Счастливы вместе

Мари Соль

Счастливы вместе

Глава 1

За окном назревает глубокая осень. Слезливый ноябрь. А внутри моего кабинета тепло и уютно. И круглый год зелено! Притащила из дома цветы, а они разрослись, забросали плетьми весь стеллаж. Словно в джунглях сижу, а не в гинекологии! Я – врач-гинеколог со стажем. Вообще, акушер-гинеколог. Но меня зовут акушерствовать только в серьёзных случаях, когда плод не рождается сам. Благо, таких случаев на моём веку было не так уж и много. Ведь не одна я здесь – доктор. В нашей клинике несколько очень ответственных докторов, в том числе и мужского пола. Один из которых – мой брат.

Эту клинику, ещё много лет назад, когда нас с брательником не было в планах, основал наш дедуля. Отец перенял от него управление, когда окончил медицинский ВУЗ. А теперь «ЦПСиР им.Бузыкина» возглавляет Бузыкин младший. Для меня он – Володька! Для других – Владимир Валентинович. Ему всего тридцать семь. И он младше меня на три года. Но иногда мне всерьёз кажется, что это он – старший брат, а я – младшая.

Свою работу я очень люблю. Уже сбилась со счёта, сколько рожениц видела, скольких лечила, скольким внушала, что роды – это не больно. Ага, как бы ни так! Сама я рожала уже дважды. Старшему, Севке, этой осенью было семнадцать. А Сонечке, младшенькой в марте будет четырнадцать. Обоих рожала в стенах нашей клиники. Севку – сама, а вот Соня у нас «выходить» не хотела. Пришлось стимулировать. Помню, боялась! Рыдала. Тогда ещё папа был здесь. Он собрал всех врачей отделения возле меня. Пригрозил всех уволить, если что-то пойдёт не так. А я так хотела, чтоб Ромик пришёл…

Помню, как он убеждал, что «партнёрские роды» – это за гранью его понимания. Что он будет рядом… ментально. Что будет сидеть за дверьми. А потом оказалось, он был на работе. Так случилось! Он просто не знал, что меня увезли. Точнее, что меня увели, прямо из кабинета, в рабочее время. Из молодого врача, коим была на тот момент, я превратилась в пациентку. Так что, в стенах этой клиники вся моя жизнь.

Слышу стук. Отвечаю:

– Войдите! – поправляю халат.

В дверях появляется девушка. Темноволосая, юная. Несмотря на погоду, одета довольно легко. Короткое платье, колготки ДЕН двадцать. Про себя усмехаюсь: «Придатки застудишь, дурында! А тебе ведь ещё рожать».

– Здравствуйте, – кивает.

Я отвечаю:

– Садитесь.

Она занимает небольшой стульчик возле стола. Я сожалею, что нет медсестры. Сегодня одна, без поддержки! И целая стопочка карт с именами, по левую руку. Беру её паспорт. Намётанным глазом уже замечаю: на ней нет кольца. Навряд ли первичный визит. Скорее всего, уже не девственница! Заметно по косвенным признакам. К примеру, походка, округлость фигуры и взгляд.

«О, да ты далеко не девственница, милая», – я изучаю анализы.

– Впервые у нас? – уточняю, желая начать разговор.

Пациентка смущается. Немудрено! Девять с половиной недель. А колечка-то нет! Вероятность, что папа ребёночка в курсе тает с каждой секундой. Стоит взглянуть на то, как она теребит край вязаной юбочки, и сразу становится ясно – одна.

– Да, – отзывается коротко, – Мне вашу клинику порекомендовали. И вас персонально.

– Да что вы? – киваю, – Приятно услышать! Могу вас заверить, что выбор вы сделали правильный. Ведь вы же решили рожать?

Она смотрит, но быстро отводит глаза:

– Я ещё не решила.

«Ну, вот», – я гашу раздражение, – «Снова здорово!». Очередная «безмуженка», как называет таких моя подруга Алёнка. Она принимает в конце коридора. Вот у кого не забалуешь! Прямолинейна, как рельса. Правду-матку рубит с плеча. Я не умею так. Я – деликатная.

