Войнушка

Игорь Ан

Войнушка

Войнушка

Пролог

Автор вдохновлялся реальными событиями, но персонажи

и их истории не претендуют на полную достоверность.

Все имена и характеры вымышленные.

Совпадения случайны.

29 июня 1996 года, 22:16 приемный покой городской поликлиники

Визг тормозов на пандусе вывел Таню из сонного состояния. Смена только началась, а на то, чтобы втянуться в работу, требовалось время.

«Опять алкаша с язвенной бог подкинул», – проползла в голове ленивая мысль.

Дверь распахнулась от удара каталки, и сгорбленная спина медбрата заполнила тесноту приемного покоя.

– Что там? – спросила Таня, намеренно не употребив «кто».

Медбрат развернулся, глянул на неё безумными глазами. Искаженное гневом лицо отпечаталось в памяти Тани на многие дни.

Она заглянула через плечо.

На каталке под заляпанной кровью простыней лежало маленькое хрупкое тельце.

– Девочка, десять-одиннадцать лет, – чуть задыхаясь начал тараторить медбрат. – Резаные раны на руках, отсутствуют три ногтя на пальцах правой ноги, на запястьях гематомы, предположительно следы от веревки, дышит, без сознания, истощена, требуется срочное переливание, нужна третья группа!

– Господи, – пробормотала Таня, на автомате, не глядя, записывая вводную в блокнот. – Кто ж ее так? Неужели родители?

Медбрат оттеснил Таню, протискиваясь дальше в сторону коридора.

– Где врач? – гаркнул он на Таню. Та вздрогнула, не отрываясь глядя на неподвижное тело. – Чего стоишь?!

На ватных ногах Таня метнулась к двери, выскочила. Закричала так, чтобы её услышали в приемной. Она звала доктора, слава богу, сегодня дежурный врач – хирург.

Пациентку увезли в операционную, а Таня дрожащими руками взяла телефонную трубку и набрала записанный на клочке бумаги номер: недавно звонил мужчина, просил перезвонить, если вдруг привезут девочку.

Закончив короткий разговор, почти на автомате, Таня положила трубку.

Перед глазами стояло изможденное лицо девочки с закрытыми глазами. Растрепанные волосы, приклеившиеся к плечам, к худющей шее. Длинные светлые локоны, почти по пояс. «Людка бы позавидовала таким», – подумала Таня, но тут же отбросила мысли о младшей дочери. Слишком неуместными они сейчас казались. Некоторое время Таня просто сидела, ничего не видя и не слыша.

Прошло минут двадцать, наконец пришел медбрат, принес последние новости: девочка в сознание так и не пришла, оставалось надеяться, что Борис Константинович справится. Он хирург от бога, хоть и много пьет. А как тут не пить, когда такое видеть приходится? Сказал это все скороговоркой и тут же нырнул обратно в хлопнувшие за его спиной распашные двустворчатые двери.

Таня сунула руку под стойку, где хранилась крохотная темная бутылочка с настойкой, но остановилась.

В приемный покой вошел мужчина.

– Что у вас? – рассеяно спросила Таня.

– У меня дочь пропала. – Тане показалось, она слышит голос с того света. – Мне звонили, сказали, к вам привезли.

– Это ваша дочь? Что вы с ней сделали?!

Мужчина ошарашено уставился на Таню.

– Я… я… – пробормотал он. – Я ищу дочь. Она пропала.

– Простите! Простите, ради бога. В голове всё перепуталось. Да, конечно, это я вам звонила. Как вас зовут?

– Алексей.

– Алексей, вы фото принесли?

Мужчина порылся во внутреннем кармане, достал бумажник, стал быстро что-то искать. Из раскрытого кармашка портмоне выпало два снимка. Мужчина резко наклонился, подобрал оба. На секунду уставился на старое, чуть выцветшее фото.

Таня успела разглядеть на нем молодую женщину с годовалым ребенком на руках. Снимок был сделан крупным планом, и в ярком солнечном свете выделялись три крупные родинки на левой щечке у малышки. Таня попыталась вспомнить, как лежала на каталке девочка. Да, левую щеку она точно видела. Никаких родинок не было – значит не она.

Но мужчина убрал фото младенца и протянул другое.

Таня забрала снимок, стала рассматривать девчушку. Ей было лет девять-десять. Пухлые щечки, короткие каштановые волосы, веселые жизнерадостные глаза и дурацкий огромный бант на макушке. Такие сооружают детям лет четырех-пяти.

