Не смотри назад

Всю неделю жена скрывала от Люка свое преступление.

И если она способна так долго хранить тайну, а он ни сном ни духом, то…

Что еще она от него скрывает?

Люк часто моргает.

Он не позволит мыслям свернуть на скользкую дорожку.

Он знает Роуз. Любит ее. Она испугалась и совершила невероятную глупость, а после постаралась сделать вид, будто ничего не произошло.

И разве она его не предупреждала? Дословно сказала следующее: «Я не доверяю мужчинам. И не знаю, смогу ли когда‑нибудь доверять тебе».

Он надеялся, что заставит ее изменить мнение.

Люк чувствует боль в груди.

Его сердце разбито.

Но они всё уладят. Он всё уладит. И когда это случится, она станет ему доверять.

Лондон

Декабрь 2021 года

На дворе Рождественский сочельник, и Роуз его ненавидит.

Само Рождество она ненавидит тоже. Заодно с Днем святого Стефана, который здесь называют Днем подарков, и Новым годом. По правде говоря, Роуз ненавидит все чертовы зимние праздники.

А когда‑то любила. Много лет назад, до того, как поселилась одна в Лондоне, до того, как приехала в Англию, до… до всего на самом деле.

Она чувствует себя Скруджем, и единственное ее желание – не портить праздник другим. Когда подруга интересуется планами на рождественский обед, Роуз уклончиво отвечает, что проведет день в дороге, или с семьей, или встретится с друзьями, о которых никогда прежде не упоминала. Люди часто предполагают, что, будучи родом из Донегола, на праздники она едет домой. Роуз это устраивает. Она не хочет, чтобы знакомые чувствовали себя обязанными пригласить одинокую женщину в гости или переживали о том, что она сидит в пустой квартире без украшений, индейки и праздничного настроения.

А именно так она и планирует провести завтрашний день.

Роуз стоит в отделе кулинарии универсама «Уэйтроуз» и пытается выбрать еду, меньше всего подходящую к празднику. Суши. Интересно, суши переживут ночь в холодильнике?

Она берет упаковку, смотрит на цену – ни в какие ворота не лезет! – кладет обратно и выбирает коробку поменьше. Добавляет кусок чизкейка и направляется в алкогольные ряды. Никакого шампанского или игристого вина – ничего, что наводит на мысль о праздничном веселье. Она идет прямиком к крепким напиткам. Вот бутылка водки прекрасно подойдет к апельсиновому соку, уже охлаждающемуся в холодильнике.

Она собирается обойти компанию молодых парней, набивающих тележку картонками с пивом, как в алкогольной версии игры в дженгу, когда у нее звонит телефон.

Увидев, что к водке не подобраться, Роуз ставит корзинку на пол и достает телефон из сумки, надетой через плечо.

Звонят с незнакомого номера.

– Алло? – говорит она.

– Э… алло. Здравствуйте.

Роуз ждет. Интересно, накануне Рождества совершают маркетинговые обзвоны? Если так, то бедняге на другом конце линии повезло еще меньше, чем ей, поэтому она подарит ему минуту своего времени.

Спешить все равно некуда.

– Это Роуз?

– Да.

– Э-э… вы меня, наверное, не помните, Роуз. Я обычно так не поступаю, но… мне дала ваш номер Энн-Мэри Даулинг.

– И? – Роуз чувствует, как по шее сзади начинает ползти жар. Она узнала голос.

– Мы познакомились с вами в баре во время рождественского корпоратива. Ну как познакомились… я Люк. Вы меня, наверное, даже не вспомните. Простите, я чувствую себя слегка по-дурацки, предлагая такое, но… я немного выпил на работе по случаю праздника. Не подумайте, у меня нет проблем с алкоголем. Я хотел сказать… черт, а что я хотел сказать? А! Я звоню не потому, что выпил. Но я немного набрался храбрости. Когда вы ушли из бара… Вы еще слушаете?

– Да.

– Я… ну, разговорился с вашей подругой. Энн-Мэри.

Роуз напрягается. Она сказала Энн-Мэри, что ей понравился парень, с которым она столкнулась. Господи, до чего эта женщина предсказуема! Взять и вот так дать ее телефон постороннему человеку!

– И я… э… сказал ей, что вы самая красивая женщина на свете. Простите. Дурацкая была идея. Вы, наверное, сочтете меня чокнутым. Но я просто хотел позвонить и сказать вам самой, что вы самая красивая женщина на свете. Вот и все. А, нет, еще тот учитель, что с вами работает, – Симмс? По-моему, он не очень хороший человек. Я почти уверен, что видел, как он фотографировал на телефон белье у кого‑то под юбкой.

