
Полная версия
Хрустальная сказка
Они вышли на лестничную клетку, где музыки уже не было слышно, и тишину старого дома нарушал лишь звук их шагов. Антуан поднял воротник пальто, готовясь к встрече с дождём, толкнул тяжёлую дверь подъезда, выставив вперёд зонт, и замер… Дождь прекратился. Ветер с залива разогнал свинцовые тучи, и осеннее солнце заливало мощёные улицы тёплым светом. Над Стокгольмом от острова к острову раскинулась радуга – её отражение дрожало в тёмных водах между набережными.
– Алекс, ты это видишь? – хрипло спросил Антуан, не в силах оторвать взгляд от неба.
– Что? – Алекс выглянул из-за его плеча, щурясь на внезапное солнце. – А, это… Красиво, – невозмутимо заметил он.
Антуан не двигался, изумленный до глубины души неожиданным зрелищем. «Как это возможно? Куда делся бесконечный дождь? Откуда все эти краски? Ведь прогноз обещал…» Лёгкий толчок в спину вернул его к реальности.
– Пошли, хватит пялиться. – И, будто прочитав мысли брата, Алекс добавил: – Если ты так любишь радугу, придётся тебе полюбить и дождь.
– Это хороший знак. – Антуан наконец сошёл с крыльца. – Но ты… ты откуда знал, что распогодится?
– А я и не знал, просто очень хотел.
– Нет, Алекс, вовсе не просто. Это значит, что удача на нашей стороне, и всё непременно будет хорошо. Понимаешь?
– Пусть так, – согласился Алекс, ловко перепрыгивая лужу, – только если нам перебежит дорогу чёрная кошка, не говори, что это конец света.
Они вышли на узкую улочку. Старинные дома жались друг к другу так тесно, что местами прохожим приходилось идти друг за другом. Свежий ветер с залива играл жёлтыми листьями, гоняя их по брусчатке. Умытый дождем город сверкал чистотой, даже старые медные водостоки блестели, как новые. Антуан глубоко вдохнул, чувствуя, как бьётся сердце. Он заметил, что настроение у Алекса изменилось, и он идет улыбаясь.
– Как же я люблю запах этого города, – услышал он голос брата.
– Разве у Стокгольма какой-то особый запах? – удивился Антуан.
– А ты не чувствуешь?
Он пожал плечами.
– Во-первых, этот город пахнет кофе. Мы прошли всего ничего, а сколько разных ароматов уже поймали. Так пахло и у нас дома, помнишь?
– Так пахнет в каждом доме, – возразил Антуан. – А во-вторых?
– А во-вторых, он пахнет булочками с корицей. Теми самыми, которые так любил Карлсон. Кстати, мы как раз проходим мимо его дома. – Алекс задрал голову, указывая на маленький чердачок под черепичной крышей. – Вон там он и жил.
Антуан возразил:
– А вот и нет! Карлсон жил в Васастане, совсем в другой части города.
– Кто тебе это сказал? Он жил именно тут, я не раз его здесь видел. – Споря с братом, Алекс едва сдерживал смех.
– Астрид Линдгрен – то немногое, что я запомнил из детства, ну и это. – Антуан остановился у парапета. – Этот бордюр врезался в мою память на всю жизнь. Помнишь, как мы здесь с велика упали? Я тогда решил проверить, что будет, если засунуть ногу в спицы на полном ходу. – Он постучал ногой по стёртому временем камню. – Результат не заставил себя ждать. С тобой ничего, а у меня локоть… Кровища хлынула. – Антуан машинально потер руку: – У меня до сих пор шрам. – Он закатал рукав, показывая длинный рубец.
– М-да, – присвистнул Алекс. – Сейчас такие лазером убирают.
– О нет, он очень важен для меня. – Антуан спрятал руку за спину. Алекс удивлённо приподнял бровь. – Напоминает, что иногда я бываю любопытным тупицей, – шутливо пояснил Антуан.
