смятении. – Я не привезла сюда вечерних нарядов. Как ни странно, мне и в голову не приходило, что они могут понадобиться.

– Но в этом нельзя идти! – рассмеялась она. – Тем более что оно, похоже, дырявое.

Я снова осмотрела платье и поняла, что она права. Меня охватила паника.

– Что же мне делать? – простонала я. – Я просто не пойду.

– Перестань причитать и жди здесь, – приказала Сал и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась с чехлом для одежды, перекинутым через руку. – Оно немного старомодное, но должно тебе подойти.

Сал расстегнула молнию и вытащила из чехла нечто шелковое, аквамаринового цвета, похожее на древнегреческое одеяние. Я дотронулась до ткани, и она заструилась между пальцами.

– Я не могу допустить, чтобы ты пошла в Эбботсвуд-холл в каком-то старом платье, – пояснила Сал. – Это подмочит мою репутацию. Все решат, что я содержу приют для нищих и убогих.

Она надела на меня платье, и ткань водопадом упала к моим ногам. Затем Сал повязала вокруг моих бедер пояс из темно-бирюзового шифона, и образ стал завершенным.

– Так-то лучше, – объявила она с торжествующим видом. – Как ты думаешь?

Пояс присобрал шелк на спине, образовав каскады складок. Я повернулась одним боком к зеркалу, потом другим и поняла, что прежняя невзрачная Элизабет исчезла. Как и богемная художница Берди. Я – богиня Персефона[6].

– Откуда оно у вас? – пробормотала я, вертясь перед зеркалом, очарованная своим отражением.

– Мой покойный муж купил мне его много лет назад. Бог его знает, о чем он только думал, – с нежностью произнесла Сал. – Однажды он побывал в Лондоне и вернулся оттуда с этим платьем. Клялся, что это самый писк моды и все горожанки носят такое. Тогда оно плоховато сидело на мне, а теперь уж и подавно не подойдет. Да и носить мне его было некуда, вот оно и пролежало все эти годы в шкафу.

Мне стало грустно.

– Я не могу его надеть, Сал. Оно особенное. Это неправильно, ведь вы никогда его не носили.

– Вздор, – отрезала она. – Такое платье заслуживает, чтобы его выводили в свет. Оно мечтает ходить на самые гламурные вечеринки и тереться среди аристократов. К тому же я не хочу, чтобы ты меня опозорила. Ты должна его надеть, и отказа я не приму!

Я крепко обняла Сал, снова и снова благодаря ее, пока она не вырвалась из моих объятий.

– Ну давай, прихорашивайся! Тебе нужно подготовиться к вечеринке! – рассмеялась она. – Ты сразишь всех наповал.

Эдди одолжил у друга машину на вечер и дважды погудел, сообщая о своем прибытии. Я воткнула последние шпильки в волосы, пытаясь их укротить. Морской воздух явно пошел им на пользу: они стали послушнее, прежние кудряшки теперь лежали волнами, хотя справляться с ними все еще было трудно.

У Нины царила тишина. Я надеялась, что она заканчивала собираться, а не устроилась подремать, по своему обыкновению. Я постучала в ее дверь, та распахнулась, и Нина предстала передо мной во всем великолепии: в черном платье с воротником-стойкой, туго перехваченном в талии и ниспадающем до самого пола. Глубокое декольте на спине обрамляли красные, синие и желтые пионы, вышитые вручную. Она окинула меня быстрым и внимательным взглядом и удивилась: очевидно, мое платье произвело на нее впечатление.

– Господи, откуда у тебя это? – воскликнули мы хором и расхохотались.

– Пойдем. – Нина взяла меня под руку. – Поскорее бы пережить этот кошмар.

Мы осторожно ступили на садовую дорожку, и Эдди, сидевший на водительском месте, высунул голову в окошко, открыв рот и округлив глаза.

– Извините, я не знал, что сегодня вечером повезу членов королевской семьи! – воскликнул он и восхищенно присвистнул, когда мы подошли к автомобилю.

Я уселась сзади рядом с Бэбс, Нина заняла место возле Эдди, и машина тронулась. Вчетвером нам было тесновато, окна запотевали от нашего дыхания. Эта старая развалюха с трудом выдерживала четверых взрослых людей. Когда мы приблизились к особенно крутому холму, Эдди попросил нас выйти и еле-еле заставил автомобиль взобраться на вершину. Я не могла удержаться от смеха, воображая, как забавно мы будем выглядеть, вылезая из этой колымаги в Эбботсвуде. Что подумают Тремейны?

