В поисках четверки

Крепость, построенная из белых и черных камней, возвышалась впереди. Величественная и неприступная, древняя как история мира, построенная для защиты тех, кто живет подле ее стен. Прохладный ветер, доносившийся с севера, напоминал об истории ее основателей, тех людей, что не искали выгоды, а душу и тело положили ради благополучия нашего мира. Несмотря на солнечное утро, внизу стен цитадели еще стелился белый туман, словно она находилась на стыке двух миров – прошлого и настоящего. Она всячески излучала силу и мощь, вызывая уважение и трепет.

Огромные башни по четыре стороны крепости, казались слабыми и ветхими, хрупкими и старыми в сравнении новизной и мощью остальной части здания, но кто же знал, что за секреты и загадки они скрывают?

Древние и поросшие мхом стены, испещрены настолько же древними символами, тайну которых познали лишь избранные мудрецы ордена. Говорят, это не только стародавние артефакты, которые когда-то признали святыми, но и действительная защита – последний бастион от тех противных глазу, опасных и смертоносных тварей. Знаки Луны как талисманы древних и сильнее магической защиты обрамляли стены.

Мост цитадели лег на ров, открывая дорогу Распредвалу, и как бы приглашая войти внутрь. После того, как его встретили городские стражники это, было приятно и верхом радушия. Он прошел под аркой ворот и вошел во внутренний двор, столь милый ему и любимый. Все детство, после того как попал в орден, он проводил здесь, а после свободные от занятий и работы часы.

Внутренний двор замка поражал красотой и простым убранством. Большой, зеленый газон, обрамленный арками из камня, которые украшались изящными статуями героев прошлого, создавая ощущение всеединства.

В центре газона находился фонтан, украшенный орнаментами, излучающими свежесть и чистоту. Вода игриво прыгала, создавая приятный шум, который придавал еще большую гармонию всему экстерьеру.

Мозаичное покрытие на дне фонтана, зажигало яркими оттенками, которые были наполнены красотой и элегантностью. Кроме того, над всем этим сверкали башенные солнечные часы, которые были расставлены по периметру двора, используя в качестве циферблата тот самый фонтан, скрывая свой уникальный шарм.

Распредвал ступил во двор цитадели Лунной Воды, где чёрно-белые стены, поросшие мхом, хранили скорбь веков. Символы Луны, вырезанные на камне, мерцали, словно отгоняя хтоничную тьму. В воздухе витал холод Эрона Дона, чья тень всё ещё обитала здесь. Но прежде, чем он успел вдохнуть эту древнюю пыль, звонкий голос разорвал тишину:

– Распредвал! – Омывайка бросилась к нему, голубое платье, расшитое серебром, мелькнуло, как вспышка неба. – Я потеряла надежду… Сколько слёз я пролила!

Он обнял сестру, чувствуя, как её тепло прогоняет холод пустошей.

– Рад тебя видеть, – тихо сказал он, целуя её в шею.

Омывайка изменилась. Из девочки с розовыми щечками она стала женщиной, чья магнетическая сила поражала. Её грация, подчеркнутая легкой тканью платья, излучала хрупкость и мощь. Глаза, сияющие, как утренняя роса, хранили ту же нежность, но теперь в них горел огонь Лунной Воды – решимость, закалённая испытаниями. Распредвал ощутил гордость, смешанную с тревогой. Она была не просто сестрой, а воином ордена, чей взгляд мог вдохновить или сломать.

– Ты прекрасна, – выдохнул он, отступая, чтобы разглядеть её в свете солнца.

Омывайка смущённо улыбнулась, щёки вспыхнули.

– А ты изменился, брат, – её голос дрожал от нежности. – Я молилась, ждала… Ты жив! Ты здесь!

Её слова, полные любви, резали сердце. Годы разлуки, пустоши, твари – всё это стояло между ними.

– И я думал о тебе, – тихо ответил он, голос смягчился, будто стены цитадели вернули эхо детства, когда мир был проще.

– Всё будет как прежде, правда? – её глаза искрились надеждой.

– Как прежде, – эхом отозвался Распредвал, но в груди шевельнулась ложь. Он не был тем мальчишкой, что покинул цитадель. Пустоши выжгли в нём наивность, а тени юга, о которых шептал капитан, напоминали: возврата нет. Но её улыбка, тёплая, как утренний свет, прогнала мрак.

