Полная версия
Том спал, обняв подушку. А Лиза лежала, не смыкая глаз, и думала:
"А если этот дом сам нас выбрал? А если он заманил нас сюда – не для жизни, а для чего-то другого?"
И в темноте ей вдруг показалось, что кто-то очень-очень медленно…
…поднимается по лестнице из подвала.
Глава 2. Бетонная стена
На третий день ремонта в доме стало заметно холоднее. Вроде бы стоял август, солнце светило снаружи ярко, даже пыль на подоконниках начинала блестеть, как стекло, – но в стенах, особенно по ночам, поселилась какая-то зябкость.
Том решил заняться подвалом.
Лиза с самого первого дня избегала его, как можно избегать человека, которому не доверяешь без причины. Узкие деревянные ступени вели вниз в кромешную тьму, будто не в подвал, а в чрево чего-то старого и недоброго. Ступени прогибались и скрипели, как если бы не хотели, чтобы по ним ходили.
Там внизу пахло землёй, плесенью, и чем-то… неестественным. Воздух был густым, влажным и липким, будто из другого времени. Иногда, стоя наверху, Лиза слышала, как там шуршит что-то – слишком лёгкое для крысы, слишком тихое для трубы.
– Лиза! Иди сюда, ты должна это увидеть! – крик Тома раздался снизу.
Эхо повторило его слова, и голос странно исказился, будто чужой человек подражал его интонации.
С неохотой Лиза пошла вниз, держась за деревянные перила. Её ладонь скользнула по чему-то вязкому, почти сладкому на ощупь, как застывший сироп, но когда она понюхала пальцы, в нос ударил резкий запах ржавчины и… чего-то другого. Метафорически она бы назвала это «гниющим временем».
Том стоял у стены, его лицо сияло восторгом, как у ребёнка, нашедшего клад. Но клад этот был странный. Бетонная стена перед ним отличалась от остальных: цвет светлее, поверхность ровнее, будто её заливали позже.
– Видишь? – он постучал кулаком.
Звук был глухим, плотным, не таким, как у пустых стен.
– Тут что-то есть. Комната, может быть. Зачем её замуровали?
Лиза зябко поёжилась. Её сердце начало отбивать ритм, похожий на барабанный бой в пустой комнате.
– Может, не стоит… – её голос прозвучал жалобно.
– Ты фильмы ужасов пересмотрела, что ли? – отмахнулся Том, уже доставая молоток.
Он начал стучать по стене. Сначала штукатурка, потом бетон. Пыль взвилась в воздухе и осела на его волосах, как пепел. Каждый удар отзывался у Лизы мурашками. Воздух стал ещё холоднее, как будто с каждым снятым куском стены из-за неё вытекал сквозняк из другого мира.
Наконец из серой муки проступил металл.
Дверь. Узкая, ржавая, со старым замком, который больше походил на комбинацию щеколды и механического засовa. Она выглядела так, будто кто-то закрыл её с отчаянием. С последней надеждой.
– Готова? – спросил Том, даже не ожидая ответа, и дёрнул за ручку.
Замок скрипнул. Нет – завыл. Звук был живым, болезненным. Дверь медленно, с натужным стоном, поползла вглубь, открывая тёмную пасть комнаты.
Лиза инстинктивно отступила.
Запах, вырвавшийся наружу, был настолько густым, что ударил в лёгкие. Затхлость, мокрая пыль, гниль, и ещё что-то – как будто долго хранили мясо, забыли, а потом запечатали вместе со страхом.
Том включил фонарик. Луч света скользнул по бетонным стенам, утыканным гвоздями. На полу валялись предметы.
– Это… – он замолчал, подойдя ближе. – Чьи-то вещи.
Комната была размером с кладовку, но чувствовалась, как… клетка. В ней не было окон. Только бетон, железо, сырость.
Лиза замерла в дверях. Она не могла переступить порог. Внутри неё что-то ломалось, будто сама реальность начинала трещать. Мир разделился на «до» и «после».
На пыльном полу валялся плюшевый заяц с отсутствующим глазом, заплесневелый детский рюкзак с пришитым именем, но оно выцвело. Один носок – чёрный, в крови. И… кожаная книжечка с замочком.
Но взгляд Лизы притянуло не это.
На стене – прямо напротив двери – висел щит. Не герб. Не украшение. Настоящий, тяжелый, с набивками. Весь он был исписан мелкими строками – аккуратный, почти лабораторный почерк.
