Плутон. И другие

– Спасибо, – улыбнувшись, сказала она и назвала свое имя: – Я Марина Истомина. А со слов Светланы Викторовны я поняла, вы Владимир. И, кажется, мы с вами часто встречаемся в электричке, на которой я добираюсь до института.

– Вот сегодня я точно знаю, что вас не видел ни в каком транспорте, да и раньше не встречал, – улыбнулся он.

– Откуда такая уверенность? – изумленно спросила она.

– А потому, что если бы я хоть раз на вас посмотрел, то сразу бы влюбился.

Ее не смутил его ответ, и она, не меняя выражения лица, произнесла: – Странно. Значит, у вас лишь один глаз не видит. Представляю, что было бы, если бы у вас было хорошее зрение.

Он цокнул и ответил: – Предложил бы вам руку и сердце. Считайте, что это свершилось.

– Володя, поимей совесть, – одернула его мать, – девочка тебя совсем не знает и не понимает твоих шуток. Вот возьмет и согласится, что будешь делать?

– Пойду с ней в загс подавать заявление.

Она отнесла весь этот диалог к обычной болтовне, хотя оценивающие взгляды на него бросала. Из здания они вышли вместе по крутой лестнице. У нее под мышкой был томик немецкого писателя, а у него авоська с продуктами, купленными матерью. Шли не спеша, стараясь проникнуть в душу друг друга. И по их расположению было видно, что они довольны случайной встречей и знакомством. Вечером, прощаясь около стадиона, он спросил: – Ты спортсменка?

– Да, я мастер спорта по стрельбе, – смущенно ответила она. – Меня тренирует мой дедушка. У меня много чемпионских титулов, была и золотым, и бронзовым призером. Сейчас из-за кризиса в стране мой вид спорта немного сдал позиции. Но дед говорит, что это временно. Обещает сделать из меня олимпийскую звезду. А я не против.

– Я, к сожалению, в этом деле профан, – признался он. – Не поверишь, но я далек от спорта, хотя физкультуру не отвергаю. У меня были проблемы с легкими, но летом я съездил в крымский санаторий и подлечил здоровье. Сейчас никаких недугов не чувствую. Как говорится: «Готов к труду и обороне». Но в армию не хочу, у меня лучший друг недавно погиб в Чечне. А вот если бы меня призвали в женский полк, я бы даже повестки ждать не стал, ушел бы добровольцем.

Понимая, что он шутит, она сначала улыбнулась, а затем начала смеяться все громче и громче. Он, вместо того чтобы урезонить ее, сам залился смехом. Тут из спортивного сооружения вышел седой мужчина и крикнул: – Маришка, ты чего раскричалась? Не от радости ли?

– Это мой дед, – пояснила она Вовке.

– А что за радость, дедушка?

– Да света у нас в тире сегодня нет, так что пойдем домой.

– Ну вот, – вглядываясь своими ясными глазами в лицо Вовки, словно выискивая там что-то секретное, сказала Марина. – Прогулка окончена, но мне было приятно с тобой познакомиться.

– Взаимно, – коротко ответил он и послал ей свою обворожительную улыбку.

По ее взгляду Платов понял, что он ей интересен, и решил не упустить свой шанс. Он дал ей номер домашнего телефона и назначил встречу в кафе «Вишенка».

ГЛАВА 9

На следующий день молодёжь отдохнула в кафе. После чего Марина повела Володю знакомить с матерью. Она надавила на кнопку звонка и перед ними распахнулась дверь в проёме которой стоял образ ненавистной Плутону учительницы, – это была Тычинка. Она молча втащила за руку свою дочь в квартиру, а перед ним громко хлопнула дверью.

Из прихожей они мигом перетекли на кухню, где воздух моментально наэлектризовался от сдерживаемого гнева Веры Захаровны. Руки её трепетали, как осенние листья, сорвавшиеся с ветвей, и она, отмерив несколько капель валокордина в стакан, словно смертельный эликсир, развела водой и опрокинула в себя залпом. Воссев на табурет, словно на трон, она пронзила дочь взглядом, способным выжечь душу, и начала допрос:

– Где ты откопала этого златовласого бога? Он же, насколько мне известно, обитает на другом краю света.

– Я встретила его в центральной библиотеке, где трудится его мать, – отчеканила Мария, словно солдат, докладывающий генералу. – И я счастлива этой судьбоносной встрече. У нас с ним поразительное единомыслие во всём.

– Может, ещё скажешь, что он в тир твоего деда ходит?