Омывайка обняла его снова, её визг, звонкий и искренний, разнёсся по двору. Она извивалась в его руках, как ребёнок, но сила в её плечах говорила об ином. Орден закалил её, как клинок. Она была дочерью Лунной Воды – неустрашимой, но с сердцем, что могло растопить лёд.

– Ты не представляешь, как я скучала, – шептала она, прижимаясь. – Думала, ты сгинул…

Её дыхание, тёплое, близкое, коснулось его шеи. Распредвал сжал её крепче, борясь с болью, что поднималась из прошлого. Цитадель, их дом, хранила воспоминания: смех, игры, клятвы. Но теперь в этих стенах чувствовалась тяжесть – тень грядущего хаоса.

Момент прервал Поликлин, брат ордена, чья фигура в тёмном плаще проступила из полумрака.

– Распредвал, – голос его был сух, как камень. – Магистр ждёт.

Омывайка отстранилась, её глаза блестели, но улыбка осталась. Распредвал кивнул, чувствуя, как невидимая нить между ними натянулась вновь, несмотря на годы и тьму, что ждала впереди.

Распредвал прошёл по каменному двору цитадели, следуя за Поликлином. Эхо шагов отдавалось от стен, но в груди звучал голос Омывайки – чистый, искренний, как лезвие, что режет сердце. Встречи и разговоры ждали впереди, но её тепло, её вера цеплялись за душу, как последний луч света перед ночной тьмой.

Они миновали ворота из ольхи, украшенные серебряной ковкой, чьи узоры мерцали, будто хранили древние заклятья. За ними открылся зал ордена. Высокие арки, точно кости земли, поддерживали потолок, увешанный стягами с полной Луной, отражённой в воде – символ гармонии, что казалась теперь хрупкой, как лёд под солнцем. Тёмные факелы горели коптя, их свет и тени плясали на стенах, рождая образы, что могли быть то ли видениями, то ли призраками прошлого.

Он чувствовал, как Цитадель живёт. Её стены, шрамы Эрона Дона, хранили не только силу, но и скорбь. Энергия этого места вливалась в него, пробуждая трепет и тень фатализма: сколько воинов, как он, стояли здесь, глядя в бездну? Сколько не вернулись?

В конце зала, на троне из древнего камня, восседал магистр Плашмя Навзнич. Сиденье, иссечённое временем, казалось частью земли, а сам магистр – её воплощением. Лицо, изрезанное морщинами, хранило суровость, но глаза горели живым огнём, пронизывая Распредвала, как клинок. Этот человек пережил войны, видел тьму юга и нёс мудрость, что могла сокрушить или спасти.

Поликлин молча указал на кабинет магистра и отступил, его тень слилась с полумраком. Распредвал шагнул вперёд, чувствуя, как зал сжимает его, словно готовясь к новой главе – или новому испытанию.

Распредвал принял пергамент от Плашмя Навзнича, пальцы дрогнули. Свиток, ветхий, пахнул пылью веков. Старинный почерк, почти неразборчивый, царапал глаза, но слова жгли разум. Это были не сказки – сила древняя и хтоническая, как сама бездна. Он читал, и разум отказывался верить.

«…Местность – рана на теле земли. Тёмные леса, топи, где нога тонет в гнили. Скалы, точно когти, рвутся к небу. Вдали – руины, чьи стены из камня, твёрже стали, но неподвластного времени. Город-призрак, где смерть витает, как проклятие. Улицы в никуда, окна – пустые глаза. Колоссы зданий, с узкими щелями вместо окон, с крышами, что гнутся, как хребты демонов. Мы, жалкие пешки, стояли там, и ужас сжимал сердца…»

Распредвал оторвался от свитка, мысли тонули в хаосе. Он взглянул на магистра. Плашмя, неподвижный, как его трон, смотрел в ответ, глаза горели, будто он сам был частью этой тьмы.

– Это правда? – голос Распредвала дрогнул невольно.

Плашмя выдержал небольшую паузу.

– Всё связано, сын мой, – голос гудел, как земная бездна. – Эти руины – не байки. Юг хранит тайну, что Эрон Дон унёс с собой. Он знал больше, чем говорил. Зло, что он встретил, не умерло. Если оно пробудится, мы сгинем.

Распредвал сжимал свиток, грудь сдавливало. Жизнь, пустоши, твари – всё вело к этому моменту, но он не был готов.

– Как его остановить? – выдохнул он. – Если оно живо, что нам делать?