Братья посмеялись, смакуя общие воспоминания, и двинулись дальше. Впереди виднелась площадь с россыпью маленьких магазинчиков. Алекс вертел головой, высматривая что-то, и вдруг просиял:
– Смотри! Вон тот магазин – надо же, до сих пор работает. Давай заглянем! – Он потянул брата за рукав.
Тренькнул дверной колокольчик. За прилавком стояла пожилая женщина в тонком шерстяном платье. Она близоруко прищурилась, вглядываясь в посетителей, и вдруг её лицо озарилось узнаванием:
– Иисусе Христе! Алекс Берг! Неужели это ты, голубчик?
– Он самый, фру Андерсон, – улыбнулся тот.
Она решительно вышла из-за прилавка и порывисто обняла его:
– Сколько лет прошло! А ты смотри каким красавцем стал!
– Вы, как всегда, слишком добры ко мне, – довольно заулыбался в ответ Алекс.
– Где ты сейчас? Чем занимаешься? Надолго в Стокгольм? – вопросы пожилой хозяйки магазина сыпались один за другим.
– Да всё там же, в Швейцарии. Так и остался после школы. Блог веду. А тут я ненадолго, в гости к брату приехал.
– А я и не знала, что у тебя есть брат!
– Так вот же… – Алекс обернулся, но Антуана уже рядом не было. Переведя взгляд, Алекс увидел его через стекло витрины – брат стоял на улице, разглядывая афиши.
– Он не любит ходить по магазинам, – слегка смущенно пояснил Алекс.
Ещё немного поговорив с фру Андерсон, он тепло с ней попрощался и вышел из магазина.
– Ты чего сбежал?
– А что там делать, в игрушечном магазине? – Антуан равнодушно пожал плечами.
– Хм, это особый магазинчик. Я оттуда таскал оловянных солдатиков.
– Ты… что делал? – изумился Антуан.
– Тырил, – уточнил Алекс. – Заходил внутрь, ждал, когда фру Андерсон отвлечётся, и прятал солдатика в карман. Они были как живые – бравые, красивые, каждая деталь идеально выплавлена.
– Господи, Алекс… – Антуан нервно поправил очки. – А если бы тебя поймали? Ты понимаешь, что было бы?
– Я понимаю, чего бы не было, если б я их не крал… – Алекс прищурился, глядя вдаль. – Не было бы моей могучей армии и грандиозных битв. Где Швеция, между прочим, всегда побеждала. Ну и меня-генерала тоже не было бы.
– С тобой невозможно говорить, – Антуан махнул рукой. – А о фру… как её…
– Андерсон.
– Ты о ней подумал?
– Конечно. – Глаза Алекса блеснули. – Она в моей армии была командиром тылового обеспечения. Солдатиков поставляла.
– Алекс! – Антуан начал закипать.
– Ну какой же ты зануда, – Алекс расхохотался, хлопнув брата по плечу. – Цель жизни в том, чтобы её прожить. Хорошо прожить – вот что главное. А без солдатиков это было невозможно.
– Господи, что ты несешь?
– Я говорю, что высший долг человека – это долг перед самим собой.
– А как же общечеловеческий долг? Нравственность, принципы, совесть? – высокопарные слова Антуана словно зависали в прохладном октябрьском воздухе Эстермальма, органично сплетаясь с пейзажем, где старинные фасады в стиле северного модерна хранили память о былых временах и ценностях. Алекс помедлил с ответом, остановившись у кондитерской. За большими окнами, среди теплого света и аромата свежей выпечки посетители неторопливо пили кофе за мраморными столиками, отгородившись от внешнего мира витриной с румяными канельбюлле.