– Нет, спорт далёк от его натуры, но он обладает магнетическим обаянием и даром убеждения. Даже походка у него не такая, как у этой развязной молодёжи. В нём чувствуется поступь уверенного, сильного человека, но без барской спеси, к которой тебя так тянет. Не знаю, как её описать… Пожалуй, элегантная. Сдержанная мощь.

– Этого у него не отнимешь, – процедила мать, сжав губы в тонкую нить. – Чем он и нас, учителей, в своё время очаровывал. Но если препарировать его душу, то в ней обнаружится изъян. Из-за него меня на год отстранили от преподавания и отправили пыль в кабинетах глотать, а директора Гусева и вовсе отправили на заслуженный отдых. Это твой Казанова нас, молодых и полных сил педагогов, чуть до нитки не раздел средь бела дня. Хорошо хоть свидетелей не было. Вот кто твой избранник! Поэтому вычеркни его из своей жизни, я тебе запрещаю с ним общаться. Можешь сейчас мои слова пропустить мимо ушей, но потом всю жизнь будешь локти грызть.

От этого материнского монолога Марию разобрал смех, неожиданный и звонкий, как трель соловья. Вера Захаровна внимательно оглядела дочь и, задержав взгляд на её животе, с подозрением спросила:

– А у тебя случайно с ним ничего не было?

– Нашему знакомству всего два дня, – ответила Мария. – Ты что, совсем меня за ветреную девицу принимаешь, а его за альфонса? Мы с ним нормальная современная пара и думаем головой. Его воспитала интеллигентнейшая женщина, Светлана Владимировна. Он у неё один и рос без отца, как и я.

– Это кто такая? – Вера Захаровна приподнялась с табурета. – Не сотрудница ли твоей книжной обители?

– Именно она, – без тени смущения ответила дочь. – А о её достоинствах и профессионализме я тебе не раз рассказывала. Поэтому я делаю вывод: у такой матери не может быть плохого сына. И прошу впредь о нём дурно не отзываться. И от встреч с тобой я его постараюсь оградить, хотя сама планирую не только встречаться, но и замуж за него выйти.

Вера Захаровна вплотную подошла к дочери и, вглядываясь в её глаза, с возмущением прошипела:

– Что за ерунду ты несёшь? Какое замужество? Тебе ещё три года учиться!

– Видимо, ты забыла, что я спортсменка и мои решения стремительны, как стрела.

Мать принюхалась к ней и, уловив лёгкий запах спирта, с испугом выдохнула:

– Да ты пьяна! Вот и несёшь всякую околесицу. Иди спать, а завтра продолжим наш разговор.

– Мы с ним выпили по рюмочке дамского ликёра в кафе и съели по пирожному. А вот от тебя, мне кажется, точно разит винными парами. И не вздумай отпираться, я не маленькая.

– Ошибаешься, это запах от сердечных капель, – возразила мать.

– Тогда прости, – извинилась Мария и, оставив за собой шлейф невысказанных слов, удалилась в свою комнату.

Но сон не спешил в её объятия в эту ночь. Она знала, что решающее слово в её судьбе будет за бабушкой и дедушкой. И мысли её, словно мотыльки на пламя, устремились к Платону, которым она, похоже, была очарована. Предыдущая ночь прошла в грёзах о нём. Он стоял у неё перед глазами, как живой. И она не знала, как оправдается перед ним за поведение матери. Ей было стыдно за её бестактность, за то, что самый близкий человек проявил грубость к гостю, который когда-то учился у неё в школе. И, вспомнив, как он разыграл учителей, оставив их в неглиже средь бела дня, она тихо хихикнула под одеялом и, убаюканная этими воспоминаниями, закрыла глаза.

Проснулась она на следующее утро в прекрасном расположении духа. Вчерашний разговор с матерью они не возобновляли.

Вера Захаровна решила, что дочь вняла её словам и сделала правильные выводы. Но Мария и не помышляла менять свои планы. Напротив, после их спора чувства к Платону вспыхнули с новой силой, словно угли, раздутые ветром. И воспоминания о том, как он оставил учителей без одежды в людном месте, вызывали тихий внутренний смех, как щекотка пёрышком. Ей отчаянно хотелось увидеть его, заглянуть в глубину его души, как в бездонный колодец. Зная, что сегодня суббота, она, второпях позавтракав, побежала к нему, предупредив мать, что следующие дни проведёт у бабушки и дедушки.

– Смотри, – с улыбкой пригрозила ей мать. – Будь благоразумна и не дай себя в обиду этому пройдохе.

