Веретено

– Вот, Оль, ты такая умная. А такая дурочка! Нашим детям ты сможешь передать только свою красоту, доброту, заботу и нашу любовь! Поняла?

По её щекам покатились слёзы, а плечи опустились. Облегчение. То, что она считала самым страшным и позорным своим секретом, то, что могло, по её мнению, оттолкнуть Сашу, на его взгляд, оказалось глупостью.

– Правда?

– Ну, конечно! Ты слишком забиваешь себе голову разной ерундой.

Оля в ответ робко улыбнулась.

– А теперь давай говори: выйдешь за меня замуж?!

– Да! – Девушка обняла любимого. – Ты самый замечательный человек в моей жизни!

Свадьбу решили справить через полгода.

И чем ближе подходил этот день, тем больше Олю одолевали сомнения: а действительно ли она достойна Саши? А сможет ли на самом деле родить ему здоровых детей? А что, если родится мальчик? Ведь из интернета она узнала, что ген болезни мать чаще передаёт именно сыну? А точно ли отец был болен? Или это просто алкоголизм?

Эти метания не давали ей нормально спать. Часто снился сон, что, будучи беременной, она хочет избавиться от ребёнка.

Глава 6

– Оля, это что-то невероятное! Такой метод! Даже не описать! – Голова клиентки постоянно шевелилась, пока Ольга пыталась выровнять нижний край волос. – Чужие люди, всех вижу в первый и последний раз в жизни. Рассказала свою историю в ключевых моментах. Потом ведущая говорит: «Выбери кого-то на место твоей мамы и поставь внутри круга, где считаешь нужным». Я так и сделала. Потом поставила «заместителя» себя – это так называют человека, который как бы замещает людей из твоей жизни. А потом я просто села и смотрела на них. Ведущая спрашивала, что они чувствуют, чего им хочется. И тут! Представляете?!

Женщина дёрнулась вперёд к зеркалу, как бы заглядывая через него Ольге в глаза. Прядь выскользнула из пальцев, и кончики ножниц вспороли тонкую кожу в ложбинке между указательным и средним. Появилась красная капелька.

– Извините, я на минутку. – Ольга сунула ножницы в парикмахерский карман на поясе, достала из тумбочки БФ-клей и капнула на ранку.

– Ой, простите! Вы из-за меня поранились! Я просто не могу спокойно об этом говорить!

– Да, ничего, бывает, – попыталась успокоить её Ольга, но клиентка будто не слышала.

– Вы пока ждёте, я всё же дорасскажу. Так вот, эта незнакомая женщина, стоящая на месте мамы, вдруг выдаёт мамину фразу! И даже её интонацией! «Да когда ж ты уже станешь взрослой?!» Я смотрела не неё и не могла поверить! Эту фразу я точно не говорила, а она… Невероятно просто!

Ольга прикоснулась пальцем к ранке. Клей затянулся, и она снова встала за спиной у клиентки. Провела расчёской по влажным волосам.

– Да, удивительно.

– И не говорите, Оля. Такой интересный метод. Вроде и психология, а вроде и магия.

– Как, говорите, называется?

– Расстановки по Хеллингеру2.

Спустя неделю Оля решила сходить на расстановки, о которых узнала от клиентки. На особый результат она не надеялась, скорее, было любопытно узнать, что ж это такое.

Описав ведущей свои волнения и семейную ситуацию, в которой есть много неизвестного и непонятного про отца, Оля рассказала, что он ушёл от них, когда ей было десять лет, и что, скорее всего, у него были проблемы с психикой. Ведущая объяснила, как будет проходить сеанс, и помогла выбрать «заместителя»3 отца.

Процесс разворачивался на глазах: мужчина, который был в роли Олиного папы, сразу же как встал в «поле»4, упал на колени и зажал голову.

– Что с тобой сейчас? – спросила психолог-ведущая.

– Мне очень страшно. Я чувствую угрозу.

– Чего именно ты боишься?

– Я не понимаю. Очень много всего, как будто за мной находится что-то очень страшное.

– Выйди, пожалуйста, – обратилась психолог к женщине из круга заместителей, – и встань за ним.

Когда женщина встала, сфокусировалась на себе, на своих ощущениях, не дожидаясь вопроса, она произнесла:

– Я чувствую дикую злость. Даже не злость, а ярость! Как будто я хочу убивать.

– Кого ты хочешь убить? Его? – указала ведущая на заместителя отца.

– Нет, я словно его даже не знаю. Но рядом есть кто-то ещё, кого я хочу убить.

Ведущая махнула рукой ещё одному участнику, приглашая его встать рядом с женщиной.

Когда тот встал, она спросила:

– Его?

– И его тоже. Мне кажется, что тут должно быть много людей. У меня настолько огромная ярость, злость, как будто я хочу убивать всех подряд.

Ведущая взяла коврик для йоги и положила рядом с последним вышедшим участником.

– Это много людей. Те, кого ты хочешь убить. Что сейчас чувствуешь?

– Сейчас я чувствую себя главной! Той, кто имеет право и может лишить их всех жизни.

– Угу.

Потом психолог обратилась к «отцу»:

– Что сейчас чувствуешь по отношению ко всем, кто за тобой стоит?

– Ужас. Мне дико страшно и хочется убежать подальше от этого всего. Я не хочу туда смотреть, я не хочу знать, что там у них делается. Это слишком страшно.

Оля смотрела во все глаза на то, что происходит, и чувствовала онемение. Всё тело словно застыло и только чудом дышало.

– Как ты? – обратилась к ней ведущая.

– Честно? В шоке!

– Да, это способно ввергнуть в шок. Очень часто к шизофрении приводят семейные истории, где были убийцы и жертвы. Как правило, в одном поколении был кто-то один, в другом – другой. И психика при наследовании этих сценариев как бы расщепляется. Для здоровых частей личности – это жутко – носить в себе генетическую помять о смертях и убийствах, и они как бы капсулируют, вытесняют это. Но бывает и так, что это каким-то образом в следующих поколениях всплывает. И шизофрения – расщепление, по сути, – это способ «не быть тем самым убийцей, насильником, жертвой». Что ты теперь чувствуешь по отношению к отцу, Оль?

– Мне его очень жаль. Я понимаю, что он ни в чём не виноват, и вижу, какой груз он нёс, сколько выдерживал того, что вообще к нему не относится. У меня ощущение, словно отец стал буфером между мной и вот этим всем, что за ним. Как будто он «держит» это всё, чтобы оно не свалилось на меня… – слёзы потекли по её глазам. Она смотрела на заместителя, а видела лицо своего папы. Таким, каким она его запомнила: достаточно молодым, всегда сосредоточенным и серьёзным.

Глава 7

Когда Коля родился, его мама уже знала, что с отцом ребёнка жить не будет. Год потерпела, помытарилась, потом послала мужа подальше, а Колю отправила к родственникам в Белоруссию. Выжить с младенцем без денег невозможно, а заработать с малышом на руках – тоже.

Так с самого детства он видел маму два раза в год – на майские праздники и осенью, когда у неё был недолгий отпуск. Каждая встреча была праздником: мама привозила сладости, которые ему никогда не доставались в другие дни из-за кучи двоюродных братьев. В такие моменты он запихивал в рот сразу столько, сколько влезало, а мама смеялась, ласково потрёпывая его за ушами.

Он никогда не спрашивал, когда она его заберёт к себе, потому что боялся, что тогда она вообще перестанет к нему приезжать. Тётка Нюра постоянно повторяла: «Взрослые не любят детей, которые задают вопросы». Все обёртки от съеденных конфет он собирал в специальную коробочку из-под чая, которую он нашёл как-то в урне у магазина, когда они с дядьями ездили в город за продуктами. По местным меркам сама коробка была сокровищем. Но для Коли гораздо более ценным было его содержимое. Он перебирал фантики поздними вечерами, когда все дети засыпали. Никому и никогда Коля не показывал своё сокровище. Ему казалось, что это только их с мамой. И никто не имеет права шелестеть этими божественными бумажками и вдыхать остатки сладкого запаха.

Когда пришло время идти в школу, мама всё-таки забрала его в Москву.

Коля смотрел широко распахнутыми глазами в окно поезда и никак не мог поверить, что он будет жить с мамой. Наконец-то!

Барак он увидел издалека. Двухэтажное здание показалось ему дворцом, в котором теперь его мама, царица, и он, царевич, будут править страной.

Однако когда они подошли ближе, он заметил, что из каждого окна доносятся голоса, а если заглянуть, то везде – абсолютно везде! – копошатся люди. Коля крепче сжал руку мамы.

– Вот теперь я живу тут, – сказала мама. – Вон там, – махнула она рукой в сторону зарослей справа от дома, – видишь, такой сарайчик, как у тётки Нюры? Это туалет. Вокруг кусты, поэтому вечером лучше по светлому сходить, чтобы ночью не шарахаться. Сейчас хочешь?

Коля замотал головой.

Они поднялись на второй этаж, прошли по длинному коридору, заставленному тремя печами и тремя умывальниками, и зашли в угловую комнату.

Около окна стояла односпальная кровать. В её изголовье – стул. Слева от входа шкаф, почему-то без дверцы, из которого в беспорядке выглядывали разные тряпки.

– А где я буду спать? – удивился Коля.

– Сейчас, милый.

Мама сняла обувь и полезла под кровать.

– Вот. – Она вытащила серый полосатый матрац. – Стащила из поезда. Сегодня поспишь на нём на полу, а завтра пойдём устраиваться в школу. Вещи свои не раскладывай.

– Почему? – удивился мальчик. – Андрей вон, наоборот, когда в школу ходит, только тетрадки и учебники носит.

– Так Андрей в обычной школе учится, а ты будешь в специальной! Интернат называется. Там дети не только учатся, но и живут всю неделю. А когда я буду между рейсами дома, и если это будут выходные, – буду тебя сюда забирать. Матрац под кроватью будет тебя ждать.

Коля сильно закусил губу и стал часто-часто моргать. Сделал вид, что ему интересно то, что в окне, чтобы мама не заметила покрасневших глаз.

*

Первое время в школе было даже неплохо. Кормили немного, но по три раза в день постоянно. Не то, что у тётки Нюры: там он часто пропускал то обед, то завтрак. Хуже всего было, когда еду братья отбирали в ужин – заснуть было тяжело.

С ним в классе учились такие же потерянные и робкие дети, которые мало говорили.

Мама пообещала прийти за ним через две недели – тогда у неё были выходные между рейсами. Она сказала, что это совсем немного, что он даже не заметит, как время пролетит. Но Коля на каждом уроке считал минуты. Он пока знал счёт только до двадцати, поэтому бесконечно считал и считал, считал и считал. При этом слышал, что говорит учительница, и если та обращалась к мальчику, всегда знал, что ответить.

Коля ковырял ложкой суп, когда казалось, что мама уже не придёт. И тут Ирина Васильевна позвала:

– Коля, собирайся, мама пришла!

Он соскочил с места, бегом отнёс тарелку на приём посуды и полетел в детскую спальню. У двери стояла мама. Такая красивая в своей цветастой юбке и тёмном свитере. Коля летел со всех ног, но перед самой мамой заробел и остановился.

– Привет, мой хороший! – Мама провела рукой по голове, и Коля от удовольствия прикрыл глаза.

– Ну что? Пошли?

– Да! – закричал Коля, но потом, испугавшись, что мама посчитает его слишком громким, закрыл рот ладошкой.

– Бери свой свитерок, надевай ботинки. Я тебя тут жду.

Мама забирала Колю один, редко два раза в месяц. В пятницу после обеда они уходили из интерната и ехали на Красную Площадь. Выйдя со станции метро «Калининская»5 мама покупала Коле газировку. Когда он в первый раз увидел автомат, очень удивился: стакан просто стоял в окошке. В деревне его давно бы своровали. А тут поди ж ты!

Красивый стеклянный стаканчик нужно было сначала сполоснуть. Мама взяла его, надавила прямо стаканом на специальную круглую площадку, и снизу как по волшебству забрызгала упругая струйка воды. Вода врезалась в донышко и стекала по стенкам. Потом мама перевернула стакан и поставила снова в окошко. Достала из кошелька трёхкопеечную монетку и опустила в щель автомата. Нажала на кнопку «Сироп апельсиновый». Автомат покряхтел, как старик, «хрррррр-хрррррр», и в стакан налилась почти до верху светло-жёлтая жидкость с пузырьками.

Коля смотрел на это чудо во все глаза. А мама кивнула:

– Бери!

Мальчик осторожно взял стакан и поднёс его к лицу. Пузырьки лопались, и до кожи долетали приятно-прохладные даже не капельки, а отголоски капелек. Коля зажмурился и вдохнул запах. Пахло невероятно вкусно: чем-то фруктово-сладким. Он осторожно, не открывая глаз, пригубил напиток. Рот наполнился взрывающимися пузырьками, от которых щекотало в носу. Мама смотрела на Колю и улыбалась.

Потом они гуляли по Александровскому саду, наблюдали за сменой караула у Могилы Неизвестного Солдата, поворачивали на Красную Площадь.

К вечеру, когда возвращались в барак, на кухне собиралась компания маминых соседей. Они громко смеялись, грубо шутили и пили водку. Мама отправляла Колю в комнату и сидела с соседями так долго, что мальчик часто засыпал, ожидая её.

Иногда она вваливалась в комнату с дядей Толиком, и в темноте спотыкалась о матрас с Колей.

– Тьфу ты! Колька! Я про тебя и забыла. А ну брысь! Посиди за дверью, пока тебя не позову.

Обычно Коля так и засыпал в коридоре, пока утром его не тормошила мама и извиняющимся тоном не звала есть кашу в общую кухню.

Когда Коля перешёл в пятый класс, учителей стало много. И если Ирина Васильевна не придавала значения отсутствующему взгляду мальчика, зная, что он быстро соображает и всегда готов к ответу, то Наталья Михайловна невзлюбила его сразу.

Она придиралась ко всем мелочам: за лишнюю палочку в букве «т» снижала оценку на балл. По литературе, если был задан пересказ произведения, Коля должен был его не пересказывать, а знать наизусть.

Если раньше встречи с мамой он ждал с нетерпением, то сейчас он жил от встречи к встрече.

Как-то Коля засмотрелся в окно и не услышал вопроса Натальи Михайловны, которая ходила между рядами. Она как будто ждала этого повода. Подкралась намеренно тихо сзади.

– Ах ты маленький мерзавец! – с размаху ударила его указкой по спине.

Боль выдернула Колю из его грёз. Он не успел сообразить, что происходит – тело среагировало само, как у тётки в Белоруссии, когда двоюродные братья пытались зажать его и поколотить – в нём просыпался зверёныш.

Он схватил чернильницу и с разворота швырнул её в сторону, откуда прилетел удар. Чернильница попала в лоб учительницы, и тушь вперемешку с кровью залила её лицо, белую блузку и дальше по гладкой синтетической юбке стекала на пол уже небольшими капельками…

Сколько бы «магарычей» мама Коли не носила учителю, директору и даже заведующему больницей – Колю поставили на учёт в психдиспансер.

Маме казалось, что на судьбе её сына поставлен крест: ни нормальной работы, ни жены, ни детей.

Если до этого её внимание было поглощено выживанием и выцарапыванием жилплощади в большом городе, а Коля, скорее, своим наличием вносил вклад в чувство, что она живёт как все, по плану: техникум, ребёнок, барак, работа. То сейчас «ребёнок, стоящий на учёте в психушке», как будто откидывал не неё тень неполноценности.

– Я тебя в Москву для чего привезла?! Чтобы ты тут не пойми чего творил?! Мать позорил?! – орала она на него после медкомиссии. – Ты знаешь, чего мне стоило устроить тебя в интернат?! И чем? Чем ты мне отплатил?! Пытался убить учительницу, которая тебе не понравилась?!

– Мама, – всхлипывал Коля. – Я не хотел её убивать. Она меня ударила и…

– Не смей мне врать!

Вафельное полотенце больно хлестануло мальчика по голове.

– Советский педагог никогда и пальцем не тронет ребёнка! На это имеют право только родители!

– Мама, мамочка… – Коля подвывал, обхватив колени.

«Пожалуйста, только не бросай меня! Бей, но не бросай…» – молился он про себя.

– Ты маленький ублюдок! Такой же гнилой, как твой папаша! – Полотенце продолжало хлестать по спине.

Коля ещё больше втянул голову в колени. Он не сопротивлялся. В какой-то момент он начал представлять, что ничего не чувствует. Вспоминал, как они с мамой гуляли по Красной площади и ели мороженое. И убеждал себя, что сейчас он там, вместе со своей доброй и такой красивой мамой…

До конца учебного года мама не появлялась в интернате вообще. Звонила директору и говорила, что её перевели на дальневосточный поезд. В Москве бывает раз в месяц и не попадает на выходные. Один отсыпной – и в обратную дорогу на Дальний Восток.

После медкомиссии Коля ходил два раза в месяц на приём к психиатру. Это был здоровый молодой дядька в очках с роговой оправой и с небольшой лысиной ото лба. Он спрашивал, как у Коли дела в интернате, нравится ли новая классная, к которой его перевели, и с кем он дружит.

Коля не дружил ни с кем. Потому что когда началось разбирательство по тому случаю, ни один из детей не рассказал, как было на самом деле. Коле не верили, а верили Наталье Михайловне, которая срывающимся в слёзы голосом убеждала комиссию, что «этот чудесный мальчик, который всегда так хорошо себя показывал на уроках, вдруг ни с того ни с сего вскочил, схватил чернильницу и бросил мне в голову».

Конечно, дети в интернате были зашуганные и в большинстве вообще боялись подавать голос. Но даже Вовка! Вовка, с которым он делился своими котлетами и единственному показал свою сокровищницу… Тоже промолчал. Он, как и все кивал, когда инспектор задавала вопросы, всё ли было так, как рассказывает учительница, и мотал головой на вопрос: «Есть ли что добавить?»

С того момента Коля ни слова не проронил Вове.

В новом классе Коля решил ни с кем не общаться – слишком сильно его задело поведение бывшего лучшего друга.

На робкие попытки новых одноклассников познакомиться он отвечал сухо, односложно, чтобы они скорее от него отстали. Что они и сделали, закрепив между собой за Колей кличку «псих».

Глава 8

Когда Оля забеременела, она почувствовала огромное облегчение. Ей казалось, что вот теперь она наконец-таки становится полноценным человеком. Что все её страхи, что с ней что-то не так, рассыпаются под видимыми результатами её жизни: любимый, любящий муж и ребёночек.

На шестой неделе Оля зашла в туалет и побелела от страха: на белье она увидела кровь. Живот не болел, не тянул. Но от вида небольшого количества крови закружилась голова. Она вышла и легла на кровать. Тело начало дрожать, мысли в панике не могли сосредоточиться на чём-то одном. Какие-то недоформулированные слова, рваные эмоции тревоги, ужаса, облегчения. Она положила руку на живот:

– Малыш. Любимый мой. Держись. Пожалуйста. Я тебя очень люблю. Мамочка здесь. Мама рядом. Только останься со мной. Я буду любить тебя изо всех сил…

В этом бормотании Ольга впала в странное состояние между явью и сном. Продолжая попытки мысленно связаться с малышом, она вдруг почувствовала сильную ненависть, желание, чтобы ребёнка не было. Рука замерла на животе. Сознание Ольги выдернуло её из этого состояния. Захотелось спрятаться.

«Как так? Откуда эта ненависть? Этого не может быть! Это самый желанный ребёнок на свете!» – не могла понять Ольга.

Она села на кровати и постаралась нагнуться как можно ближе к животу:

– Родной мой, любимый малыш! Я бесконечно тебя люблю! Мы с папой тебя очень ждём! Слышишь! Держись!

Олю чуть отпустило, и она сразу записалась на приём к врачу.

Врач – милая, доброжелательная женщина – успокоила её, прописав таблетки.

– Такое бывает, ничего страшного. Попьёте недельку лекарство, кровомазание должно прекратиться. Потом – на контрольный приём.

Оля более-менее успокоилась – она понимала, что на ребёнка во многом влияет её состояние и за ним нужно следить в первую очередь. Весь день старалась направлять внимание на доброе и светлое – читала книги про материнство. Когда Саша пришёл с работы – посмотрели чудесный трогательный фильм про детей. Легли спать.

И когда Саша уснул, а Оля была уже на грани, в неё вновь прорвалось чувство дикой ненависти к ребёнку, желание, чтобы его не стало. Она вскочила с кровати. На лбу выступили капельки холодного пота. Во рту пересохло. Сердце бешено колотилось.

Чтобы как-то себя успокоить, Оля пошла на кухню и выпила воды. Умылась. Дыхание и сердцебиение восстановились. Приложила руку к животу, прислушалась. Ничего.

– Эй, малыш, ты слышишь? Я тебя люблю! Всё будет хорошо. Вот увидишь! Я найду способ с этим справиться.

Она вышла на балкон. Вдохнула приятный прохладный воздух. Он прокатился внутри освежающей волной. Посмотрела на небо, и взгляд зацепился за звезду.

«Прошу тебя, кто бы ты ни был там наверху. Помоги мне и моему ребёночку…»

Оле показалось, что после этого мысленного обращения звезда моргнула.

Она зашла обратно в кухню и поняла, кого может спросить о том, что происходит. Посмотрела на часы – 23:18.

«Поздно, конечно, писать. Наверное, неприлично», – подумала она, но всё-таки решила проверить: а вдруг не спит?

В мессенджере под именем «Катя» – психолога и ведущей расстановок, у которой она была, – светились буковки online.

«Привет! Прости, что поздно. Надеюсь, не сильно тебя побеспокоила. Я жду ребёнка. Беременность желанная. Но меня вдруг накрыло какой-то невероятной ненавистью, словно я не хочу ребёнка. Но я хочу! Очень! Ощущение, будто это не мои мысли. Хотела спросить: ты с таким сталкивалась?»

Катин ответ пришёл через минуту.

«Привет, Оля. Да, бывает такое. Скорее всего, всплыла какая-то родовая история. Когда женщина беременеет, она становится более восприимчивой. В том числе может подниматься память из рода. Какие-то истории, особенно связанные с детьми. Есть одно упражнение, которое может помочь. Возьми лист бумаги, сядь и напиши сверху вопрос: «Кому это принадлежит?» Потом пересядь на другое место, прикрой глаза, представив, что ты та или тот, кто на самом деле испытывал это состояние, возьми ручку и пиши всё, что придёт. Так можно получить ответ».

«Спасибо огромное, Катя! Очень успокоила».

Оля убрала телефон и почувствовала, что очень устала. Решила отложить упражнение до утра. Вернулась в кровать и когда легла на подушку, закрывая глаза, мысленно спросила в никуда: «Кому это принадлежит?»

Во сне она увидела девушку. Совсем юную. Похожую на героиню исторического фильма. Она стояла посреди тёмной комнаты со старинным убранством: массивным деревянным столом с вышитой скатертью из полотна, деревянными лавками, горящими свечами.

Рядом с ней кто-то был, но Оля не разобрала кто. Только расслышала, как девушка в отчаянии закричала: «Меня изнасиловал молодой граф. Моё тело! Я ненавижу его теперь! Я ненавижу этого ублюдка внутри».

Бедняжка разрыдалась. Человек обнял её. А она зло прошептала сквозь слёзы: «Я хочу, чтобы он умер! Чтобы они оба умерли!»

Оля проснулась и долго сидела, обхватив колени.

«Господи, неужели эта девочка – мой предок? Как же ей досталось… Как жаль её… Даже представить не могу, что ей пришлось пережить…»

Оля прислушалась к себе. Теперь она ощущала полное спокойствие в отношении своего малыша. Она поняла, что на самом деле это не она испытывала ярость и ненависть по к ребёнку. С того дня кровомазание прекратилось, и Оля спокойно выносила и родила прекрасную девочку.

Глава 9

Варя спала только на руках. Стоило лишь положить её на кровать – маленький ротик открывался и извергал нечеловеческий ор.

К концу третьего месяца Оля смирилась с тем, что не испытывает любви к дочке. Она так ждала её появления, так мечтала о всех этих мимишных восторгах, как будет на неё бесконечно смотреть и любоваться, тая от нежности и любви.

Три месяца, где каждый день как в тумане. Тело живёт в режиме автопилота. Не всегда понятно: сейчас утро или вечер – хронический недосып стирает остроту восприятия времени суток.

И вот в этом тумане в Олино сознание пробивается голос. Нет, не голос – крик!

Стой! Сейчас же остановись!

Она рефлекторно замирает.

Держи ребёнка! Медленно! Очень медленно спускайся назад.

Женщина делает это на автомате. И тут на неё накатывает ужас! Она осознаёт, что спускается с подоконника с Варей на руках.

Какое-то время стоит в онемении и смотрит на дочь. Малышка ещё спит, забавно причмокивая во сне. Оля кладёт её на кровать, и ребёнок на удивление продолжает спать. Мать ложится рядом и берёт подушку. Вжимает в неё своё лицо и начинает беззвучно кричать.

*

После этого случая Ольга тщательно следила за тем, чтобы не подходить близко к окну, пока мужа нет дома.

Вечером Саша, наспех перекусив, брал Варюшу и веселился с ней на покрывале. Оля никак не могла понять, как это ему удаётся? Он что-то рассказывал малышке, щекотал её, делал «козу». Дочка заливалась смехом и почти никогда не плакала с ним. А Ольге тоже так хотелось немножко тепла и ласки… Хотя нет, не немножко: внутри она ощущала бездну холода и тоски.

– Саш, – с отголоском надежды позвала она мужа.

– Что? – милый, улюлюкающий голос сменился на чуть раздражённый.

Ольга почувствовала, как слёзы подкатили к горлу. Ничего не сказав, она убежала плакать в ванную.