– Считайте, что это карета из тыквы, – сказал Эдди, нежно погладив приборную доску, когда мы снова залезли в машину.

– То есть она сломается, если мы не уедем до полуночи? – осторожно уточнила Бэбс.

Наконец мы добрались до указателя с надписью «Эбботсвуд-холл» и свернули на подъездную аллею. Обрамленная по обе стороны рядами древних тисовых деревьев, за которыми просматривались большие лужайки, она, казалось, протянулась по крайней мере на милю. В самом ее конце виднелся дом. Он напоминал замок с устремленными в ночное небо башенками. В животе у меня снова затрепетали нервные бабочки. В сотнях окон горел свет, и дом выглядел теплым и манящим, словно маяк, приглашающий нас подойти ближе.

Эдди лихо затормозил – слишком близко от великолепного резного фонтана, украшенного высеченными из камня нимфами и дельфинами, который занимал почетное место в центре двора. Столь неудачная парковка вызвала неодобрительный взгляд проходившего мимо лакея. Однако Эдди, будто не заметив этого, заглушил мотор и вылез из машины. Мы замерли перед домом, рассматривая его и стараясь все увидеть. Почти весь фасад – вплоть до крепостного вала – был увит плющом, меж зелеными усиками которого проглядывали маленькие каменные львиные головы.

– Помни, Берди: они такие же люди, как ты и я, – прошептал мне Эдди и ободряюще подмигнул.

– О, Эдди, ты-то легко со всеми ладишь, – заметила я с кривой улыбкой. – Как тебе это удается?

– Так было не всегда. – Он пожал плечами. – Знаешь, в школе я был ужасно непопулярен.

Я удивленно уставилась на него, а он молча взял меня под руку и повел к большой деревянной парадной двери. Не успели мы позвонить в звонок, как дверь плавно открылась, и на пороге возник дворецкий в ливрее.

– Добро пожаловать в Эбботсвуд-холл, – произнес он, растягивая слова. – Вы из Художественной школы Святой Агнессы? – Мы кивнули, и он осмотрел нас с таким видом, будто ничего другого и не ждал. Вероятно, он привык иметь дело с более высокопоставленными визитерами. – Вы прибыли первыми. Пожалуйста, следуйте за мной в гостиную.

Чтобы успокоиться, я принялась считать развешанные по стенам картины, мимо которых мы проходили. В глазах предков Тремейнов как будто читался скепсис – словно им, давно обосновавшимся в золотых рамах, я казалась недостойной этого дома. Я даже улавливала их перешептывания, которые сливались со звуками музыки, доносившимися издалека. Дворецкий распахнул перед нами высокую дверь из орехового дерева.

– Мистер Эдвард Кросби, мисс Нина Госфорд, мисс Барбара Пенджелли и мисс Элизабет Грэхем, – громко объявил он, и в комнате воцарилась тишина.

Гостиная не уступала в роскоши остальным интерьерам, которые мы успели увидеть. Стены были обшиты дубовыми панелями с затейливой резьбой, большой персидский ковер устилал почти весь пол. Графиня Тревеллас стояла возле рояля, положив руку на плечо мужчины, который сидел в инвалидном кресле. Я вспомнила слова Бэбс о том, что граф Тревеллас получил тяжелое ранение на войне, и поняла: должно быть, это он. В расцвете лет граф определенно был красив: сильная челюсть, проницательные голубые глаза и ямочка на подбородке. Но теперь лицо избороздили глубокие морщины, а волосы, прежде белокурые, полностью поседели. Леди Роуз и ее брат Генри сидели у зажженного камина с темноволосой женщиной, которую мы видели в школе. Огонь наполнял гостиную приветливым мерцанием, и меня обдало волной тепла, когда Роуз Тремейн вскочила и устремилась к нам через всю комнату – прекрасная в своем лососево-розовом платье без рукавов, многочисленные слои которого развевались сзади, словно перья диковинной птички. Роуз оживленно жестикулировала, и на руках ее позвякивали браслеты, а среди локонов медового цвета вспыхивали искорки бриллиантовых сережек-капелек. На ком-нибудь другом все это смотрелось бы чрезмерным, но Роуз выглядела восхитительно. Она заключила в объятия каждого из нас, застав меня врасплох; Нина же и вовсе стояла с таким видом, будто на нее напали.