Роуз и хотела бы сдержаться, но хохочет.

– Ну вот. Теперь вы смеетесь надо мной. Получается еще хуже, чем я представлял.

Роуз оглядывается вокруг. Парни загрузили тележку упаковками пива и теперь медленно толкают ее с осторожностью и торжественностью молодого отца, только что забравшего жену и новорожденного младенца из роддома. В проходе с алкоголем остались лишь парочки, которые улыбаются друг другу и держатся за руки. Как будто сверху кем-то отдано распоряжение: завтра Рождество, так давайте же напомним одиноким людям, что хотя бы этот день, единственный в году, им стоит разделить с кем‑то, все равно с кем.

– Я смеюсь не над вами, – поправляет она, – а вместе с вами. Симмс – похотливый старый козел.

– Слава богу за это! Ну, то есть за то, что вы смеетесь со мной. А не за то, что он грязный извращенец.

– И я вас помню.

– Правда?

– Конечно. Момент был весьма интимным.

Она почти слышит, как он краснеет.

– Кажется, я даже почувствовала телефон у вас в кармане.

Молчание в трубке. Роуз думает, не слишком ли далеко зашла. Может, она показалась ему застенчивой скромницей. И тут на тебе, отпускает сальные шуточки.

А главное, ирония в том, что обычно она и есть застенчивая скромница.

Но с Люком она почему‑то чувствует себя в безопасности. Болтает по телефону, по сути, с незнакомцем, но ей кажется, она давно его знает.

– Это старая модель, – наконец говорит он. – Огромный кирпич из девяностых, если помните такие.

Теперь настает время покраснеть Роуз.

– Вы не считаете меня чокнутым сталкером, раз уж я выпросил ваш телефон?

Роуз начинает идти и останавливается у полки с водкой. Подумав, выбирает бутылку в своей ценовой категории. Она покупает водку не ради тонкого вкуса, так почему бы не взять подешевле.

– Нет, я не считаю вас чокнутым сталкером. По-моему, вы храбрый человек. И я польщена.

– Вы меня не видите, но я улыбаюсь.

– Вот и славно. И очень надеюсь, что вы тоже меня не видите. Потому что тогда вы точно сталкер.

Он смеется.

– Тогда могу я спросить вас кое о чем?

– Кажется, вы раздобыли мой номер только затем, чтобы сообщить мне, что я самая красивая женщина на свете, нет?

– Я патологический лжец.

– Вас хоть на самом деле зовут Люк?

– А вам какое имя понравилось бы?

Роуз наслаждается их болтовней. Он умен. А еще ужасно привлекателен. Это первое, что она подумала при виде него: боже, какой красавчик!

Но неважно.

Она не позволит себе влюбиться в этого парня.

– Может, встретимся, выпьем чего‑нибудь? – Его голос полон надежды.

Пальцы Роуз крепче сжимаются на горлышке водочной бутылки.

Вот оно.

– М-м… не знаю.

– Простите. Но я даже не спросил, вдруг вы с кем‑то встречаетесь.

– Нет, я одна.

– Значит, все дело во мне? У меня воняло изо рта тогда, в пабе? Я до этого съел целый пакет чипсов с сыром и луком. В плане знакомств с девушками в пабе я и вправду в любительской лиге. Клянусь, если вы пообещаете выпить со мной, я весь день не буду ничего есть, а за полчаса до встречи начну жевать жвачку. И я не серийный убийца. Могу поклясться. Конечно, именно так и завлекают будущих жертв маньяки. Но я готов сообщить свое полное имя и номер социальной страховки, чтобы вы пробили меня по базам. Если пожелаете, можете позвонить моему боссу. Можете даже прийти с подругой. Тогда я тоже приду с другом. Не самым симпатичным, конечно. Я заревную, если он вам понравится…

– Просто, понимаете… сейчас не лучший момент в моей жизни, – говорит Роуз.

Он молчит, и Роуз чувствует укол вины.

– Я согласен подождать, – говорит Люк спустя несколько мгновений.

Сердце у Роуз сжимается. Энн-Мэри как‑то раз объяснила ей: если строить из себя недотрогу, мужчины будут добиваться тебя еще настойчивее.

Но она ничего из себя не строит, возразила тогда Роуз подруге.

Она смотрит на одинокую бутылку водки у себя в корзине. Суши и чизкейк на одного.

– Что вы делаете послезавтра? – спрашивает она.

Помолчав, он отвечает:

– Веду вас выпить.

Роуз улыбается.

– Вы уверены? – уточняет она. – У вас не запланировано никакого семейного мероприятия? Послезавтра День подарков…

– Уверен, – отвечает он. – Если говорить начистоту, ненавижу Рождество. Вот дерьмо. Зачем я это сказал? Теперь вы будете думать, что я старина Эбенизер Скрудж. Наверное, мне стоит заткнуться.

– Необязательно. Я вас не осуждаю.

– Могу я спросить, почему вы передумали?

– Наверное, из-за Рождества.

Он молчит, а потом начинает смеяться.

– Хо-хо-хо, – воспроизводит он приветствие Санта-Клауса.

– Отправьте мне подробности эсэмэской, – говорит Роуз и вешает трубку.

И смотрит на темный экран.

Ей хочется перезвонить ему и сказать: беги. Беги без оглядки. Держись подальше. От меня одни проблемы.

Но Роуз не хватает решимости.

Хоть раз в жизни она поступит эгоистично. Ради себя самой.

Остров Святой Терезы

Люк смешивает два джина‑тоника, а Роуз сидит на кровати.

Гостиница не того сорта, чтобы в номере оказался мини-бар. Он купил алкоголь и тоник в минимаркете в ближайшем переулке. Взял еще хлеба, сыра, воды и фруктов, так что некоторое время можно попросту не выходить из номера.

Им нужно время на разработку стратегии.

Как обычно поступают супруги, если жена кого‑то убила и труп лежит в квартире мужа в другой стране?

Люк отдает Роуз напиток, мимолетно удивляясь, что рука совсем не дрожит. Как будто у него все под контролем. Ничего подобного Люк не чувствует. Он чувствует тошноту и панику, да и давление наверняка подскочило по сравнению с сегодняшним утром.

– Вряд ли мне стоит пить, – замечает Роуз. – Тут нужна ясная голова.

– Если ты не будешь, мне придется выпить оба, – возражает Люк.

Они испытующе смотрят друг на друга из-за стаканов, потом Роуз поднимает свой к губам и отпивает глоток.

Люк делает то же самое.

– Послушай, – говорит Роуз, – мне понятны твои чувства. И поверь, я очень их ценю. Даже не могу выразить насколько. Такое облегчение, что ты на меня не злишься. Я, конечно, удивлена, но мне действительно легче. Но, Люк, ты не обязан жертвовать собой. Ты меня любишь, я знаю. Значит, навещай меня в тюрьме, что ли, – она невесело смеется, – если меня поймают. Но я и так многого от тебя требую. Лучше брось меня. Я должна справиться сама.

– Значит, таков твой план? Пуститься в бега?

Роуз гипнотизирует взглядом изношенные простыни, когда‑то белоснежные, а теперь сероватые после сотен циклов вращений в промышленной стиральной машине. Да, совсем непохоже на роскошную виллу, думает Люк.

– Я не могу сесть в тюрьму, – говорит Роуз. – Мне не хватит твердости характера выдержать заключение.

– Роуз, я последую за тобой повсюду.

– Да господи боже! – Роуз вскакивает с кровати и со стуком ставит стакан на туалетный столик, расплескивая коктейль. – Мы познакомились девять месяцев назад, Люк. И для меня это… слишком быстро. И просто слишком. Я не жду, что ты будешь находиться рядом. Нам… нам вообще не стоило жениться.

– Разве мы не оставили этот этап позади? – напоминает Люк.

Оставили. Три месяца назад, когда он попросил ее руки.

«Мы знакомы всего полгода», – сказала она тогда. «Это неважно, – ответил он. – Мы оба знаем, к чему все идет. Я знаю, чего хочу. Я хочу тебя».

Что же она ответила? «Я боюсь, что ты хочешь меня защитить. И принимаешь это стремление за любовь».

«Нет, – возразил он. – Я люблю тебя и при этом хочу защитить».

Пусть пройдут месяцы, годы, его чувства останутся неизменны.

– Ты так много сделал для меня, – говорит Роуз, глядя в потолок. – Я не могу перестать об этом думать. Ты оказался… не таким, как я ожидала. Пожалуйста, воспользуйся шансом. Брось меня и не возвращайся.

– Я пущусь в бега с тобой.