Том читал одну из надписей вслух. Его голос звучал странно: глухо, отстранённо, будто слова проходили сквозь него:
– "Эксперимент 12. Перенос боли: успешен. Объект принял на себя всю боль группы. Эффект: кратковременный. Рекомендация: делиться."
Повисла тишина.
Слово «делиться» звучало особенно мерзко.
Лиза чувствовала, как кожа покрывается ледяными иголками. Что-то шевельнулось в углу комнаты – может, просто пыль, может, крыса. Но свет фонаря на мгновение исказился, как если бы прошёл сквозь нечто невидимое.
– Выходим, Том, пожалуйста, – прошептала Лиза. – Немедленно.
Но он не двигался.
Он стоял, как в трансе, глядя на щит, будто что-то внутри него откликалось. Как будто его что-то звало.
Глава 3. Шёпот под кожей
Ночь опустилась на дом, как мокрое покрывало – тяжелое, липкое и холодное. Стены будто сжались, и каждый шорох стал эхом тревоги.
Лиза лежала в постели, закрыв глаза, но сна не было. Тьма в спальне казалась плотной, вязкой, словно её можно потрогать. За окнами завывал ветер, хлопал ставнями, а старые деревянные балки тихо скрипели, будто кто-то медленно шёл по ним босиком.
Шаг…
Пауза.
Шаг.
Она старалась дышать ровно, но каждый вздох казался предательским – слишком шумным, слишком живым. И с каждым мгновением ей всё яснее чудилось: там кто-то есть. В коридоре. На лестнице. У двери спальни.
Она не открывала глаза – инстинктивно, как зверь, прикинувшийся мёртвым, чтобы не привлекать внимание хищника.
И всё же чувствовала: присутствие. Оно не было злобным. Оно было… голодным. Внимательным. Ждущим.
За веками закрытых глаз начали вспыхивать образы.
Ржавый замок.
Плюшевый заяц на бетонном полу.
Щит с надписями…
…и строчки, которые менялись.
Будто чья-то рука продолжала писать.
Будто слова перестраивались прямо у неё в сознании, царапая нейроны тонким когтем.
"Делись…"
"Делись… или возьми всё на себя."
Голос был не голосом. Это был шёпот внутри кости, скребущийся по позвоночнику.
Лиза вскочила. В груди колотилось сердце – быстро, неуверенно, как запертая птица. Она ощутила, как ладони стали влажными, а на висках выступил холодный пот.
Том лежал рядом, но что-то было не так. Его дыхание стало рваным, будто он задыхался. Грудь поднималась судорожно, губы были слегка посиневшими.
– Том! – прошептала она, дрожа. – Том, проснись! Ты дышишь?..
Она склонилась над ним, потрясла за плечо. Его лицо было искажено болью – даже во сне. И вдруг она увидела…
На шее Тома, прямо под подбородком, начали проступать красные полосы. Тонкие сначала, как след от царапины… потом – глубже, ярче, отчётливее. Как будто невидимая верёвка стягивалась всё туже.
– ТОМ!
Он дёрнулся, резко, как человек, которого вытянули из глубины за волосы. Глотнул воздух, как утопающий, и сел, выпучив глаза, полные ужаса.
– Я… я ТОНУЛ… – выдавил он, задыхаясь. – Вода… в лёгких… я чувствовал, как она… заливает меня изнутри… как я дохну… как будто кто-то держал меня под водой…
Лиза обняла его – крепко, как будто можно обнять кого-то от кошмара. Но тут же вскрикнула.
Боль.
В руке – резкая, сжимающая, как если бы кто-то сжал её запястье тисками. Она отпрянула и посмотрела.
На коже – тёмный, глухой кровоподтёк. Форма… словно отпечаток ладони. Но рука должна была быть слишком большой. Слишком крепкой. Не человеческой.
– Что за… чёрт… – начала Лиза, но не успела договорить.
Потолок словно задохнулся. И в этой сдавленной тишине, как сквозь ткань самой реальности, раздался шёпот.
Он был повсюду. Ниоткуда. Внутри.
"Делись…"
Голос был старым.
Шершавым, как наждачная бумага.
Сухим, как пепел.
И шептал не в ухо, а под кожу, где-то прямо в череп.
"Делись… или возьми всё."
Лиза вцепилась в простыню. Том, побледнев, зажимал шею рукой, его пальцы дрожали. Они оба слышали это.
И вдруг всё стихло.
Мир замер.
Дом снова стал просто домом. Только темнее. Только холоднее. Только ближе.
Глава 4. Эксперимент продолжается
Рассвет над домом был блеклым, будто солнце боялось заглядывать внутрь. Лучи света не согревали – они только подчеркивали, насколько в подвале было холодно.
Лиза, укутавшись в старую куртку, медленно спустилась по лестнице. Каждый шаг отдавался в теле дрожью – не от страха даже, а от чего-то более глубокого. От осознания, что вчерашняя ночь была не сном. Что всё – реально.
Том шёл за ней, не говоря ни слова. Его лицо побледнело до серого, под глазами пролегли тени, а взгляд был стеклянным, словно он видел что-то, что обычные люди видеть не должны. Он двигался медленно, тяжело, как будто каждое движение давалось с болью.
– Мы должны это остановить, – прошептала Лиза, когда они снова оказались в той самой комнате. Комнате, которой не должно было быть.
Стены всё ещё источали ледяной дух, будто в них была вмурована не только сырость, но и память. Память, которая просыпалась.
Свет фонарика выхватил щит с надписями. Бумаги на нём стали как будто пышнее, плотнее, и… новее. Некоторые строчки дрожали, как свежие раны.
Среди старых пометок – о боли, ожогах, переломах, вскрытиях – появилось нечто новое. Свежая строка, написанная блестящими чернилами, словно только что:
Эксперимент продолжается.
Новые носители: Томас Рэндалл, Элизабет Рэндалл.
Время: бесконечно. Делись или прими всё.
Лиза застыла. Воздух словно выдуло из комнаты.
– Это… про нас, – выдохнула она. Холод обвил её позвоночник, пробрался в пальцы, забрался под кожу.
Том ничего не сказал. Он медленно подошёл к щиту, как будто тянулся к зеркалу, где отражалось что-то важное. Его пальцы дрожали, когда коснулись бумаги.
И в тот же миг он закричал.
Крик был диким, первобытным – не как у человека, а как у зверя, которому ломают хребет. Его тело выгнулось дугой, мышцы на шее натянулись, лицо исказилось в агонии.
– ТОМ! – закричала Лиза и бросилась к нему. Она схватила его за руку – и в тот же момент крик сорвался уже с её губ.
Ужас прорвался в её сознание.
Её глаза широко распахнулись, но она не видела подвала.
Только образы.
Пламя – обжигающее, плотное, как язык живого существа.
Крик – чужой, пронзительный, детский.
Кости, ломаемые медленно, со скрежетом.
Лезвие, которое входит в бок, не спеша, со скрипом плоти.
Дыхание, отнятое чьей-то рукой.
Слёзы. Много слёз. Бесконечное «почему?» внутри черепа.
Всё это было не её болью. Но она чувствовала, что принимает её как свою. Как будто кто-то медленно вливал эти муки ей в разум – как раскалённый свинец в уши.
Лиза упала на колени. Зажмурилась. Пыталась вытолкнуть чужую боль из себя – но она врастала. Цеплялась когтями.
"Делись… делись…"
Голоса. Уже много. Мужские, женские, детские. Они проникали в голову, в грудь, в живот, скреблись внутри, как животные, запертые в клетке.
А потом – тишина.
Тело Лизы обмякло. Том лежал рядом, тяжело дыша. Его лицо было мокрым от слёз, он почти не моргал. Лиза тоже плакала – тихо, изнутри. Слёзы текли беззвучно, как вода из сломанного крана. Она даже не знала, откуда в ней столько боли.
– Это место… – прошептала она. – Оно заставляет нас… чувствовать. Их боль. Чужую боль.
Она повернулась к Тому, схватила его за руку.
– Нам нужно уходить. Сейчас. Пока можем.
Том медленно поднял голову. Его губы дрожали. Он выглядел… старше. Словно ночь состарила его на десять лет.
– А если они не отпустят? – прошептал он. – Лиза, ты понимаешь? Они… в нас.
И в эту секунду – в ту самую – в подвале снова зашептало.
Так близко, что Лиза почувствовала дыхание на своей щеке. Оно было холодным, как лёд, и влажным, как испарина.
"Делись… Делись… Или всё останется на тебе."
Глава 5. Тело, которое не принадлежит тебе
Они решили уехать.
Это решение не было произнесено вслух. Оно случилось на уровне нервных окончаний, на уровне кожи, которая больше не хотела касаться стен этого дома. Оно родилось в дыхании, которое становилось всё тяжелее, в сердцебиении, превращающемся в панический марш.
На рассвете Лиза молча собрала документы. Паспорта, страховки, ключи, пару фотографий. Куртка, в которую она закуталась, хранила запах этой постели, этой пыли, этого зла – запах сырой стены, умирающей медленно и злобно.
Сквозь сероватый свет окна она посмотрела на кровать и замерла.
Том уже сидел.
Он не спал. Не проснулся. Он сидел, как будто так и был всю ночь. Спина прямая, руки на коленях. Глаза… пустые. Как будто он смотрел не на комнату, а сквозь неё – в ад, в который только он мог заглянуть.
– Том… – прошептала она, подойдя ближе. – Мы должны уйти. Сейчас. Немедленно.
Слова рвались сквозь сухое горло, как ножи. Но он не ответил.
Медленно, словно голова весила тонну, он повернулся к ней. Губы двигались – беззвучно, как в немом фильме. Лишь через секунду до неё донеслось шептание:
– Я не могу… Лиза… я чувствую, как они… под кожей…
Он сжал руки в кулаки, и пальцы побелели.
– Они как иглы… как раскалённые спицы… ползают… – он замер, потом сжал голову руками и начал раскачиваться вперёд-назад, как ребёнок в истерике.
– Том, стой, я здесь, ты слышишь? Посмотри на меня! – Лиза попыталась обнять его, но…
Он вдруг резко взмахнул рукой и ударил себя по лицу. Звук был хлёстким, чужим. Щёлкнул сустав. Щека моментально вспыхнула багровым пятном.
– Том! Перестань!
– Они… заставляют… – прошипел он сквозь зубы. – Чувствовать всё. КАЖДУЮ боль. Лиза… они… хотят… делиться.
Он посмотрел на неё. Его зрачки дрожали. И в этот взгляд вкралось нечто… чужое. Как будто кто-то другой изнутри разглядывал её, пробуя форму её имени, её память, её страх.
– Лиза… я больше не один.
И тут он выгнулся.
Тело Тома изогнулось, как сломанная кукла. Из его горла вырвался хрип – не человеческий, словно кто-то выдирал воздух изнутри. На его шее проступила тёмная полоса, как след от верёвки. Она затягивалась, становилась плотнее, как будто кто-то пытался повесить его изнутри.
– Нет… Нет! Том! НЕЕЕТ! – закричала Лиза и метнулась к нему. Но её руки стали слабыми, как тряпки. Она хватала воздух, не его.
И тогда ОНО вошло в неё.
Это не было прикосновением. Это было вторжением. Как вспышка – яркая, обжигающая. Как удар током, но не в тело – в душу.
Поток боли, жара, шума, безумия – всё разом врезалось в неё, сорвав сознание с якорей.
Её тело откинуло назад, врезало о пол. Вся комната расплылась. Она задыхалась, не могла закричать – потому что крик был уже внутри неё.
"Сломанная рука… обожжённая спина…"
"Переломанный нос… разорванные лёгкие…"
"Утопленный в ванной ребёнок… нож в животе…"
"Гвоздь в ладони… глаз, выкатившийся из орбиты…"
"Делись… делись… делись…"
Голоса шли потоком – мужские, женские, детские. Одновременно. Громко и тихо. В унисон.
Она видела их лица – перекошенные болью, крикнутые в последний миг.
Чувствовала их тела. Их смерть.
Как будто они теперь были в её теле.
Она пыталась вырваться. Но горло было запечатано. Воздух не поступал. Лёгкие жгло, будто в них лили кипяток.
Мир рушился.
А потом…
…всё стихло.
Тишина.
Мёртвая. Тяжёлая. Абсолютная.
Лиза открыла глаза.
Она лежала на полу, вся в поту, одежда прилипла к телу. Дрожала всем телом, будто её выжали.
Том стоял рядом.
Но это был не её Том.
Он стоял прямо, неподвижно. Его руки висели по швам. Лицо – неестественно спокойное. Только рот скривился в… улыбку. Длинную, странную, неживую.
Глаза были стеклянными. Без выражения.
И всё же… он смотрел на неё. Как на объект. Как на следующего носителя.
Его губы зашевелились. Он что-то шептал. Лиза навострила слух.
– Делись… – сказал он.
Но голос… не был его.
Он был старым. Сухим. Скрежещущим.
Он был из подвала.
Глава 6. Клетка без стен
Утро не принесло облегчения.
Время застряло – как ржавая стрелка на старинных часах, не способная ни идти вперёд, ни отступить. Снаружи светило солнце, но его свет был тусклым, пыльным, как будто проходил сквозь слои забвения. Лиза чувствовала, что что-то изменилось в самом воздухе.