– Берди, не так ли? Да, я запомнила вас из-за вашего оригинального имени. Боже, у вас такой шикарный наряд! – воскликнула Роуз и, к моему смущению, закружила меня на месте. Я почувствовала себя куклой из музыкальной шкатулки, выставленной на обозрение ее семьи.

Темноволосая женщина смотрела на нас с любопытством. Трудно сказать, о чем она думала, но от ее внимательного взгляда мне становилось неуютно. Выглядела она очень изысканно – в платье из серого шифона и длинном жемчужном ожерелье. Темно-каштановые волосы, уложенные аккуратными волнами, обрамляли лицо с квадратным подбородком. Правда, несмотря на превосходный облик, ее окружала холодная, неприятная аура.

Я обвела взглядом комнату в поисках Александра, но не увидела его и одновременно испытала разочарование и облегчение. С одной стороны, я хотела встретить знакомое лицо, но, с другой стороны, ощущала неловкость из-за того, что игнорировала его в студии. Лакей подошел ко мне с подносом, предлагая шампанское, и я взяла бокал, чтобы поскорее занять руки. Роуз потащила нас за собой, знакомя со всеми членами семьи. Мы обменялись рукопожатиями с графом и графиней, поблагодарили их за приглашение. Затем настала очередь юного Тремейна и таинственной женщины.

– Это мой брат Генри. Правда, некоторые из вас уже встречались с ним, – объявила Роуз. Генри поцеловал руку каждой из нас и потрепал по плечу слегка разочарованного Эдди. – А это наш хороший друг, леди Эвелин Бродвик. Наши семьи очень близки, – добавила девушка и затем представила по очереди каждого из нас. – И недалек день, когда мы станем сестрами, не правда ли, Эви?

Эвелин кивнула с безмятежным видом и пригубила шампанское.

– Вы двое помолвлены? – прямо спросила Нина, глядя на Генри и Эвелин.

– О боже, только не я! – рассмеялся Генри. – Без обид, Эви, но я еще не готов остепениться.

– Ничего. – Она фыркнула, будто мысль о том, чтобы выйти замуж за Генри, казалась ей нелепой. – Нет, я планирую вступить в брак с Александром.

Мои щеки вспыхнули. Я понятия не имела, что он помолвлен и собирается жениться, и чувствовала себя глупо оттого, что не восприняла всерьез предостережение Нины. Я украдкой глянула на Эвелин, и мне показалось, что ее холодные сапфировые глаза сверлили меня изучающе, но больше этого никто не заметил. Возможно, во мне просто заговорила совесть. Я никогда не приняла бы приглашение Александра на пикник, если бы знала о его невесте.

– Где же Александр? – со вздохом спросила Роуз.

– Вероятно, полирует свои окаменелости, – усмехнулся Генри. – Эви, ты уверена, что хочешь всю свою жизнь находиться на втором месте после коллекции камней?

– Не беспокойся, я выхожу за него только ради титула, – парировала Эвелин с сардонической улыбкой.

Генри, Роуз, Нина и Эдди фыркнули и обменялись многозначительными взглядами. Я покосилась на Бэбс: ее, как и меня, явно покоробили их сомнительные шутки о браке.

– Какая ты счастливая, Эвелин! – вздохнула Роуз. – Больше всего на свете я хотела бы выйти замуж.

– В самом деле? – спросила я, не в силах скрыть удивление.

– Конечно! – весело рассмеялась она. – Думаю, это здорово – играть роль хозяйки дома. Я буду обсуждать меню на неделю с экономкой и устраивать потрясающие вечеринки для всех наших друзей. И в моем доме никогда не будет никаких ссор и криков, только мир…

Генри встревоженно посмотрел на сестру. Довольно странное высказывание, не говоря уже о слегка наивном взгляде на брак. Но Роуз просто очень юна. Наверное, у нее тоже было тепличное воспитание. Она росла в безмятежной сельской местности Корнуолла – настолько тихой, что Хартфордшир по сравнению с ней кажется мегаполисом. Интересно, ходила ли Роуз в школу или, как Александр, получила домашнее образование? Удивительно, что она торопилась распрощаться со всем этим. Что может быть лучше жизни в роскошном доме с целой ордой слуг, которые бросаются выполнять каждое твое желание?

– Вы уже положили глаз на кого-нибудь? – спросил Эдди, неизменно жадный до сплетен.

