Лешего Сын и Княжна

Ещё умылась и забыла о них. Послания Неждана не часто получала, но с такими тяготами, первый раз. Видать и вправду, сильное зло пробудилось. Не хорошие новости. А что нынче получила весть, и вовсе не хорошо. Значит дело важное, которое выполняла, связанно с посланием. С древним злом. Трудно будет.

– Не впервой!– весело сказала Неждана, пригладила волосы мокрыми руками.

Битва

За станом приглядывал Ком. Сидя у костра, он ворошил угли, которые давали слабый отсвет на походный лагерь. Охотники спали подле костровища. Вертлявый Ворон и во сне был неспокоен, лежит-лежит да как засучит ногами, руками заскребет, ещё и взвизгнет. Сновид лежал на спине, ноги-руки раскинув в стороны, тихонько храпел. Лихомир, укрытый с головой волчьей шкурой, с кем то шептался во сне, слов не разобрать. Кони, как обычно, не были привязаны и, вроде как, дремали рядышком. Ком поднялся, потянул могучее тело, закряхтел.

Стрела воткнулась в грудь, чуть выше сердца. Но толстокожего волота Кома не сразить было одной спицей. На весь Безкрайний Ельник громыхнул:

– МараАА! – пнул еловый хворост в угли, костер вспыхнул высотой в сажень. Отпрыгнул в сторону от зарева, обломал стрелу, выхватил меч.

Спящие крепко охотники, не успело стихнуть эхо от клича Кома, уже были на ногах. Не все, Ворон, с ложа своего сполз, змеёй, в траву. Увидел в отсветах костра силуэт ворога за стволом, пустил стрелу арбалетную. Короткая, крепкая спица сбила недруга, как сгнивший комель. Ворон зорко глядел в ночи, да и днём. И стрелял он метко.

– Кидайте оружье,– послышался из лесной тьмы насмешливый голос,– моё войско в круг вас обошло. Дюжина глаз глядит за каждым.

– Слышу знакомый поросячий визг,– ответил Лихомир,– Прыщ кривобокий, ты ль это?

– Язык твой поганый самолично вырву!– крикнул Атаман, голос его уж и несмешлив вовсе был.

– И голову срублю!

– Так кажись на свет, выблядок крысиный. Иль чесный бой не твоё? Хотел спящих нас вырезать?

Пока болтали, Ворон углядел ещё троих повольников, ещё три короткие стрелы в цель.

– А ну их, добры молодцы! – приказал Атаман, и началось! Правду говорил, глядели за охотникам, кинулись из темени.

НаКома навалились со всех сторон рослые варяги. Рослые да рослые, а черепа то слобоваты оказались супротив кулаков пудовых. Двоих Ком сразу на земь опрокинул, головы лопнули их как орехи перезрелые. Другие чуть остыли, но сразу кинулись с топорам. От первого уклонился, лезвие в ствол вошло, переломил руку ему. Варяг заорал козлом на гоне. Ком успел, за шею притянул к себе, закрылся раненым от двух других топоров. Варяги, смекнув, что своего зарубили, и вовсе взбеленились. Ком отбросил иноземца навстречу ворогам, выхватил топор из ствола, и махая им и свободным пудовым кулаком в атаку пошёл. Заморские вои разлетались в стороны, бились о сосны древние, но много их было, доставали Кома. Не заметил, как уха кусок срезали, вместе с волосами. От порезов куртка да штаны тёмные стали.

Сновида, с ног сбили степняки шустрые. У каждого по две сабли в руках, мельтешили так, что разноглазый и вставать не решался. Катался по веткам еловым, отмахивался мечом. Сабли землю вспарывали рядышком. Изловчился, вывернулся, мечом полоснул, срезал ноги троим, будто на сенокосе. Сиганул меж безногих, те орали на своём языке неведомом. Достал кто-то в спину, Сновид подкосился, но рванул, кольчужка сдюжила. Встать хотел, сподручней так. Ловкий степняк полоснул по руке, меч выпал. Понял, что поднять не успеет другой рукой. Сновид выпрямился в рост, гордо голову поднял. Степняки вокруг довольно загыркали на своём. Короткий спор вышел меж двоих: кому мстить за безногих. Те и не орали уж, стонали сипло. Ворону хватило времени пустить подряд две стрелы с арбалета. Обоим спорщикам в глаз. Сновид здоровой рукой меч поднял. Одного, промеж ног, снизу вверх рубанул, другого с размаху, сверху, до пупа рассёк. Третий пригнулся, полоснул саблей по ноге, Сновид повалился на колено. Рядом упали спорщики. Короткие стрелы насквозь головы пробили, наконечники торчали с затылку у обоих.

– Беги Ворон, жить да жить тебе,– крикнул Сновид, видя толпу степняков вокруг. Перекошенные морды их горели яростью звериной.

Ворон и не собирался бежать, бросил арбалет, стрелы кончились. Дюжину в ворогов выпустил. Знал, что не мимо. Не видел он Лихомира и Кома. Только как дела плохи у Сновида. Кинулся на выручку. Путь преградили свирепые ушкуйники. Ворон, сбегу пал на колени, проскочил промеж повольников, всадив одному меч под кольчугу снизу. За спинами их поднялся, меч выпустил из рук, то ли в брюхе застрял, то ли за кольчугу зацепился. Собрался на второго с ножом кинуться, как в голову сзади прилетело. Иль рубанул кто, иль оглушил. Пелена заволокла глаза, падая, сквозь туман волка увидал седого, огромного. Упал, хвоя, вокруг головы младой, кровью окрасилась.

Не доглядела Неждана, не один десяток Атаман вел, всё войско почти что собрал в поход на охотников. Золотишко, молвили, прилично у них завалялось. Но Атаману не только барахло дорогое интересно было. Лихомира побить! Ратного человека, легендами обросшего, как кедр орехами. Что не в честном бою, так то не ведомо ведь будет никому. И легенды уж за него слагать люд начнёт. Лихой Атаман, Лихомира одолевший! А то, что Князь всех опричников на след пустит, не беда. Наоборот, только важности добавит. И в награду наверняк, мешок золота положит за голову лихую, атаманскую!

Невесть откуда явившийся, волчара седой, с медведя ростом, обрушил враз все мечты о легендах.

Волк рвал на куски, раскидывал, топтал всех, кто попался на пути. Атаман не успел и моргнуть, как один остался. Подальше стоял от поляны, в темноте, за деревом, не шевелился, будто врос в землю. Знобило. Волчара, с черной от крови мордой, вышел на поляну у костра, который вновь полыхнул высоким пламенем. Глядел в темень ночную. Рычал тихо. Атаман, истуканом стоял, рук, ног не чуял. Знал, что волк услышит, дело времени. Но волчара обошёл костёр, вглядываясь горящими желтыми глазами меж деревьев, и скрылся в лесу. Кривой главарь сиганул сквозь ельник к тракту. Бежал, не замечая, как ветки хлещут по лицу, споткнулся раз, но не упал. Перемахнул дорогу и полем, полем, не ведая куда, лишь бы подальше.

Думы

Тать лежал в низкорослой траве, лицом в небо. Под спиной руки, якобы связанные, из пут он выбрался, да виду не казал. Думал. Положенье не завидное, но смертельное.

Хан перепоручил атаману задание. Стало быть, надобность в походе к Змию, пропадает

Но, с обратной стороны, Князю слово дал Княжну вызволить. А слово Осмомысл держал, как и все мужи в роду его. Негоже предков позорить.

Стало быть, надо топать в Нескладные Горы, при любом раскладе. Только сейчас. Не ждать покуда Атаман к Хану уволокёт его.

Сомнений, что вырвется из полона разбойничьего, у Осмомысла не было. Атаман, спешно, почти со всем войском убрался куда-то. Оставил на сторожах пятерых повольников. Правда, все, как один рослые, плечистые. И оружия у них, по топору, да по мечу длинному.

Тут другая незадача. За беглецом охоту начнёт и Хан и Атаман. И плакала мечта, яблони растить в покое. Всю жизнь хорониться надобно тогда.

Стало быть, вызволить Княжну, заодним, заданье Хана исполнить. Глядишь и сладиться всё со степняком.

Атаман мстить будет. Тут уж без драки не обойтись, в которой, верх возьмет только один. Не велика беда, лишь бы бой честным был. Дабы кривой разбойник пакость не створил, надобно первому его вызвать на драку. Струхнет Атаман пред срамом. А одолеть главаря не трудно. Быстроты нет, да и руки слабоваты, топор держать. Гонор один.