– Давно делали снимок? – спросила Таня, пытаясь сообразить, похожа ли девочка на пациентку.

– Два месяца назад.

Таня старалась представить, могла ли так вытянуться и исхудать девочка за два месяца. Порой дети очень быстро растут. Организм восприимчив к переменам. Ей казалось, что девочка похожа, разве что скулы у этой широковаты, но пациентку она могла и не разглядеть. Была бы девочка в сознании, опознала бы по глазам. На фото были карие, огромные, казалось, бездонные. Но привезенная девочка глаз не открывала. Волосы! Таня вдруг поняла, что у поступившей они светлые. Могли, конечно, выгореть за лето, но длина…

– Точно два месяца назад фотографировали?

– Да, – ответил мужчина. – Это она? – с какой-то тоской спросил он. Было видно, что он устал. Глаза запали, синяки вокруг – словно труп ходячий. – Ну же! Не молчите! – закричал он.

– Нет, – выдохнула Таня. – Точно не она. Вам повезло, гражданин.

Гражданин схватился за голову и принялся ходить от стены к стене. Фото дочери он так и не выпустил. Безумие, казалось, разливается вокруг него густыми и вязкими волнами.

– Повезло? – тихо спросил он, глядя перед собой ничего не видящими глазами. – Повезло, вы считаете?

Мужчина замер посреди приемного покоя, затем развернулся и вышел.

Глава 1

Несколькими днями ранее

20 июня, 14:20, квартира Костиных родителей, 3-й микрорайон,

затем 1-й микрорайон

Костя сидел за столом и ковырял вилкой в картофельной размазне, что вчера вечером приготовил отец. Есть не хотелось. Уже больше недели Костя не мог прийти в себя после той передачи по радио.

Тесную кухню хрущевки наполняла вонь прокисшего мусора. Отец забыл вынести его с утра, а Костя еще не выходил из дома.

Подцепив кончиком вилки пюре, Костя задумчиво на него уставился, скривился и стряхнул обратно в тарелку. Как такое вообще можно есть? Вилку он положил рядом, стиснул ладонями виски. Длинные каштановые вихры пробились меж пальцев и теперь торчали клочками, лезли в глаза.

Из головы не шли слова диктора: «Десятого июня в Назрани в ходе очередного раунда переговоров было достигнуто соглашение о выводе российских военных с территории Чечни».

От воспоминаний забурчал живот, а скулы свело судорогой.

«Мать стоит на перроне, готовится отправиться в командировку, так она это называла. На самом деле воевать в Чечню. До отправления поезда несколько минут. Отец держит Натку за руку, молчит. Натка жмется к матери, а он стоит чуть в стороне. Он тоже уже все сказал. До крика, до слез умолял не уезжать. Но кто послушает его – четырнадцатилетнего пацана? И все же нечего ей делать на этой войне. Без нее разве не справятся? Мать смотрит на него с легкой улыбкой, а глаза серьезные, словно извиняется за что-то…»

Костя с досады ударил кулаком по столу.

«Как они могли остановиться?! Как посмели так поступить?! Соглашение о выводе войск? Да они просто сдались! Проклятая война! Проклятые чеченские сепаратисты! Почему? Ну почему все так? Так не честно!»

Тарелка подпрыгнула, а несчастная вилка свалилась на пол, брякнула, закатилась под табурет.

Из комнаты прибежала Натка.

– Костик, что-то упало?

– Все в порядке, – как можно спокойней произнес Костя, массируя голову. – Иди, занимайся своими делами.

Сестра недоверчиво на него посмотрела, моргнула ярко-зелеными глазищами, развернулась и убежала к себе.

Натке было всего девять, и она еще не до конца осознавала, что произошло. Иногда подходила к старшему брату, жаловалась, что скучает. В такие минуты он обнимал ее, гладил по тёмно-каштановым волосам и говорил, что все будет хорошо. Самого же выворачивало наизнанку от обиды и бессилия. Хотелось орать на всех, кто был поблизости или просто в пустоту. Иногда хотелось выйти на улицу и нарваться на неприятности. Тогда бы он мог выплеснуть накопившуюся боль, выместить свою злобу на ком-нибудь.

На кого именно он злился? Да на всех! На тех, кто начал войну, на тех, кто не захотел мира. На тех, кто поднял оружие первым и кто не нашел других способов прекратить это! На всех. Но больше всего он злился на себя. За то, что не смог убедить, удержать, уговорить мать не ехать. Хоть и понимал, что приказы не обсуждают, но все же простить не мог.

