Дураки с холма

В те времена там только начиналось строительство третьей линии: где еще совсем недавно мы с бабой Раей искали страну Выдумляндию, теперь выросли три деревянных скелета новых домов.

Проводя нас через участок, Серый с Лехой по традиции показали свой миниатюрный пруд, в его грязной воде курсировали черно-глянцевые головастики. За картошкой мы повернули направо к дороге, уходившей на Горелые – так мы называли еще одни дачи, которые недавно начали строить в лесу на торфяных болотах.

Вдалеке у лесной опушки торчала железная вышка – одна из местных достопримечательностей, точное предназначение которой оставалось для меня загадкой.

– Наш дед рассказывал, что у леса когда-то стояла и деревянная, но потом она рухнула, и солдаты из городка поставили новую, на ней в середине есть площадка для пулеметчика, – сообщил Леха, пока мы шли по дороге.

– А я вроде слышал, что она как-то связана с военной связью, – припомнил я слова собственного деда.

Дорога на Горелые шла по насыпи: слева простиралось желтое поле, на краю которого стояла загадочная вышка, а справа тянулся длинный овраг. В этом овраге после дождей скапливалась вода, и росли черные камыши. Чуть поодаль раскинули свои зонтики огромные трубчатые растения с белыми цветками. Леха достал из кармана нож-бабочку и решительно полез в овраг.

– Это же борщевик! – попытался образумить его я, вспоминая, как видел в доме отдыха огромные заросли этого загадочно-опасного растения.

– Да какой там борщевик! – заворчал Леха, обнаруживая, что дно оврага наполовину заполнено водой. – Обычный тростник!

Пока Леха блуждал в овраге, Серый стал кидаться в нас с Костиком мелкими цветочками пижмы и репейником, в изобилии росшими на обочине. При этом он беспрерывно бормотал:

– Ножик перочинный, перочинный ножик, ножик перочинный…

– Серый, прекрати! – завизжали мы с Костиком, отстреливаясь теми же снарядами.

– Перочинный ножик, ножик перочинный… – продолжалось бормотание у дороги.

Леша тем временем нарубил несколько длинных стеблей и ловко отделил от них неприятного вида узлы, лишние ветки и белые цветы. Затем он проделал небольшое отверстие на одном из стволов. Прижав к губам получившуюся трубку, Леха подул. Трубка, к нашему удивлению, издала ровное низкое гудение.

– А ты говоришь – борщевик! – торжествовал он.

– … папа подарил! – закончил свои камлания Серый.

Вдоволь надудевшись и накидавшись в друг друга камышами, мы возвратились на переда – каждый со своей трубкой.

– Из них рябиной и будем стрелять, – напомнил Леха.

Всем так понравилось изобретение, что Костик в порядке исключения даже разрешил рвать рябину со своего дерева.

Повоевали мы с огромным удовольствием, но через пару дней у всех скрутило животы. У Костика поднялась температура, а мне стало настолько плохо, что родители на неделю эвакуировали меня из деревни.

Меньше всех пострадал Серый:

– Продристался полдня в сортире – и хоть бы что, – со смехом сообщил он, когда я возвратился в деревню.

***

– Дрюнь, вынеси мяч, в квадрат сыграем, – в очередной раз попросил меня Рыжий.

Потрепанный в бесчисленных игрищах мяч лежит в дедовском гараже в двух шагах от калитки, но доставать его мне категорически не хотелось. Особенно когда Рыжий затевал игру в квадрат.

– Может лучше в вышибалы? – предложил я без особенной надежды.

– В вышибалы неинтересно!

– Ну тогда в футбол.

– Народу мало, и команды получатся неравными, – ухмыльнулся Рыжий, – к тому же трава после дождя сырая, а у меня кроссовки дорогие – «Дисишикуза».

– Тогда в летучку! – неожиданно вступился Грибков.

Предложение это встретили взрывом хохота: уж очень смешно это слово Пашка произносил.

– Не вынесу! – начинал вредничать я, зная, что играть в квадрат на равных со старшими все равно не получится, а стоять рядом и смотреть – скучно.

– Хорошо, давай ты нам сейчас мячик, а завтра пять «геймоверов» в Killer Instinct!

– Мы же и так в него будем утром играть, – развел я руками.

– Какой же ты все-таки, Андрюха… – недовольно покачал головой Рыжий. – Ни себе, ни людям!