– Сейчас этим мало кто озабочен, – наконец произнес он. – Философские рассуждения о «главном» и умение находиться «в моменте» – вот он, имидж современного человека, – Алекс кивнул на группу молодых людей, выходящих с ковриками под мышками из йога-студии. – Думают, что так они больше нравятся окружающим. А им ох, как хочется нравиться! Они понятия не имеют, что всем до них нет дела. И готовы жертвовать своим настоящим «я» ради иллюзорной «гармонии с миром». – Он усмехнулся, наблюдая, как те же самые люди с ковриками встали в очередь в супермаркете за алкоголем. – Вот она, их просветленность – от коврика для медитации прямиком к полке с водкой.
Братья свернули на одну из тех узких улочек, ведущих к воде – здесь между домами можно было увидеть проблеск залива и мачты яхт.
– Алекс, ты не прав! – Антуан резко остановился. – Подавляющее большинство людей совершают благородные поступки по зову сердца, а не ради имиджа. Да и профессиональный долг – не пустые слова. Вспомни хотя бы пандемию! Врачи гибли, спасая других. А учёные? Они посвящают себя исключительно высокой миссии – быть полезными людям, сделать мир лучше.
– Вот именно, – Алекс присел на влажную скамейку, глядя на воду. – У этих людей – «сверхцели». Спасти человечество, показать всему свету – вот он я! – Он сорвал веточку с куста, покрутил в руках. – Только вот в погоне за большой надуманной идеей их собственные души остаются пустыми и умирают в несчастье. – Он подбросил веточку на ладони. – Большое ведь собрано из деталей… Чем искусней и изысканней детали, тем грандиознее жизнь. Фру Андерсон и не заметила потери нескольких солдатиков. Да и разве они могли отразиться на её жизненном благополучии? А мне они открыли целый мир.
– Да, но что было бы если бы каждый считал, как ты, и прихватывал с собой пару-тройку игрушек? – горячо заспорил Антуан. – Она бы разорилась.
– Если бы каждый… – Алекс усмехнулся. – Да где взять столько мужества! Люди так зациклены на имидже и общественном мнении, что уже не понимают, чего хотят сами. Эх, если бы каждый человек мог жить своей жизнью, давал волю чувствам, выражал свои мысли и стремился осуществить свою мечту… Какой бы это был мир! – проговорил Алекс, вставая со скамейки. – Но люди боятся мечтать, боятся самих себя.
– Я не пойму, ты оправдываешь воровство? – Антуан заметил, как по воде пробежала рябь – мимо прошёл прогулочный катер. Его огни отражались в тёмной глади залива.
– Вовсе нет. Я критикую бессмыслицу и пропагандирую бесстрашие. Воровать для этого не обязательно.
Дальше братья шли молча. Антуан думал о том, какие они всё-таки разные. Алексу закон не писан, он сам сочиняет правила жизни, по ним и живет. Ни на чем не зацикливаясь, находит радость в малом и, похоже, счастлив. Антуан искренне восхищался им – он так не умел. Но несмотря на огромную любовь к брату, некоторые его суждения вызывали у Антуана отторжение.
Алекс же, казалось, не думал ни о чем. Шёл привычной расслабленной походкой, разглядывая прохожих, здания, витрины, вслушивался в звуки. Вдыхал воздух родного города, стараясь подольше удержать знакомые нотки: «А правда, чем пахнет Стокгольм?». Город пах детством.
Побродив по блошиному рынку и поболтав со знакомым продавцом Оскаром, братья с купленными пластинками подмышками, не сговариваясь, двинулись к уличному кафе. Вернее, к стоящему на углу площади старому вагончику, где готовили фирменный шведский фастфуд с сельдью. Оба проголодались и торопились поскорее поесть. До вагончика оставалось всего ничего, когда они заметили толпу возле проезжей части. Через секунду подъехала карета скорой помощи, разрывая сумерки синими вспышками.
– Там что-то случилось, – заволновался Антуан. – Кажется, авария. Подойдём посмотрим?
– И почему чужие неприятности так притягивают массы? – пробурчал Алекс, поглядывая на вагончик кафе. Он уже прикидывал, достанется ли им свободный столик, или придётся ужинать на лавочке.