– План будет, – Плашмя прищурился. – Но война не только снаружи. Враги ближе, чем думаешь. Ищи ответы не только в руинах, но в себе.

Слова магистра, тяжёлые, как камень, повисли в воздухе. Распредвал чувствовал, как Цитадель сжимает его, словно бездна юга уже дышала в затылок.

Сжимая пергамент в руках, ощущая тяжесть того, что было сказано. Распредвал обдумывал каждое слово магистра Плашмя Навзнича, пытаясь найти смысл в том, что ему только что открыли.

Южные топи, откуда исходила тьма, Эрон Дон, таинственные создания – это были не просто слова, это были предвестники чего-то гораздо более страшного. В сознании кристаллизовался один лишь вопрос: как остановить то, что уже не остановить? Что делать, когда мир и его основы начинают рушиться, уходят как песок сквозь пальцы?

Магистр не оставил ни времени на сомнения, ни пространства для размышлений. Он должен был действовать. Душа, обремененная долгом паладина, не могла позволить другого выбора.

– Я понял, – наконец ответил Распредвал, после нескольких напряженных мгновений молчания. – Все, что мы знаем, – это лишь маленькая часть, маленькая монета в этой Вселенной, упавшая решкой, и мы обязаны перевернуть ее, даже если это стоит нам жизни.

Он поднялся с места, по-прежнему сжимая пергамент, и взглянул в окно. За горизонтом солнце уже пробивалось через серые облака, наполняя мир огненным светом.

– Что я должен сделать? – спросил он снова, уже с решимостью в голосе.

Плашмя Навзнич улыбнулся, его лицо было умиротворенным, а в глазах читалась тень старой мудрости, которая знала больше, чем хотела раскрыть.

– Видишь ли, я всю свою жизнь много уделял времени изучению истории и языков, изучал этот замок до каждого дюйма, и совсем недавно обнаружил тайник, где хранилось вот это, – Плашмя Навзнич рукой указал на небольшую шкатулку, стоящую на полке, изготовленную из неизвестного Распредвалу материала. – Красивая вещица, не правда ли? А главное ее содержание. У меня нет сомнений, что этот тайник оставил лично сам Эрон Дон, и думаю ты поймешь почему я пришел к такому выводу.

Плашмя Навзнич открыл шкатулку, и по одной стал демонстрировать Распредвалу, хранящиеся в ней реликвии. Похожее Распредвал не видел еще в своей жизни ничего.

– Вот первый предмет, я так понимаю, хитрое устройство для извлечения огня, принцип действия которого, еще не понят мною до конца, – продолжил Плашмя Навзнич, демонстрируя Распредвалу небольшой металлический предмет, который легко помещался в ладони.

Он откинул крышечку, что закрывала предмет сверху: там находился фитиль и колёсико. Магистр провел большим пальцем по колесику и из-под него выпрыгнула искра.

– Смотри, а еще там сзади есть полость, в которую надо налить какое-то горючие и будет огонь, – комментировал Плашмя Навзнич, не обращая внимания на удивленное и ошарашенное выражение лица Распредвала. – Я пробовал лить туда наше масло, но оно… Но оно как бы сказать не самое подходящее, тут нужно что-то более горючее. Однако, если поднести к нему пламя, то фитиль загорится.

– Поразительно! – резюмировал Распредвал.

– А вот, тоже весьма интересно, – продолжал Плашмя Навзнич. – Небольшой такой футлярчик, а в нем неизвестные высушенные растения, завернутые в пергамент, что не смогли опознать даже самые наши лучшие алхимики, ведающие в травах. Последний же артефакт полностью подтверждает, что все эти вещи принадлежали Эрон Дону, – продолжил Плашмя Навзнич и протянул в руки Распредвала небольшую карточку.

– Не может быть такого! – воскликнул Распредвал. Должно быть это какая-то очень черная магия, – резюмировал он, не отводя глаза от карточки, на которой в цвете было изображение человека в весьма диковинной одежде, но настолько реального и похожего на Эрон Дона, как будто он стоял сейчас непосредственно перед ним во плоти. Даже лучший из портретов не передавал столь похоже образ человека.

– Я не в меньшем шоке пребывал, обнаружив это. История говорит, что мы продвинулись в технологиях, но такое мы не в силах и сейчас повторить. А главное, досконально изучив все архивы Восточных земель, я пришел к выводу, что он никогда не жил там, и даже не рождался.

– Мне все еще сложно в это поверить, но я всецело доверяю Вам.

