Хронос. Игры со временем

«КОНТЕЙНЕР B-7: УТЕЧКА ДАННЫХ ОБНАРУЖЕНА. ЦЕЛЬ: ЛОКАЛИЗОВАНА В СЕКТОРЕ ОМЕГА. ПРОТОКОЛ „СТЕРЕТЬ-И-ЗАМЕНИТЬ“: АКТИВИРОВАН. ПРИОРИТЕТ: АЛЬФА. ТЕНИ ГРУППЫ „ПАПИРУС“: ПРЕСЛЕДУЙТЕ И ЛИКВИДИРУЙТЕ. АКТУАРИЙ НАБЛЮДАЕТ.»

Часть IV: Призраки в Дожде и Координаты Ада

Они вырвались на улицу через аварийный выход, заваленный обломками бетона и ржавыми арматурными прутьями. Дождь хлестал в лица, смывая копоть и слезы облегчения и ужаса. За спиной, из вентиляционных решеток библиотеки и разбитых окон подвала, валил густой, черный, ядовитый дым. Слышались сирены пожарных и полиции, но их вой казался жалким на фоне гула Башни. Элис дышала прерывисто, сжимая медальон, как последний спасательный круг. Рука Ремарка ныла от ожога, пульсируя адской болью. На рукаве плаща – обугленная дыра, под ней – страшный, пузырящийся волдырь.

– Куда… теперь? – задыхаясь, спросила Элис, ее голос хриплый от дыма и крика. – Они… найдут меня. Актуарий знает мой… нейронный отпечаток, частотный след души. Он… чувствует меня, как рану в ткани времени.

Ремарк, прищурившись от дождя, посмотрел на Хронос-Тауэр, чья черная игла терялась в грязных тучах, извергая вниз лучи прожекторов, сканирующих район. Он достал из внутреннего кармана обгоревший, но уцелевший листок, поднятый в архиве рядом с досье Майлза. На нем – сложная схема шестеренчатого механизма невероятных размеров, напоминающего сердце гигантских часов. Подписи: «Проект „Хроносфера“. Концепт-чертеж. Инженер: Капитан М. Аргайл (в отст.). Шифр: „Песок и Сталь“. Классификация: ОМЕГА-ЧЕРНОЕ.» И координаты: 34.0522° N, 118.2437° W. Старые доки Сан-Педро.

– Знаешь Аргайла? – спросил он, пряча листок от косого дождя. – Капитан. Инженер.

Глаза Элис расширились, в них мелькнул узнающий ужас.

– Пакет 6… – прошептала она, прижимая руки к вискам, как будто боясь, что воспоминание вырвется наружу. – Капитан Майлз Аргайл. Инженер-хронотехник. Ветеран Второй Тихоокеанской. Он… проектировал сердце Башни. Что-то огромное… Хроносферу. Машину… для контроля, коррекции и… стирания временных линий. Но… узнал слишком много о истинной цене вечности. О источнике энергии. Сбежал. С чертежами. С… ключом активации? Они… охотятся за ним. Всеми Тенями. – Она схватилась за голову, лицо исказилось от боли. – Боль! Когда пытаюсь вспомнить детали… как раскаленное сверло в мозгу! Они… поставили нейронный блок на эти воспоминания! Чтобы я… не могла прочитать их кому-то… даже под пыткой…

Ремарк кивнул, ощущая холодный ком целеустремленности в груди. Еще одна цель. Еще ближе к ядру. Он сунул бумагу в карман.

– Найдем его. До них. Доки. Сейчас.

Он взял Элис под локоть, чувствуя, как она дрожит, как лист на ветру. Она была легкой, почти невесомой, как будто часть ее уже стерта. Они зашагали по мокрому, темному переулку, растворяясь в завесе дождя. Элис вдруг резко остановилась, всматриваясь в глубокую кирпичную арку напротив, ведущую в другой переулок. Ее тело напряглось.

– Ремарк… – прошептала она, указывая дрожащим пальцем в темноту арки. – Тень… Но… не их. Другая. Человеческая. Она… следит. За нами. С библиотеки. С самого… огня.