– О, Господи! – выдохнул Антуан, когда они подошли ближе. – Там девушка, молодая… Она мертва! – Голос его сорвался.
На брусчатке лежало тело с неестественно заломленными конечностями. Вокруг расплывалась тёмная лужа крови. В нескольких метрах поодаль валялся искорёженный велосипед. Алекс поспешно отвернулся, пробубнив:
– Туристка-велосипедистка. Завернула не в том месте, и её снесла встречная машина. Глупая смерть. – И снова глянул на вагончик – группа подростков как раз освобождала столик. – Анте, пошли быстрее, – оживился он. – Там столик освободился. – И потянул брата за рукав, проталкиваясь сквозь толпу.
Антуан механически двинулся следом. Он даже не понял, как оказался за круглым столиком. Перед ним на белой одноразовой тарелке дымилось свежеприготовленное блюдо, источая аппетитный запах жареной сельди и лука.
– Bellissimo! – Алекс с удовольствием разглядывал рыбу. – Только ради этого стоит наведываться в Стокгольм.
С пронзительной сиреной подъехала полицейская машина. Антуан вздрогнул.
– Сейчас начнётся расследование, – равнодушно заметил Алекс, подцепляя вилкой кусок. – Но ей это уже ничем не поможет.
Антуан растерянно смотрел на толпу. Полицейские разогнали зевак, но люди всё прибывали и прибывали.
– Зачем они туда прут? – В его голосе зазвучало отвращение.
Алекс поднял глаза на брата и заметно встревожился: лицо Антуана налилось кровью от нахлынувших эмоций.
– Из любопытства, – спокойно сказал Алекс. – Там лежит труп. Надо рассмотреть его поближе.
– Это отвратительно. И неэтично. – Антуан сдёрнул очки, стёкла которых запотели от горячего пара над тарелкой. – Там смерть, разве можно за ней подглядывать? Вот скажи, Алекс, что это за жизнь такая? Ведь эта девушка ещё утром была жива, и в обед была. Что-то ела, строила планы… И ей бы жить да жить, ан нет… И где она теперь?
– Где-то, наверное, есть, – предположил Алекс, разламывая кусок хлеба. – А вообще жизнь – она такая. Несёшься на велосипеде, да так быстро, что сам не знаешь, на каком повороте судьбы вылетишь из седла…
– Это несправедливо! – в голосе Антуана прозвучало отчаяние.
– Это логично. Она нарушила правила движения, жизнь ей этого не простила.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что мне очень понравилась эта жареная сельдь. Настоящий деликатес.
Только сейчас Антуан заметил, что тарелка брата пуста, и тот уже тянется за банкой пива. Его передёрнуло, к горлу подступила тошнота. «Он всё это время ел. С наслаждением ел, когда там, в двух шагах, смерть вершила свои тёмные дела!»
Антуан выхватил из кармана ингалятор, торопливо сделал вдох. Алекс этого не заметил – он стоял рядом, такой близкий и чужой, со смаком потягивая шипящий, душистый напиток. Антуану вдруг стало тяжело находиться рядом с братом, показавшимся ему в тот момент холодным и бесчувственным. «Зачем только он приехал? А ведь раньше мы были очень близки. Когда он успел измениться? Или это я изменился сам?»
– Ты когда назад в Женеву? – невольно вырвалось у Антуана, и он и тут же рассердился на себя за этот вопрос.
– Завтра утром, – ответил Алекс.
– Как? Уже так скоро? – Антуан надел очки, вглядываясь в лицо брата и пытаясь понять, не шутит ли тот. – Ты так редко приезжаешь, а тут всего один день…
Он искренне расстроился и сам поразился тому, насколько сильно. А ведь всего минуту назад сожалел о приезде брата.
– Может, останешься? – в голосе Антуана прозвучала надежда.
– Не могу, работы много. Надо сесть и писать.
– Над чем сейчас работаешь?
– Много проектов.
