Искать ДНК. Эндшпиль

В столице было пыльно и шумно. Воздух над изнывающими в пробках машинами дрожал от скопившихся выхлопных газов, пешеходы с натянутыми на головы капюшонами, согнувшись от холодного ветра, гнавшего по дорожкам скрюченные сухие листья, торопились по своим делам.

Дата-центр показался через час. Среди бетонных дорожек и площадок, кое-где разбавленных кустарниками, было разбросано несколько невысоких строений, уходящих под землю на неизвестное количество этажей. Там хранились базы ДНК всех жителей России.

В декабре 2028 года Госдума РФ ратифицировала международный договор о вживлении чипов личности, основанных на ДНК, гражданам России. Изначально планировалось закончить чипирование до декабря текущего, 2030 года, но сейчас шел еще только сентябрь, а по отчетам глав регионов чипы были внедрены каждому жителю. Досрочно. То есть население уже гордо носило на предплечье отметку с данными, основанными на ДНК: кто ты и твои родители, где жил, где учился, какое имеешь гражданство и по какому адресу зарегистрирован сейчас. Все это было связано с базами данных налоговой, госструктур, пограничных и таможенных служб. Если менялась регистрация или страна проживания – добро пожаловать в МФЦ, заполнить анкету обновления. За нарушение полагался штраф такой величины, что легче сходить и обновиться, чем потом бегать от инспекторов, специально обученных розыску нарушителей. С серверами данных был связан суперкомпьютер с полицейской нейросетью. Туда и направлялся Марк, имея на руках разрешение на его использование для поиска серийных убийц по ДНК.

Оставив харлей на парковке за высоким забором, Марк прошел сначала общую проверку в вестибюле первого здания, где сканер подтвердил его личность по ДНК, а считыватель куар-кода признал служебное удостоверение.

Один сопровождающий провел Марка по дорожке к следующему зданию, где передал другому. У обоих было оружие в кобуре и лейтенантские звездочки на погонах. Марк оказался здесь впервые и немного ошалел от таких строгих мер безопасности, но, поразмышляв, согласился, что это правильно. В бункере под землей хранится информация на каждого гражданина, и если что-то случится, госорганы будут, как слепые котята, тыкаться в старые архивы. Оставалось надеяться, что серверы защищены от взлома хакерами также серьезно.

Несмотря на то, что лист ожидания для доступа к базам данных и компьютеру с полицейской нейросетью был огромным и потребовались старые связи Потапыча, чтобы попасть сюда без очереди, других посетителей Марк не увидел. Лейтенант провел его в комнату без окон на минус первом этаже и велел ждать. Через пять минут на стол перед Марком легла распечатка, выданная компьютером. Там было всего четыре фамилии. Марк задумчиво побарабанил пальцами по столу. Результат оказался… странным. Одна фамилия из списка сразу бросалась в глаза. Ух ты! Старый знакомый. У Марка от ненависти пересохло в горле.

Молча он проделал обратный путь сначала с одним лейтенантом, потом с другим. Выехав за территорию, остановился на ближайшем разрешенном участке и позвонил Потапычу.

– Я возвращаюсь.

–Хоть с пользой съездил? – поинтересовался майор. – Я слышал разные отзывы об этой нейросети, дело новое, кто в восторге, а кто, наоборот, плюется. Спорят до хрипоты.

– Там четверо в списке. И двоих из них уже убили.

Майор помолчал и неуверенно спросил:

– А разве так бывает? Чтобы в одном списке и подозреваемые, и жертвы?

– А кто ж знает? Нейросеть она такая нейросеть. Ни перед кем не отчитывается. Мол, не нравится, не пользуйтесь. И это еще не все. Один из подозреваемых – Олег Никольский.

На том конце послышался протяжный вздох.

– Это который миллионер? Бизнесмен с крутым офисом на Ленинградке у метро Сокол?

– Тот самый. Он после пандемии жил в Швейцарии, управлял делами из-за границы, но полтора года назад вдруг решил вернуться на Родину.

Потапыч опять помолчал.

– Лучше бы я тебе не выбивал разрешение. Как-нибудь потихоньку сами бы разобрались. А теперь есть запрос и ответ в электронном виде, и проверяющие из внутренней службы безопасности такое не пропустят.

– У нас есть законный повод его допросить. Распечатка – официальный документ. Или сделайте вид, что этого разговора не было. Я сам к нему съезжу.