Роуз вздыхает, наполовину устало, наполовину раздраженно.

– Но я этого не хочу!

– Мы обменялись клятвами. В горе и в радости.

– Боже, Люк. Никто больше не принимает брачные клятвы всерьез!

– Я принимаю.

Роуз умолкает. Они смотрят друг на друга.

В дальнем уголке сознания Люка возникает вопрос.

Когда он говорил «навсегда» или «в богатстве и в бедности», то имел в виду именно это. А что для Роуз значили ее клятвы?

Но он напоминает себе, через что ей пришлось пройти. Не сейчас, а вообще в жизни. Что с ней сделали. Понятно, почему она не желает давать обещаний оставаться с кем‑то навеки, что бы ни случилось.

Он заставил ее зайти дальше, чем она хотела, разве не так? Подталкивал к тому, чтобы она полюбила его с той же страстью, настоял на браке, когда они едва были знакомы.

Из них двоих он был более уверен в себе.

Роуз смотрит на свои пустые руки, только сейчас осознав, что стакана с джином‑тоником в них больше нет.

Люк отдает ей свой.

Над их головами начинает гудеть люминесцентная лампа. Окно открыто, кондиционер не справляется, и слишком поздно до Люка доходит, что жужжит не лампа, а насекомое.

Он встает и закрывает окно, пока Роуз залпом допивает его джин.

Где‑то на задворках сознания у Люка начинает формироваться план. Точнее, план давно сложился, просто раньше Люк был слишком потрясен, чтобы озвучить его.

Почему они должны скрываться? Почему жизнь Роуз в очередной раз должна перевернуться с ног на голову из-за Кевина Дэвидсона?

Она ни в чем не виновата. Ни в том, что защищалась, ни в том, чем это закончилось.

Вина полностью на нем. На Дэвидсоне.

– Думаю, я знаю, что делать, – говорит Люк, по-прежнему стоя спиной к Роуз. Он смотрит на улицу, заполняющуюся туристами, которые к вечеру выбираются поужинать или выпить в компании. Мужчины, в городе стиснутые рамками формальных костюмов с галстуками, расслабленно фланируют в свободных льняных штанах и футболках поло пастельных цветов, а женщины щеголяют в платьях с цветочным рисунком и босоножках из тоненьких ремешков. И все втайне считают, что со своим недельным красноватым загаром выглядят так же экзотично, как местные, хотя на деле напоминают парад ряженых вареных лобстеров.

– Что? – спрашивает Роуз.

– Я собираюсь вернуться в Лондон.

Она молчит. Люк оборачивается. Роуз сидит опустив плечи. Ее поза выражает облегчение. И обреченность.

Жена думает, что Люк согласился и ей придется действовать самой по себе. И Роуз рада, хоть и безутешна.

– Но не так, как ты предлагаешь, – быстро добавляет он. – Мы не станем придерживаться твоего плана.

– И что предлагаешь ты?

– Что я вернусь и… спрячу тело. Избавлюсь от него.

Глаза Роуз широко распахиваются.

– О господи, – говорит она, – да как тебе такое в голову пришло? Ты действительно сделаешь это ради меня?

– Конечно.

Люк все для себя решил.

Он не позволит ей страдать из-за нелепой случайности.

– Мы снимем тебе гостиницу, примерно на неделю, – говорит он. – Я слетаю домой и скажу, что ты заболела сразу по приезде. А я вернулся уладить дела по работе и потом сразу же отправлюсь к тебе, пока ты не выздоровеешь. В школе тебе предоставят дополнительные дни отпуска. Тем временем я…

– Стоп.

– …решу, как от него избавиться.

– Погоди.

– Пока не знаю, как именно, но что‑нибудь придумаю. В конце концов, загуглю «как избавиться от трупа в квартире»…

– Да остановись же!

Люк умолкает. Роуз кипит от ярости.

– Хватит корчить из себя дурака! – орет она. – Ты не того сорта парень, который способен не моргнув глазом вывезти труп в лес. Послушай себя! Ты рассуждаешь как сумасшедший!

И внезапно он слетает с катушек. Гнев, ужас, паника, которые Люк пытался подавить весь день, захлестывают его. Чувство нереальности происходящего, в котором он блуждал, словно в дурном сне, внезапно исчезает, и на него обрушивается холодная, суровая правда ситуации, в которой они оказались. Ситуации, в которую она его загнала.