– Я слежу за твоим блогом, – признался Антуан. – Ты, конечно, мастер пера. Как ты разнёс директора «Ликнефти», я прям ошалел.
– Это была заказная статья за жирный гонорар, – отхлебнув пива, ответил Алекс. – Им нужен был контрольный выстрел – и я его сделал. Директора после выхода статьи сразу уволили. – Он помолчал, глядя на проплывающие по воде огни. – Я роман хочу написать. – И, увидев удивлённое лицо брата, пояснил: – Нет, ничего серьёзного, так, для себя. Роман-дневник. Хочу посмотреть на свою жизнь со стороны.
– Понятно, – кивнул Антуан.
– Ты так ни к чему и не притронулся, – с укоризной заметил Алекс, глядя на остывшую рыбу на тарелке брата. – Анте, ты не должен быть таким впечатлительным. Это как минимум вредно.
Антуан опустил глаза. В отдалении всё ещё слышались сирены скорой помощи – звук то нарастал, то затихал, дрожа и подпрыгивая на мощёной мостовой, пока не слился с шумом города. Люди постепенно расходились – глазеть было больше не на что.
– И всё-таки это несправедливо, – тихо повторил Антуан, глядя на опустевшую площадь.
– Этого, Анте, не знает никто. Бывают ситуации, в которых единственный выход – смерть. – Он пристально посмотрел на брата, и сердце Антуана бешено заколотилось.
Зажглись фонари, улицы празднично засверкали. В воздухе зазвенели весёлые голоса, над площадью разливался смех, заиграла музыка. Ничто не напоминало о недавней трагедии, только тёмное пятна на брусчатке.
Братья ещё немного побродили по вечернему городу, продолжая свои споры, а затем повернули к дому. Подходя к подъезду, Антуан вдруг замедлил шаг.
– Алекс, смотри, – тихо прошептал он, указывая глазами на большое, ярко освещённое окно дома напротив, возле которого сидела девушка, подперев руками лицо. – Только не останавливайся, она может заметить.
– А что такое? Она что, тебе нравится? – Алекс с интересом разглядывал девушку. Антуан залился краской. – Кто она?
– Не знаю, я её видел только в окне.
– Так в чём дело? Давай знакомиться! – Алекс схватил руку брата и помахал ею незнакомке в окне.
Та приветливо улыбнулась и помахала в ответ. Антуан откровенно растерялся:
– Алекс, она решит, что я идиот.
– Улыбнись ей, – подсказывал Алекс, с трудом сдерживая смех. – По крайней мере, пусть думает, что ты дружелюбный идиот.
Антуан заскочил в подъезд, прыжками поднялся по лестнице и влетел в квартиру.
– Что ты наделал?! накинулся на старшего брата
– Да ты, похоже, снова влюблён, – констатировал Алекс, давая волю смеху. – Когда ты только успеваешь?
– Громко сказано, – возразил Антуан. – Я ведь понятия не имею, кто она и всё такое. Я даже толком её не видел. Может, она толстая или слишком худая…
– Так иди и посмотри. Она вон как тебе обрадовалась, как будто ждала.
– Нет, не могу. Я ещё не уверен.
– Ах, вот оно что! – Алекс прислонился к стене. – Тебе просто нравится фантазировать. Один день представляешь её феей, другой – мягкой толстушкой, а третий – в роли докторши. Отличная тактика! Такая девушка быстро не надоест.
– Але-е-е-кс! – протестующе протянул Антуан, снова покраснев.
– А что? Из всех вечных вещей любовь длится короче всех. Не я сказал – Мольер.
– А ты как думаешь?
– Думаю, что если жизнь не окажется трагически короткой, то для одной любви она слишком длинная.
– А Лола? Вы же уже который год вместе.
– Лола – это другое, – нехотя отозвался Алекс и отвел взгляд.
– Она такая красивая, – восхищённо вздохнул Антуан.
– Очень. – Алекс сухо кивнул, рассеянно постукивая пальцами по столу.