– Есть у кого поучиться, – буркнул под нос я.

Квадрат считался у нас самой взрослой игрой с мячом. Правила его отдаленно напоминали большой теннис на четверых, особенно в этой игре ценилось умение чеканить мяч на мыске или коленке. Использование рук, как и в футболе, пребывало под строжайшим запретом. Начиналось все с того, что кто-нибудь брал оранжевый осколок из заросшей кирпичницы Лехи и Серого, расчерчивал на плитах квадрат с равными границами и подавал мяч в центр.

В первое время нам с Костиком играть в квадрат не очень-то и разрешали: инициатором всегда выступал Рыжий, а его запреты были не без подвоха. Играть он, конечно, давал, но как только ты ошибался или допускал неловкость, он тут же начинал над тобой подтрунивать. Когда же у него было особенно вредное настроение, то, перемигнувшись с Лехой и Серым, Рыжий мог начать жестоко «гасить» неугодного ему участника. Границы линий тут же смещались в нужное ему место, споры ты всегда проигрывал, а сложные подачи странным образом летели именно на твою четверть квадрата. Ругаться со всей компанией было бесполезно, поэтому в какой-то момент мы с Костиком приняли решение просто наблюдать за игрой. Поменялось это отношение лишь через несколько лет, когда все немного подросли.

До того, как в деревне все увлеклись квадратом, игр с мячом было у нас множество. Первенство, конечно, занимал футбол. Гоняли в него как на задах, так и на передах – около Шурика или прямо напротив моего дома.

Несмотря на длинные ноги и любовь к беготне, в футбол я всегда играл плохо. По этой причине меня частенько отправляли на ворота. Положение не слишком завидное, потому как стоять на одном месте скучно, а если пропустишь мяч, то все возмущение сразу же обращается на тебя одного. Хорошо еще, что дворовые правила допускали вратарей-гонял, но и в этом случае отходить слишком далеко от ворот считалось опасным.

Наш деревенский футбол мало чем отличался от классического дворового, разве что назначались штрафные удары за заход игроков на чужую зону – так мы называли пространство за воротами соперника.

Футбол всегда казался мне интереснее квадрата, но больше всего я любил вышибалы, особенно когда тебе нужно уворачиваться от мяча. «Свечку» я поймать не мог, но частенько оставался на поле последним. Потом дело было за малым: продержаться число бросков, равное твоему возрасту.

После знакомства с Рыжим в футбол мы играли все реже, а если играли, то чтобы сделать проигрыш рискованнее – на «жопу» или «яйцо». «Яйцо» нередко ставилось на кон и в квадрате: как правило, это означало, что Рыжий уже избрал цель для насмешек.

«Жопа» же обычно была коллективной: после игры команда победителей чеканила мяч всеми возможными способами, после чего проигравшие должны были отчеканить такое же число. Если это не получалось, то проигравшие становились лицом к ближайшему забору, хватались руками за штакетник и покорно ждали своей участи.

Победители, заняв место на дороге, готовили к «расстрелу» мяч. По справедливости каждый из выигравших должен был внести свою лепту в унижение проигравших. Но поскольку проигравшие стояли спиной к дороге, возможностей для манипуляций у «расстрельной команды» открывалось множество: мяч тайком подносили ближе, а расстреливать давали тому, у кого был лучший глазомер и сильнейший удар. Категорически запрещалось закрывать пятую точку руками. В этом случае кто-нибудь обязательно кричал: «Руки! Перебиваем!»

От некоторых ударов забор сильно скрипел, а пару раз Серому даже удалось переломать штакетник у Степаныча. В таких случаях все с диким хохотом запрыгивали на велосипеды и уносились из деревни прочь.

«Яйцо» казалось более милосердным, но только в теории. Победители чеканили на мысках и коленях число плит, через которое проигравший должен пронести мяч, зажатый между ног. При этом полагалось повторять: «Я пингвин, несу яйцо, и мне очень тяжело». Если мяч выпадал, путь позора приходилось повторять заново. На первый взгляд, никаких манипуляций здесь быть не могло, но Рыжий с легкостью нашел выход из положения. Как-то раз «яйцо» должен был понести Шапка, против которого все, естественно, сговорились заранее. Рыжий, Леха, Серый и Шурик принялись отмерять число плит, попутно внеся коррективы в правила: помимо ног, расстояние теперь можно было чеканить и руками. Набралась почти сотня плит. Шапка с грехом пополам убавил это число в половину, но и без того осталось немало.