– Попытайся принять, я понимаю, что это дело не простое. Так вот, некоторым людям удалось выйти за южные топи и пройти дальше. Если они не врут, а мне сложно судить, ибо они рассудком повредились, то там нас ждут еще более удивительные вещи. Во-первых, на холмах за топями сразу же возвышается величественное и почти разрушенное здание с большим куполом и крестом над ним, предназначение которого нам неизвестно, а далее через равнину лежит мертвая земля с разрушенными зданиями и улицами, настолько колоссальными, что и тут даже самые искусные наши мастера и строители не в силах воспроизвести и малую часть. Вот, почитай, как они описывают те руины, произнес Плашмя Навзнич, протягивая Распредвалу пергамент.

Распредвал принял протянутый ему в руки пергамент, развернул и принялся читать сводку от его братьев по ордену:

«Мертвое небо цвета пепла, затянутое, казалось бы, вечными и не исчезающими серыми облаками. Солнце тут редкий гость – выжженная земля, пронизанная пеплом. Тут нет ни воды, ни животных и лишь редкие сорные растения встречаются иногда. Развалины города, затопленные в зыбко-сером сумраке, словно целый мир в одно мгновение превратился в пепел, неся с собой лишь боль, страдания, смерть и разрушения. Вглядываясь в картину разрушения, сложно представить и осознать, что когда-то здесь существовала обычная жизнь. Теперь былой город обезображен страшной катастрофой. Разрушенные здания тянулись до небес, словно могилы, остатки обычной жизни, которую уже никогда не увидеть. Расплавленное некогда застывшее железо и обугленные кости, застывшие в последнем крике разрушения – вот что бросалось в глаза. Стоящие в развалинах сооружения, мощные некогда, застывшие в безвременье на фоне багрового, кроваво-красного заката, как раны напоминали об ужасных моментах прошлого, будучи везде. Раны города, в котором не осталось живых никого. Всё утонуло в океане крови и разрушения. Теперь это был тот мир, которого уже не существовало…»

– Это больно и ужасно! – воскликнул Распредвал окончив чтение. – Зачем Вы показали мне это и к чему ведете? – спросил он магистра.

– Я лишь подготавливал тебя к тому, чтобы озвучить главное, до чего я смог догадаться – Эрон Дон не из нашего Мира, как и эти строения на юге. Но ответ видимо лежит в той стороне. Та крепость откуда он родом, или что там есть у Южного моря теперь вовсе непонятно, скрывает как его происхождение, так и этих мерзких тварей. В любом случае ответы искать только нам.

– Но как? Что? Вы ориентируетесь на записки, по вашим же словам умалишенных людей и строите догадки. Откуда Вам это знать? Как можно строить такие предположения.

– Я не знаю наверняка, да ты абсолютно прав. Но опыт и знания, приобретенные мною годами, заставляют строить такие версии. Посуди сам – дальше Южных топей веками никто не заходил, не говоря о том, чтобы пересечь их. А тут стало хоть что-то известно. Пусть это и ломает наше представление о Мире, но почему оно не может иметь место быть? В конечном итоге: мы либо хоть что-то попытаемся, либо эти твари низвергнут всех нас в могилу, да еще станцуют на наших костях.

– Простите, если я вдруг в чем-то показался вам резок. Вы самый мудрый из нас и имеете колоссальный опыт, потому стоило бы мне довериться и не сомневаться в ваших словах, но столь большой поток новой информации сложен для усвоения, еще только вчера вернувшегося падавана Ордена.

– Я и в молодости страдал многословием, а к преклонным летам и вовсе стал нудным и скучным. Уж простите старика. Если все мои теории верны, то дойдя до прародины или места откуда к нам явился Эрон Дон, мы уничтожим Древнее зло, или хотя бы попытаемся его вновь запечатать. Терять нам теперь особо то и нечего. Смекаешь?

– Моя жизнь – это служение нашему верному и праведному делу! Вы как никто это знаете. Скажите, что делать мне и я выполню предстоящие мне задачи.

– Мне льстит твоя самоотдача, – улыбнулся Плашмя Навзнич. – План очень прост до неприличия. Завтра на рассвете мы небольшим отрядом выходим на юг: во-первых, так мы останемся до последнего незамеченными, ибо чует мое сердце у демонов имеются глаза и уши везде, во-вторых, мы не создадим панику среди горожан. Потому пойдем в составе, во главе со мной: ты, я, Карданвал и Коленвал. Так что советую тебе больше вопросов не задавать, а переварить то что уже есть, а пока спуститься вниз и подготовиться к исходу.