– Вавилов! – зарычал Потапыч. – Опять зарываешься! Я за чужие спины не прятался и не собираюсь! У меня отец в девяностых…

– Это я так нервничаю. – Марк завел мотоцикл, чтобы треск мотора помешал дальнейшему гневному рычанию начальства. – Часа через полтора приеду, сразу явлюсь с докладом.

И нажал «отбой».

***

– Вы кто?

Лампа на лестничной площадке слепила глаза хозяину квартиры и светила в спины стоявших в проеме двери незнакомых мужчин в форме.

– Вот постановление на обыск, прочтите внимательно.

Один из прибывших подал планшет со светящимся экраном. Хозяин, недоумевая, протянул руку, но мужчина схватил его за кисть и резко дернул на себя. Лицо обожгла жгучая боль, затем наступило облегчение от того, что к глазам и щекам приложили влажную прохладную тряпку, хозяин глубоко вдохнул и отключился.

Снова он очнулся, лежа в комнате на столе. Руки его были связаны и крепились к чему-то за головой, ногами невозможно было пошевелить от боли, как будто в колени вбили гвозди. Рубашка, новая, одетая по случаю предстоящей встречи, превратилась в клочки на животе. Брюки ощущались только на бедрах.

– Что вам нужно? – прошепелявил хозяин и потрогал языком опухшую губу. Из носа на щеку текла кровь, попадая в уголок рта, он чувствовал ее теплый солоноватый вкус. Глазами, полными ужаса, он следил за движущимися по комнате молчаливыми тенями.

– О, гляди, как подготовился: в холодильнике коньяк, лимон, бутерброды с икрой. А я как раз жрать хочу.

– Почему нет? Все равно пропадет.

Хозяин попытался незаметно сдвинуться с места. «Если это грабители, – подумал он, – то почему не рыщут по квартире, и зачем было рвать на мне одежду? А если хотят меня убить, – но за что, за что? – тогда почему не расправились сразу?

Он подвинулся еще на пару сантиметров и понял, что это все, на что способен. Вспомнив, как глупо попался в грамотно расставленную ловушку, как надеялся на встречу, хозяин вдруг забился от обиды, завыл и начал дергаться, пытаясь оборвать веревки. Но получил еще один удар по голове.

Умирая, он успел услышать:

– Ты убил его! А если ничего не получится…

***

Из окна кабинета Марк смотрел на улицу. Ждал, когда начальство наконец решит все вопросы по объединенной группе для расследования двух убийств. Потапыч приказал не расходиться, и народ слонялся по кабинетам. Сам Марк уже пару раз постоял в курилке с Вадимом: решали, какие будут обязанности и права, если главным в группе поставят Марка, и наоборот. Еще подбили итоги из версий и улик. Никольского Вадим отдал Марку в разработку без споров. Он, как и Потапыч, ничего, кроме неприятностей, от такого подозреваемого не ожидал.

Внизу за забором по аллее, усыпанной желто-красными листьями, шли парами первоклашки и две молоденькие девушки – видимо, учительницы. Школьники шагали важно, под куртками у мальчиков синели одинаковые пиджачки с брюками, а у девочек – юбочки. Интересно, в старших классах тоже носят форму? Марк не носил. Джинсы, свитер и кроссовки – вот и все, что он мог себе позволить.

Мама долго болела, все деньги в семье уходили на лекарства, и подрабатывать было некогда, все свободное время Марк находился рядом с мамой. Врачи пожимали плечами: такое заболевание таблетками не вылечить, готовьтесь. Отец сразу смирился и стал реже бывать дома по вечерам. А Марк, наоборот, перерыв все похожие случаи в интернете, нашел экспериментальную клинику в Омске, где делали операции по маминому заболеванию. Все прогнозы были очень зыбкими, а процент выздоровлений невысоким. И сама клиника имела частную лицензию, а это значило, что ни один фонд не даст денег на лечение. Но это была надежда.

Марк трясся в общем вагоне от Москвы до Омска двое суток, почти не спал, ел в основном сникерсы, которые покупал в киосках на станциях: ореховая начинка давала чувство сытости. Да и денег ни на что больше не осталось, только на обратную дорогу. В Омске на перроне он неожиданно попал в окружение цыганок. Они цокали, смеялись, приставали, чтобы позолотил ручку, обещали богатство молодому красавцу. Потом одна, постарше, вдруг посмотрела Марку в глаза и скомандовала подругам, чтобы отстали, а вслед крикнула, что мать поправится, только унижаться придется долго, а еще он потеряет близкого человека – такая будет плата.