– Но ты её не любишь? – уточнил Антуан, пытаясь понять старшего брата.
– Любовь – это слишком сложно, – признался Алекс, явно желая закрыть тему. – Конечно, жаль немного. Говорят, секс по любви усиливает любовь к сексу.
– Да ну тебя, – разочарованно вздохнул Антуан.
– Дорогой мой брат, любовь – это зависимость. А всякая зависимость от кого-то зависит. Отсутствие любви – свобода. Я слишком сильно дорожу свободой.
– Но тем самым ты обрекаешь себя на одиночество.
– Наверное, так, – задумчиво согласился Алекс. – Иногда вечерком, когда загораются звёзды, так хочется, чтобы кто-то был рядом. Странная конечно ерунда. – Он с трудом сдержал зевок. – Я спать, мне рано вставать завтра.
– Я тебя провожу! – заволновался Антуан.
– Только до двери. И вообще, Анте, обещай, что хорошенько выспишься. Верни, наконец, во сне свои нос и глаза на место, пока я не вышиб их из твоей башки. – Он достал из кармана нарядного оловянного солдатика. – И вот, держи. На удачу.
– Не-е-т… – только и смог выговорить Антуан.
– Можешь отнести его обратно, – с ироничной усмешкой предложил Алекс и вдруг замолчал, прислушиваясь. – А Лексус-то наш классику слушает.
До их слуха доносились негромкие переливы «Осени» Вивальди.
***
Лексус сидел перед ноутбуком, разглядывая на экране настоящее «произведение готического искусства» – бледное лицо девушки в обрамлении растрёпанных, теперь уже чёрных, волос и потёкшей туши. Фрейя смотрела сквозь Лексуса, не произнося ни слова. Он тоже молчал, пытаясь понять, зачем кому-то добровольно превращать себя в восставшего мертвеца. Сегодня она превзошла саму себя: макияж «а-ля вурдалак» расползся вокруг глаз, а новая стрижка превратила её в готическую версию одуванчика.
– Потрясная стрижка, – протянул Лексус. – Проспорила?
– И почему все мужчины такие козлы? – В глазах Фрейи сверкнул недобрый огонёк.
– Беее… беее… беее-спонятия, – проблеял он с издёвкой. – Чего надо? Звонила зачем?
Она с отрешенным видом пожала плечами. Лексус заметил следы слёз на её бледных щеках. Фрейя заметила, что он заметил, и отвернулась.
– Не люблю осень, – вдруг сказал он, нарушая повисшую паузу, – а ты?
– Осень – это готично, – неожиданно оживилась она. – Рано темнеет, природа умирает…
– Тогда зима ещё готичнее. Свет погас, всё сдохло.
– Зима совсем не готична, – она посмотрела на него как на человека, неспособного постичь глубину величественной философии.
– Почему? – незатейливо удивился Лексус.
– Холодно, блин! – лаконично пояснила Фрейя.
– Я на прошлой неделе видел двух тёлок в озере! Абсолютно голых!
– Да ну? – она поёжилась. – Наверное, моржи.
– Одна – точно морж, – усмехнулся он. – А вторая ничего такая… А ты сама, чего смурная? С метлы упала?
– Один козлина бросил.
– Что за дела?
– Неделю с людьми не общалась. – Фрейя театрально вздохнула. – Молчала как рыба. Восстанавливала душевный баланс, просветлялась заодно. А этот… – она скривилась, – к другой ушел. Мудила чокнутый.
Лексус потянулся за большим пластмассовым стаканом, на столе, и глотнул кофе.
– А та, другая, тоже такая? – он попытался что-то изобразить руками, понял, что не получается, и пояснил: – Ну, гот.
– Не-а. Обычная, – процедила Фрейя с плохо скрытым презрением.
– Странно, что он от тебя сбежал, – ухмыльнулся Лексус. – Костлявая, лохматая и немая – мечта любого парня.
