Жатва Тихих Богов

Идеальный, плавный, гипнотический. Спираль, которая закручивалась сама в себя, образуя круг. Змея, вцепившаяся зубами в собственный хвост. Древний Уроборос. Символ вечности, цикла, самопожирания. Но в исполнении неизвестного резчика он не нес в себе мудрости. Он нес угрозу. Ощущение замкнутого круга, из которого нет выхода. Ловушки.

Это было послание. Не для дружины. Не для города. Это было послание лично ему.

Убийца знал, что Ратибор придет. Он ждал его. Тот звук точильного камня… это была приманка. Он хотел, чтобы Ратибор его услышал. Он дразнил его. Играл с ним.

Взгляд Ратибора скользнул ниже, к подножию дуба. Прямо под вырезанным символом, на мху, лежала ветка. Свежесломанная, с еще живыми, зелеными листьями. Но она не была просто сломана. С нее была содрана кора на несколько дюймов, обнажая белую, влажную древесину. И эта древесина была густо измазана кровью.

Темной, почти черной, уже начавшей сворачиваться. Не человеческой. Кровью, пахнущей лесом, мхом и первобытным ужасом.

Кровью духа.

Это был первый удар. Не смертельный. Убийца лишь "ранил" Лешего, пустил ему первую кровь, пометил его, как волк метит свою территорию. Он показал, что может добраться до него в любой момент.

Убийство еще не произошло. Оно было лишь анонсировано.

"Я здесь. Я могу взять его, когда захочу. Попробуй остановить меня." – вот что кричали этот знак и эта окровавленная ветка.

Ратибор медленно поднял ветку. Она была тяжелой, пропитанной не только кровью, но и болью. Он сжал ее в руке, и липкая жидкость испачкала его пальцы. В этот момент что-то изменилось.

Он перестал быть просто Волкнязя, исполняющим приказ. Он перестал быть следователем, идущим по следу.

Враг бросил ему личный вызов. Он превратил это расследование в охоту. В игру, где ставкой были жизни невидимых хранителей и его собственная. Он и убийца стали двумя хищниками, кружащими вокруг одной добычи, и теперь каждый из них знал о существовании другого.

Осознание этого обрушилось на Ратибора с холодной, убийственной ясностью. Он стоял один посреди безмолвного, напуганного леса, сжимая в руке окровавленную ветку, и смотрел на знак вечности, вырезанный на теле древнего бога.

И он понял, что не уйдет из этого леса, пока один из них не ляжет в эту землю. Игра началась.

Глава 21. Крики в Чаще

Крик был не человеческим и не звериным. Это был вопль ужаса и омерзения, который мог издать только тот, кто увидел, как рухнул его мир. Крик, который заставил птиц, только-только начавших возвращаться в притихший лес, снова в панике взмыть в небо.

Это кричал Фалелей. Старый охотник. Тот самый, что еще вчера с насмешкой говорил Ратибору, что Хозяина леса убить невозможно.

Ратибор, который провел всю ночь в безрезультатных поисках, прочесывая лес квадрат за квадратом, услышал этот крик и ринулся на него, ломая подлесок. Он уже знал, что увидит. Но реальность, как всегда, оказалась во сто крат чудовищнее любых предположений.

Он нашел их – четверых охотников, которых он предупреждал, – в самой гуще Щикавицкой рощи, в овраге, куда редко заглядывало солнце. Они стояли, оцепенев, белые, как береста, с лицами, искаженными гримасами неверия. Здоровенный дровосек сидел на земле, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону, как безумный. Другой, помоложе, блевал в кусты, извергая из себя остатки завтрака и собственного мужества. Старый Фалелей просто стоял, опираясь на свой лук, и из его глаз текли слезы.

Перед ними, на склоне оврага, была развернута новая инсталляция Мясника. На этот раз его холстом стал сам лес.

Тело Лешего – или то, что от него осталось – было распято между двух молодых, гибких сосен. Убийца согнул деревья, натянув их, как тетиву гигантского лука, и привязал запястья и лодыжки духа к их вершинам. Затем он отпустил деревья. Сосны выпрямились с ужасающей силой, и тело Лешего было растянуто в воздухе, в метре от земли. Его суставы вывернулись с тошнотворным хрустом, кожа натянулась до предела, готовая лопнуть.

Он был полностью выпотрошен. Его живот и грудная клетка были вскрыты одним длинным, аккуратным разрезом от горла до паха. Внутренности были вычищены с дотошностью мясника, потрошащего кролика. Зияющая, пустая полость его тела сочилась темной, густой жидкостью, похожей на древесную смолу, смешанную с кровью. Она медленно капала на землю, образуя черное, липкое пятно.

Но самая чудовищная деталь была не на теле.

Выше, на толстой ветке старого дуба, нависавшей над этим кошмаром, висело то, что убийца забрал на этот раз.

Позвоночник.