Они должны были уехать.
Бежать.
Выбираться отсюда любой ценой.
С сумкой в руках, с ключами, с последней надеждой Лиза вышла к машине. Том брёл за ней, как зомби, с потускневшим взглядом, в котором не осталось ничего от её мужа.
– Садись, я поеду сама, просто… держись. Пожалуйста.
Она вставила ключ в зажигание. Повернула.
Щелчок.
Молчание.
– Нет-нет-нет…
Повернула снова. Ещё. Ничего. Даже не попытка. Даже не всхлип стартера.
Открыв капот, она застыла: аккумулятор был мёртв. Не просто разряжен. Он был… вздут, будто его выжгли изнутри. Вчера он был новым. Сегодня – как после удара молнии.
В груди заколотилось. Не паника. Уже не страх. А отчаяние. Словно мир стёр выход ластиком.
Лиза повернулась, глядя на дорогу.
Но дороги больше не было.
Асфальт, что вёл в сторону трассы, будто исчезал – растворялся в дымке, как мираж. За этой дымкой деревья сгущались, как мрак в снежном шаре, скручивались кронами, срастались стволами. Линия горизонта пульсировала, будто границы пространства сжимались, как вдавленные стены клетки.
Клетка без решёток. Без стен. Без выхода.
Том медленно опустился на ступени крыльца и начал раскачиваться. Лиза, дрожа, присела рядом. Его губы шевелились. Тихо, бессмысленно, снова и снова. Как заевшая запись.
– Том… ты слышишь меня?.. Пожалуйста… проснись…
Но он не отвечал. Только раскачивался.
И на его пальцах начали проступать синяки. Чёткие, тёмно-синие. Как будто кто-то выворачивал суставы. Один за другим.
– Том! Хватит! Это не ты! Посмотри на меня!
Она схватила его за плечи – и ошиблась.
Он схватил её.
Молниеносно, как капкан. Его пальцы вцепились в её запястье, и Лиза закричала – не от страха, от боли.
Оно вливалось.
Чужая боль. Горячая, липкая, живая, как расплавленный металл, потекла в её вены. Не метафора – ощущение было физическим. Жгло. Резало. Словно под кожей ползли тонкие иглы, как стая насекомых с жалами.
Она задыхалась, уши закладывало, мир качался.
В голове раздалось:
«Делись…»
«Делись… или прими всё.»
Голос не был голосом. Он был внутри черепа. Он не звучал – царапал, грыз, нашёптывал прямо в мозг.
Лиза вырвалась. С усилием, как человек, вырывающий руку из ледяной воды. Упала на землю, едва удержавшись на ногах, и бросилась в дом.
Дверь захлопнулась с глухим стуком. Лиза опустила засов, навалилась на дверь, тяжело дыша.
Но… шёпот не исчез.
Он был уже не снаружи.
Он жил внутри.
Часть дома.
Он полз по стенам, царапался под полами, шёлковыми голосами скользил по трещинам в штукатурке.
Из стен доносились звуки.
Кто-то плакал.
Кто-то стонал.
Кто-то смеялся – долго, мучительно, как будто не мог остановиться.
"Делись… делись… делись…"
Эти слова стали ритмом дома. Они стучали в такт сердцебиению, повторялись в щелях между досками, звучали из-под мебели, капали с потолка.
"Делись…"
"Делись…"
"Делись…"
Лиза медленно опустилась на пол. Комната качалась. Мир вокруг был всё тем же – и уже не был её.
Глава 7. Их было больше
Дом к вечеру будто затаился.
Как зверь, у которого набухли жилы перед прыжком. Воздух стал липким и вязким, как в парнике после грозы. Ни один сквозняк не шелохнул занавески. Ни один звук извне не проник внутрь – мир за пределами дома будто исчез.
Лиза сидела на кухне. Чашка с чаем давно остыла в её дрожащих пальцах. Она не пила. Она даже не моргала. Просто смотрела в одну точку – в трещину на стене, в которой ей чудилось лицо. Человеческое. Тонкое. Вытянутое в крик.
Её ноги онемели, спина ныла, но она не двигалась. Потому что знала: если начнёт двигаться – не остановится. Побежит. Кричит. Ломает. Или убивает.
Время застыло.
И вдруг – стук.
Лиза вздрогнула так резко, что чашка выпала из рук и разбилась на куски.
Стук в дверь.
Негромкий. Почти вежливый.