– Послушать себя? – шипит он со злостью. – Нет, это ты себя послушай! Ты оставила мертвого человека лежать на полу у нас в квартире. Ты забронировала нам билеты на остров в Карибском море. Ты дождалась дня, буквально часа отъезда и вывалила на меня все это. И теперь я, значит, сумасшедший? Да я единственный, кто здесь в здравом уме. Единственный!

Роуз начинает плакать, и Люк, к своему ужасу, осознает, что тоже рыдает.

Возможно, именно потому, что слезы у него текут бурным потоком, Роуз собирается с силами и берет обе его руки в свои. Лицо у нее становится спокойным впервые за день.

– Люк, прости. Прости, что наорала на тебя. Мне просто не верится, что ты готов пойти на это.

Она отводит взгляд. У нее пристыженный вид, думает Люк, как будто она в чем‑то виновата.

И да и нет.

– Я не могу бросить тебя разбираться в одиночку, – заявляет он. – Не могу и не буду.

– Умоляю, оставь меня.

Люк сжимает ее руки.

– Нет, – качает он головой. – Если ты не позволяешь мне уладить все самому, тогда поступим по-другому. Вернемся вместе. Могут пройти недели, прежде чем тело обнаружат. Ни у кого нет ключей от моей квартиры и причин там появляться. Я могу отправить на работу письмо по электронной почте. Время у нас есть. Мы можем продумать план. Спланировать побег.

– Ты с ума сошел.

– Нет. Я твой муж. Ты не сама по себе.

Последняя фраза заставляет Роуз сдаться. Она почти падает в объятия мужа, пряча лицо у него на груди. Люк чувствует, как его сердце колотится о ребра, и Роуз наверняка тоже слышит стук.

Он делает несколько глубоких вдохов.

– Вот только есть один момент, – говорит он.

Тело Роуз напрягается в его руках. Она ждет.

– Мне нужно забрать из квартиры одну вещь.

– Люк! – стонет она.

– Я должен ее забрать.

– Что? Что тебе может там понадобиться? Если мы собираемся исчезнуть… У нас есть кредитки, можно обналичить их прямо здесь и сбежать. Забыть о прошлом, оставить все позади.

– Эта вещь лежит в сейфе.

– Что такого важного у тебя в сейфе, ради чего ты готов рискнуть всем?

Люк морщится.

Неужели придется рассказать?

Посвятить жену в секрет, который он от нее скрывал.

Лондон

Микки приходится передать бразды правления Нейтану, который ради нее отложил все дела.

Даже утром из больницы забрал ее сам, а не прислал шофера.

Всю дорогу домой каждые пять минут спрашивал, хорошо ли она себя чувствует. Не успели они приехать, как муж направился в спальню и взбил подушки, на которых и устроил Микки, предварительно загрузив с сервиса «Скай он деманд» подборку ее любимых фильмов. Он купил свежайшую выпечку, апельсиновый фреш и целую пачку женских журналов, которые, в его представлении, способны ее развлечь, пока она прикована к постели.

Вот только есть одно «но».

Микки не собирается лежать в постели.

Как только доктора объяснили, что эта жуткая боль, которую она испытывает, связана всего лишь с ушибами, Микки решила, что дух бодр, плоть же немощна, а она не из тех, кто будет блюсти постельный режим из-за пары синяков. Ей надо работать.

Хотя кто бы знал, что ушибы могут болеть так сильно.

Микки мысленно встряхивается. Дух сильнее плоти.

Ей известно, что бывший предоставил Петре доступ к банковскому счету, оформленному на его имя, чтобы та могла тратить деньги на одежду, в которой он хочет ее видеть, косметику, салоны красоты и тому подобное. Ей полагалось тщательно ухаживать за собой и выглядеть прекрасно – для него.

Микки часто поражает, сколько усилий прикладывают некоторые мужчины, чтобы привести женщину в соответствие некоему идеалу красоты, попутно полностью разрушая ее самооценку.

Нужно убедиться, что счет не закрыт весьма состоятельной семьей бывшего либо следственной бригадой, пока Микки не переведет с него средства на банковский счет Петры.

Это не совсем законно. Да чего уж, совсем не законно. Но одним из плюсов работы правовым консультантом много лет назад (иногда она с трудом припоминает, были ли там вообще плюсы) является множество полезных знакомств.