– Почему ты его так назвала? – удивлённо спросила дочь.

– Он перевёлся из нашей школы, уйдя в четвёртую, и закончил её с золотой медалью. А хитрость его заключается не только в уме, но и в жизненной хватке.

– Вот это уже больше похоже на правду. И нечего его очернять с головы до пят, – ответила Мария, распахнула входную дверь и, словно птица, выпущенная на волю, упорхнула вниз по лестнице на улицу.

ГЛАВА 10

Она скользнула взглядом по часам: половина десятого. Вспомнив о телефонной будке, в доме связи, ставшим для неё почти вторым домом, она поспешила туда и набрала заветный номер.

– Привет, солнышко, – прозвучал в трубке его короткий, но согревающий голос.

– Доброе утро, – выдохнула она и тут же, словно прорвав плотину, выплеснула вчерашнее смятение: – Прости меня, пожалуйста, за вчерашнюю трусость, за то, что не нашла в себе сил тебя защитить. Я была совершенно обезоружена этой внезапной бурей. Разве могла я предположить, что между вами такая давняя вражда? Всё произошло так стремительно, что я и слова вымолвить не успела. Мне ужасно неловко перед тобой и стыдно за маму.

– Да брось, какие пустяки, выбрось из головы, – бодро отмахнулся он, словно и не было никакого неприятного инцидента. – Хотя, признаюсь, я и сам был ошеломлен, увидев эту Тычинку на пороге. Кто бы мог подумать, что Вера Захаровна Цветкова, моя бывшая учительница, окажется твоей роднёй? Но я уверен, со временем всё уладится. А пока нам придётся быть чуточку осторожнее, почаще встречаться в уютных кафешках и тёмных кинозалах. К тому же, она же не ездит на электричках, а мы с тобой, помимо выходных, будем видеться каждый день по дороге к лету. Кстати, сегодня суббота, не хочешь прогуляться по Абрикосовой аллее? Сейчас там всё цветёт, словно сошедший на землю райский сад.

– Безумно хочу, – выпалила она, – поэтому и звоню.

– Тогда жду тебя у памятника «Солдату с автоматом», – сориентировал он.

– Хорошо, лечу к тебе на крыльях любви! – радостно воскликнула она.

Они встретились, словно не виделись целую вечность. Он даже позволил себе лёгкое касание губами её щеки. Она ничуть не смутилась, а лишь крепче прижалась к нему и прошептала:

– А я так боялась, что из-за вчерашнего недоразумения попаду в твой чёрный список. Мама, конечно, вечером отчитала меня за тебя, но утром вроде бы смирилась с нашей дружбой. Не поверишь, я ей в сердцах выпалила, что выхожу за тебя замуж.

– Молодец, отличный выбор для создания счастливой семьи. Тебе это зачтётся на небесах, – он шутливо поднял палец кверху. – А я буду безумно рад нашему союзу, ведь у нас с тобой обязательно родятся прекрасные ангелочки. И расти они будут не как мы, в неполных семьях; у них будет полноценный родительский комплект.

– Неужели кто-то только что принял моё предложение руки и сердца? – лукаво улыбнулась она.

– Именно, – признался он с блеском в глазах. – Но ты, как гениальный режиссёр, мастерски разрулила ситуацию, и теперь нам будет проще воплотить наш любовный порыв. А чтобы окончательно успокоить твою маман, я кое-что секретное ей верну. Не исключаю, что этот шёлковый раритет вызовет у неё сначала шок, а потом приятные воспоминания и смех. И она поймёт, что моё детство со всеми шалостями давно кануло в Лету, и я давно превратился в достойного гражданина.

– Ох, знаю я этот секрет, – её губы тронула лукавая улыбка. – Я так хохотала над твоей выходкой с сарафанами и халатиками, что еле заснула. Считаю это гениальной местью, и мама будет помнить это до конца жизни. Так оригинально отомстить учителям мог только вундеркинд. А она тебя именно таким и считает в душе.

– Может, сейчас её мнение обо мне изменилось, – он вдруг заворошил прошлое. – Тогда она мне в седьмом классе влепила трояк за четверть, и, если честно, именно из-за неё и Гусева я ушёл в другую школу. Директор долго скрипел зубами, когда узнал, что я стал золотым медалистом на другом учебном фронте. Ведь моя медаль – это был плевок в его сторону, ну и, конечно, в сторону Веры Захаровны, которая первой дала старт моему угнетению и обезличиванию. Она сотворила из меня эдакую имитацию личности. Короче, создала образ ученика, от которого можно ожидать любой подлянки. Вот я на их девичнике и подтвердил свою сущность во всей красе. Особо я не терзался из-за содеянного. Правда, Жаннет было жалко, она относилась ко мне с пониманием и дружелюбием. Поэтому я сжалился над ней и подбросил ей свой наряд. А остальным я хоть сейчас готов вернуть все их трофеи.