Ремарк резко развернулся, рука инстинктивно легла на рукоять старого армейского Colt 1911 под плащом. Он всмотрелся в глубь арки. Под тусклым, мигающим фонарем, стояла фигура. Высокая, в длинном, мокром от дождя плаще и потрепанной фетровой шляпе, низко надвинутой на лицо. Неподвижная. Как надгробие, внезапно выросшее из асфальта. Он не видел лица, скрытого тенью полей шляпы, но узнал в ней собственное отражение из прошлого – циничного, еще не сломленного детектива, каким он был до Лоры, до Лео, до Хроноса.

– Пакет 3… – тихо сказала Элис, замирая. – Сыщик… Томас Рейнольдс. Он умер… пять лет назад. Утонул в жидком бетоне на фундаменте Башни. Задавал… не те вопросы. Его тень… здесь. Она… предупреждает? Или… ведет к ловушке? – Она сжала медальон. – Он… знает дорогу к Часовщику. Но дорога… сквозь смерть. Сквозь его смерть… и, возможно, твою.

Фигура в арке медленно подняла руку – бледную, почти прозрачную – и указала куда-то вглубь города, за доки. Потом развернулась и растворилась в темноте переулка, как дым. Оставив после себя ледяной след в душе Ремарка и слабый запах дешевого виски и влажного камня.

Эпилог: Санкция Омега и Прядь Безумия

В стерильной, холодной комнате на 70-м этаже Хронос-Тауэр, Анастасия Вейл стояла перед огромной голографической проекцией города, парящей в центре помещения. Карта была исчерчена сетью светящихся линий – временных потоков, зон контроля, аномалий. Два ярко-красных маркера – Ремарк и Элис – двигались к старым докам Сан-Педро. Рядом с ними – мерцающий, ядовито-зеленый шлейф (энергетический след кисти). И – холодный, синий пунктирный контур (тень сыщика), ведущий их. На стеклянном столе – отчет о провале операции «Санация Архива». Подпись внизу: «Актуарий. Санкция на эскалацию: ПРОТОКОЛ „ПЕСОК И СТАЛЬ“. УРОВЕНЬ: ОМЕГА.» Рядом – хрустальный бокал с жидкостью цвета венозной крови. Она взяла его, не отпивая. В черном, безрадостном стекле окна отразилось ее лицо – безупречное, холодное, вырезанное из льда. И в глубине черных, бездонных зрачков – циферблат: 23:59:58… 23:59:59… Замер на 00:00:00. Вечность в одной секунде. Серебристая прядь у виска стала шире, заметнее, захватив уже половину виска, как молния на черном небе.

Она поставила бокал. Идеально отполированный ноготь коснулся сенсорной панели стола. На голографической карте вокруг красных маркеров зажглись десятки, потом сотни синих точек. Тени. Все доступные единицы в секторе. Они начали сходиться на доки Сан-Педро, образуя смертельное кольцо. На экране всплыло сообщение:

«ЦЕЛИ ЛОКАЛИЗОВАНЫ. НАПРАВЛЕНИЕ: СЕКТОР ДОКОВ САН-ПЕДРО. АКТИВИРОВАН ПРОТОКОЛ „ПЕСОК И СТАЛЬ“. ПАРАМЕТРЫ: ЛИКВИДАЦИЯ/ЗАХВАТ (ПРИОРИТЕТ: АРТЕФАКТ И КОНТЕЙНЕР). АКТУАРИЙ ОЖИДАЕТ РЕЗУЛЬТАТ. ВРЕМЯ НА ИСПОЛНЕНИЕ: 04:00:00.»

Анастасия Вейл откинулась в кресле из черного стекла и стали. Закрыла глаза. На мгновение. В ее идеально симметричном лице что-то дрогнуло – тень усталости? Сомнения? Открыла. Взгляд – абсолютный, беспощадный лед. Она провела пальцем по серебристой пряди. Нажала виртуальную кнопку «ПОДТВЕРЖДАЮ» и продиктовала голосом, чистым, как колотый лед, и лишенным всяких эмоций:

«ПОДТВЕРЖДАЮ. ПРОТОКОЛ „ПЕСОК И СТАЛЬ“ АКТИВИРОВАН. РЕЗУЛЬТАТ БУДЕТ ДОСТАВЛЕН. ВЕЙЛ.»

