Beata Beatrix

В таком состоянии её и встретил Милле. Мужчина забеспокоился, увидев, что Элизабет долго нет среди гостей. Он искал её, чтобы убедиться, что всё хорошо, но найдя, был просто потрясен. Пожалуй, ещё никогда Элизабет не была так хороша – и так далека от воздушного образа музы прерафаэлитов. Девушка сидела на скамейке, глядя прямо перед собой – раскрасневшаяся, взволнованная, и  на её губах играла удивительно земная улыбка. Это придало Милле смелости для разговора, который он откладывал уже не один месяц.

– Мисс Сидалл, – Милле сел рядом с ней, – Элизабет… я так рад, что нашёл вас.

Увидев его, Элизабет еле сдержала досаду. Она совсем позабыла о друге и о своём намерении выйти за него замуж. Девушка ничего не ответила на его приветствие. Может, Милле поймёт, что она не в духе и уйдёт? Но несчастный художник, как и многие нерешительные люди, решившись на разговор, уже не мог от него отказаться.

Милле начал говорить – сначала неуверенно, но с каждым словом робость его уменьшалась, а чувство проявлялось всё сильнее и сильнее. Он говорил о том, что с самой первой встречи почувствовал в Элизабет родственную душу. О том, как любит её и хочет видеть своей женой. О том, как им будет хорошо вместе и каким уважением и любовью он окружит будущую супругу.

Элизабет знала, что Милле – отличная партия для неё. Его доброта, острый ум, спокойный характер, надежность и безупречная репутация говорили сами за себя. Подойди он к ней на день раньше… да хотя бы и в этот вечер, до появления Росетти, до танца, да даже до сумасшедших мгновений здесь, в саду – и она сказала бы «да». Но теперь сама мысль о другом мужчине казалась Элизабет почти что кощунственной. В своем душевном помутнении девушка видела в Милле чуть ли не врага, и недавнее желание сменилось гневом, столь сильным, что она еле могла сдерживать его.

– Когда же Джон замолчит? – думала она, – неужели не видит, что мне совсем, совсем не до него? Как же скучно и глупо то, что он предлагает!

Наконец, Милле перестал говорить. Девушка не проронила ни слова, и сердце молодого человека заныло от горького ощущения своего поражения. Он напряжённо вглядывался в лицо Элизабет. Всё шло совсем не так, как он предполагал. Милле помнил радость их совместных прогулок, знал и то, что Элизабет была к нему вполне благосклонна… что же изменилось сейчас? Милле был растерян. Он никак не связывал поведение Элизабет с появлением Росетти и гадал, что же ещё предпринять. Может она не верит ему? Боится? Может, нужно быть понастойчивей? Или нежнее?

– Лиззи, милая, – Милле робко взял её за руку. Элизабет не отдернула её, но и не сжала его пальцы в ответ, – ты ничего не ответишь мне? Поверь, я люблю тебя и хочу связать с тобой свою жизнь. Я хоть сейчас готов объясниться с твоим отцом.

Как же ей не хотелось отвечать! Но тянуть дольше было нельзя. Элизабет хотела ответить как можно теплее, но почему-то её тон получился отвратительно-официальным.

– Я очень польщена вашим вниманием, – говорила Элизабет, – не могу выразить, как приятно мне слышать слова, которых я явно не достойна. Вы так милы, Джон, вы точно сможете найти себе достойную спутницу жизни.

– Но  Лиззи…. Лиззи, что не так? – выпалил Милле, не думая, – зачем вы поступаете так жестоко? Ведь мы были такими хорошими друзьями.

– Да, были. И, пожалуй, нам лучше ими и остаться.

Милле отшатнулся. Горечь от отказа отразилась на его лице. Элизабет почувствовала укол совести.

– Поймите, я не хотела обидеть вас, Джон. Я говорю резко всего лишь от неожиданности. Мои чувства к вам только дружеские, и было бы недостойно с моей стороны делать вас несчастливым в браке.

– Тогда мне остается только попросить прощения за то, что занял ваше время так надолго, – печально ответил Милле. Он кивнул Элизабет, не в силах прибавить ни слова и зашагал прочь. На прием Эффи он в этот вечер так и не вернулся.

Лишь только Милле скрылся из виду, сладкий самообман влюблённости вновь завладел Элизабет. И она продолжала сидеть под огромным клёном, любуясь созвездиями, ярко мерцающими в ту ясную ночь.