ГЛАВА 11

Мария, словно передавая искру тайны, легонько коснулась плеча Плутона и прошептала:

– Жанна Васильевна – не просто близкая подруга моей мамы, она и с твоей, оказывается, неплохо знакома. А теперь еще и гроза школьных коридоров, восседающая на директорском троне. Эффектная женщина, взгляд притягивает, как магнит, но вот парадокс – не замужем. Как думаешь, почему?

– Во-первых, ты совершенно несправедлива к моей будущей теще, – с притворной укоризной возразил он. – Она у тебя – само очарование, словно фея, заточенная в башне одиночества при живом муже. А директриса… Воспоминания о ней, как кадры выцветшей кинопленки, всплывают в памяти… – Он замолчал, погрузившись в мутные воды прошлого, затем продолжил: – На твой вопрос нет простого ответа. Часто сеньорит губят ошибки первых свиданий. Каждая мечтает о принце на белом коне, а потом обжигается, словно мотылек о пламя, рвет отношения и вновь повторяет ту же ошибку. А нужно-то всего ничего – сделать правильные выводы и броситься в объятия тому, кто любит тебя искренне. Как ты сегодня поступила со мной, – он взглянул на Марию, едва сдерживая торжествующую улыбку, – и не нужно мне больше рекламировать женскую дивизию. Сама знаешь, почему.

– Выходит, ты одобряешь мои чувства? – с надеждой, дрожащей в голосе, спросила она. – Тогда пошли к Флористу за отпущением грехов прошлого и исцелением старых ран.

– Это что-то новенькое, – облизнулся он. – При мне она носила более экзотические прозвища.

– Зато сейчас ее именуют Беленой и Цикутой, но она не унывает, лишь посмеивается над детишками и бегать по своим владениям не разрешает.

Услышав от родной дочери такие откровения, он лишь хмыкнул и тут же выпалил:

– Я не против нанести ей повторный визит. Но сначала позвони ей и скажи, что мы несем благую весть. Пусть ставит самовар и печет калачи.

– Такими удобствами у нас только дед обладает. У него и в спальне аппарат пыхтит, и в тренерской. А в бане – целый арсенал старинных приборов для чайной церемонии.

– Не беда, – обнял он ее и тут же изложил свой дерзкий план: – Сначала ко мне, там закрепишь знакомство с моей мудрой библиотекаршей. После вашей душевной беседы я прихвачу бутылку восьмилетней выдержки, и мы направимся к моей будущей теще.

– А моя мама не обезумеет от твоей щедрости? – хихикнула Мария. – Она может воспринять твой подарок не как манну небесную, а как ледяное блюдо мести.

– Не переживай, если она с Жаннет дружит, то правильно истолкует мою доброту. Пойми, если я зла не держу, то они взаимно, по старообрядческому обычаю, обязаны меня обожать. Я же не злопамятный идиот, я уважаю гуманность не только в учителях, но и в их детях, особенно в таких ослепительных красотках, как ты. Надеюсь, ты со мной согласна?

– Прошу, пока меня ни о чем не спрашивай, – взмолилась она. – Виски нещадно пульсируют… Я уже на всё согласна, потому что верю в твои благие намерения.

– Ну вот и отлично, шагаем по моему маршруту, который я тебе уже обозначил, – утвердил он.

– Я доверяю этому путеводителю, – прижалась она головой к его плечу.

– Значит, трогаемся в путь.

– Ясно, моя миссия кристально ясна, – гордо заявил он. – Поэтому, что бы я ни говорил, слушай только меня и никого другого. Кто будет вставлять мне палки в колеса, тот лишится всех человеческих благ. И каким бы ни был мой дипломатический демарш, умоляю верой и правдой любить меня до скончания веков.

– Так и хочется воскликнуть: «На баррикады с гранатой, ура!», но не буду, потому что у тебя свой волшебный язык. Неужели не видишь, что я вся, без остатка, сижу в твоей карете?