– Могу ли я попрощаться с Омывайкой? Ибо она близка мне как никто другая, моя праведная сестра, а сердце говорит, что мы можем не вернуться в Мир живых

– Мы выходим на рассвете, – повторил он. – Все подготовлено. Мы идем туда, где, возможно, скрывается ответ. А ты, сын мой, будь готов. Прежде чем покинешь этот дом, попрощайся с Омывайкой, как ты просил. Но помни: ничем не выдавай нас. Не дай этой темной силы почуять наши шаги раньше времени.

Распредвал кивнул, его сердце тяжело забилось, когда он подумал о сестре, о той, кто была для него не просто союзником, а родной душой, с которой он прошел через огонь и воду. Омывайка была важна для него, и, хотя по законам ордена он знал, что не должен позволить себе привязанность, эта женщина стала исключением.

Поющие птицы и раскаленные лучи утреннего солнца наполнили комнату, и его мысли на мгновение унесло вдаль – туда, где у них была совместная борьба и заботы, и где они все были только людьми, не избранными, не высокими жрецами, а просто людьми, которые пытались спасти мир, не понимая, что именно уничтожает его.

Он подогнал ремни на доспехах, забрал меч и спустился вниз. На пороге комнаты он остановился, услышав шорох ткани – это была Омывайка. Она стояла у окна, с её плеча спадала накидка, и волосы, словно туман, витали в утреннем свете.

– Ты уходишь? – её голос был тихим, почти неуловимым, как бы сдерживающим осознанием чего-то неизбежного.

Он подошел и, не произнося ни слова, положил руку ей на плечо. В их взгляде было понимание – они оба знали, что их пути могут больше никогда не пересечься.

«– Прощай, сестра», – сказал он тихо, но твердо.

Омывайка только кивнула, и губы чуть дрогнули в еле заметной улыбке. Это была не прощальная, а скорее благословляющая улыбка, как у старого друга, который знает цену судьбе.

Когда Распредвал вышел из помещения и присоединился к остальным членам отряда, они уже стояли на рассвете, готовые к тому, что их ждало впереди. Солнце освещало пустынный мир, поглощенный багровыми оттенками. Тень надвигающегося пути растягивалась, и никто не знал, что ждет их в туманной дали.

И так, они пошли – не зная, что за горизонтом уже скрывается ответ, который мог бы все изменить.

Они продолжали путь вперед, тщательно выбирая каждый шаг, готовые преодолеть все препятствия, чтобы достигнуть цели и вернуться домой целыми и невредимыми. Вот уже третьи сутки они петляли промеж, казалось, бесконечных холмов и вот наконец то они увидели то странное здание, о каком писали вернувшиеся с юга.

Над холмами возвышалась маленькая постройка, сложенная из красного кирпича. Когда-то ее белоснежные стены украшали небольшие окна и высокие крыши, но теперь она была осторожно одета в пыль и разрушения. Большой купол на вершине с крестом, был весьма ветхим, и казалось, что он вот-вот упадет и на его поверхности выросли мощные деревья, будто самая природа охотно захотела занять свое место внутри величественной много веков назад постройки.

Окна были разбиты, а те, которые остались, смутно видны через слой толстой грязи и пыли. В дальнем углу изображения неизвестных божеств были повержены на пол, и кустарник явно прорвался сквозь опустошенную землю. Вместо них, те кто надругался над этим храмом, навели мельничные жернова, чтобы наполнить место скверной нарушив святость того, что было забыто и оставлено в забвении.

Молча, они стояли, глядя на разрушенную постройку. В этих стенах скрывалась сила, давно забытая, но все еще живущая в трещинах камня и песке, под серым слоем времени. Воздух вокруг пропитан зловонием разложения, но ощущалась тень чего-то древнего и могущественного, что не могли стереть годы, войны и разорение.

– Это место… оно дышит, – прошептал Карданвал, словно разговаривая с самим собой, его взгляд был прикован к руинам, как у человека, что чувствует присутствие невидимого.

Распредвал кивнул. Он тоже чувствовал это: что-то незримое, пронзающее его душу. Не зря оно дожило до этих дней, пройдя через десятки, а то и тысячи лет разрушений.