В клинике его принял молодой профессор. Прочитал анализы, сказал, что ничего не гарантирует, и написал на листке цифру, от которой у Марка затряслись руки. Столько денег, даже если продать их двушку в панельном старом доме без лифта, не наберется. Да и где потом жить? Профессор подумал и приписал еще одну цифру, добавив, что столько нужно для реабилитации. А еще питание, витамины и покой. Увидев отчаянные глаза Марка, профессор извинился и сказал, что пока другой суммы быть не может, вот лет через пять…

Дома Марк застал только мать. Она слабо улыбнулась сыну и сообщила, что отца не было весь день. Не пришел он и к ночи, и на следующий день тоже. Марк побежал на проходную завода, он знал, во сколько отец уходит с работы. Лучше бы не бегал. С этого момента Марк навсегда запретил себе думать об этом человеке.

Пришел сентябрь, такой же, как сейчас, золотисто-желтый, с пронзительным холодным ветром. Марк часто прогуливал школу, подрабатывал в магазинах грузчиком, а по выходным курьером. На питание и лекарства хватало, но мама угасала, и Марк уже начал думать о том, чтобы подать объявление о продаже квартиры и посмотреть, сколько дадут денег. Но тут сосед-инвалид, дед Саня, когда-то давно воевавший в Афгане, показал Марку заметку в интернете, где описывался новый проект известного городского бизнесмена. Тот собирался строить огромный торговый центр рядом с городом. Дед Саня предложил посидеть с матерью, а Марку посоветовал сходить попросить денег на операцию у бизнесмена. Мало ли, может, тот и расщедрится.

Марк не побежал сразу просить. Сначала узнал подробности жизни и предпринимательской деятельности, расспросил работающих у бизнесмена сотрудников, что это за человек. Сведения не утешали. Но выхода не было, через неделю Марк пришел к нему в офис и предложил предпринимателю единственное, что у него оставалось, – себя. В вечное пользование: любая черная работа на любой срок, без зарплаты. А когда униженный и осмеянный возвращался домой, неожиданно вспомнил предсказание омской цыганки. Из обещанного сбылось только про унижение и про потерю близкого.

В тот сентябрь Марк встретил свою первую любовь. Как будто судьба кинула ему, дошедшему до края, подачку. Девчонка была школьной красавицей и круглой отличницей. Почему она выбрала Марка, он до сих пор не понимал. Нищий, болезненно худой, озлобленный. Но что-то, видно, зацепило ее, и Марк просто провалился, как в пропасть, в чувство обожания. И все волшебным образом стало устраиваться. Нашлись деньги, маму прооперировали, она стала поправляться. И когда казалось, что счастья вокруг так много, и появилась робкая надежда, что так теперь будет всегда, девушка исчезла. Уехала, не предупредив, ничего не написав и не передав с подругами. Словно и не было этих трех осенних месяцев, с листопадами, дождями и мокрым снегом, с признанием в любви и с задыхающимися от нежности первыми поцелуями.

Марк снова оказался в трясине отчаяния, из которой не мог, да и не хотел выбираться. Спасли мама и сосед дед Саня. Мама настояла, чтобы сын окончил школу, потому что надеяться им двоим было не на кого. А дед Саня через своих ветеранов помог Марку поступить в Академию МВД. «Будешь всегда при зарплате и государственных льготах, у МВД есть выгодная ипотека, – так сказал дед Саня. – Главное не кем ты будешь на этой службе, а каким».

– Вавилов, Никонов, зайдите!

Потапыч объявил, что руководителем специальной группы назначает капитана Никонова, а помощником – капитана Вавилова.

– Группа также укомплектовывается специалистом из отдела информационных технологий, экспертом из ЭКО, который без очереди будет работать с поступающими запросами, а из розыска и оперативного отделов сами наберете.

Через час две машины выехали по адресам подозреваемых, полученным от нейросети.

Марк представлял себе встречу с Никольским и ничего, кроме ненависти, не испытывал. Никольский и был тем самым бизнесменом, перед которым унижался Марк, когда просил деньги на операцию для матери.

