Грань безумия

Глаза скользят по шее и венам, что выступают на ней. Выше – по волевому подбородку, гладко выбритому лицу, слегка загорелой коже. Ещё выше – бледным губам и прямому носу. Выше… темно-зеленым глазам, цвет которых тут же всплывает в воспоминаниях. И выше – широким темным бровям. Наконец, по светлым волосам, которые небрежно зачесаны назад, открывая высокий лоб.

Я изучаю его лицо, убеждаясь в том, что вижу, после его тело, и мой взгляд натыкается на новые детали. Например, на закатанные рукава рубашки и тату в виде змеи, что находится на левой руке и скрывается под тканью одежды.

Все во мне замирает, кроме глаз, что продолжают блуждать и в конце концов останавливаются на его глазах.

Сердце начинает биться так громко и гулко, что стало пропускать по коже ток, изувечивая нервы.

– Привет, Шоу, – слышу и вижу, как он это говорит, но всё ещё не верю. Кажется, что этот голос… сильно изменившийся голос, принадлежит кому-то другому.

Его глаза также изучают меня, впитывая каждую черту.

Ощущения такие, будто он касается меня.

– Ник, – выдыхаю его имя, как будто это самое страшное ругательство. Или проклятие. Потому что для меня сейчас – это одно и то же.

Хмурюсь ещё сильнее и чувствую дрожь в пальцах, и он тут же это замечает, точно переводя туда глаза и едва склоняя голову.

Он спокойно стоит передо мной сейчас здесь, убрав руки в карманы брюк так, словно мы встретились случайно спустя неделю… а не спустя больше двух лет.

Делаю рваный вдох и медленно выдыхаю, когда Николас перемещает взгляд мне на грудь, там, где осталось пятно от напитка.

– Тебе нужно переодеться, Шоу. Пойдем.

Он кивает в сторону лестницы, ведущую на второй этаж, а после смотрит вновь на меня.

Прикусываю изнутри щеку, когда молча прохожу мимо него, стараясь не задеть плечом, не вдохнуть слишком глубоко его запах, не оглянуться. Иду в сторону, куда он и показал, чувствуя всем телом, что Ник идёт следом..

Я не думаю сейчас ни о чем другом кроме, как о нем.

Кажется, что это просто сон. Слишком нереальный, чтобы быть правдой, и слишком болезненный, чтобы быть сном.

Каждая черта его лица врезалась в память навечно. Он сильно изменился, очень сильно.

Поднимаясь по лестнице, я продолжила чувствовать его взгляд на своей спине, словно клеймо. Каждый шаг стал отдаваться гулким эхом в ушах, заглушая все остальные звуки.

Попыталась унять дрожь, но ничего к чертям не получилось.

Мы прошли мимо охраны, которая расступилась, и оказались в коридоре, где Ник пошел рядом со мной, ведя к третьей слева двери, которую открыл и пропустил в кабинет или что-то такое. Из-за большого стола и несколько кресел с массивным шкафом, я решила, что это именно кабинет.

Как только Николас закрыл дверь, то музыка стала звучать очень приглушенно, её практически неслышно.

Парень обошел меня и прошел к шкафу, когда я продолжила внимательно следить за его действиями.

Он неторопливо открыл самую нижнюю дверцу и вытащил оттуда футболку, чтобы после вновь подойти ко мне и протянуть её.

Я перевела взгляд с футболки на его лицо. И в ту же секунду внутри что-то взорвалось: вся злость, напряжение, обида, страх и бессилие… Размахнулась, чтобы в следующее мгновение дать ему звонкую пощечину.

Его голова даже не дернулась, лишь место от моего удара начало постепенно краснеть.

Сжала кулак, когда он произнес:

– Понимаю. Я заслужил это.

Дыхание оборвалось в очередной раз, когда мне захотелось его ударить во второй раз… или притянуть и обнять. Две половины начали бороться во мне, из-за чего я лишь сильнее задрожала, а после сделала шаг, что разделял нас, и обняла его.

Просто обняла и окончательно убедилась в том, что он реален.

Его руки, что продолжают держать футболку, тут же смыкаются на моей талии.

Слёзы предательски начали подступать к глазам, но я постаралась сдержаться, не желая показывать свою слабость.

Почувствовала, как бьется его сердце, быстро и неровно, словно вторя моему собственному.