– Нам нужно войти, – произнес Плашмя Навзнич, разрывая молчание и отрывая взгляд от храма, обращаясь к своим спутникам. Голос полный решимости. – Не можем вернуться назад, не исследовав этого места. Вопросы о том, что здесь произошло, будут мучить нас, если мы не разгадаем их.

Подойдя ближе, можно было рассмотреть сводчатые двери, огромные, покосившиеся, с поверженными косяками, через которые когда-то проникала светлая энергия, возможно, пробуждая самых старых богов. Теперь же царила лишь темнота и забвение. Место, где когда-то раздавались молитвы и клятвы, стало святилищем для отчаяния и покаяния.

– Как будто сами стены молчат о своей боли, – произнес Коленвал, его глаза скользнули по трещинам и обломкам, оставленным, как память о прошлом, которое никто уже не вспомнит.

Внутри царила темнота, только редкие лучи света пробивались сквозь щели в потолке, освещая старые фрески на стенах, которые едва угадывались. На одной из них было изображение, странное и искаженное, фигуры, которые казались полубогами, полу-демонами, в танце ужаса, окружённые забвением.

Плашмя Навзнич сидел, погружённый в свои мысли, глядя на костёр в голове снова и снова вертелись обрывки разговоров о странных руинах. Он знал, что ответы, которые они искали, не будут простыми.

Распредвал взглянул на Магистра и выдержав небольшую паузу задал вопрос:

– Многоуважаемый Магистр, известно ли Вам происхождение и предназначение тех странных руин, что мы видели по пути? Мы ведь даже толком их не осмотрели.

– Более того, что видели там раньше наши братья нам уже точно не обнаружить, да и времени у нас не так много, как хотелось бы. Насколько я могу предположить, это культовая постройка, сооруженная в честь неизвестных нам Богов. Такое мы не встречали раньше, не встречалось описание подобного и в древних свитках.

– Знаете, меня посетила возможно глупая, но не побоюсь ее высказать мысль: «А что, если все эти странные руины появились вместе со столбом света? Ну в одно время?»

– Глупее ничего не мог придумать? – встрял в разговор Коленвал.

– Ну не могло же быть так, что на них тысячу лет никто не натыкался? Братья ордена веками исследовали местность к югу и вплоть до болот, а мы пусть и подошли к ним вплотную почти, но вглубь не продвинулись, – парировал Распредвал.

– Твоя теория имеет место быть, но мы пока слишком мало знаем, – ответил Плашмя Навзнич. – Возможно и то, что какое-то колдовство скрывало руины, и пало с появлением тварей. Все может быть. Больше всего заинтересовал меня кирпич – нам неведомы такие способы производства, и материал вроде похож на глину, но чем-то дополнен. Прочнее, крепче, не впитывает сильно влагу и устойчив к ветру. Мы же из-за несовершенности имеющихся у нас технологий, так и используем камень в основном, как наши предки тысячу лет назад.

– Что же ожидает нас по ту сторону? – не ожидая прервал Карданвал.

– Боги на нашей стороне, а это сейчас самое главное, – вторил ему Коленвал.

– Пора завершать привал, – подвёл итог Магистр. – Хорошо бы нам пройти болота до заката.

– Ибалай! – хором прокричали братья в ответ.

Закрепив трапезу, запив пищу добротным глотком самогона, отряд продолжил путь в сторону топей. Уже виднелись низкорослые деревья, что как стена обрамляли проход, а края же балки в свою очередь сужались, по мере приближения к ним. Земля становилась влажной, слизистой и противной.

Со склонов стекали ручьи и в отдаление слышалось кваканье лягушек, ленивое и сытое, им вторили цапли, где-то отбивал барабанный ритм дятел, а в остальном тишина, что можно расслышать текущую сквозь травы воду. Абсолютное безветрие.

Земля впереди, покрытая топями и болотами, древняя, как основание мира, неизведанная, пугающая и отталкивающая. Среди грязи и зловония, нет места дабы нога человека ступила, а только излюбленное оно самыми мерзкими, скользкими и злобными тварями, отвергнутыми Богами и презираемыми людьми. Болотные кочки, словно жуки с грязными маховыми крыльями, колыхались под солнечными лучами и выдавали тяжелый и омерзительный аромат.

Местность становилась враждебной и зловонной. Каждый шаг в эту болотистую топь отдавался в теле холодной тяжестью, как будто сама земля пыталась поглотить их. С каждой минутой они всё глубже погружались в неприветливый мир, где, казалось, всё живое лишь старается скрыться от чужаков и затмить их страхами и тенями.