К пятиэтажному современному офису группа подъехала до окончания рабочего дня, но из-за плотных низких облаков казалось, что уже поздний вечер. Сопровождаемые охраной, Марк и оперативники быстро поднялись на служебном лифте и зашли в просторный кабинет с панорамными окнами.

Олег Никольский сидел за столом, откинувшись в кожаном кресле, и не встал при приближении Марка. Двое оперативников заняли пост у дверей в коридоре, двое у окон, один напротив стола, рядом с Марком. Все были вооружены.

– Как все серьезно! – криво улыбнулся Никольский. – Можно увидеть документы, на основании которых вы врываетесь в мой офис? И пусть ваши псы пропустят адвокатов. Они вот-вот зайдут сюда. Без них я разговаривать не буду.

И Никольский замолчал, отвернувшись к окну.

Марк сделал знак сослуживцам, те открыли дверь и пропустили мимо себя двух одетых в темно-серые костюмы юристов. Не только их костюмы были одинаковы, но и выражения лиц: неприступно-презрительные. Адвокаты подошли к начальнику и встали с двух сторон от его кресла.

Только после этого Никольский взял в руки пластиковый лист с распечаткой полицейского компьютера. Читая, он все выше поднимал брови, потом передал лист одному из юристов.

– Собственно, помощь адвокатов мне не понадобится, капитан. На оба числа, когда были совершены убийства, у меня есть абсолютное алиби.

Марк все время наблюдал за Никольским, пока тот изучал документ, гадая, узнал ли бизнесмен школьника-попрошайку? Не узнал. Мало ли, сколько народу приходило к нему клянчить деньги. А постарел-то как. Под глазами набрякли мешки, взгляд не такой дерзкий, скорее, устало-злой. Сколько лет прошло? Пятнадцать? Или около того. Видно, и в Швейцарии нелегко пришлось. Богатство – оно такое. Требует сил и здоровья.

– Кроме того, сведения в распечатке, вероятно, ошибочны, – вступил в разговор один из темно-серых костюмов. – В одном списке и жертвы, и предполагаемые преступники? А кто есть кто? Такие неоднозначные выводы можно оспорить в суде.

– Разберемся. Проверим алиби, – начал Марк, но договорить не успел, раздался звонок служебного смартфона. Вызов был от Вадима. – Извините, нужно ответить. Но мы продолжим.

Он вышел в коридор.

– Что?

– Труп. Такой же выпотрошенный. Из различий с прошлыми делами: покопались в холодильнике, пролили на пол коньяк, но бутылки нет, наверное, унесли с собой. Без отпечатков.

– Свидетели?

– А как же, есть. Только порадовать нечем. Приезжал служебный фургон с надписью: «Следственный комитет». Вышли трое в полицейской форме, зашли в подъезд. Несли вместительные сумки. Это все. Парочка в кустах обжималась, дальше смотреть не стали. Больше никто ничего не видел. Перед приездом машины заморосил дождь, и бабки у подъезда по домам разошлись. А у тебя?

– А у меня алиби. Похоже, настоящее. Никольский ведет себя смело, сказал, что ему и юристы не понадобятся. А что говорит эксперт? Примерное время убийства?

– Вчера вечером. Точнее скажет после детального обследования.

– Ну, может, хоть на это убийство у Никольского нет алиби? Пойду спрошу.

Алиби было.

– Я только сегодня утром покинул клинику, где проходил очередное обследование. Мои адвокаты предоставят заверенные нотариусом показания и из клиники, и из филиала моей фирмы в Питере, где я находился во время второго убийства, а во время первого был на вечеринке, там меня видели человек сорок. Это вы уже сами проверяйте. Но попрошу не предавать огласке причину ваших опросов. Репутация, знаете, ли. Не хватает только сплетен.

– А вы сами не боитесь?

Марк мстительно улыбнулся.

Никольский удивленно поднял брови, отчего на лбу обозначились резкие морщины. Адвокаты переглянулись.

– Если нейросеть выдала все-таки список жертв, а не подозреваемых, и там было всего четыре фамилии, из которых трое на данный момент убиты, значит, вы – следующий. Странно, что это не пришло в голову вам или вашим юристам.

Марк выложил на стол снимки убитых и усмехнулся, видя, как бледнеет надменное лицо.

– Примерно так вы будете выглядеть после смерти.