Когда же он понес скорбный груз, Рыжий стал метать в мяч небольшие камешки:

– Небольшое усложнение, – давился от смеха он.

Кончилось тем, что Шапка, сдерживая слезы, умчался домой на велосипеде.

***

Баскетбольного кольца в округе не было, о сетке для волейбола приходилось только мечтать, а вот в пионербол мы нередко играли перед домом Шурика: там к липам была прибита массивная перекладина, на которую когда-то вешали качели. Качели давно исчезли, и мы приспособили перекладину в качестве сетки.

Однажды приходим мы на лавочку к Кроту и начинаем звать Шурика. Из синей калитки появилась его старшая сестра Людка в темно-синих джинсах и розовом лифчике, чашки которого напоминали морские раковины – точь-в-точь Русалочка из мультфильма.

– А где Шурик? – спросил Леха.

– Уехал домой в колхоз, – ответила Людка, мотнув длинным хвостом.

– Можно мы у вас в пионербол сыграем? – поинтересовались мы.

Людка не только разрешила, но и сама к нам присоединилась.

Присутствие девушки странным образом на меня повлияло: хотелось, чтобы движения выглядели правильнее и ловчее. Оттого ли за мячом я стал бросаться с большим рвением?

– Андрюха, опять ты пропустил! – недовольно проворчал Серый.

– Что вы на него так сердитесь? – хитро заулыбалась Людка. – Разве не видите, он прямо-таки летает за моими подачами!

Играли мы всего пару раз, но облик сестры Шурика с розовыми чашками еще долго не шел у меня из головы. Видимо, что-то со мной продолжало происходить…

«Смертельная битва»

Следующая история произошла в то лето, когда мне путем долгих уговоров наконец-то разрешили посещать дачи Рыжего официально. Прежде я бывал там исключительно на семейных прогулках или тайком.

– Что, Андрюша, бабушки отпустили? – ухмылялся Рыжий, который постоянно дразнил нас с Костиком из-за излишней родительской опеки.

Я скорчил гримасу. Не знаю как у Костика, но мою ситуацию Рыжий понимал плохо. Бабушку, кажется, мало занимали мои дальние прогулки и поздние возвращения домой. Дело было в маме, она постоянно волновалась, что со мной в деревне может что-нибудь произойти. Бороться с гиперопекой оказалось трудно: все разговоры постоянно скатывались в споры, а это еще больше повышало градус непонимания.

Рыжевские дачи находились недалеко от деревни. Стоило повернуть за пруд Игоря, и они открывались как на ладони: у кромки елового леса, где на ветру совсем недавно качались полевые травы, за пару лет выросло три линии домов с водонапорной башней, трансформатором, пожарным прудом, несколькими сотнями суетливых дачников и, конечно, сетчатой оградой.

Появлению новых домов в деревне всегда предшествовала установка забора. Первое, что хотели сделать люди, купившие участок в новых краях, – отгородиться от окружающей действительности.

Ближние дачи негласно назывались медицинскими: говорили, что участки там дают бывшим медработникам, хотя сам Рыжий на эту тему высказывался весьма смутно. Его двухэтажный дом находился в конце второй линии: одна сторона большого участка граничила с лесом, по другую возвышался полузатопленный бункер, а с третьей торчал дом Шапки, внешне почти такой же, как у Рыжего.

Улицы на ближних дачах по сравнению с деревней были у́же: у нас по бетонке свободно могла разъехаться пара грузовиков, а на дачах улица была так тесно сдавлена домами и заборами, что места там едва хватало одному автомобилю.

Когда я впервые приехал к Рыжему на велосипеде, то немного обалдел от количества местных собак: за одним из заборов на нас залаяло сразу три огромных пса, похожих на восточно-европейских овчарок черного окраса. Псины яростно бросались на хлипкую сетку-рабицу. В следующем доме к калитке метнулась рычащая серая молния – это был злобный миниатюрный цвергшнауцер, брехавший хриплым басом.

– Дейк, – пояснил мне Костик, – кидается только на велосипедистов.

– А участок с тремя собаками?

– Шандырея, но собаки не его, там живет его полоумный сын, – вступил в разговор Рыжий.

– А в чем его полоумие состоит?