Удостоверившись в ее безоговорочной поддержке, он тут же повел ее к себе домой, где дорогой гостье была безмерно рада Светлана Владимировна. Она тут же засуетилась, доставая из холодильника редкие деликатесы. Хотя в те годы страна тонула в пучине тотального дефицита, в том числе и продуктов питания. Но Вовке было наплевать на угощение родной матери, он с трепетом ожидал, как Цветовод примет его луговой сюрприз. Он знал ее бурный темперамент, и она могла отреагировать на его выходку совсем неадекватно. Но он верил в себя и шел на штурм. «Если она хочет счастья дочери, значит, должна разумно оценить ситуацию, в конце концов, мы тогда были детьми с Лукой. Хотя идея была полностью моя, а друг просто стоял за спиной», – пронеслось у него в голове. И, порывшись в кладовке, он извлек оттуда заветный сверток с женской одеждой. Обрадовавшись, он чуть ли не силой принялся вытаскивать Марию из-за сытного стола. По ее виду было видно, что ей не хотелось покидать душевный прием, который ей устроила хозяйка квартиры.

– Как тебе не стыдно, сынок? – возмутилась она. – Привел в дом милую девушку и тут же уводишь, не дав ей отведать наших разносолов.

– Не волнуйся, я уверяю, мы ненадолго и скоро вернемся.

– Хорошо, тогда я схожу в свой магазин, – сказала она, – а вы возвращайтесь, угощайтесь всем, что на столе есть. – Она внимательно посмотрела на Марию и ласково пропела: – Я буду очень рада, золотце, если ваш союз будет вечным.

– Всё решится у нас в течение часа, – посмотрел сын на часы, – ну, может, чуть больше.

– Препятствия, Вова, нужно мудро обходить, – посоветовала мама. – Или ты с вилами на тигра вздумал идти? Не нравится мне твой настрой. Если что, посмеемся вместе, – кивнула она на его ношу, отлично зная, что там лежит.

ГЛАВА 12

– Вот откуда, оказывается, такие мудрецы берутся, – прошептала она, любуясь удаляющимся троллейбусом. – Не иначе как от женщины, вскормленной не молоком, а книжной мудростью…

– Естественно, от неё, – усмехнулся он. – Она же меня рожала, а не химера с львиной гривой и козлиным выменем.

– Я совсем о другом, – перебила она, легонько коснувшись его руки. – Светлана Васильевна – не просто библиотекарь, она – кладезь знаний и редкой душевной теплоты. Каждая беседа с ней – словно глоток кристально чистого горного воздуха. Три года я её знаю, и когда вместо неё сидела другая, душа моя томилась в безмолвной тоске.

– Понимаю, – кивнул он. – Спасибо за твой отзыв. Но, боюсь, мне предстоит сражение умов с тётей совсем иного калибра. И умоляю, пусть она не твердит своё любимое: «Всему не верь». Ведь когда я был мальчишкой, учителя во мне души не чаяли, включая твою маман. Конфеты, лимонные дольки – щедрой рукой. А после одного злополучного педсовета, стоило мне вытянуться в струнку, отношение изменилось в корне. Словно в одночасье я превратился из надежды школы в серую посредственность и хулигана. Представляешь, ни одной тройки за четверть, и вдруг нам целенаправленно, незаслуженно скатили оценки по всем предметам, обозвав это педагогическим приёмом! У моего друга Луки отец был парторгом на заводе, и мы ему рассказали. Он этот беспредел вынес на ковёр в горком партии. Директора Гусева отправили на заслуженный отдых в деревню Гадюкино, а того завуча отстранили от преподавания на целый год.

– А маму за что наказали? – удивилась она.

– Она обвинила нас с Шутовым в вандализме над русскими классиками, над гипсовыми изваяниями, за которые отвечала. Но потом нашли настоящих виновников – десятилетних близнецов Густовых. Однако все остальные школьные передряги прошли уже без нас. Мы с Лукой в начале года перевелись в другую школу, которую я окончил с золотой медалью. А он пошёл в строительный техникум. После техникума его забрали в армию, и угодил он в самое пекло Чечни. Там и погиб, и привезли его сюда в цинковом гробу.

– Ужасно всё это, конечно, но меня волнует только одно: как ты собираешься вести диалог с твоим оппонентом? Чувствую, она может быть необъективной, у неё иногда случаются гормональные бури.

– Клянусь, не буду ни зубами скрежетать, ни кулаками махать, – серьёзно ответил он. – Сначала попробую убедить её в искренности и серьёзности наших намерений. Потом совершу лукавый кульбит в советское прошлое, покажу ей артефакты, напоминающие о тех прекрасных годах, которые, увы, канули в Лету.

– А я думаю, не стоит бередить прошлое, – возразила Мария. – Это может сыграть против тебя. Мама часто бывает несдержанной, и тогда из её уст вырываются слова, о которых она потом горько сожалеет. Бей прямо в цель, по-моему. А остальное оставь. Отдашь мне свой пакет, а я, когда у неё будет благодушное расположение духа, сама ей про Советский Союз расскажу.

– Пожалуй, это мудро, – согласился он. – Так и сделаю.

За разговорами они не заметили, как подошли к дому. Мария открыла дверь своим ключом и пропустила его вперёд. В прихожей их встретила хозяйка в длинном махровом халате. Вид у неё был совсем не воинственный.

– Милости прошу, – произнесла она с напускной любезностью.

Владимир хотел было надеть на лицо маску непроницаемости, но, увидев робкую улыбку, ответил тем же и тут же, стараясь разрядить обстановку, сострил:

– Нет, на Колыму мы не горим желанием, нам бы с Верой Захаровной переговорить. А то пока мы тут любезностями обмениваемся, наш городской загс скучает без работы. В стране и так с зарплатами негусто, а мы к ним всё не идём.

– Вон! – указала она на дверь.

– Ты вообще знаешь, кто это? – обратилась она к Марии. – Нет? Сейчас я тебе нарисую его словесный портрет. Это тот самый выродок, из-за которого меня в школе тычинкой дразнили. Это он меня окрестил половым органом цветка! А его мама, моя хорошая знакомая, удивительная женщина!

– Я бы не хотел начинать с этого, – перебил он её. – Неужели вы не хотите счастья своей дочери? Мне кажется, она заслуживает его как никто другой. Она умница, красавица и вправе сама решать свою судьбу. А вы оседлали необъезженного строптивого коня и копытами топчете её будущее. Не надо так. Давайте лучше присядем и спокойно всё обсудим.

– Вон! – зло сверкнула она глазами. – О моей розе я тебе говорить не позволю, и не надо ей приписывать несчастья. Она уже, можно сказать, свою жизнь устроила, чемпионка и мастер спорта. Её уже в соседний район тренером приглашают. А вот твоя судьба ещё под вопросом. Закончи сначала институт. И на всякий случай сообщу тебе: профессия педагога – это не Монблан, а страдание сквозь слезы.

Он попытался продолжить разговор, но мать повторила, словно заклинание: «Вон!»

Владимир вышел, а вслед ему прилетело: «Забудь о моей прекрасной розе, не для тебя она расцвела!»

ГЛАВА 13

– С этой Цветковой договориться – всё равно что с ветром в поле тягаться, – проворчал он, выходя на раскалённую от солнца улицу. Мысль о возможной потере Маринки болезненным клинком вонзалась в сердце, рисуя в воображении трагедию шекспировского масштаба, тогда как для неё это было бы лишь мимолётным триумфом самолюбия. Этого допустить было нельзя. Но как обратить реку вспять? Ключ к решению, словно драгоценный камень, хранился лишь у неё. Марина уже не девочка, вольна сама выбирать, кому доверить свою судьбу.

Их встречи оборвались внезапно, словно между ними пролегла черта ледяного отчуждения. Он ждал от неё слова, взгляда, жеста, способного раздуть угасающий костёр их любви. Но она, казалось, погрузилась в беспамятство. Ни случайного звонка, ни нечаянного визита в библиотеку, чтобы хоть краешком коснуться его мира. И самое болезненное – избегала его взгляда в утренней электричке. Шепот Веры Захаровны оказался сильнее зова её сердца, и он, уязвлённый, не стал навязываться. Однако тлеющую надежду на возрождение их чувств не отпускал. Но однажды, увидев, как она, завидев его на платформе, резко развернулась и исчезла в безликой толпе, он почувствовал, как с грохотом рушится последняя крепость его иллюзий. Тогда он окончательно осознал: все его попытки сблизиться обречены на провал. Больше он не совершал этих мучительных «холостых забегов» к их былому счастью, хотя в укромных уголках сознания и прокручивал разные, порой безумные, сценарии воссоединения, понимая, что это всего лишь эфемерные грёзы.

«Ничего, найду себе другую музу, достойную пера и сердца, – убеждал он себя. – Хотя, положа руку на сердце, Маринка подходила идеально… Но она оказалась предательницей, и этим всё сказано. Мосты сожжены, пора её вычеркнуть из памяти».