Микки оставила юридическую практику с тех пор, как переехала в Англию. Она такого не планировала. Изначально она собиралась подтвердить квалификацию, чтобы продолжить работу в другой юрисдикции, но еще до отъезда из Дублина разлюбила право. После одного особенно безнадежного дела Микки вдруг осознала, насколько бесполезна система правосудия, когда дело касается тех, кто выброшен на обочину жизни и полностью беззащитен.

Пытаясь решить, как распорядиться своей жизнью, она втянулась в проект, нацеленный на реабилитацию и возвращение к нормальной жизни бывших заключенных. Многие из них нуждались в юридической консультации, а ее знаний как раз хватало, чтобы разъяснить сложности английской правовой системы понятным языком и тем самым принести людям какую-то пользу. Там Микки и познакомилась с Эллиотом Ибекве: он преподавал бывшим заключенным азы компьютерной грамотности. Однажды вечером Эллиот провожал ее домой, и она спросила, как он начал работать с группой. Он ответил, что его попросила сестра Нана. Микки поинтересовалась, почему его сестра так озабочена реабилитацией бывших преступников, и Эллиот объяснил, что она с трудом вырвалась из пут брака, в котором царило домашнее насилие, и бывший муж угодил в тюрьму за последнее нападение на нее.

Микки по-прежнему не понимала. С чего Нане заботиться о тех, кто вышел из тюрьмы? Как раз ее логично отнести к категории граждан, которые вправе требовать пожизненного заключения для насильников. Недоумение усиливал тот факт, что бывший муж Наны пока не провел в тюрьме и полутора лет.

Эллиот сказал, что на тот момент у Наны было только два желания. Первое: чтобы жизнь ее бывшего мужа стала лучше и он никогда больше не поднял руку на женщину. И второе: чтобы родной брат нашел себе применение, а не пустился на поиски бывшего, чтобы забить того до смерти.

Нельзя сказать, что Эллиот вызвал у Микки интерес к судьбам женщин, подвергшимся насилию.

Он лишь напомнил, что именно о такой работе она и мечтала.

И Эллиот хотел работать с ней. Но идти традиционным путем не желал. Как и Микки, он не слишком‑то верил в систему правосудия, хотя в случае его сестры справедливость в итоге восторжествовала.

Эллиот собирал вокруг себя полезных людей. Полдня он сидел за компьютером по работе, а вторую половину – для удовольствия. Не было такого человека или информации, которые этот парень не мог бы вытащить из Сети. Некоторые из его знакомцев действовали на грани законности, другие просто работали в нужных местах.

Микки, в свою очередь, точно знала, чего можно и чего нельзя добиться законным путем, к тому же у нее была своя сеть информаторов. А главное, у нее были деньги.

У них сложилась команда мечты.

Микки знает, что Эллиот сумеет помочь в ситуации с Петрой. Наверняка у него есть какой‑нибудь дальний знакомый, хорошо подделывающий подписи, и деньги бывшего Петры окажутся на недосягаемом счете быстрее, чем в банк поступят сведения о смерти вкладчика.

Микки сидит на кровати с подложенной под спину взбитой подушкой, позволяя Нейтану еще немного посуетиться, проявляя заботу: все равно ему с минуты на минуту нужно на работу.

– У тебя точно все есть? – спрашивает муж.

– Точно.

– И ты обещаешь побольше отдыхать?

– Обещаю.

– И поспать тоже?

– Да.

– Ты ведь рассчитываешь помочь женщине, которая была с тобой в машине, верно?

– В промежутке между отдыхом и сном.

Нейтан наклоняется и целует Микки в щеку. Близость между ними стала редкой. Как и его шевелюра, думает Микки. Мужу почти пятьдесят, ничего удивительного. Впрочем, не ей говорить. У самой волосы начали седеть, причем не отдельными волосками, а сразу прядями. И выпадать. Она постоянно собирает клочья с наволочки и одежды. Сорок два, но тело начинает сдавать, и это чувствуется. Она стареет все быстрее. Началось с хруста колен по утрам при подъеме с кровати, теперь вот волосы. В уголках глаз множатся морщины. Каждый раз, накладывая тени, Микки замечает, что веки нависают все сильнее. Не говоря уже о шее, на которой обнаружилось несметное множество складок, о которых она и не подозревала.

Блин компот, как выражается Эллиот. Хватит.

Микки упрекает себя. Она никогда не страдала тщеславием. Не было причин. Классической красавицей ее не назовешь, уродиной тоже, да и в любом случае внешность для нее мало значит. Мозги куда важнее.

– Все в порядке? – спрашивает Нейтан.