– Странный он, однажды подошел ко мне и спрашивает: «Хочешь анекдот расскажу?» Я: «Конечно хочу». А он: «Маленький еще!»

Собак Рыжий совершенно не боялся, быть может, оттого, что дома у него жила длинношерстная колли. Звали ее Дашка, и собака эта совершенно не походила на своего хозяина: она была ласковой, доброй и открытой. Если и лаяла, то только приветствуя гостей или от злости на струю воды, которой Рыжий обдавал ее из поливального шланга. В такие моменты колли яростно кусала воду и заходилась хриплым лаем.

– Можно мы велосипеды загоним к тебе на участок? – попросил Костик, следуя устоявшейся деревенской традиции.

– А зачем? Здесь вам не деревня, – недовольно ответил Рыжий, взбираясь на высокое крыльцо, пристроенное к двухэтажному кирпичному дому с ломанной крышей, – никто все равно не упрет, оставьте у калитки.

Под основание дома уходил широкий пандус подземного гаража, на склоне стоял глянцевый «Фольксваген Пассат».

– Крутая машина, – с видом знатока протянул Леха.

– Это еще не самая крутая комплектация, – поправил Костик, который на досуге почитывал автомобильные журналы.

– Здрасьте! – по деревенской привычке заорали мы, увидев маму и бабушку Рыжего.

– Сколько же ребят! – поразились они, поднимая глаза от цветов. – А какие все высокие!

Папа Рыжего, появившийся откуда-то с тачкой, несколько секунд строго наблюдал за нами, после чего кивнул в знак приветствия.

– Ну где вы там? – донесся из дома нетерпеливый голос Рыжего. – Проходите, но ботинки перед порогом снимите!

Мы вскарабкались на крыльцо, сняли кроссовки и очутились на небольшой терраске. Из нее на второй этаж поднималась крутая лестница, а в центре помещения возвышался массивный стол, заваленный блоками сигарет More.

– Идите сюда! – раздался из соседней комнаты голос Рыжего.

Внутри я увидел пару старых кроватей, большой советский телевизор и письменный стол с ящиками. По книжным полкам в изобилии валялись детали каких-то механизмов, а на лакированном платяном шкафу возвышалась черная ракета с красным наконечником.

– Она летает? – указал я на ракету.

– Должна, но сломана, – отозвался Рыжий, возившийся с проводами приставки. – Играть будем без звука: телевизор старый и приставка на него аудиосигнал не выводит, – продолжал он, кивая в сторону округлого корпуса «Супер Нинтендо».

Воткнув адаптер в удлинитель, хозяин дома уселся на край кровати и взял в руки единственный джойстик:

– Играть буду я, потому что приставка дорогая и джойстик только один.

– А во что будем? – спросил Костик.

– В Mortal Kombat 2.

Мы не протестовали: всем поскорее хотелось узреть чудо шестнадцатибитной графики: до этого мы играли исключительно в «Денди».

Экран телевизора позеленел, и через несколько секунд на нем появилась таблица с портретами бойцов. Рыжий выбрал какого-то мужика в конической китайской шляпе.

– Круто! Жаль только, что все зеленое и звука нет, – сказал я, наблюдая, как мужик ракетой носится по экрану, сбивая с ног соперников. При каждом ударе в стороны от бойцов отлетали маслянистые капли.

– А это что такое?

– Кровь, только из-за старого телевизора непонятно, нужен цветной, у вас нет? – скороговоркой проговорил Рыжий, исполняя сложную комбинацию ударов.

– У меня здесь есть советский цветной с видаком, но к нему приставку подключить не разрешат, – сказал Костик.

– У нас только черно-белая «Юность», – ответствовали Леха с Серым.

– А у меня телека вообще нет, – засмеялся Грибков.

– У тебя, Андрюха? – мимоходом осведомился Рыжий.

Внезапно я вспомнил, что как раз этим летом дед привез в деревню небольшой телевизор Aiwa, купленный им в «Олби-Дипломате» – странном магазине, где вещи продавались за доллары с привлечением пластмассовых карточек.

Услыхав об этом, Рыжий поставил битву на паузу и тут же предложил поехать ко мне с «Супер Нинтендо».

– Но мне сначала надо спросить разрешения у родителей, – заволновался я от умопомрачительной перспективы.

– Что, думаешь баба Лида и баба Рая не разрешат? – запел привычную песню Рыжий.