Бродяга вот ещё. Не давал покоя. Неведомый какой-то. И ужасу не словчилось нагнать на него. Будто и не человек вовсе. Не помнил никого Осмомысл, кто после зеленого взгляда не впадал в страх нечеловечий. Ни раз выручал его взор этот недобрый. Народ, кто выть начинал псиной, кто бежал без оглядки, кто падал на земь, глаза закативши… А этот нет.

Тож ушли с сынком купечьим. По тракту, в сторону Леса Поганого. Нагнать мож? Выяснить, что за гусь таков, да откуда? Или после?

Стражники, у костра, чуть поодаль, изредка косились в его сторону. Вроде двое ночевать засобирались. Трое проще. Да и жалко всех то…

Ну, пора в путь.

Осмомысл сел, плечами повёл, головой повертел, шею затекшую разминая. Стражники, трое, с подозрением подались к нему. Двое, вовсю храпели уж.

– Дайте водицы, штоль.– тихо сказал Осмомысл. Нагнать страху на троих можно. Ежели больше народу, тут трудновато. Хорошим даром обладал тать, полезным, но слабоватым. Поэтому и выжидал, когда стражников убавиться. Мог бы и убить их всех. Но, вроде, собратья, тож лихие люди. Жалко.

Ежели шуметь начнут, тогда уж давить надо. Хоть и не хотелось.

– Колдовством не гляди на меня,– сказал один, вставая. Светловолосый, косая сажень в плечах.

– Подойду. С миром. Договор?

– Договор,– Осмомысл пожал плечами.

Подошёл, с добродушной улыбкой на квадратном лице. Нос его чуть в бок повёрнут, шрам над бровью, шрам на скуле, от виска, шрам поперёк лба, из-под волос тянется. Видать ни одной драки не пропустил в своей жизни. Зато все зубы на месте, да белые, ровные.

– Слыхал я за тебя, Осмомысл, доброго много. Попусту не обижал ни кого. Почитаешь Богов и Предков. Простым людям помогаешь. Думаем, с братьями, отпустить тебя.

– Благодарю. Как звать то тебя, друже?

– Донкёр. Знаю, скинул ты верёвки. Я видел,– Донкёр улыбнулся, подмигнул и протянул руку.

– Имя занятное, с каких земель?

– С Севера. Из-за Моря. Знатного Рода Хмёльнеров.

– Што тут ищешь?– Осмомысл отряхнулся. Как то всё легко. Двое, которые храпели, сидели уже у костра. Теперь их четверо. С хмурыми лицами все, глядели, не отрываясь. Только северный детина широко улыбался.

– Надобность была. Нанялись мы к Кривому.

– Атаман без радости будет, когда уйду

– Это его забота,– с хитрецой улыбнулся северный воин.

Осмомысл похлопал себя по поясу.

– Оружье моё?

Донкёр едва заметно кивнул. Подошёл второй стражник. Такой же светловолосый, с бородой заплетенной в косичку, в ухе у него кольцо висело, отблескивало жёлтым в полнолунном свете.

Подал татю топор и кистень.

– Иду?

– Иди.– Донкёр кивнул. Широкая улыбка не сходила с его лица.

– Ну прощайте, лихие северные. Благодарю.

– Может и свидимся ещё, Осмомысл,– Донкёр опять подмигнул, с хитрецой.

Тать пожал плечами.

– Конь твой.– Показал за спину второй, с серьгой.

Осмомысл повернулся. Черногривый мирно жевал траву, хвостом лениво помахивал.

Подошёл, потрепал коня по холке, оседлал. Глубоко вдохнул густой ночной запах разнотравья.

Шибко легко он вырвался из полона. Ежели отпустить хотели, чего ждали? Атаман с войском то давненько ушёл. Долго ведь они толковище вели, покуда тать связанный, звезды разглядывал. Мож не доброе что затеяли? Отпустили, а в спину метят?

Оглянулся.

Ни кого. Ни чего.

Ни стражников заморских, ни костра. Даже дыма не слышно.

Вот те на! Неужто привиделось? И Атаман приснился? И Путник неведомый?

Осторожно потрогал затылок, Шишак, да ещё с кровью засохшей. Поморщился от боли неприятной. Стало быть, не привиделось. Атаман то точно, и ухарь тот, что голову разбил.

Куда ж стражники северные девались?