Некоторые в такие моменты засели бы за приставку, убежали в мир видеоигр, но Косте всё это было не нужно. У них даже модная «Сега» валялась где-то в кладовке. Купленная матерью после первой командировки, подключенная к телевизору ровно на два дня, а затем забытая всеми, не нужная.

Костя наклонился, поднял вилку и аккуратно, чтобы не греметь, положил в мойку. Прислушался. Натка что-то тихонько напевала.

Его снова накрыло: «Как они могли?! Как такое могло случиться?!»

Костяшки заломило, словно под кожу сунули раскаленный иглы. Оказывается, он так стиснул кулаки, что казанки побелели.

Нужно было выйти подышать.

Он заглянул к Натке, убедился, что она занята своими куклами. Бросил на ходу:

– Скоро вернусь! Никому не открывай!

Вывалился в серую духоту подъезда, хватая воздух пересохшими губами, захлопнул дверь и только потом проверил, взял ли с собой ключи.

Костя замер, уперев лоб в стену, глядя на кончики белых с синими полосками кроссовок, сжимал и разжимал деревянные пальцы. Он стоял и старался ни о чем не думать, но мысли настойчиво лезли в голову, мешали. Стена охладила лоб, немного успокоила так, что Костя смог собраться и выйти в дрожащий обеденный зной. Колотило, словно от мороза, а спина покрылась липким потом.

Костя смутно отмечал, что прошел знакомыми тропками до проспекта Металлургов. Его раздражало абсолютно всё: пыльные кучи мусора, сметенные к бордюрам, но не убранные, вездесущие окурки, смятые пачки от сигарет. После развала страны на улицах стало грязнее, и эта грязь словно впитывалась в душу, изгаживала её до неприличия, делала мерзкой, такой что она начинала разлагаться, как мусор в подворотнях. С этим нужно было бороться, но сейчас Костя был не в силах, и это бесило ещё больше.

Кто-то окрикнул его, но Костя не повернул голову, перешел через дорогу. В чужом микрорайоне он немного собрался. Не стоило здесь бродить просто так. Его сверстники бывают жестоки, оберегая свою территорию от пришлых. Сам такой, и знает местных из четвертого микрика. Ему повезло, что никого не встретил. Или нет? Сейчас у Кости снова все клокотало внутри. Пусть только попробуют дернуться! Пусть только слово против скажут. Он не трус, он не отступит! Не побежит. И неважно чья тут территория! Он будет сражаться, бить недовольные морды! Выплескивать грязь и злость наружу. Может, так внутри станет чище?

Еще одна широкая улица – проспект Строителей. Костя не мог понять, куда его тащат ноги. Прошел мимо «Рынка» – скучковавшейся россыпи ларьков, с узким лабиринтом проходов. Народу на рынке было мало – утро четверга. Но все же бойкие цыганские мальчишки сновали туда-сюда, надувая огромные розовые пузыри, соревнуясь, у кого выйдет больше.

Миновав шумный пятак, Костя углубился в геометрически выверенные дворы жилой застройки. Что он забыл в первом микрорайоне?

Тенистый сквер с детской площадкой посередине накрыл прохладой. Костя чуть остыл, сунул руки в карманы широких зеленых штанов. Кажется, немного успокоился.

Совсем рядом, у второго подъезда ближайшего дома, бренчала гитара. Кто-то фальшиво требовал перемен.

Костя усмехнулся и пошел чуть медленней. Чувство самосохранения должно было сообщить ему, что требуется свернуть, обойти стороной, но он не свернул. Так и шел мимо компании из трех человек, нарочито медленно. Вдруг им это не понравится? Вдруг решат, что чужаку здесь не место? А это уже может стать поводом.

Чернявый с голубыми глазами крепыш надрывал голос и бил струны. Он все еще ждал перемен, когда Костя прошествовал мимо, криво ухмыляясь.

– Чё лыбу давишь? – недовольно пробормотал чернявый, оборвав припев на полуслове.

– Мишань, не лезь к человеку, – лениво протянул сидящий по правую руку тощий белобрысый пацан. Ему явно было лень в такую жару отрывать задницу от лавочки в тени раскидистого клена.

– Ему чё, не нравится, как я пою? Так пусть тогда не слушает.

Костя уже почти прошел мимо, но резко остановился. Миша Салманов учился в другой школе, но когда-то они ходили на борьбу к одному тренеру. Костя прекрасно знал, что родители Миши приехали из Грозного. И это сейчас было кстати.

Костя развернулся, подошел и встал напротив горе-певца.

– А если мне не нравится твой вой, а приходится слушать, то что? – резко, с наездом спросил он, вынув руки из карманов.

– Парниша нарывается, – довольно произнес белобрысый и вскочил. – Валил бы ты отсюда. Не твой это район. В глаз захотел?

Миша одернул белобрысого, встал сам. Отдал гитару товарищу, оставшемуся сидеть на лавочке.

– Подержи, – бросил он, как приказал. – Костян. Так ведь? – начал Миша, сделав шаг вперед.

Костя сощурился. Значит, узнал.

– И? – чуть склонив голову набок усмехнулся он.

– Мы к Григоричу на трени ходили, помнишь?

– И что? Теперь тебе можно голосить на всю округу? – не собирался отступать Костя.

Миша, похоже, тоже завелся.

– Слушай сюда. Не хочешь неприятностей, вали подобру-поздорову. В память о тренере не трону.

– Тренер тоже у вас там сгинул! – выкрикнул Костя, резко толкнув Мишу в грудь.

Тот оступился, грохнулся на лавочку. Товарищи подхватили его, не дали опрокинуться.

И тут же вскочили все. Костя отшагнул назад, встал в стойку.

– Дебил совсем! – заорал на него Миша. – Я здесь родился! Отец с Чечни. И что? Совсем крыша поехала?

Пока говорил это, Миша и сам чуть присел, согнул руки в локтях. Костя ухмыльнулся.

– Не хочу я тебя дурака бить. Нас трое, ты один. Знаю, что у тебя случилось. Понимаю. Ос…

Договорить Миша не успел.

Мать всегда утверждала: «Собрался бить – бей».

Правый хук Костя влепил четко в ухо. Голова Миши откинулась, его самого повело. Не стой он на полусогнутых, точно свалился бы. Костя почувствовал удовольствие от успеха и оскалился в ухмылке.

Слева бросился белобрысый. Костя ловко увернулся, поставил ножку, толкнул в спину. Белобрысый с руганью растянулся на асфальте, но тут же перевернулся и вскочил. Его колени и ладони покрылись капельками крови вперемежку с пылью. Костя снова довольно ощерился и тут же пропустил удар от Миши.

Державший гитару не вмешивался. Только бормотал что-то невнятное. Кажется, уговаривал товарищей не бить идиота, а то взрослые выскочат. Но никто его не слушал.

Миша уже обходил Костю бочком, стараясь, чтобы тот не видел одновременно и его, и белобрысого. Костя сделал пару шагов назад, чтобы не позволить Мише сделать задуманное.

Белобрысый снова бросился вперед. Одновременно с этим Миша навалился на Костю сбоку. Замелькали кулаки, локти, колени. Затрещала рвущаяся одежда.

Из кучи-малы вылетел белобрысый. По его губе текла кровь, глаз начал заплывать. Миша с Костей сцепились намертво, стараясь повалить один другого, пыхтели, топтались, но ничего не выходило. Белобрысый захотел с разбега вернуться в бой, но его схватил за руку пацан с гитарой, крикнул:

– Пусть они один на один. Так честно.

Костя услышал это и невольно зауважал пацана. Один на один – честно! Он всегда так считал. То, что белобрысый с Мишей попытались одолеть его вдвоем, наоборот сильно злило, кроме боевого азарта вызывая прилив ненависти. Но именно это Косте и было нужно. Он сейчас хотел одного – выплеснуть ярость, порвать кого-нибудь на куски. Особенно того, кто пытался ему что-то говорить о понимании.

Миша вывернулся из захвата и отскочил на шаг. Костя зарычал и ринулся вперед.

Удар в грудь, два в блок. Миша подставил руки. И вдруг Костя почувствовал, как взмывает в воздух.

Откуда-то из-за пределов видимости выскочили двое ребят постарше и схватили Мишу за руки, оттащили к подъезду. Костю тоже держали крепко.

– Вы чё, шпана, совсем одурели? Солнце бошки напекло? – спросил высокий пацан с модной прической.

– Пусти! – попытался вырваться Костя.

Злость не отступила, требовала продолжения.

– Держите его, – приказал модный. – И второго тоже.

– Чё не поделили?

– Этот придурок первым полез! – закричал белобрысый, указывая на Костю. – Мы тут просто сидели, отдыхали, песни под гитару пели.

Костя исподлобья смотрел на ребят постарше. Шестнадцать-семнадцать лет. Откуда только взялись?

– Всё, завалили хлебала! Сказал, расходимся!

– Извиниться не хочешь? – зло спросил Миша, высвободившись из рук старших.

– Это тебе извиняться надо! – выпалил Костя и сплюнул под ноги.

– За что? – удивился Миша.

– За то, что у тебя на родине творится!

– Совсем дебил! – вздохнул Миша и покрутил пальцем у виска.

– Ну, приехали, – протянул модный.

– У него мать вроде туда по контракту отправили, – произнес Миша, вытирая кровь с разбитой губы. – Так он и бесится, дебил.

Выглядел он спокойным до неприличия. Это дико раздражало Костю. Еще бы не быть спокойным. За его спиной стояли старшие ребята со двора. Это уже не один против троих. Это один на восьмерых – верная смерть. Не дали подраться спокойно, сволочи! Не дали пар спустить!

– Еще хоть слово, – прошипел Костя, – я тебя урою!

Он дернулся, но его тут же схватили.

– Там война идет, – пожал плечами Миша, изображая из себя скалу. – Я-то тут при чем?

Костя пыхтел, раскраснелся, старался вывернуться из цепких лап, держащих его под локти.

– Это я тебе войну объявляю! – прохрипел он, ощущая будто падает в бездонную пропасть от одних этих слов. Но заставил себя не дрожать ни от гнева, ни от страха. Сжался взведенной пружиной. – Собираем пацанов, и стенка на стенку. Рискнешь?

– Да как хочешь! – вспылил Миша.

Костя видел, что он не боялся драки. Да он и не ожидал, что Миша сдастся. Ему как раз было нужно другое. Костя сейчас думал только об одном. Ему хотелось драться. Хотелось уничтожать врага, а никого подходящего, кроме Миши, на примете не было. Он идеально подходил на роль противника. Смелый, дерзкий, из чеченской семьи. И пусть они переехали сюда очень давно, Костя знал, что Миша родился уже здесь, но всё равно – ему был нужен враг, и он его нашел.

– Три дня! Через три дня отряд на отряд. Мои бойцы против твоих. Кто проиграет, извиняется прилюдно, на коленях просит прощения, умоляет!

Костя перестал переть вперёд, как обезумевший бык. Вместо этого резко дернулся, вывернулся из захвата и посмотрел на тех, кто его держал. Два парня, на голову выше, отпрянули, встретившись с ним взглядом. Он отряхнулся и пошел прочь, не оглядываясь.

– Дурак! – крикнул Миша ему в спину. – Но если ты решил, что я сдамся, то накося-выкуси! Через три дня на треугольной поляне в согре!

Не оборачиваясь, Костя довольно улыбнулся.

Глава 2

23 июня, вечер, окраина города, согра

Сходку назначили на большой поляне у самого края согры. Деревья здесь никто специально не вырубал, но как-то так вышло, что они образовали треугольную проплешину размером с пару футбольных полей. Через дорогу виднелись окраинные девятиэтажки, справа – поликлиника из белого кирпича.

Вечерние сумерки еще не окутали редкие березы, но солнце уже краснело у самого горизонта.

– Костян, вон они. Стоят, – презрительно скривился и сплюнул на землю Макс. – Как и нас – семеро.

Макс – коренастый темноволосый крепыш, ростом был чуть ниже самого Кости. Круглое лицо, каре-зеленые глаза и нос картошкой. Они дружили уже несколько лет. Учились в одном классе, жили неподалеку. Был он из той породы мальчишек, что и Костя, предпочитал игры на свежем воздухе сидению за экраном телевизора и тыканью по кнопкам джойстика. На том и сошлись.

– Так и должно быть. У нас всё честно, – отрезал Костя. – Бьемся до полной победы. Миша на мне!

– Надо было пацанов побольше взять… засаду устроить, – пробормотал себе под нос Макс, но Костя его услышал.

– Нет! – отрезал он. – У нас война.

– Да где ты видел, чтоб на войне все по-честному было? Так только в кино бывает.

– Не важно. У нас так.

Пятеро за спиной распределяли, кто с кем будет драться вначале. Понятно, что через минуту это будет совершенно не важно, но Егор с Серым все равно объясняли товарищам нехитрую тактику. Кто-то кивал и отвечал, кто-то просто слушал и шел молча. В разговор Кости и Макса, идущих впереди, не встревали.

– Как думаешь, что у них в арсенале? – спросил Макс.

– Колющих-режущих нет. Миша на такое не пойдет. Нунчаки, может, обрезки трубы, кастеты.

– То же, что и у нас, – хмыкнул Макс. – Пацаны, – тихо произнес он за спину, – слева валежник. Я вчера там жердин заготовил. Так, на всякий пожарный.

– Это можно, красава, – довольно произнес Серый – невысокий проныра, вечно любящий встревать в разговор. – Идем ближе к левому краю. На подходе двое метнутся за дубьём.

Трёп друзей немного успокаивал Костю. Позволял собраться, настроиться. Сегодня, в отличие от прошлого раза, эмоций поубавилось, остался холодный расчет. Костя понимал, что злость никуда не делась. Она затаилась где-то глубоко внутри, а значит, не сегодня-завтра снова выползет наружу. Да, злился он на других, но расплачиваться за это будет Миша и его прихвостни.

Подходили медленно, вразвалочку, старались всем видом показать превосходство.

Бойцы Михаила тоже «играли бицухой». Кто-то достал и крутил обмотанные черной изолентой палки, соединенные короткой цепочкой, кто-то демонстративно надел кастет.

– Не передумал?! – издалека крикнул Миша.

Костя мотнул головой, не удосужив противника другим ответом.

– Тогда погнали! – выкрикнул Миша и первым рванул вперед.

– Двое! – скомандовал Макс.

Быстрый рывок к валежнику, казалось, чуть удивил бойцов Миши. Они даже с шага сбились. Макс уже выхватывал из-за пазухи короткую металлическую дубинку – обрезок трубы. Те двое, что бегали за жердями, шустро волокли метровые обломанные палки с опасно торчащими сучками.

«Макс предусмотрительный!» – успел подумать Костя, прежде чем противник растянулся в линию и бросился в бой.

Первые выпады оказались примерочными. Глухо ударили нунчаки, дубинки тоже не слишком пробивали надетую на манер капусты одежду.

Костя успел только увидеть, что все парни разобрали своих противников и начали драться один на один. Пока.

Миша налетел с разбега. Увернуться Костя не успел. Точнее попытался, но противник разгадал его план и сдвинулся чуть вправо.

Кулак больно вошел под ребра. Заныло. Чуть повело от удара головой в висок.

Начало у Кости не задалось. Слишком долго высматривал, как там его товарищи. Не бросился ли кто из Мишиных двое на одного – хотел контролировать ситуацию.

Пропускать второй удар – это уже слишком. Костя сгруппировался, выставил блок, принял Мишу на правое предплечье, отвел чуть в сторону и с прыжка попытался всадить кулак в голову. Попал вскользь. Костяшки тут же обожгло – содрал кожу. Кровь заструилась, сделав пальцы скользкими. Миша отшатнулся, но тут же ударил в ответ.

Справа кто-то закричал. Костя успел увидеть, как Егор валится на землю. Над ним победно возвышался парень с нунчаками. Радость его была недолгой. Недоделанный Брюс Ли тут же получил березовой жердиной в плечо. Чуть наклонился, не успел увернуться от колена под дых, схватился за грудь и упал рядом с поверженным чуть ранее противником. Началась возня на земле. Пацаны лупили друг друга, как придется.

Миша отвлекся на секунду, и Костя умело провел захват-бросок. Миша кувыркнулся, затормозил и тут же вскочил, ухмыляясь

Как и Костя, Миша предпочел драться голыми руками. Костя это оценил. Продемонстрировал, что и у него нет оружия, повертев пустыми ладонями. Капли крови сорвались с казанков и заляпали джинсовку.

Правее от них уже была куча-мала. Спарринги закончились, и сейчас пятеро навалились на пятерых. В ход пошли кастеты. Длинные палки стали малоэффективны.

Миша зарычал и снова ринулся на Костю. Они сцепились. Короткие удары, почти не чувствовались сквозь джинсу, натянутую поверх двух футболок. Пара обидных пропусков, но Костя и сам несколько раз удачно ткнул кулаком. У Миши текла кровь из рассеченной брови, но он этого как будто не замечал.

Толпа дерущихся вдруг раскатилась в стороны, словно внутри клубка рванула граната. Парни потрясли головами, похватали выпавшее оружие, кто что смог, и кинулись «продолжать разговор».