– Бабушки здесь совершенно ни при чем, – обиделся я, – и вообще, можем никуда не ездить!

– Ладно тебе, Андрюх, поехали спросим, – предложил Леха.

Поехали. Разрешение дали почти сразу, дома мне вообще разрешали гораздо больше, чем на улице: так маме было спокойнее.

Уже через час мы сидели в дальней комнате деревенского дома и подключали приставку к цветному телевизору.

Как известно, кто впервые видел Mortal Kombat в цвете и со звуком, жить по-прежнему уже не может. Реклама тех лет не врала: «Супер Нинтендо» и впрямь оказалась совершенной игровой системой, открывшей для нас окно в другое измерение.

Темное небо на экране телевизора расцветили всполохи белых молний. Медленно и неумолимо возник силуэт черного дракона с хищно высунутым языком. Выбрали того же бойца – теперь мы увидели, что одет он в белоснежное одеяние с синим фартуком.

– Это Райдэн – бог грома, – объяснил Рыжий.

Первое сражение происходило в кислотном бассейне под вкрадчивую музыку. Каждый успешный удар сопровождался мрачным закадровым хохотом или фразой на английском.

– Это Шао Кан смеется, – продолжал объяснять Рыжий, – главный босс игры, он смотрит, как сражаются остальные бойцы.

– А в конце надо с ним махаться? – догадался я.

– Сначала с его четырехруким телохранителем, а потом – да.

После первого боя появилась арена с шипами на потолке. Музыка заиграла совершенно умопомрачительная.

– Здесь можно соперника подбросить на шипы, – прокомментировал Рыжий, – но я пока не знаю как.

«Супер!» – довольно подметил Шао Кан.

На следующей арене за окном поплыли натуральные облака: графика в Mortal Kombat превосходила все, что мы видели прежде.

Наблюдая за движениями бойцов, мы едва могли усидеть на месте – хотелось научиться драться и кричать, как Райдэн, Луи Кан (в первое время мы называли его именно так) и Джонни Кейдж. Игра была жутко кровавой, отчего мы пришли в дикий восторг.

– Косточки, – прокомментировал мой отец, увидев, что осталось от соперника после «фаталити».

Мир Mortal Kombat настолько всех впечатлил, что выплеснулся далеко за рамки виртуальной реальности. Серый и Леха с удовольствием перерисовывали мне бойцов из компьютерных журналов, а в песочнице мы теперь разыгрывали схватки между Кун Лао и Скорпионом.

К огромному моему разочарованию, Рыжему вскоре привезли цветной телевизор, и у меня мы стали собираться исключительно в «Денди» – тоже неплохо, но после «Супер Нинтендо» возможности восьмибитной приставки казались гораздо скромнее.

Но долго унывать не пришлось: отныне у меня с Рыжим появилась общая тема для разговоров, а это мгновенно возвысило меня в иерархии и подарило негласный статус местного компьютерщика. Дрюней меня теперь называли реже, а все чаще Андрюхой. Начался обмен журналами, поиск секретных ударов и постоянные обсуждения, во что бы еще хорошо сыграть.

Наше извечное соревнование в силе и возрасте постепенно сдвигалось в сторону сравнения финансовых возможностей родителей. Особенно в этих делах преуспевали Костик с Рыжим. Чтобы не отставать, я умолял отца купить «Супер Нинтендо», но тот отвечал, что лучше подарит мне сразу компьютер: его потом можно будет апгрейдить и использовать не только для игр. Звучало разумно, но «Супер Нинтендо» я уже хорошо знал, а компьютер казался перспективой далекой и смутной.

Каждое утро теперь начиналось с того, что все мы ехали на дачи – будить Рыжего. Его родители не слишком этому препятствовали, а иногда даже поощряли наши ранние визиты. Вместе с деревенскими в комнату Рыжего обычно влетала Дашка, которую он, обнаружив у себя аллергию на собак, старался выгнать прочь.

– Давай сыграем в Killer Instinct! – просили мы.

– Надоело мне в него играть, – капризничал Рыжий, лежа в постели, – и собаку прогоните, мне с ней плохо дышится!

Кто-нибудь аккуратно выталкивал Дашку за дверь и под ее жалобное скуление и царапание когтей просьбы возобновлялись:

– Тогда давай в Mario или Donkey Kong, помнишь, ты хотел секретный уровень найти?

– Не хочу я ни во что играть, – зевал Рыжий, но потом, передумав, говорил, – ладно, Андрюха, подключайся к телеку, провода в верхнем ящике.

Счастью нашему не было предела, ведь за Donkey Kong обычно шли Starwing, Jurassic Park и всеми любимый Killer Instinct. Таким образом, практически до обеда мы теперь безвылазно сидели на дачах, а Рыжий частенько играл, даже не вылезая из постели.

В деревне все считали его главным заводилой, но сам Рыжий, видимо, не слишком жаловал большие толпы у себя дома. Однажды в полдник он заглянул ко мне и предложил:

– Андрюха, поехали играть в «Чост-чост» только давай через твои зада – не хочу, чтобы за нами увязалась толпа.

Я с удовольствием согласился: мне было страшно приятно, что Рыжий выделяет меня из всей компании. Хотя и оставалось непонятно, каким образом он собирается скрыть наше отсутствие в деревне.

– Загоняй велик в гараж, чтобы не было видно с улицы, – попросил он, когда мы подъехали к его участку.

Все эти меры, конечно, оказались тщетными: стоило нам пройти кладбище с мертвецами, как подоспели Грибков с Серым, а потом подтянулись и Костик с Лехой. В деревне надолго скрыть чье-то отсутствие было практически невозможно: ты или у кого-нибудь дома, или на задах, или в очередном шалаше.

***

Если к Рыжему мы ходили резаться в приставку, то Костик по настроению приглашал к себе на просмотр видака. Это был массивный советский аппарат «Электроника», у которого кассетник выезжал наверх, а в передней части зеленым светом горели часы.

Дом у Костика благополучно достроили, и магнитофон с телевизором заняли почетное место у камина на втором этаже. Костик восседал в кресле по центру комнаты, а мы располагались вокруг на полу и табуретках. Смотрели в основном американские боевики, комедии и диснеевские мультфильмы – «Аладдин», «Маска», «Черепашки-ниндзя», а чуть позже «Титаник» и «Симпсоны».

К Костику я ходить не любил, так как между нами продолжал тлеть конфликт за первенство. Существовала и другая причина: дома у него обитали черепаховая кошка Алиса и крайне злобная собачонка по кличке Ася. У меня же на домашних животных была жуткая аллергия. И если собачий дух у Рыжего я еще как-то мог стерпеть, то вынести у Костика кошаче-собачий коктейль было выше моих сил.

Но я и не слишком расстраивался: просмотр кассет казался мне несоизмеримо скучнее игры в приставку. К тому же в городе у нас был собственный магнитофон, по которому я частенько смотрел «Тома и Джерри», «Утиные истории» и «Чипа и Дейла», записанные прямо с телевизора. Диснеевские мультики мне нравились, но кино нередко казалось затянутым и скучным. Встречались и постоянные проблемы с качеством звука и изображения. Как все это можно было сравнить с играми, где ты сам творишь сюжет, а звук и картинка всегда великолепны?!

Но однажды Костик объявил, что у него появилась кассета с фильмом по Mortal Kombat. Похожих слухов в те времена курсировало множество: каждый год появлялись неизвестные продолжения нашумевших боевиков, а в старых играх регулярно обнаруживали секретные уровни и бойцов. Сам рассказчик, искренне веря в свою историю, нередко становился жертвой чьего-то обмана.

– А по Donkey Kong у тебя фильма нет? – стал потешаться Грибков. – Или, может быть, по «Марио»?

– Кстати, по «Марио» фильм вроде бы сняли, – припомнил я странную комедию, виденную мельком по кабельному телевидению.

– Ребзя, я правду говорю, – убеждал нас Костик, – не верите – пойдемте ко мне и сами увидите!

Мы с видом скептиков согласились. Как обычно, сняли обувь на крыльце и поднялись по крутой лестнице в каминную комнату, где стояли телевизор с видаком. Костик засунул в него черную кассету.

Фильм, ко всеобщему удивлению, оказался правдой: едва мы увидели знакомый профиль дракона во всполохах пламени, как все сомнения рассыпались в прах. Были там и Райдэн, и Скорпион, и Рептилия, и даже принцесса Китана. Дрались со спецэффектами и под великолепную музыку. От увиденного в восторг пришли все, не исключая и Рыжего, для которого Костик устроил персональный просмотр.