– О, не то чтобы… – Роуз пожала плечами. – Мама хочет представить меня ко двору следующим летом, как только мне исполнится восемнадцать. Наверное, все будет зависеть от того, сколько предложений мне сделают. Очевидно, выбирать придется среди богатых. Но если он окажется добрым и не станет докучать мне, то это меня вполне устроит, – мечтательно вздохнула она.

В эту минуту прибыла очередная группа наших однокашников, и внимание переключилось на новых гостей. Отчаянно нуждаясь в глотке свежего воздуха, я воспользовалась возможностью тихо удалиться. Все эти разговоры о браке разбередили во мне воспоминания о Чарльзе, и мне стало трудно дышать. Я направилась к застекленной двери и вышла на крытую террасу. Затворив за собой дверь, я прислонилась к косяку и сделала глубокий вдох. Китайские фонарики мерцали над моей головой, словно звезды, на фоне черного бархата неба. Этот волшебный дом все больше окутывал меня своими чарами.

– У меня все хорошо. У меня все должно быть хорошо. У меня все будет хорошо, – прошептала я, медленно и глубоко дыша в паузах между фразами.

– Берди?

Оглядевшись, я с удивлением обнаружила, что нахожусь на террасе не одна. Прислонившись к стене, окутанный тенью, невдалеке от меня стоял Александр – с сигаретой в одной руке и бокалом с янтарной жидкостью в другой. Он смахнул с глаз прядь волос, рассматривая меня с каким-то странным выражением. Я покраснела, будто снова нарушила границы его владений.

– Извините, я не хотела помешать, – пробормотала я, вдруг почувствовав себя неловко рядом с ним. Кажется, все изменилось после известия о его помолвке, и теперь нам не следовало оставаться наедине.

– Раньше это вас не останавливало, – холодно произнес Александр. Он вышел из тени и учтиво улыбнулся. На нем был смокинг, бабочка изумрудного цвета подчеркивала теплоту карих глаз, в которых мерцали золотые искорки – отражения китайских фонариков. – Я не слышал, как вы приехали. Остальные тоже здесь?

– Еще не все. Мы прибыли первыми, – ответила я, отпивая из своего бокала, и между нами снова повисла тяжелая тишина.

Александр продолжал странно смотреть на меня – возможно, ждал, что я скажу что-нибудь, но мне ничего не приходило на ум. Встретиться с ним глазами я тоже не решалась.

– Вы изысканно выглядите, – в конце концов заметил он, и бабочки в моем животе яростно забились. – Я имею в виду ваше платье, – добавил он. – Оно очень красивое.

– Немного отличается от того, что я обычно ношу, не так ли? – нервно рассмеялась я, проведя рукой по гладкому шелку. Никто прежде не называл меня изысканной, и я не знала, что ответить. – Это не мое платье. Оно принадлежит моей квартирной хозяйке. Она одолжила его мне, а сама никогда не носила… Можете себе представить, что у вас в шкафу висит красивый наряд, а вы ни разу его не надели! Наверное, не можете… На ее месте я, вероятно, носила бы его постоянно, даже во время мытья посуды, если бы мне некуда было в нем пойти… – Я понимала, что несла несусветную чушь. Слова лились нескончаемым потоком, и, хотя мозг приказывал остановиться, язык не слушался.

Уголки губ Александра дернулись, будто он пытался сдержать улыбку, и я наконец умолкла. Стараясь смотреть куда угодно, только не на него, я вгляделась в сад. Цветы агапантуса, посаженного вокруг террасы, напоминали маленькие сине-фиолетовые фейерверки, среди них тут и там вспыхивали белые звездочки жасмина. Наклонившись, я провела пальцами по мягким лепесткам. Воздух был напоен сладким, пьянящим ароматом жимолости, густо увивающей железную арку, и я пожалела, что не смогу увидеть этот сад при дневном свете!

– Все в порядке, Берди? – спросил Александр, и я повернулась к нему. Он выглядел как-то неуверенно и переминался с ноги на ногу.

– Да, конечно! – чересчур бодро ответила я с принужденной улыбкой. – А что?

Я сорвала цветок жимолости и вдохнула его дурманящий запах. Александр подошел ближе, прислонился к арке и скрестил руки на груди. На его лице снова появилось то раздражающее выражение снисходительности, которое он, кажется, довел до совершенства. Избегая его взгляда, я сосредоточенно изучала цветок, пока он не вырвал его из моих пальцев и не отбросил в сторону, заставив меня поднять глаза.

– Зачем вы это сделали? – спросила я.

– Кажется, вас что-то беспокоит, – без обиняков предположил он и затянулся сигаретой. – Не думайте, будто я не заметил, как вы игнорировали меня, когда мы посещали вашу школу. Надеюсь, я не сделал ничего такого, что могло бы вас огорчить. Это из-за книги? Я знаю, мне следовало объявиться раньше, но…

– С чего вы взяли, что это как-то связано с вами? – перебила я с вызовом, и он приподнял брови, удивленный моей резкостью. – И я вас не игнорировала, а просто сосредоточилась на своей работе. Знаете ли, я хожу в школу, чтобы учиться, а не развлекать влиятельных посетителей в те минуты, когда им приспичит туда заглянуть.

– Вы так на это смотрите?

– А по какой еще причине вы посетили Сент-Агс после столь долгого отсутствия? Нина с Бэбс говорили, что вы давно там не появлялись, так зачем вдруг пришли?

– Может быть, я хотел увидеть вас, – сказал он, склонив голову набок.

– Скорее, посмеяться надо мной, – возразила я, вспомнив, как они с Эвелин переглядывались, посмеиваясь над нами, глупыми художниками. – Наверное, вам кажется странным, что людей может интересовать что-то кроме развлечений. Вас ведь, похоже, ничего другое не заботит.

Лицо его оставалось бесстрастным, однако я заметила, как слегка напряглись мускулы на его щеках, когда он делал очередной глоток виски.

– Меня очень заботит Художественная школа Святой Агнессы, – заявил он. – А также все художники, которые называют ее своим домом, даже плохо воспитанные.

– Тогда отдайте мне книгу, – сердито проворчала я.

– Значит, причина все-таки в книге? – Александр прищурился, будто детектив, который вот-вот нащупает верный ответ.

– Нет, не в книге. И вообще ни в чем.

– Ну, знаете, вы меня совсем запутали. – На его губах играла легкая улыбка. – В какие-то моменты с вами бывает приятно общаться, но в следующую минуту вы уже готовы откусить мне голову.

– Прежде вы находили это очаровательным. – Я сделала большой глоток шампанского и тут же пожалела об этом – от него защекотало в носу. Хотя шампанское показалось мне более приятным на вкус, чем вино, которое я пробовала в пабе. – К тому же вас самого вряд ли можно назвать открытой книгой.

– Приношу свои извинения: вероятно, я сделал что-то такое, что испортило восхитительное настроение, в котором вы пребывали этим вечером, – произнес он саркастическим тоном и еще отпил виски, внимательно глядя на меня сверху вниз.

– Ни к чему извиняться, если не знаете, за что извиняетесь, – огрызнулась я.

Почему я так воинственно вела себя с ним? Может, дело в том, что теперь я чувствовала себя в глупом положении? Ведь узнай я об Александре все заранее, я не согласилась бы встречаться с ним наедине. И в этот вечер, кажется, я снова поступила неправильно. Но что именно было не так?..

Затянувшись сигаретой в последний раз, Александр бросил ее на пол и раздавил каблуком начищенной до блеска оксфордской туфли[7].

– Ну что же, не хотите говорить – не надо. Непонятно только, как я могу загладить свою вину, если вы ведете себя столь по-детски, – небрежно заметил он, допивая виски.

– Вы можете в любой момент покинуть детскую, – вспыхнула я. – Я не просила вас составлять мне компанию. К тому же – что подумает Эвелин?

– Эвелин? – Он уставился на меня с недоумением.

– Да, ваша невеста. Или вы о ней забыли? Нам не подобает оставаться здесь наедине, мне следует уйти. – Я шагнула к двери, но Александр неожиданно взял меня за руку, и я остановилась. Это прикосновение поразило меня, будто удар молнии. Я посмотрела прямо в его глаза – они напоминали два темных озера на фоне алебастрово-бледной кожи.

– Вы ошибаетесь. Эвелин не моя невеста, Берди, – возразил он, сдвинув брови.

Между нами снова воцарилось безмолвие. Ночь была такой тихой, что я слышала, как потрескивали китайские фонарики над нашими головами. Наконец я опустила взгляд и увидела, что он все еще держал меня за руку. Я ощутила тепло и мягкость его ладони, нежность и одновременно властность этого жеста. Александр, словно тоже только что осознав свой внезапный порыв, выпустил мою руку, разорвав нашу незримую связь.