Как будто человек за ней не был уверен, что имеет право прийти.
Или… не знал, как просить.
Она медленно подошла к двери, остановилась, не дыша.
Стук повторился.
Тихий. Едва различимый.
Лиза вытянула шею, заглянула в глазок.
За дверью стояла девочка.
На вид – лет восемь. Маленькая, худая, в выцветшем, старом платьице. Платье было не просто поношенным – оно выглядело так, будто пролежало в земле. Ободранные ботинки. Коленки в ссадинах. Волосы длинные, спутанные, как тина.
Но лицо… слишком бледное.
А глаза…
Глаза были абсолютно чёрные.
Ни радужки. Ни зрачка. Ни отблеска.
Бездонная ночь.
Девочка подняла голову и посмотрела прямо в глазок.
И прошептала:
– Тётя… – голос её был тонким, едва уловимым. – Ты… возьмёшь мою боль?..
Лиза отпрянула. Сердце застучало, как барабан в церкви безумцев.
Она не знала, что делать. Стоять? Прятаться? Бежать?
А девочка не уходила.
Стук продолжился. Уже чуть сильнее.
Потом добавилось царапанье. Как когтями по дереву.
И – шёпот.
"Делись…"
"Делись…"
Голос девочки звучал теперь внутри дома. Из-за стены. Из-за окна. Из глубины Лизы.
Она отступила, наощупь нашла телефон. Нажала кнопку.
Экран мигнул.
Потом – снова.
И вдруг на нём вспыхнула надпись.
Нарисованная, будто сажей или копотью, грубыми детскими пальцами:
"Ты уже часть нас."
Телефон погас.
– Нет… нет, нет! – Лиза закричала, отбросила устройство. Подбежала к двери и вцепилась в засов. Закрыт. Он был закрыт всё это время.
Но девочка всё ещё была там. Она не стучала. Не царапала. Но её тень отбрасывалась в щель под дверью. Узкая, неподвижная.
Лиза отступила, пятясь, как животное, загнанное в угол. Её плечи дрожали. Губы шевелились, повторяя:
– Этого не может быть… это… это просто бред…
Но внутри что-то знало:
Это реальность. Новая. Чужая. Живая.
В доме снова что-то зашептало.
Не один голос. Множество. Детские. Старческие. Безликие.
Они скользили по обоям, по плинтусам, по проводке, по воздуху.
"Мы были здесь. До вас."
"Нас было много."
"Ты думаешь, вы – первые?"
"Ты думаешь, можно уйти?"
"Ты теперь часть."
"Игрушка."
"Носитель."
А в глубине дома, в подвале, что-то дышало.
Медленно. Тяжело. С каждым выдохом стены будто шевелились.
Лиза понимала:
Они не одни. Никогда не были.
Их было больше.
Гораздо больше.
Глава 8. Выхода нет
Кухня казалась последним островом среди моря безумия. Пыль в воздухе светилась в бледном свете лампочки, как частички праха, взвешенные в вечности. Холод от пола проникал в кости. Лиза сидела, сжавшись в комок, прижавшись спиной к стене, как к единственному оставшемуся оплоту реальности.
Её ладони дрожали, пальцы были покрыты ссадинами, ногти сломаны. Она не замечала боли. Боль стала фоном. Постоянным.
На стене напротив, на грязных, пожелтевших обоях, виднелась надпись.
Выцарапанная чем-то острым, кривыми линиями, будто дрожащими руками:
"Ты следующая."
Словно стена – не просто поверхность, а рупор чего-то, что давно поселилось в этом доме. Слово «следующая» не означало очередность. Оно означало неизбежность.
Том бродил по кухне, как зверь в тесной клетке. Его движения были рваными, непредсказуемыми. То он замирал, прижавшись к стене, то вдруг резко дёргался, будто на нитях. Его губы шевелились, и оттуда вырывалось шипение:
– Делись… делись… делись…
Иногда он протягивал руку к стене – и тогда на его коже появлялись синяки, ссадины, ожоги, будто сама стена оживала, жалуя ему муки тех, кто был до него. Лиза смотрела, как его пальцы трясутся, как будто в них ползут черви под кожей.
Он не был больше собой.
Он был сосудом.
Лиза чувствовала, как и в ней что-то меняется.
Мысли путались.
Имя своё она вспомнила не сразу.
Всё внутри казалось чужим – как если бы её сознание стало комнатой, куда кто-то вошёл и не собирался уходить.
А стены…
Стены сдвигались.
Медленно. Невидимо. Но неумолимо.