– Первый аборт, – я вздыхаю, – Ведь вы нерожавшая?

– Нет, – подтверждает она.

«А глаза-то какие красивые», – непреднамеренно залюбовавшись, я вызываю волну покраснения юных, нетронутых возрастом, щёк.

– Ещё чуть-чуть, и малыш начнёт проявлять себя, двигаться. К настоящему моменту у него уже сформированы пальчики рук и ног, – говорю.

Вижу, ресницы дрожат. Она вот-вот заплачет. Нужно дожать! Убедить. Ведь задача моя – спасти жизнь, пускай даже ещё не рождённого чада.

– Родители есть? – уточняю я.

– Мама, – сглотнув, отвечает она.

Я смотрю на её медицинскую карту. Кривицына Зоя, всего двадцать три года от роду. А на вид и не скажешь! Лет двадцать, не больше.

– Ну, вот! Она знает? – мой голос не докторский, нет. Доверительный, мягкий.

Я как гипнотик, пытаюсь её заболтать. Увести от губительной мысли. Ведь я не могу запретить! Вот решит она сделать аборт, я обязана дать ей подумать, а после – направить к другому врачу.

В нашей клинике, как это ни странно звучит, жизнь не только дают, но и отнимают. Ненавижу аборты! Сама бы я никогда… Ни себе, ни другим! Но – их право.

– Не знает, – кусает девчонка губу. Та становится алой.

На ней нет косметики, только природная яркость. Брови тёмные, глаза цвета жжёного миндаля.

«Красивый ребёнок получится», – думаю. И тут же пытаюсь представить, каким мог быть папа. Такая кому попало не даст! Хотя… Могли изнасиловать. Отморозков хватает! В подобных случаях даже я не спешу отговаривать делать аборт.

– Ну, а контакт был по обоюдному согласию? – на правах «дамы с опытом», тороплюсь уточнить.

– Что? – поднимает глаза.

– Не насилие? – формулирую я.

Она удивляется:

– Нет! Что вы? Мы любим друг друга.

– Ну, тем более! – я выдыхаю, – Так что надо рожать.

– Всё не так просто, – мотает она головой, отчего шоколадные пряди спадают на лоб. Она убирает их за уши.

– А просто никогда не бывает, – я пишу в её карточке дату, анамнез, диагноз. Беременна. Что тут сказать…

– Он женат, – усмехается Зоя. И этот короткий, но горестный смех, вынуждает меня прекратить выводить закорючки на плотной бумаге.

Я смотрю на неё, но уже другим взглядом. Кто бы мог думать? Такой ангелочек на вид. Неприступная, скромная, юная! Вот такие и пудрят мозги нашим глупым мужьям. И в груди нарастает болезненный спазм. Я его прогоняю, сглотнув.

– Ну, ребёнок не виноват, – я беру себя в руки, продолжаю писать, – Он в любом случае заслуживает право на жизнь. Я выпишу вам направление на анализы. Необходимо сделать биохимию крови, коагулограмму, ЭКГ обязательно, сдать мазок…

– Он говорил мне, что вы – левша, – обрывает мой перечень голос. Вроде бы даже и нет в нём той девочки, что каких-нибудь пару мгновений назад не хотела рожать…

Мне приходится взять себя в руки, взглянуть на неё. Ожидая увидеть другую, я даже слегка удивляюсь, что на стульчике та же Кривицына Зоя. Вот только глаза смотрят как-то иначе! Уверенно, что ли? Надменно.

– Да, я левша, – я смотрю на свою левую руку, которой обычно пишу.

В детстве родители даже пытались заставить меня писать правой. Но я всё равно не привыкла! Могу иногда, в порядке исключения.

– А ещё он сказал, что вы – добрая, – хмыкает Зоя.

Опять опускает глаза. Из своей трикотажной юбчонки она умудрилась достать одну длинную нитку. И теперь теребит её, то скатывая в комочек, то вновь расправляя.

«Вот же, гадёныш», – про себя сокрушаюсь. Володька, брательник! Опять подослал ко мне кого-то из своих малолетних любовниц? От него постоянно приходят. Причём, сначала приходят они. А затем уже сам Володька звонит и канючит мне в трубку:

– Ритуль, ну войди в положение!

Он у нас, хоть и весит под сто килограмм, ещё тот ловелас! Не женат. Но кольцо надевает по случаю. Если ему пациентка не нравится, может специально надеть. Если нравится, снимет, отправит за ширму, потрёт друг о друга ладошки, и…

– Я жду ребёнка, – опять оживляется Зоя.

– Я это уже поняла, – тороплюсь я сказать.

Вот влетит ему, честное слово! Знает, что я не смогу убедить их не делать аборт. Но отправляет ко мне, как к последней инстанции. Сколько таких «самородков» Бузыкиных ходит по миру? Представить боюсь. И врач ведь! А в нужный момент верхний мозг отключается, нижний берёт управление телом под сто килограмм. А потом… вот такое.

Она произвольно роняет:

– От вашего мужа.

И фраза стирает с лица моего все эмоции, кроме одной. Удивление. Верно, ослышалась?

– Что? – говорю я излишне спокойно.

Но Зоя молчит. Помогает понять – не ослышалась. Смотрит туда, где на палец намотана ниточка.

– Значит, я не ослышалась? – ощущаю я собственный голос. Как вибрации в теле. Как будто не я говорю.

– Нет, – подтверждает она, – Не ослышались. Я от Ромы беременна.

Рома. Роман. Мой роман. Мой супруг. Рома Окунев. Это о нём идёт речь? Или она кабинет перепутала?

– Вы так уверены в этом? – в моём тоне сквозит очевидный намёк: «Ты уверена в том, чей ребёнок? Да мало ли чей? Да мало ли, с кем ты спала, малолетняя дрянь! Прошмандовка. Кривицына Зоя».

Зоя кивает:

– Я абсолютно уверена, – как будто услышав мой гневный посыл, добавляет, – Я больше ни с кем не спала.

«Не спала, значит», – мысли бурлят, кровь кипит. Ощущаю, как пот липким слоем покрывает меня под одеждой. Охота окно открыть, несмотря на холодный ноябрь. Раздеться. Голова идёт кругом. Колени безвольно слабеют. Кажется, встань я сейчас – упаду…

– Чудесно! Вы спали с человеком, зная, что он женат, – я смотрю на её разноцветные ногти. Красный, синий, зелёный. Выглядит так, точно она не могла решить – какой цвет предпочесть…

Зоя сжимает край юбочки:

– Бывают обстоятельства непреодолимой силы. Когда нет выхода, кроме как…

– Кроме как, сделать аборт, – говорю я со вздохом.

– Аборт? – поднимает глаза на меня. В них читается лёгкий испуг, – А разве доктор не должен меня убеждать сохранить жизнь ребёнку?

«На больную мозоль давит, дрянь», – про себя раздражаюсь, – «Скажи мне ещё про пресловутую клятву Гиппократа».

Я сжимаю нагретую пальцами ручку. Перевожу на мерзавку тяжёлый, исполненный ярости, взгляд:

– Бывают обстоятельства непреодолимой силы, – повторяю её же слова.

Усмехается. Этот смешок, он едва ощутим. Но отчётливо бьёт по живому. Окунев, падла! Вот был бы ты здесь… Ну, я бы тебе и устроила.

– Я подумала, – решительно вскинувшись, произносит она, – Я буду рожать.

– Что ж, – отвечаю я, – Ваше право. Вот только, боюсь, что ребёнку придётся расти без отца.

«Я ли это говорю?», – потрясённо, я слушаю собственный голос. Спокойный, как будто скала! А внутри всё бушует. Да так, что рука с ручкой мелко дрожит. Да была б моя воля, я бы её заколола. Прям тут! Этой ручкой…

– У моего ребёнка будет отец, – отвечает она, – Самый лучший.

– Хорошая мысль! – усмехаюсь приветливо, – С этим вам лучше поторопиться. Мужчины такие наивные. Влюбится, будет чужого растить, сам не зная об этом.

По личику Зои скользит незаметная тень. Я решаю добить:

– Если вы рассчитываете на алименты, пожалуйста. Через тест ДНК. Вот только, признает ли Рома отцовство? Поверьте, милочка, у него и до вас, было много подобных нахлебниц! Все норовят влезть в карман.

– Он обещал развестись, – практически шепчет она. И бледнеет. Вот-вот потеряет сознание…

– Эй, ты чего? – я тянусь к ней, трясу за рукав, – Ты не вздумай мне тут, поняла?

Зоя дышит натужно, откинувшись на спинку. И губы бледнеют, и руки дрожат. Я, быстро вынув из ящичка ватку, макаю её в нашатырь.

– Вот, держи! – тычу в нос.

Зоя кривится, кашляет.

– Всё? Оклемалась?

В глазах её слёзы. То ли с нашатырём переборщила, то ли с нажимом…

– Простите меня, Маргарита, – роняет на всхлипе.

«Только этого мне не хватало», – рычу про себя. Позвонить ему прямо сейчас? И дать трубочку ей. Только вдруг… потеряет сознание?

– Послушайте, Зоя, – смотрю на часы, – У меня перерыв через пятнадцать минут. Здесь за углом неплохое кафе, «Базилик» называется. Вам не мешало бы перекусить! И обсудим наше… недоразумение. Вы мне расскажите, как было дело. Вместе примем решение, да?

Я, почти по-матерински заботливо, трогаю хрупкую девичью руку. Она удивлённо кивает:

– Спасибо.

– Ну, вот, – улыбаюсь, – Идите туда. Я сейчас подойду. Вы пока что меню посмотрите. Берите всё на свой вкус, я плачу, – поднимаюсь я из-за стола, на ходу принимаюсь расстёгивать пуговки на униформе.

– Хо-рошо, – Зоя тоже встаёт. И, одёрнув короткую юбочку, устремляется в сторону двери, – Тогда я… пойду?

– Вы идите, идите, – киваю я одобрительно.

И лишь когда дверь закрывается, трогаю лоб. Он весь в мокрой испарине. Так и простудиться недолго! Вытираю салфеткой подмышки и шею. Всё потное. Так перенервничать! В пору самой нюхать свой нашатырь.

К слову, нюхаю. Вынимаю из ящичка спящий гаджет. Нахожу переписку с Романом. Пишу ему:

«Милый, ты занят? Подъедь в «Базилик»! Это срочно!».

Он отвечает секунд через тридцать:

«Ты беременна? (смайлик)».

«Не я», – порываюсь ответить ему. Но решаю пока не вводить в заблуждение. Он сам должен узнать. Я устрою им очную ставку! Я хоть и врач, но сериалы смотрю регулярно.

«Скажешь тоже (смайлик). У меня обнаружили рак», – пишу, а сама держу пальцы крестиком.

Окунев тут же звонит. Беру трубку, и слышу тревожное:

– Что? Это правда, Марго?

– Пошутила, – вздыхаю.

– Ты дура совсем, или как? – удивляется он.

– У меня для тебя есть сюрприз, – говорю, – Приезжай!

Он вздыхает на том конце провода. Знаю – не смог, так бы сразу сказал! Значит, может:

– Окей. Через полчаса буду.

Я одобряю указанный срок. Нам с Зоей хватит полчасика, чтобы узнать друг друга получше. Пока мой родной, обожаемый муж, словно Бэтмен, спешит к нам на помощь.

Глава 2

Я была ровесницей Соньки, когда впервые увидела Рому. Он – на два года старше меня, старшеклассник, спортсмен, гордость школы. Кто бы сказал мне тогда, что я буду его женой, посмеялась бы! Где уж мне? Кроме прыщей, лишний вес. Кроме стеснения, комплексы! Наши папы дружили. А мамы общались, и часто, как сейчас говорят «тусили» парами. То на одной из квартир, то на другой. И меня, «потому, что я девочка», оставляли присматривать за малышнёй. У меня – младший брат, а у Ромки – сестрёнка. Сам же он уходил с пацанами гулять. А мне было обидно…

Потом он надолго пропал. Точнее, отцы разругались, на время. И встретились снова, когда умерла моя бабушка. Там, на похоронах, всё сложилось иначе. Мне было двадцать, ему – двадцать три.

– Ого! – только и сказал Окунев, увидев меня со спины.

Я – вся в чёрном. И волосы гладко зачёсаны. К этому возрасту сбросила лишнее, стала повыше. Кожа разгладилась, грудь подросла.

Он тоже подрос. Хотя, куда уж больше? Волосы вьются копной, зачесал их назад. На лице ровно стриженный ёжик щетины.

– А я познакомиться собирался, – сказал он, неловко кусая губу.

– Знакомы, – отрезала я, с холодной решимостью прошествовав мимо него.

После этих похорон как-то всё и срослось. Не сразу, конечно! Сперва мы встречались. Но оба знали как будто, что всё решено. Что нам предначертано быть вместе. Свадьбу играли пышную! Наши папы устроили «батл», кто кого переплюнет. У одного – своя клиника. Другой производит лекарства, владеет сетью аптек. Платье было дизайнерским. Торт, лимузин. И поездка на море.

Пожалела ли я? Не скажу! Наш брак был счастливым, по крайней мере, первые несколько лет. До тех пор, пока Ромка был верен. Пока он не взял руководство «Ленфарм» на себя. И, в то время как я разрывалась между вечно орущей Сонечкой и пятилетним Севкой, мой муж у себя в кабинете приходовал шлюх…

В «Базилике» снимаю одежду, повесив за дверью кафе, в небольшом закутке. В столовой клиники тоже неплохо готовят. Но разговаривать там, на глазах у коллег. Ну, уж нет! Выглянув из-за ширмы, я вижу её. Сидит спиной к выходу, смотрит в окно. Интересно, о чём она думает? И ведь не ушла!

Бросив взгляд на часы, выхожу. До приезда Окунева не так много времени. Так что, не будем терять ни минуты!

– Ну, что? Заказала уже? – уточняю, садясь.

Бросив сумочку возле себя, раскрываю меню.

Зоя краснеет, смущается:

– Нет. Я… Я наверно, не буду.

– Так! Не выдумывай! Давай поедим? На голодный желудок нервничать вредно. Потому и голова кружится, что ничего не ешь, – журю я её, словно дочку.

Пробегаюсь глазами по списку меню:

– Тебе рыбу полезно есть. Любишь рыбу?

Зоя тянет рукава своей кофточки. Уже так натянула, что не видно ладоней. Одни ноготки.

– Наверное… Да, – пожимает плечами.

«Особенно, окуней», – усмехаюсь уже про себя. Жаль, что в меню нет блюда из окуня. Ну, ничего! Скоро он сам, собственной персоной, нагрянет сюда. Вот же, будет умора!

Официант, подошедший к нам вовремя, принимает заказ у меня. Я беру: себе – суп-пюре из грибов, стейк под соусом. Ей – горбушу с пюре из картофеля. А ещё – облепиховый чай нам обеим.

– Ну, рассказывай! Как познакомились? – я кладу на колени салфетку, готовлюсь услышать рассказ.

Зоя смотрит затравлено. Точно, придумала? Ах ты, мелкая врушка! Вот я и раскрыла тебя. Сейчас начнёт сочинять небылицы про то, как он встретил её, гуляющей в парке. Подобрал обронённый ею томик стихов. Как они посмотрели друг другу в глаза, и влюбились…

– Я покупала лекарства для мамы в аптеке, – начинает она, глядя в стол.

«Неплохое начало», – киваю. Можно продолжить про маму, смертельно больную. Для которой мой Окунев раздобыл крайне редкий, и баснословно дорогой препарат.

– А там как раз лампы меняли, – продолжает она.

– Так, – с интересом, подперев рукой щёку, я слежу за сюжетом. Когда же появится он, наш герой?

Зоя, слегка усмехнувшись, словно вспомнила что-то, смотрит мимо меня, на окно.

– На меня лампа упала. Эта, как её? Люминесцентная. Прямо на голову! – она трогает лоб, – Вот тут даже ссадина была небольшая.

– Это хорошо, что небольшая, – хмурюсь я озабоченно.

– Ну, а Рома, он…, – улыбается Зоя. Улыбается так, словно видит его.

Я даже слежу за её взглядом. Уж, нет ли там мужа? Не приехал ли он раньше времени? Где-то, в глубинах сознания, прячется страх. А что, если правда? Вот сейчас он войдёт в эту дверь. Мерзавка подастся к нему. И они сольются в поцелуе. А я останусь сидеть, дура дурой! И чего затевала спектакль?

«Нет», – машу головой. Уж чего-чего, а этого Ромик себе не позволит. Целоваться со шлюхой у всех на виду. Не его амплуа! Он у нас – потихушник.

– Он как раз приезжал по каким-то делам, – продолжает она свой рассказ, – И увидел меня на полу.

– На полу? Даже так? Без сознания? – оживляюсь, желая услышать подробности. Была бы писателем, я бы уже настрочила роман «Похождения Окуня». На обложке должна быть рыбина. Пучеглазая, как и герой.

– Нет, я в сознании была, – возражает Зоя, – Просто ещё поскользнулась вдобавок. Потянула лодыжку.

Рукой под столом она тянется к той самой лодыжке. Словно чувствует боль… Нет! Это я чувствую. Это у меня так сжимается сердце, что пи́сать охота. Сколько раз доводилось узнать? До сих пор не привыкну…

– Бедняжка! Надеюсь, не сильно? – с тревогой шепчу.

Она улыбается:

– Нет, пустяки. Только Роман Ярославович… Рома, он… В общем, он всех отчитал! А потом даже хотел до травмпункта подбросить.

– Подбросил? – киваю.

Зоя, как будто не чувствует фальши в словах, отвечает:

– Конечно! Хоть я и противилась. Он у вас очень заботливый, благородный такой. Сказал, что это на его совести. Ну, что так вышло! Что он компенсирует всё.

– Надеюсь, не обманул? – с недоверием фыркаю я, – Он просто часто снимает кольцо, холостым притворяется. Вот я о чём.

– Нет, – моментально серьёзнеет Зоя, – Он мне сразу сказал, что женат. Мы с ним даже не собирались сначала. А потом… Как-то так получилось.

– Неужели, в машине? На заднем сидении? Там у него целый склад артефактов, – вспоминаю с усмешкой. Как-то раз наш джек-рассел терьер, Бублик, выудил женские трусики из-под сиденья…

– Нет, что вы? – смущается Зоя, – Это случилось намного позднее. В тот день он отвёз меня, просто и всё.

«Любопытно», – думаю я. История обретает налёт романтизма. Неужели, супруг соизволил решиться на отношения? Тратить время, за кем-то ухаживать? Это так на него не похоже.

– Вы извините меня, я в туалет? – озирается Зоя.

– Да, да, конечно! – отпускаю её, – В первом триместре учащённое мочеиспускание – это нормально. К слову! Раз уж речь зашла о здоровье, – поднимаю глаза, когда Зоя встаёт, – Ты бы себе прикупила штаны для беременных. Зима на носу! Хочешь осложнения заработать?

Она улыбается:

– Нет, не хочу.

– Вот и отлично, – смотрю на часы. Где там Окунев мой? Передумал?

Пока её нет, налегаю на стейк. Понимаю, что вряд ли она сочинила подобное. А если уж всё это правда, как и то, что ребёнок – его, то…

Не успеваю закончить свой мысленный приговор, как в дверях появляется Рома. Мой муж. Как всегда, он наряжен по моде. Узкие брюки, приталенный плащ. Нет, фигурой всегда отличался от прочих! Но только в таких узких брюках он выглядит как идиот.

Помню, когда познакомились, он и то одевался приличнее. Выглядел как нормальный пацан! Широкие джинсы носил и футболки. А теперь, у него вид такой, будто он рекламирует линию молодёжной одежды. Рубашка на выпуск, одна половина заправлена, другая небрежно торчит из-за пояса брюк. Как будто он только что с кем-то любился в машине. И наскоро вышел, заправив рубашку в трусы.

Я, отодвинув еду, лезу в сумочку.

– Маргоша! Вот ты где прячешься, рыба моя? – тянется он, чтобы чмокнуть.

Подставляю ему свою правую щёку.

– Окунев! Новый парфюм? – интересуюсь.

Он садится напротив:

– Здрасте, приехали! Это же ты мне дарила на день всех влюблённых.

– День всех влюблённых? Нет, дорогой, это точно не я! – говорю, намекая на то, что этот праздник давно не касается нас.

Вынимаю карманное зеркальце. Начинаю подкрашивать губы.

– Чего звала? – он глядит на часы. А они у него, как у сына, громоздкие. Купил и себе, и ему, чтобы быть «на волне».

– Поговорить нужно, – я тру губы друг об друга, чтобы размазать помаду по ним.

Окунев смотрит с укором:

– Всего лишь? А по телефону нельзя было, Рит? Ведь я на работе, вообще-то! У нас сортировщик заглючил, пришлось останавливать линию.

– Это срочно! – даю я понять.

Муж улыбается, подносит к своим губам руку с кольцом. И целует его, сжав в кулак волосатые пальцы:

– Для тебя, душа моя, я свободен как ветер! Ты же знаешь?

– А то! – изрекаю, сжав руку в кулак. Подношу обручальным кольцом ближе к губкам. Но вместо поцелуя, плюю на него. Растираю слюну рукавом кардигана. Чтобы колечко сильнее блестело.

Он отпускает двусмысленный хмык:

– Говори же! Я весь в нетерпении.

Опускаю глаза на тарелку, где до сих пор остаётся её недоеденный стейк. «Эх, жалко, не окунь», – думаю снова.

– Это чья, кстати? – ловит мой взгляд.

– Да так, – отвлечённо машу я, – С коллегой обедала! Она уже ушла.

Сама же смотрю на туалетную дверь, что сбоку от нас, за стеной. Где исчезла ОНА. Недержание что ли? А, может, понос?

– В общем, дело такое, Ромуль! Мы разводимся, – говорю торопливо. Стремясь поскорее излить ему суть.

– Что? – Ромка меняется в лице. Вместо довольной гримасы на неё наползает тяжёлая тень.

Предрекая его оправдания, я говорю:

– Ты дослушай! Сначала дослушай. И не перебивай меня.

Он сцепляет ладони в кулак, смотрит пристально. Я продолжаю:

– Сегодня ко мне приходила одна из твоих… скажем так, зазноб.

– Рииит! – напускает обиды Роман.

– Не перебивай меня! Я же просила? – рычу на него.

Он выдыхает, глядит в направлении окна. Ровно туда же глядела она, его Зоя…

– Так вот! Она сообщила мне новость. Ты станешь отцом, дорогой. Поздравляю тебя! И отпускаю на все четыре стороны. Можешь подать на развод. Подпишу.

Вот теперь я закончила. Только Окунев странно молчит. Смотрит в прорезь окна. И кадык нервно ходит по шее.

– Что? Даже ничего не ответишь? – не выдерживаю я.

И тут мой супруг разражается гневной тирадой:

– Марго! Ну как так можно, а? Я срываюсь с работы! Дурацкие шуточки, вроде диагноза – это вообще из ряда вон выходящее. Ты мне какую-то чушь несёшь про зазноб, про отцовство! Что это, а? Ты дура совсем, или как?

– Прекрати называть меня дурой, – цежу я сквозь зубы. Мне плевать на соседние столики. В этот момент я готова макнуть его рожей в свой суп.

– Ну, прости, дорогая! Просто мне невдомёк, как так можно? Какая-то драная кошка приходит к тебе и несёт несусветную дичь? Какие-то сказки про серого козлика! А ты ей на слово веришь? Да это поклёп! Клевета.

– Про серого козлика, точно, – шепчу, наблюдая обычную в принципе, вещь. Так всегда реагирует Окунев. Сейчас наплетёт про обман, наговоры и прочее. Понадарит подарков, цветов! Поклянётся в любви и уйдёт. Может ещё в ноги броситься. Но это не у всех на глазах. Это дома.