Глава 3. Никольский

Олег смотрел на разбросанные по столу снимки жертв из рокового списка, нарочно оставленные настырным капитаном, и растирал пальцами грудь. Сердце тревожно ныло, не давая забыть визит полиции.

– Можете идти. – Он повернулся к юристам и скользящим движением отправил снимки по столу в их сторону. – Это уничтожьте. Вызовите ко мне службу безопасности. И пусть приведут Лануревича.

Когда юристы ушли, Олег открыл ящик стола, достал таблетки, которые ему прописали в клинике, и выпил сразу две. Некогда болеть. Нужно еще разобраться с ограблением счета в филиале.

Лануревич оказался невысоким, начинающим полнеть и лысеть мужчиной с влажными собачьими глазами. Олег до этого момента видел его на онлайн-совещаниях директоров и главных бухгалтеров филиалов и запомнил только эти глаза, как у собаки с висячими ушами и всегда виноватой мордой. Плачущей и одновременно хитрой. Так и смотрел сейчас ограбленный бухгалтер на Олега, с силой сжимая в одной руке какой-то предмет, а вторую вытирая о брюки, на которых оставались влажные полосы. Талисман, что ли? Олег брезгливо усмехнулся.

– Рассказывайте.

Лануревич сглотнул и немного отодвинулся от двух сопровождавших – шкафообразных молодых людей, у которых на спине и груди под униформой службы безопасности бугрились солидные мышцы.

– Я познакомился с девушкой, – чуть дрожащим голосом начал Лануревич.

– С этой?

Олег развернул стоящий в рамке на столе снимок: он с братом на фоне двухэтажного особняка, а между ними насмешливо улыбается девушка-подросток, подстриженная под очень короткое каре.

Лануревич сделал шаг к столу, но его тотчас остановил один из шкафообразных: просто протянул руку со сжатым кулаком, словно шлагбаумом перегородив путь.

Лануревич близоруко сощурил глаза и протянул неуверенно:

– Вроде бы она… Только возраст около тридцати. И волосы длиннее.

Олег сжал губы в тонкую линию.

– Продолжайте.

– У нас все начиналось… волшебно. Я думал, что она мной по-настоящему интересуется, даже не подозревал, что…

– Вас же предупреждали. – Олег несколько раз вдохнул и выдохнул, унимая гневное сердцебиение.

– Но она совсем не похожа на…

– Воровку?

– И в корпоративной рассылке было другое описание: блондинка, голубые глаза, – защищаясь, Лануревич снова хотел приблизиться к столу и даже попытался толкнуть грудью «шлагбаум», который так и преграждал ему дорогу. «Шлагбаум» не сдвинулся ни на сантиметр, и Лануревич быстро взглянул на Олега, оценивая, не даст ли тот команду убраться телохранителю, но Никольский смотрел в окно, и Лануревич, потеребив фигурку шахматного коня, которую продолжал держать в руке, трусовато отступил назад.

– Почему у вас в домашнем сейфе оказались служебные документы?

– Я брал работу на дом. Не успел до выходных закончить квартальный отчет, – заторопился Лануревич. Да, нарушение, но незначительное, многие бухгалтера так делают. Он даже взбодрился, но тотчас сник, вспомнив, что произошло. Ах, какая стерва! Но как хороша!

Провинившийся бухгалтер вдруг почувствовал, как в паху зарождается сопротивление. Как бы сам этот начальник среагировал, если бы к нему подсела в баре такая сексапильная красотка? И с ужасом услышал сверху за спиной насмешливое «кхм», отчего «сопротивление» увеличилось в размерах еще больше.

– Как вы собираетесь погасить растрату?

Лануревич дрогнул. Этого вопроса он боялся больше всего. Полтора миллиона, которые исчезли со счета филиала, были небольшой, даже крошечной суммой для всего холдинга Олега Никольского, но не для Лануревича. На его личном счете, спрятанном от налоговой так, как умеют только бухгалтеры, лежало как раз полтора миллиона. И весь вчерашний день Лануревич размышлял, совпадение ли это.

– Отработаю?

– Вы собираетесь продолжать деятельность в холдинге после того, как слили воровке корпоративный счет и допуск к нему вместе с паролем?

Над головой Лануревича снова раздалось насмешливое «кхм». А сам Никольский продолжал смотреть в окно, будто ему противно было видеть подчиненного.