Она встала. Подошла к панорамному окну. К черной, бездонной пасти ночного города, прошитой нитями неонового дождя. Где-то там, в этой мокрой, гниющей плоти мегаполиса, бежали две букашки и призрак прошлого. И стая механических волков сходила на них тихим, смертельным кольцом. Завтра будет новый отчет. Или новый пакет памяти для Контейнера B-8. Или новое масляное пятно на асфальте доков. Математика времени. Неумолимая. Прекрасная в своей жестокости. Смертельная. Она положила ладонь на холодное стекло. Напротив, в отражении, серебристая прядь мерцала, как сигнал бедствия в ночи.

ТИШИНА.

ТОЛЬКО ДОЖДЬ, СТУЧАЩИЙ ПО НЕПРОБИВАЕМОМУ СТЕКЛУ БАШНИ, КАК ПАЛЬЦАМИ ЗАКЛЮЧЕННОГО ПО КРЫШКЕ ГРОБА.

И ГУЛ.

ВЕЧНЫЙ ГУЛ МАШИНЫ, ПЕРЕМАЛЫВАЮЩЕЙ ДУШИ В ПЕСОК ВЕЧНОСТИ.

И ЩЕЛЧОК.

КАК ЗАПИРАНИЕ ЧАСОВОГО МЕХАНИЗМА ПЕРЕД ЗАВЕРШАЮЩИМ УДАРОМ ГИГАНТСКОГО МОЛОТА СУДЬБЫ.

РАССКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ: ПЕСОК И СТАЛЬ

Пролог: Ржавый Алтарь Мирового Зла

Дождь над Сан-Педро был не водой, а жидким свинцом, обрушивающимся с небес, чтобы добить и без того умирающие доки. Каждая кабина вбивала в покореженный металл, ржавый бетон и масляные лужи ощущение окончательного приговора. Воздух был тяжелой отравой – коктейлем из гниющей морской воды, пропитанной мазутом и разлагающейся органикой; удушливой сладости ржавеющей стали; едкой озоновой горечи Хроноса; и подспудного запаха древней пыли, словно из вскрытой фараоновой гробницы, где спит нечто старше времени. Гул Хронос-Тауэр, обычно вибрирующий в костях, здесь ощущался иначе – глухим, давящим ультразвуком в ушах, вызывающим тошноту и чувство погружения на дно Марианской впадины. Старые причалы, гигантские краны с искалеченными, заржавевшими стрелами, похожими на кости сломанных крыльев, и заброшенные ангары стояли как археологические руины цивилизации, принесенной в жертву новому богу. Они были скелетами доиндустриального Левиафана, утопленными в черной, маслянистой воде, отражавшей лишь багровые отсветы неонового ада города и черную иглу Башни-палача.

Ремарк и Элис прижались в гниющей утробе опрокинутой баржи «Мария-Луиза». Ее ржавый борт, покрытый язвами колоний ракушек, словно проказа, и радужными разводами нефти, был их последним укрытием. Элис дрожала мелкой, непрекращающейся дрожью, не от холода промокшей насквозь одежды, а от внутреннего гула, нарастающего как прилив. След Теней был физическим давлением на череп, металлическим привкусом крови на языке. Она сжимала медальон Лизы так, что серебро впивалось в ладонь. Его тепло, обычно слабый якорь, теперь было едва различимо под ледяным шквалом страха, исходящим от приближающейся стаи. Ремарк сканировал территорию через длинную, рваную трещину в корпусе баржи. Его правая рука, замотанная в грубую повязку из разорванной рубашки, пропитанную дождем и сукровицей страшного ожога, пылала нестерпимым огнем. Кисть Лео, спрятанная в глубоком кармане плаща у сердца, пульсировала тревожным, почти ультрафиолетовым светом, проступающим сквозь ткань, как больной синяк на коже реальности.