– А чё, стрёмная стрижка? – она машинально коснулась волос.
– Привыкнуть можно.
– А у тебя есть девчонка?
– Разбежались.
– Почему?
– Она сказала, что у неё иссяк запал, – Лексус закатил глаза, передразнивая манеру своей бывшей.
– Что запало?
– Иссяк.
– А что это такое?
– Без понятия. Послал её искать запал в другом месте.
– Мы похожи с тобой, – вдруг сказала Фрейя, разглядывая Лексуса с неожиданным интересом.
– Чем это? – Лексус ухмыльнулся, не решив, злиться ему или смеяться.
– Ну, блин. Мы одни. Оба лузеры. И жизнь у нас – жопа вообще.
– С чего ты взяла?
– По тебе видно. И по твоей музыке тоже. – Её взгляд скользнул за его плечо. – А это что за шедевр кубизма на стене?
– Где? – не понял Лексус.
– Там. – Она тыкнула указательным пальцем в экран.
Лексус обернулся.
– Сама ты кубизм, – огрызнулся он. – Это мама моя. Я нарисовал.
– А почему она такая… клетчатая? За решёткой, что ли?
– Базар фильтруй, – в его голосе зазвенела сталь. – Я так её вижу.
– Птицей в клетке? Готично…
– Заткнись, кретинка! – Его глаза потемнели от злости. – А то…
– А то – что? – презрительно фыркнула она. – Нарисуешь меня? К твоему воображению с квадратиками ещё бы мозги с шариками…
– Сдохни, ведьма!
– Приветы мамочке, – пропела Фрейя с ядовитой улыбкой и отключилась.
***
Лола стояла в Женевском аэропорту, не отрывая взгляда от автоматических дверей. За окнами моросил дождь, превращая огни города в размытые акварельные пятна. Прохожие невольно заглядывались на стройную девушку в черных леггинсах и белоснежном свитере, подчеркивающем золотистый оттенок ее кожи. Лола же, казалось, не замечала восхищенных взглядов – ее глаза искали в толпе знакомые черты.
Алекс Берг. Человек, перевернувший её жизнь три года назад после вечера выпускников элитной швейцарской школы «Солей». Память услужливо подсунула картинку их первой встречи: роскошный зал, заполненный бывшими однокашниками, звон бокалов, приглушённый свет. В толпе выделялся высокий, атлетично сложенный молодой человек с зачёсанными назад светлыми волосами. Он уверенной походкой приближался к Лоле.
– Алекс, выпуск две тысячи восемнадцатого, – просто представился незнакомец. И в отличие от других парней, при этом не раздевал ее взглядом, а просто смотрел в глаза.
– Лола. Можно Ло. Выпуск двадцатого, – приветливо отозвалась она.
В конце банкета, когда звуки живой музыки зазвучали тише, а гости начали расходиться, Лола снова увидела своего нового знакомого во дворе главного корпуса. Алекс стоял возле изящного фонтана, струи воды мягко переливались в лучах вечерней подсветки.
– Bonsoir, мисс две тысячи двадцать! – улыбаясь, произнес он. —У тебя есть парень, который ждет тебя, или я могу проводить тебя до дома?
Лола неожиданно для себя просияла, не посчитав нужным упомянуть о Нолане, с которым встречалась четвертый месяц. Отношения с сыном владельца крупнейшей сети мобильной связи вдруг показались ей незначительными, глупой игрой, в которую она сама себя втянула. Что-то в голосе Алекса, в его уверенной манере держаться словно гипнотизировало её. Забыв о своем принципе никогда не приводить мужчин к себе, Лола провела его в свою квартиру, украдкой, прячась от любопытного консьержа, дежурившего на первом этаже роскошного дома на берегу озера. Впервые в жизни она действовала столь безрассудно, отбросив опасения быть «застуканной» родителями. Первый поцелуй в полумраке её гостиной, нежные прикосновения – все казалось чудесным сном.