– Я думал восстановить… И я уже почти закончил квартальный отчет…

– Вы уволены вчерашним числом. Вас не примут на работу в другие престижные фирмы. Они запросят рекомендации, а я ничего скрывать не стану. Если бы вы добровольно отдали деньги, покрыли недостачу, тогда могли бы надеяться на приличный отзыв. Но вы отказались. Значит, так тому и быть. Служба безопасности вас проводит к выходу. Прямо из этого кабинета.

– Но где я возьму?!

– А ваш личный счет? Там как раз такая сумма. И с тех пор, как я узнал об ограблении, думаю, как это так совпало? Меня ограбили на полтора миллиона, а у вас на счету появились полтора миллиона. Странно.

– У меня не появились! Они там уже лежали, когда…

Никольский отвернулся от окна, взглянул в упор на Лануревича, и тот понял, что попал в ловушку, но было поздно.

Никольский сделал знак телохранителям, те подхватили оглушенного страшным предчувствием касательно судьбы своих сбережений Лануревича и поволокли его в коридор.

– У нее еще татуировка была! – выкрикнул он, пытаясь развернуться. – Вокруг запястья цепочка, а над ней выбито: «Я помню, а ты пожалеешь»!

Последнее слово булькнуло уже за дверью, наступила тишина.

В кабинет бесшумно проскользнул начальник службы безопасности. В глаза его называли Феликс, но за спиной не иначе, как Сараб2. Откуда появилось такое экзотическое прозвище, Олег не знал, но был с ним согласен. С пепельными, кое-где седыми, зализанными назад волосами, стальными цепкими глазами, в черном твидовом костюме – казалось, Феликс и есть призрак, видение. Даже лицо у него было серое, в сумерках встретишь – испугаешься, как будто тебе навстречу идет крадущимся тихим шагом только костюм, а головы нет.

Феликс подошел к столу Никольского и положил на середину фигурку бронзового коня.

– Унести с собой хотел, – голос Феликса, прошелестевший почти неслышно, и фигурка произвели на Никольского странное впечатление. Он с отвращением посмотрел на коня, который, казалось, в ответ угрожающе сверкнул гранатами, и стряхнул одним движением шахматного скакуна в верхний ящик стола.

– Я и так понял, что это она. И сколько эти грабежи будут продолжаться? С тех пор, как я вернулся из Швейцарии, это уже какой по счету?

– Шестой.

– А я думал, моя служба безопасности в два счета поймает воровку. Неужели мне все-таки придется обращаться в полицию?

Обычно бесстрастное лицо Феликса неуловимо затвердело. Скулы резко выдались вперед, глаза сузились.

– Можете обратиться.

Феликс не мигая смотрел на Олега, ожидая следующей фразы. Оба понимали, что призвать на помощь полицию уже невозможно. Заявлять надо было в самом начале, когда они еще не поняли, кто стоит за ограблениями, но тогда и Олег, и Феликс были уверены, что поймают вора на раз-два. А сейчас признаться на всю Москву, что служба безопасности холдинга Олега Никольского, о которой ходили легенды, вот уже шестой раз получает позорную оплеуху от одного и того же лица… Нет.

– Сами разберемся, – Феликс правильно понял Олега.

В кабинете повисло молчание. Олег смотрел на фото в рамке на столе, Феликс разглядывал пылинки на полу. Затем поднял голову.

– Она выбирает только тех, у кого есть доступ к вашим финансам. Играет на их слабостях. Я бы сказал, виртуозно манипулирует. Для двадцатидевятилетней девицы это какое-то необычное умение.

– Я же не знаю, где она была все эти годы. Но прячется она действительно мастерски. Вы просмотрели камеры видеонаблюдения в баре, где воровка подцепила Лануревича?

– Конечно. Как и в прошлые ограбления, камеры отключались примерно на час. Не все, а только те, в поле видимости которых сидели она и ее будущая жертва. Я уверен, в окружении воровки присутствует высококлассный хакер. Одной ей было не справиться. Опять же, камеры на участке Лануревича, несколько штук, не работали. И фонари на улице тоже. А эти тексты временных тату, похожие на послания? У вас с ней что-то произошло в прошлом? Мне бы пригодилась любая информация.

Олег продолжал молчать.

– «Я помню, а ты пожалеешь», «У мести нет чести», «Двуличие. Притворство. Фальшь», – начал перечислять Феликс, но Олег его перебил: