Пробный маневр профессора

Антон вскочил, но не зная что делать налил отцу немного коньяка.

– Чуть-чуть….кардиологи рекомендуют если сердце….Иваныча отстранили? За что?

– Антош, спасибо, чуть полегче,– Отец немного помолчал, – А за что – я так не понял. Говорит, что вчера Машу Мамонтову спасли из болота. Мужик из Москвы проходил мимо и вытащил. Мол, случайно трос у него был, им и вытащил. Только, похоже, кто-то этому был не рад. Ваню обвинили в недобросовестном следствии, чуть ли в непрофессионализме. Не так дело оформил, свидетелей не допросил с пристрастием. Иван, мне кажется, Машку эту втайне любит, но ведь у ней не подступишься. При этом Ваня заорал, что у него есть доки чтобы засадить половину городской администрации, а потом решил затаиться и написать заявление на службу по контракту. Он это мне не сразу рассказал. Сначала заявил, что матери лечение надо оплатить. Я говорю: «Не бзди, вижу что бы задумал! Нахрен твоей матери лечение без тебя!» Тогда-то он историю про контракт и рассказал. Вот теперь и думай-то ему делать-то? Завтра пойдет в военкомат. Антош, если бы он не в таком состоянии. Я и сам думал не так давно пойти, если б стар не был. Но тут – другое. Чувствую – нельзя отпускать. К тому же он тут сейчас очень нужен. В городе что-то происходит непонятное и подковерное. Все было бы тихо, но эта история с Машей всех взбаламутила. Мы долго были в некотором равновесии с бандой. Неужели они, бесовцы, реванша хотят? Или нас это не касается и там свои внутренние разборки? Мне страшно оттого, что вернутся те времена, когда приходится воевать с голыми руками с теми, кто пришел с оружием убивать. И опять все мы врозь, а они банда. Но я не позволю ни тебе, ни Ивану погубить себя! Не бывать этой истории по второму кругу!

Александр Евгеньевич подошел к портрету друга и замолчал.

– Голова болит. Почему ты не рассказывал, я ведь думал, что ты виноват в смерти дяди Кости? – задал ему вопрос сын, сжав виски.

– Ну я считал себя виноватым. Потому что я выжил, а он – нет.

– А я знаю того мужика, который вытащил Машу. Да и ты его знаешь, если помнишь мой диплом. Это Сергей Львович Аненков. Он вот-вот придет, отошел на два часа к Маше в больницу. Кажется, уже идет, вроде с Ангелиной даже. Слышно отсюда как Ангелина учительским голосом декламирует.

Антон открыл входную дверь и в помещение зашла по-праздничному и безупречно одетая Ангелина Ниловна. Она была в элегантном костюме, шляпке годов семидесятых отличной сохранности, антикварном жабо и с авторской брошью. Профессор заметил, что между Голутвиными явно что-то произошло. Ангелина Ниловна радостно поприветствовала всех.

– Мое почтение, Александр Евгеньевич! Здравствуй, Антон! Рассказываю вот Сергею Львовичу, спасителю моих девочек, краткую героическую, но грустную историю завода.

– Ангелина Ниловна, Вы всегда настольно точны, красивы и безупречны…

– Благодарю!

Сергей Львович пожал руку отца Александра Евгеньевича:

– Ваш сын доказывает, что талантливый человек талантлив во всем, – сказал профессор, – Жду вернисажа. Подарю Антону свою последнюю монографию. Я в ней ссылаюсь на нашу общую статью. А я сейчас помогать пришел. Что у нас с этикетажем? Или еще что-то…

Антон выложил из рук оставшиеся карточки.

– Вы присаживайтесь, пожалуйста. Не вернисаж теперь главное. Константина Ивановича сын, Иван, в беде. Он мой друг и ваш следователь по делу Маши. И почему его уволили – тоже не понятно.

Александр Евгеньевич пересказал историю. Было видно, что Ангелина Ниловна очень нервничала. Она застегнула пуговицы жакета наглухо, встала.

– Ну, к Сергею Львовичу они зря пытаются подкатить, ничего компрометирующего не выловят. Ивана беру на себя. Я в курсе многого, ведь он мой ученик. Но мне кажется, что Алик-Бес, точнее это его изысканное общество, бывшая банда, давно рассосалась и в этом деле совершенно ни при чем. Так, сейчас полседьмого. Я в гости к Ивану. Если дождетесь, то я еще зайду, – она пошла к выходу.

– Спасибо, Ангелина Ниловна, Вас проводить?

– Я очень хорошо знаю их дом, не надо,– твердо отрезала Ангелина. Но вдруг вспомнила, – И главное – вернисаж состоится завтра? Я уже своих учителей пригласила с семьями. Так что варите кофе, доделывайте, а меня дождитесь. Не замучайте мне Сергея Львовича! Он же почти без отдыха. Отправьте его в мой дом, выспится хотя бы.

– Ангелина Ниловна, не беспокойтесь, все в порядке, – сказал Аненков, хотя на самом деле валился с ног. Потом посмотрел на ее удаляющуюся в темноту подтянутую фигуру, сорвался, – Я пойду с Вами! Провожу.

– Сергей Львович, я могу проводить! – решил помочь Антон.

– Я не просто проводить, вы же понимаете, – прошептал Аненков, приложив палец к губам.

Сергей Львович так же тихонько спросил Александра Евгеньевича:

– А как фамилия имя отчество и должность Ивана? Постараюсь помочь насколько в силах.

Он записал и адрес, стал догонять Ангелину Ниловну.

Слышно было, что Антон тревожно бормотал:

– Мы про Машу так и не спросили.

Отец покачал головой:

– Давай лучше карточки. Раньше начнем – лучше выспимся. Глаза боятся, а руки делают. Успеем, сынок.

Глава 5. Комплект ключей от дома

– Ну что ж, Сергей Львович, доброе утро! Ровно пять тридцать утра, точность – вежливость королей,—шепотом, чтобы не будить домашних, спросила Ангелина Ниловна

– Доброе, очень доброе! Прекрасно спалось, спасибо! Как не проснуться рано – такой аромат, ммм… Я даже не помню, вдыхал ли когда-нибудь такой аппетитный завтрак. Чувствую себя как в гостях у доброй волшебницы. И яблоком пахнет, и лимоном, и корицей.

– Вот, смотрите, что волшебница наколдовала с утра. Уверяю, это вкусно. – Ангелина Ниловна достала из духового шкафа противень с только что испечеными малюсенькими пирожками. Горячие, они переехали на старое потертое квадратное дулевское блюдо, хозяйка прикрыла их полотенцем, – А сначала едим кашку «Дружба» на молочке, с деревенским маслом. Приятного Вам аппетита!

– Приятного аппетита! Дружба… Как же я любил эту кашу, забыл про нее!

–Раз уж мой городок доставил вам столько беспокойств, я за него чуть-чуть оправдаюсь пирожками. Нашими, заболоцкими. Знаете, когда город строился, со всего Союза сюда съехались хозяйки со своими рецептами, вот и появилось это блюдо. Не одно оно. У наших заболоцких фантазия богатая, а окрестности традиционно сельские, продукты тоже хорошего качества. Особенно раньше были качесвтенные.

– Так что еще необыкновенного в Заболоцке готовят?

– Пирожки – главное, все знают и пекут. Еще начинается у нас увлечение вином. Местное, из садовых ягод, овощей, даже из трав. Первым покойный учитель биологии Иван Сергеевич это затеял – пробовать разные вина делать, фамилия у него была Голицын, вот и вина Голицынские получились. Звучит гордо, но ни к Массандре, ни к дворянам никакого отношения не имеет.

– Вот-вот, мало ли как называется. У нас один открыл философский кружок, а назвал «Голая правда».

– Не разогнали?

– А кого там разгонять? Собрались три человека, остальные не рискнули. Давайте лучше о вкусностях.

– Мясные рулеты у нас особенные готовят, главное – разнообразные. Я готовлю с клюквой и сыром, например. Рыбу перестали готовить, рыбы не стало в реке. Один московский бизнесмен приехал, дауншифтером себя назвал сдуру, теперь все дауном зовут, так он сыры делает. Дорого получается пока у него. Но покупают. Хочет бывшие каменоломни прикупить и стадо коз завести.

– Даже не представлял, что в маленьком городке может быть столько гастрономических развлечений.

– Мне кажется, наши поесть любят. Большинство у нас либо из Сибири и с Урала, либо с Юга, татар большая община.

– Интересно, пироги объединили? Они у всех есть в кухне. Татарские пирожки, перемячи и чай с чабрецом вспомнились. Специально гонял студентом за ними в татарскую напротив кинотеатра «Ударник». Так-так, попробуем…Ммм…Ум отъешь…

– Ум оставьте, пригодится! Я, конечно, сделала на скорую руку, но вроде хорошие получились. Наливайте какао, – заговорщицки прошептала Ангелина Ниловна. – Вчера вы немного меня потревожили своим сонным параличом. У вас сердце-то как, не беспокоит? Мужчины совсем не думают о здоровье.

– Нет, все в порядке, сегодня кино не показали, спал как сурок, – старался внятно шептать набитым ртом Сергей Львович, помогая мимикой.

– Немудрено отключиться.

– Сегодня Ваш домовенок меня не душил.

– Да не в нем дело! Раз уж мы с вами теперь соратники, я расскажу про свою сестру. Но рассказ может показаться странным. Не удивляйтесь, всему можно найти рациональное объяснение. Вы же поможете как человек науки? Ни в какую мистику я не верю, но наблюдаю странное с этой комнатой уже не первый раз.

– То есть домовенка все-таки нет?

– Домовенок у нас условный, чаще всего на этой должности Бастя. Вот, уже подслушивает. – Ангелина глазами показала на кресло. Поджарая кошка Бастет возлежала на пёстром лоскутным одеяле и томно жмурила желтые глаза. – Красавица моя. Вот какая шерстка стала – вороново крыло. Сытая уже, всю ночь шастала. Пришла полпятого, наелась и спать.

– Кошке можно, а я по вашим улочкам не стал бы всю ночь шастать. Хотел понаблюдать колористические особенности майской ночи, ее отличие от московской, хотел послушать пение соловьев, вдыхать с наслаждением аромат цветущей черемухи, но шестое чувство подсказало, что лучше не отвлекаться и повнимательнее смотреть по сторонам.

– Это вы видели бывший рабочий квартал. Там всегда хмурые места, чужаку лучше не соваться.

– Вчера, похоже, именно в таком месте были. Идешь вдоль заборов, вроде бы и ароматы уютные доносятся, шашлыки и пироги, но все наглухо закрыто, и как-то тревожно. Особенно когда под тусклыми фонарями два силуэта с руками в карманах треников рисуются в тумане. Я даже бегом дунул от этих теней в вашу сторону. На всякий случай. Случись что – кричи не кричи, никто не выйдет. Чувствую себя функцией, с неизвестной областью определения.

– Сергей Львович, я, конечно, интуитивно поняла, что вы сказали. Но давайте изъясняться понятнее и конкретнее, без зауми, нам ведь надо договориться.

– Ангелина Ниловна, мы теперь банда? —шутил Сергей Львович, уплетая горячие аппетитные пирожки.

–Даже в семидесятые годы, вы тогда только-только родились, все знали, что там были мафии всякие. Так не называли, конечно, это потом, после итальянского кино с комиссаром Катани начали, помните такого?

– Смутно.

– Ну вот, были землячества тех, кто приехал строить Заболоцк. А у их детей – появились банды, мафия. Я хорошо это помню, знала многих в лицо. Ох, сколько появилось проблем со школьниками. Не национальные банды, конечно, но винницкая от казанской отличалась. Именно в это время появился и Змей, он же Бес. Да у него с десяток прозвищ. А самая ушлая его подружка – сейчас глава администрации города, Элеонора Добровольская, мать Маши. Про нее анекдоты ходят, а она совсем не дурочка и на обочине никогда не стояла. Отличницей была. На спор с подружками соблазнила Змея. Мне так рассказали.

– Они к винницкой или казанской группировке относились?

– К липецкой или тамбовской, но не важно, этот механизм уже не работал в девяностые. Когда завод перестал работать, появились еще и пришлые, готовые убивать местных. Хотя все были советскими. Да что я об этом рассказываю, наверняка Голутвины рассказали многое уже про святые девяностые.

– Нет, Антон ведь партизан. Он так толком и не рассказал, что случилось перед его уходом из института, а про проект свой лишь обмолвился.

– Да, так бывает, трудно рассказывать о некоторых вещах. А Голутвины, совсем местные, семья испокон веков на рязанских землях жила. Это по отцу. Мама Антона – из Свердловска. Но тоже – из «бывших». Оттуда много наших инженеров, врачей и учителей. – Ангелина Ниловна говорила шепотом, Сергей Львович кивал.—Наверно, наши уральские привезли изначальные рецепты пирожков.

– Вкуснота… А с чем они? Понять не могу.

– Этот – с черемухой. Моя любимая начинка, нас мама научила.

– Вас?

– Меня и мою покойную младшую сестру, Светлану. Тут начинки разные. У меня сегодня с яблоком еще, с клюквой и творожком. Мама такой пирог называла «Дружная семейка». Маленькие пирожки из одного теста с разной начинкой пекутся в одной форме бок о бок. Потом резать не нужно. Удобно – отломил и ешь. А наши заболоцкие идею развили. Формы разные – и круг, и квадрат, и сердцем. Стали сами эти формы делать, когда на заводе конверсия началась. Спрос был хороший, модно стало печь. И форма пирожков разная бывает, и тесто разное – и дрожжевое и слоеное, из ржаной и из льняной даже муки. Придумали один пирожок печь неприметно с орешком. Пирожок-атаман. Кому достанется за столом – тот в это застолье атаман. И назвали по-своему – пирог «Братский круг». По круглой форме для выпечки, которую завод производил. Потом уже появились всякие сердечки, елочки. Сами пирожки «братцами» называются. Некоторые называют «казаками».

– А в вашем есть атаман?

– Конечно! Он должен вам достаться.

– Ну, может, вам, почему же обязательно мне?

– Я же пекла, точно знаю, в каком орех.

– А какой орех?

– Лесной, из нашего леса.

– Давайте мы его Васе оставим.

Сергей Львович увлекся пирожками и какао. Через некоторое время ему захотелось самому, вместо Басти, развалиться в кресле и мурчать. Он мечтательно посмотрел на Бастет, вздохнул и мечтательно прошептал:

– Кто мало отдыхал в этой жизни, в следующей родится котом.

– Не вздыхайте, Сергей Львович, забот у Басти хватает. Иногда она берет на себя и наши. Вон как за человечьих детенышей колотилась, как за своих детей. Она крысоловка, это редкость. Котят у нас забирают всех, в очереди стоят. У кошек ведь как – если мамка не научит котенка в первые несколько месяцев шею перегрызать добыче, то он как правило только в игровой форме охотится, это инстинкт. А по-настоящему взять даже мышь не сможет, не то что крысу. Чему в первые годы научился – не забудешь.

Ангелина Ниловна замолчала. Как будто она говорила не о том, о чём хотела, не решаясь приступить к настоящему разговору.

– Давайте так. Вы спокойно кушайте, а я вам расскажу сначала про наш разговор с Иваном, потом про Машу и сестру.

Сергей Львович кивнул, хотя переключиться на серьезное дело после роли Винни-Пуха, поедающего все что есть в доме Кролика, было трудно. Вкусно, настоящей домашней еды он давненько уже не ел.

– Ваня с порога стал меня спрашивать про Машу, поэтому разговор мне начать было нетрудно. Я ему рассказала в подробностях, что Маша в коме из-за реакции на алкогольсодержащие антисептики, которые ей дали. До этого отека Квинке она сама не знала о своей аллергии. Ваня все записал. Прогноз неоднозначный – она может выйти из комы в любой момент. Если же выйдет через несколько месяцев —то, возможно, всю жизнь проживет овощем. Ваня попросил докторов позвонить Мамонтовым и сказать, что прогноз неблагоприятный и, скорее всего, надо готовиться к худшему. И у него есть сведения, что этого ребенка, Лялю, Элеонора, бабушка ее по факту, хотела сбагрить опеке. Я знаю это сама от портнихи. Это наше местное «радио». Отцу на это, как он сказал, «фиолетово». Это очень странно. Не верю в то, что Элеонора превратилась в такое чудовище.

– Всегда говорил, толковая молодежь, но мне не все верят. Про Ивана я.

– Так вот… Иван, говорю, а до суда Машино дело дойдет? Он тогда и говорит – не знаю. Отстранили. Я, говорит, в сердцах глупость сморозил – сказал, что досье есть на всю их банду. И хоть потом соврал, что у друзей в Москве, это не особенно их впечатлило. Очень вовремя его пригласили на учебу в Москву, он теперь считает, что и от скорой расправы спасет, и он свою компетентность докажет. Ваня вчера отдал мне архив документов, подтверждающих альянс нашей администрации и банды Змея-Беса. Вы понимаете теперь, почему я не дала вам сумку нести?

– Это же обычное дело, что удивительного в таких историях? В любом городе найдется подобная.

– Вот-вот, все привыкли уже, а этого не должно быть. Любовниц у Беса было —царь Соломон обзавидуется. А как звали Беса этого, не все помнят. Для одних – Змей, для других – Бес, таким его горожане побаивались. Любовницы его называли Атосом, погоняло «Алик» – это для «бригады». Элеонора, мать Маши, женщина эффектная и умная, делала вид, что Змею предана. Может, так и было. Была ли официально за ним замужем – не знаю, считалась женой его. Прошло почти два десятка лет. Время бежит быстро. В начале двухтысячных Змей пропал. Властная она, уверенная, рулит городом самозабвенно, не забывая о своем кармане. Ни одно важное решение не принимается без ее участия, ни одна приличная должность не дается без ее одобрения. Строительную компанию мужа она тут же обанкротила, как-то на этом нажилась, а заодно избавилась от бывших «коллег» по банде. Теперь у нее собственности как будто даже и нет, кроме личной. Говорят, что и материнских чувств тоже, не проснулись они, хотя Маша у нее одна.

–Получается, что я спас дочь вашего Беса? Или Вы забыли рассказать что-то? – удивился Сергей Львович.

–Что Вы! —Замахала руками Ангелина Ниловна, – она дочь ее официального мужа Василия Мамонтова, художника. Вы просто забыли, говорила же.

–Помню, но засомневался. Так что Иван нашел?

–Ваня говорит, что, если устроить проверку, она сядет за незаконную продажу городских земель. Это как минимум.

– Как же это все неоригинально, Ангелина Ниловна. Масштабирую. В одном вузе ректором стала бывшая секретарша олигарха из его родного городка.

– А у нас в квартире газ, а у вас?

– А у нас водопровод, вот. У самой воды решили они дома строить, у речки нашей, срыть утес и строить. Уже новая строительная компания пришла. Относительно новая. И очень крупная. Могут позволить себе заморозить строительство. Давно уже пришли, лет пятнадцать назад. Элеонора решила ими рулить, а не получается. Дело уперлось в раскопки. Если бы был жив Бес, не видать бы нам никаких городищ и артефактов, никакой истории, все бы на помойку отправил.

– Разве так можно?

Ангелина Ниловна посмотрела на Сергея Львовича как на наивного мальчика.

– Ну слушайте. Нашли кувшины, предметы быта, оружие, даже монеты. Самое удивительное, это уникальные находки – лодку первобытную деревянную, деревянных идолов сохранных. Директор новой строительной компании, очень крутой импортный олигарх, который давно уже сам не руководил, аж из-за границы приехал, вызвал археологов, работы прекратили, ведут раскопки. Наверно, новый барин может себе позволить. А Элеонора бесится, убытки считает, а руки коротки. Но заграница нам помогла.

– Ну бывало раньше такое, и я частенько пользовался заграницей.

– Да говорят, что этот английский олигарх на самом деле бывший наш. Элеоноре сейчас платить по старым счетам будет трудновато. Вот эта Ванина папка. – Сказала Ангелина Ниловна, показывая две пухлые папки, – Их надо скопировать и спрятать. Копии почитаем. Оригинал я портнихе своей отнесу, у нее никто искать не станет.

– Зачем? Думаете будут у вас искать? А ей можно доверять? Я вообще забыл, что существуют портнихи.

– Никому лишнего не скажет. Хотя имидж у нее болтушки. Вы меня, трусиху, пожалуйста, сопроводите к ней, – от страха Ангелина Ниловна даже сгорбилась, что было ей совсем не свойственно. – Заодно увидите живую портниху. Она, кстати, неплохо живет, ее труд сейчас дорого стоит, может, даже больше нас зарабатывает

– Обязательно, и потом в кафе «Мороженое» вас отведу! – улыбнулся Сергей Львович

– Вы знаете, что сказать, чтобы даму «выпрямило». Спасибо, Сергей Львович, но сегодня не пойдем. Потом как-нибудь. И не в «Мороженое», даже не знаю есть ли такое у нас, не ем сладкое, пойдем в кафе к Сердюку, он у нас кулинарные эксперименты ставит. У него интересно и недорого, туда наши все ходят, иногда новое попробовать.

– Как скажете.

– Сегодня нас «выпрямит» искусство. Как Венера Милосская выпрямила Тяпушкина в Лувре.

– Вот теперь я вас не понял. Теперь я буду просить без зауми. Вы про кого?

– Думала знаете. Это же Глеб Успенский, рассказ «Выпрямила» про то, как учитель, очень тяжело переживающий предвоенную обстановку в Европе, ходил в Лувр смотреть на Венеру Милосскую. Он заметил, что выпрямляется и душой, и даже физически, спина у него выпрямилась.

– Не читал, почитаю обязательно. Сейчас я свободный человек. Время есть на художественную литературу и походы по галереям, музеям, театрам и киноконцертным залам. Нет, я не смеюсь! Кстати, могу сам отнести документы портнихе…

– Нет, – отрезала Ангелина, – Иван доверил мне. И вдруг вы потом к Сердюку не сводите? Я тоже не смеюсь.

– Свожу, самому интересно. Даже радостно, что можно приехать теперь в такое захолустье…Ой, простите грубияна…

– На правду не обижаются. Да и выгодно иногда быть захолустьем.

– Приедешь, удивишься как вкусно в общепите.

– А Элеонора поощряет всякий такой бизнес столовский, у нас прямо таки культ еды. В доме ее родителей так было, очень гостеприимные, хлебосольные. Каких только блюд ни готовили. Ее родители – из Керчи, и в роду у нее и греки, и итальянцы, и турки, но это уже не так важно.

– Откуда вы знаете такие подробности, Ангелина Ниловна?

– Не забывайте, я учительница. Классным руководителем и завучем проработала довольно долго. Чтобы узнать всю подноготную – мне достаточно набрать номер бывших родителей или учеников или спросить у коллег. В крайнем случае – поговорить с портнихой. Будто не знаете, как бывает.

– Да знаю я.

– Да и я уже догадалась, кто учебу для Ивана очень кстати организовал.

– Тсс, – приложил палей к губам Аненков, – сосед у меня хороший, и живу я в доме ветеранов МВД, ему спасибо.

– Ага…Пойдем дальше, продолжим нашу утреннюю конференцию. Отец Маши, Василий Мамонтов, изображает гениального художника. Смешно! Есть даже искусствоведы, которые покупаются и такие ему поют дифирамбы – заслушаешься! Соловьи! Нет, соловьи на заказ не поют, а эти поют. Он наглый и плодовитый. И он – мастер провокаций. Картины его не захочешь, а увидишь. Галерея у него, печатает репродукции. Какой извращенный ум надо иметь, чтобы всё это рисовать. Откуда он берет свои сюжеты? Надеюсь, не из жизни. Видели его картины в интернете?

– Да, посмотрел. Культурных слов не найду.

– Антон его не приглашает к участию. Культурно говорит, что, если, мол, я возьму вас, всех остальных надо будет на свалку. Ага.

– Хитрый дипломат Антоша. Вот молодежь пошла! Кхе-кхе, это я по-стариковски…

– Но Мамонтов давно свою галерею открыл, Антошины выставки ему только для самоутверждения или поиздеваться. Змеёва банда деньги через него мыла. Банды нет, а деньги кто-то моет до сих пор. Элеонора послала бы его подальше – свои не дают. Она не любит, а терпит послушного Васю Мамонтова, это же видно.

– Так что за схема у них?

– Схема такая. Нужно кому-нибудь наличные дать. Покупают мазню у Мамонтова за миллион, он свой процент, тысяч шестьдесят, берет, остальное – в оброк барину. Это уже давно секрет Полишинеля. Вот на таком он содержании у Элеоноры. Но Мамонтов не идиот, он воспользовался своим положением и пропиарился за счет городской казны. Якобы популярный художник из российской глубинки. Теперь его картины-уродины продаются коллекционерам из Европы. За счет города. И напрасно у нас пенсионеры протестовали против его галереи, выходили с плакатами «Тут вам не помойка!» Он и Элеонору обвел вокруг пальца. Еще и титулами обложился.

– Художник, но сообразил, – сострил Аненков.

– Зря вы так, художники – не идиоты, что бы французы ни говорили. Они добрее просто, искреннее.

– «Глуп, как художник»– эту французскую поговорку вы имеете ввиду?

– Да, но наш Мамонтов -вовсе и не художник в моем понимании. Про него я знаю мало, он не наш. Впрочем, его всегда есть за что прижать. У него судимость за изнасилование, об этом писали, когда не пускали его в депутаты городской администрации. Сергей Львович, вы же понимаете, чего я боюсь больше всего. Вдруг он обидел мою девочку? А если он еще и не родной отец. Они не похожи.

– А где сейчас Ляля? Она в безопасности?

– С Машей. Но перевели на искусственное вскармливание. В детском отделении больницы… Ох, Сергей Львович, вы меня пугаете. Я не знаю, на что он способен.

– Надо сделать анализ генетический.

– Кто может? Мать-то в коме, отца нет.

– Сами сделаем. Что, трудно материал добыть, что ли? Неофициально, для себя.

– Дорого, я не смогу на пенсию.

– У меня есть.

– Но Вам-то ещё вкладываться…

– Она мне не безразлична. А вы сдайте мне комнату недорого, пожалуйста. На год.

– Я с радостью. Но я тут вроде не одна. Хотя, согласятся мои, уверена. Я бы и так в гости пригласила. С кем еще так можно и поговорить по душам, и дело провернуть.

– Отлично, по рукам! – обрадовался Аненков, – Хорошо-то как – рядышком с вами, с мастерскими, квартиру не искать, Антона не озадачивать.