Он был вырван целиком, единой, длинной, гибкой цепью, от самого основания черепа до копчика. Позвонок за позвонком, каждый был аккуратно очищен от мяса. Белые, блестящие от влаги кости были нанизаны на что-то, похожее на сухожилие, и повешены, как жуткая, кощунственная гирлянда. Конструкция медленно покачивалась на ветру, и позвонки тихо, сухо пощелкивали друг о друга.

Скелет леса. Его основа. Его стержень. Убийца не просто забрал его. Он выставил его на обозрение, как трофей, как насмешку над самой сутью лесной силы.

Ратибор медленно подошел ближе. Вонь стояла невыносимая: смесь смолы, крови и острого запаха свежераспиленной сосны. Он увидел то, чего не заметили оцепеневшие охотники.

Кожа на теле Лешего была покрыта сотнями мелких, но глубоких порезов. Из каждого такого пореза сочилась густая, янтарная жидкость, смешиваясь с кровью. Это была живица. Древесная кровь. Убийца не стал ее собирать, он просто выпустил ее, позволив ей вытечь до последней капли. Это было не убийство ради ингредиента. Это было ритуальное обескровливание. Опустошение.

А на лбу выпотрошенной куклы, что когда-то была Хозяином леса, был вырезан уже знакомый Ратибору знак змеи, кусающей себя за хвост. Печать убийцы. Его подпись под очередным шедевром смерти.

– Ты… ты знал, – прохрипел старый Фалелей, поворачиваясь к Ратибору. В его глазах больше не было недоверия. Только бездонный, первобытный ужас и отчаяние. – Ты знал, что он придет. Как?

– Он оставил предупреждение, – глухо ответил Ратибор, глядя на повешенный на ветке позвоночник. – А мы опоздали.

Теперь у него не было сомнений. Маньяк знал, что Ратибор идет по его следу. Он оставил ту окровавленную ветку на поляне не как вызов. А как отвлекающий маневр. Пока Ратибор искал его там, на священном месте, он совершил свое злодеяние здесь, в этом глухом, неприметном овраге. Он был на шаг впереди. Он играл с ним, как кошка с мышью, предсказывая каждый его ход.

– Это конец… – прошептал дровосек, продолжая раскачиваться на земле. – Хозяина нет. Лес теперь мертв. Сюда придут волки и нечисть… Нам конец.

Ратибор посмотрел на сломленных, раздавленных ужасом мужчин. Они были правы. Со смертью духа-хранителя лес превращался из живого организма в простое скопление деревьев. В пустую, опасную территорию, открытую для любого зла.

Он повернулся и начал осматривать землю. Он не мог позволить себе отчаяние. Ему нужна была улика. Деталь. Что-то, что убийца мог оставить в спешке. Что-то, что поможет ему разорвать этот порочный круг и догнать хищника, который всегда был на один шаг впереди. И его взгляд зацепился за странное пятно мха у подножия одной из сосен. Мох был не зеленым, а каким-то красновато-бурым и влажным, хотя дождя не было давно.

Глава 22. Красный Мох

– Уходите, – голос Ратибора был глухим и безжизненным, как стук земли о крышку гроба.

Охотники смотрели на него непонимающими, сломленными глазами.

– Куда уходить? Это наш лес… был… – пролепетал Фалелей.

– Теперь это место преступления, – отрезал Ратибор. – Здесь больше нет ничего для вас, кроме дурных снов до конца жизни. Уходите в город. Расскажите все тиуну. И не возвращайтесь сюда. Никогда.

Он не стал дожидаться, пока они уйдут. Он отвернулся от них, от их горя и ужаса, и полностью погрузился в свою работу. Он заставил себя снова стать не человеком, а инструментом. Бесстрастным, внимательным, холодным.

Сцена казни была отвратительной, но теперь, когда первый шок прошел, она стала для него текстом, который нужно было прочесть. И он начал читать.

Во-первых, следы борьбы. Их почти не было. Земля вокруг была не вытоптана, кусты не сломаны. Это не было похоже на схватку двух равных сил. Леший, могучий дух, был захвачен врасплох. Или обманут. Или парализован какой-то неведомой магией.

Но Ратибор нашел то, что искал, на стволах двух молодых сосен, между которыми было распято тело. Кора была содрана. Длинные, глубокие, вертикальные царапины, уходившие вверх на два человеческих роста. Такие следы мог оставить только тот, кто в предсмертной агонии пытался вскарабкаться по стволу, сломать его, вырваться. Ногти Лешего, твердые, как кора, скребли по дереву, оставляя эти жуткие борозды. Значит, он был еще жив, когда его растягивали. Он умирал долго и мучительно.

Второе – кровь. Кровь Лешего, густая, как смола, была повсюду. Но Ратибор заметил и другую кровь. Несколько темно-красных, почти человеческих капель на опавших листьях, в стороне от основной лужи. Убийца поранился. Несильно. Возможно, когда вырывал позвоночник или орудовал ножом. Это была важная деталь. Она означала, что враг, кем бы он ни был, не был неуязвимым божеством. Он был из плоти и крови. Его можно было ранить. Его можно было убить.

И, наконец, третье. Самое странное. То самое пятно у подножия одной из сосен.

Ратибор опустился на колени, не обращая внимания на липкую, пропитанную кровью землю. Это был мох. Но он не был зеленым. Он был ржаво-красным, с багровыми, почти фиолетовыми прожилками. Он рос густой, влажной подушкой, и когда Ратибор коснулся его пальцами, он ощутил неестественный холод. Мох был скользким, как будто пропитанным какой-то маслянистой жидкостью. От него исходил слабый, но отчетливый запах. Запах болотной гнили, стоячей воды и чего-то неуловимо кислого, как запах разложения.

Ратибор знал флору и фауну здешних лесов, как свои пять пальцев. Такого мха он не видел никогда. Он не рос в Щикавицкой роще. Он вообще не мог расти в сухом, сосновом бору. Это было растение болот, топких, гниющих низин.

Но как он попал сюда?

Он осмотрел землю вокруг мха. И увидел след. Четкий, глубокий отпечаток сапога, который убийца оставил, когда опирался на сосну, привязывая свою жертву. Он не заметил, что наступил в грязь. Отпечаток был смазан, но по контуру Ратибор понял – подошва была не из кожи, а из чего-то твердого, возможно, из дерева. И на ней не было узора. Это была обувь, сделанная не в Киеве.

Красный мох был налипшей на эту обувь грязью. Убийца принес его сюда на своих сапогах. Он пришел сюда с болот.

Но с каких? Болот вокруг Киева было много.

Ратибор осторожно соскреб немного мха ножом на кусок чистой ткани. Он поднес его к носу, снова вдыхая странный, гнилостный запах. Он был уверен – Милада, старая ведьма, узнает это растение. Она скажет ему, где оно растет.

Он встал, окинув последним взглядом место казни. Распятое тело. Позвоночник на ветке. Пустая грудная клетка. Капли крови убийцы. И этот чужеродный, красный мох.

Это была не просто улика. Это была ошибка. Первая серьезная ошибка, которую совершил убийца. Он был так увлечен своим кровавым спектаклем, что не заметил, как принес на своих ногах грязь из собственного логова.

Карта в голове Ратибора снова начала меняться. До этого момента все следы вели в степь, в стан печенегов. Но этот мох указывал в совершенно другом направлении. В сторону Топких Болот. Проклятого места, которое даже охотники обходили десятой дорогой. Места, где, по слухам, земля была живой и пожирала людей, а в туманах обитали твари, у которых не было имен.

У него появилось две нити, ведущие в разные стороны. Степь и болото. Одна из них была ложным следом, ловушкой. А другая вела прямо в сердце тьмы. И чтобы понять, какая из них верная, ему придется пойти по обеим. Но сначала – к Миладе. А потом – на болота. В место, пахнущее гнилью и красным мхом.

Глава 23. Ложная тропа

Милада не разочаровала. Когда Ратибор показал ей красный мох, лицо старой ведьмы превратилось в высохшую маску ужаса. Она даже не прикоснулась к нему, лишь поводила над ним костлявой рукой.

– Кровяная трясина… – прошептала она, и ее голос был похож на шелест змеиной кожи. – Это мох с Топких Болот. С проклятого места, которое люди называют Морочиной ямой. Там земля не держит, а небо не видит. Ни одна живая тварь по доброй воле туда не сунется. Только та, что уже мертва… или та, что хуже любого мертвеца.

Она дала ему точное направление. И Ратибор пошел.

Путь к Топким Болотам был спуском в ад. Здоровый, пусть и напуганный, лес Щикавицы постепенно сменился уродливым, чахлым редколесьем. Деревья здесь были больными: стволы покрыты лишаями и наростами, ветви скрючены, как пальцы прокаженного. Воздух стал влажным и тяжелым, пахло тиной, йодом и гниющими корнями. Под ногами захлюпало.

Ратибор двигался медленно, пробуя почву перед собой древком секиры. Слова Милады не были пустым звуком – земля здесь и вправду была живой, коварной. Твердая на вид кочка могла в мгновение ока превратиться в засасывающую, чавкающую трясину. Над болотом висел густой, молочно-белый туман, который скрадывал звуки и искажал расстояния.

Следы убийцы, едва заметные, но неоспоримые, вели его все глубже в это проклятое место. Вот сломанная ветка. Вот смазанный отпечаток странного сапога на клочке сухой земли. Вот капля той самой темной крови Лешего, упавшая с трофея – позвоночника. След был свежим. Убийца шел здесь не больше суток назад.

Ратибор был уверен, что идет правильно. Почему-то все предыдущие улики – степные травы, войлок, подковы – показались ему вдруг слишком очевидными. Слишком явными. Будто кто-то намеренно оставлял их, чтобы пустить его по ложному следу. А вот этот красный мох, эта случайная ошибка, – вот она, настоящая нить. И она вела сюда, в самое сердце гнили.