– Я думала, что ты умер… – начала быстро произносить всё то, что долго было внутри, – … вернее, сначала так думала. После, что ты заболел… и твой отец увез тебя. Думала, что ты в коме… поэтому и не выходишь на связь, но те подарки… Ты ничего не объяснил. Затем я снова подумала, что ты умер… исчез… – голос обрывается, но я вскоре продолжаю. – Ты просто исчез! Больше двух лет прошло, а от тебя я даже никакого сообщения не получила. Ничего…

Хочу его ударить. Ещё раз.

Моё тело дрожит.

Рука Николаса перемещается с моей талии на затылок, и он начинает гладить меня, как делал это, когда мы были детьми.

Упираюсь лбом ему в грудь и теряюсь в том, что чувствую. Не только облегчение, но и злость вперемешку с обидой. Всё внутри клокочет, будто вулкан на грани извержения.

Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем он нарушает молчание.

– Прости, – шепчет Ник, и у меня внутри всё от этого слова переворачивается.

Отстраняюсь также первой и отступаю на два шага, так как иначе не смогу нормально разговаривать.

– Прости? За что именно, Ник? За то, что не писал? Или за резкий отъезд? Или то, что я увидела тебя сегодня здесь… Случайно. Ты вообще планировал возвращаться?

Эйфория от его возвращения немного поутихла, но поднялась злость.

Я сложила руки на груди, смотря на то, как Николас продолжает… смотреть на меня, всё ещё не отпуская футболку, которую я не спешу принимать.

– За всё, Шоу. Прости за то, что оставил тебя тогда.

Он делает полшага навстречу, когда его слова ранят меня еще сильнее, чем пощечина, которую он получил минуту назад.

Оставил…

Николас вздыхает, его взгляд становится тяжелым.

– Я провел всё это время в частной клинике, – начинает объяснять он. – Ты же помнишь, каким я был в детстве… болезненным. Отец кое-что придумал, когда у меня случился ещё один приступ, только более серьезный, – в детстве у него могло обостриться что-то из болезней, иногда он даже в больницу из-за этого попадал. – Сначала он меня перевез в одно место, но там моё состояние ухудшилось и я даже в кому впал, поэтому и не мог с тобой связаться. После меня перевезли в другое место, где и помогли. Через несколько месяцев я пришел в себя и думал тебе написать, но… боялся, что уже поздно. Ведь столько времени прошло.

– Лучше было бы написать. Незнание всегда пугает страшнее всего остального, Ник.

– Сейчас я уже это понимаю, а тогда – нет, – я всё ещё продолжаю неотрывно следить за ним, всё больше убеждаясь в том, что этот Ник… немного другой от того, который сохранился в моих воспоминаниях. Он даже стоит по-другому… – Лекарство, что мне начали давать, постепенно стало помогать и сначала избавлять от боли, а после и излечивая корни проблем. Я полностью вылечился пару месяцев назад и, как видишь, изменился. – Сглатываю ком, вставший в горле. Слова Николаса звучат правдиво, но от этого не легче. – Хочу, чтобы ты знала правду, Шоу. Чтобы понимала, что я не исчез просто так, без причины. И… я хотел тебя увидеть, прилетел только сегодня. Собирался заехать завтра перед началом учебы…

– Ты возвращаешься в школу?

– Да.

Молчу, обдумывая всю услышанную информацию.

Он никогда прежде не врал мне. И я помню его в тот день, когда видела в последний раз перед его отъездом. Ник был слишком бледным, даже болезненно-бледным, и ушел он посреди урока, практически выбежав из класса. Я тогда вышла за ним через минуту, но в коридоре школы не обнаружила. Он словно… испарился.

– Вылечили от всех болезней? – переспрашиваю у него, цепляясь именно за это. – Как такое возможно, Ник?

– Отец нашел тех, кто создал кое-что особенное. То, что могло помочь и помогло.

Я выдаю медленный кивок, будто это всё объясняет, хотя на самом деле ещё больше думаю об этом.

Возможно, когда ты богат, то тебе открываются иные дороги, не доступные простым смертным.

Воздух кажется мне всё ещё тяжелым, а от атмосферы мурашки так и продолжают блуждать по телу.

Изучаю его лицо, пытаясь найти хоть малейший признак неискренности, но вижу лишь усталость и искреннее раскаяние. Новые черты, проступившие в его облике, делают его более взрослым, более… опасным. Исчезла та мальчишеская угловатость, которую я помнила.

– Что это за лекарство? – вырывается у меня. – Что… оно с тобой сделало?

– Это неважно, Шоу, – спокойно отвечает парень передо мной. – Важно то, что я здесь, и я здоров. И я хочу все исправить. Знаю, что причинил тебе боль, и мне очень жаль. Но я надеюсь, что ты сможешь меня простить.

Он делает еще один шаг навстречу, и я не отступаю. Между нами почти не остается пространства.

Закрываю глаза, пытаясь собрать себя воедино, по кусочкам, прежде чем ответить. Слишком много всего обрушилось на меня за последние несколько минут.

Сначала чувствую легкое, почти невесомое прикосновение к своим волосам, по которым он аккуратно проводит пальцами, будто бы измеряя их длину. Да, раньше я любила короткие волосы, до плеч, чтобы ничего с ними не делать. Папа не обладал навыками плетения кос.

Открываю глаза и смотрю в его.

Сомнения гложут меня изнутри, но вместе с тем во мне теплится надежда. Надежда на то, что теперь всё будет, как раньше. Да, мне нравились те времена… Я не чувствовала себе тогда, как сейчас. Одиноко.

– Переоденешься? – спрашивает он, когда я наконец-то забираю из его рук футболку. – Ванная там.

Рукой Ник указывает на одну единственную дверь у дальней стены, скрытую в темноте, поэтому я обхожу его и захожу в ванную, закрывая за собой дверь.

Взгляд скользит по обстановке, и я только сейчас мысленно задаюсь вопросом, почему на втором этаже более никого нет.

Снимаю мокрый топ и надеваю футболку, которая достает мне до середины бедра.

Думаю о том, чтобы сразу застирать топ, но оставляя эту затею, так как не хочу тратить лишнее время. Перед тем, как выйти то кидаю быстрый взгляд в сторону зеркала, замечая свой новый стиль: волосы мокрые на кончиках, так как ранее я успела их смочить водой, чтобы они не слиплись, и мужская футболка.

Держу в руке топ, когда выхожу из ванной и вижу, что Николас изучает какие-то документы на столе, но сразу же их откладывает в сторону.

– Этот клуб принадлежит твоему отцу?

– Да.

Стоило и догадаться.

Между нами снова возникает непродолжительная и даже какая-то неловкая тишина. Я не знаю, как себя с ним вести… даже не знаю, что и сказать. У меня за два года почти ничего и не изменилось, а у Николаса, кажется, совсем другая жизнь. Сейчас, глядя на него, я теперь отчетливо вижу перед собой не просто мальчишку, с которым мы вместе лазили по деревьям, смеялись и дурачились, а вижу действительно наследника своего отца. Всё в нем буквально кричит об этом, начиная со стиля одежды, того места, где он находится, как ведет себя и даже как просто смотрит.

И я. Которая даже выглядит нелепо, в этой футболке и джинсах.

В голове роятся тысячи мыслей, но ни одна из них не складывается в связную фразу.

Взгляд случайно касается часов, что висят на стене, и я вспоминаю.

– Мне нужно уже домой, – произношу я. – Обещала папе вернуться до полуночи.

– Я отвезу тебя.

– Не стоит, я приехала сюда с Мэди и…

Осекаюсь, когда думаю о девушке и о том, что просто развернулась и ушла, оставив ее там. А ещё Джеймс.

Вот чёрт.

– Если она ещё здесь, то заберем и её. Я отвезу вас, – предлагает Ник, и эта идея мне нравится, поэтому соглашаюсь.

Мы выходим отсюда, чтобы направиться обратно в сторону лестницы, и я думаю о Джеймсе, о том, что получилось не очень красиво.

Если увижу его сейчас, то извинюсь. Думаю, это будет правильно.

Когда спускаемся уже по ступенькам, то Ник идет буквально в шаге от меня. Кажется, что если я резко остановлюсь, то он врежется в меня, но проверять не буду.

Пытаюсь в толпе отыскать темную макушку Мэди, но это практически нереально. Думаю о том, что, возможно, она и не захочет сейчас уезжать, но не спросить не могу.

– Она там, – Ник останавливается рядом, указывая в определенную сторону.

– Откуда ты знаешь?

– Попросил найти её по камерам.

Николас пошел в этот раз впереди меня, а я следом, соблюдая дистанцию в пару шагов и пялясь ему в спину.

Если бы мне пришлось пробираться сквозь толпу, то перед ним все просто расходятся.

В нем чувствуется какая-то сила, невидимая, но ощутимая. Будто его окружает аура уверенности, заставлявшая людей невольно уступать ему дорогу.

Страх добавился ко всем остальным моим ощущениям, от того, что я всё больше чувствую неуверенность… что не знаю его. Это тот же Николас Максвелл или на его месте теперь кто-то другой?

Он останавливается, и я становлюсь рядом с ним, замечая в стороне Мэди, которая держит за руку Рэйфа, кузена Джеймса, и что-то ему говорит.

– Я сейчас, – говорю Нику и иду к подруге, каждой клеткой тела ощущая взгляд парня.

Они замечают меня раньше, чем я успеваю подойти.

Мэди округляет глаза, смотря на мой внешний вид, а Рэйф сначала глядит на меня, а после сквозь, назад, туда, где стоит Ник. И я вижу эмоции удивления и неверия в его взгляде.

– Мне уже пора, Мэди, – обращаюсь к девушке, – поедешь со мной или ещё останешься?

– Поеду. Думаю, что мне тоже хватит, – кивает девушка, когда я смотрю на Рэйфа.

– А Джеймс… уехал? – если парень и удивляется моему вопросу, то вида не подает.

– Нет. Должен быть ещё где-то здесь.

– Тогда передай ему мои извинения, – прошу его, на что он выдает напряженный кивок.

Мэди прощается с Рэйфом, и мы уходим, когда девушка берет меня под руку и тихо спрашивает:

– Это футболка Николаса Максвелла?

– Да.

Мы подходим к Нику и дальше уже втроем покидаем клуб, только не через главный вход, а через задний, оказываясь на улице, где никого нет. Только припаркован автомобиль.

Ник достает ключи и разблокирует машину, чтобы после подойти к пассажирской двери и открыть её.

– Охереть не встать. Я поеду на роллс-ройсе! – шепчет Мэди и округляет глаза, когда Ник открывает и вторую дверь, только сзади.

Девушка садится назад, и я бы тоже села к ней, но так как дверь уже открыта, то села вперед.

Николас обошел автомобиль и сел за руль, когда Мэди подала голос сзади:

– А как же личный водитель? Я думала, что вы, богачи, не передвигаетесь без личного водителя и охраны.

Зная её, она это сказала не со зла и без какого-либо упрека, просто высказала то, что думает.

– Я предпочитаю водить сам, – Николас заводит двигатель и начинает медленно трогаться.

– Вот это, конечно, ты неожиданно вернулся, – начинает болтать Мэдисон, когда я просто смотрю вперед, – и ты прям изменился. Вернешься в школу?

– Да. Скажи свой адрес.

Мэди называет адрес, и я так понимаю, что сначала он довезет её.

Девушка подтягивается к нам и облокачивает руки на оба сидения, продолжая болтать и даже говорит о том, что я тут ни с кем, кроме неё больше не общалась с момента его исчезновения.

Я молчу, хотя не желаю, чтобы она это говорила. Каждый её вопрос, каждое слово режут по живому, напоминая о годах, проведенных в ожидании.

До дома она так и не умолкает, сыплет вопросами, то и дело поглядывая то на меня, то на Ника, из-за чего чувствую себя не в своей тарелке.

Наконец, когда мы подъезжаем, то я незаметно выдыхаю с облегчением.

Она прощается, старается крепко обнять меня и, напоследок, бросает многозначительный взгляд на Ника.

Оставшись вдвоем, мы погружаемся в тишину, которая давит на меня сильнее, чем все вопросы Мэди. Я смотрю в окно, стараясь не встречаться взглядом с Николасом, но чувствую его пристальный взгляд на себе. После мы снова трогаемся и проезжаем совсем немного до моего дома, адрес которого он прекрасно помнит.

Ник заглушает двигатель, и фары автоматически выключаются, погружая пространство за окном в полную темноту.

Замечаю, куда именно он смотрит. На мой дом, откуда из окна горит свет. Папа ещё не спит. Переводит взгляд на гараж, где сейчас стоит лишь машина отца.

– Я продала её, – произношу и буквально разрезаю этими словами тишину. – Пару месяцев назад.

Я подумала, что увижу в его глазах недовольство или хотя бы Ник что-то спросит, но вместо этого парень выдал самый обычный кивок.

– Даже не спросишь, почему я так поступила?

– Если ты это сделала, значит была причина. А какая – неважно.

Он отворачивается от окна и смотрит на меня, когда я чувствую то самое напряжение, что и было ранее, в клубе.

Время будто замирает. Пространство сжимается между нами. Всё вокруг исчезает – звуки, улица, ветер.

Ник так ничего и не говорит, просто продолжает смотреть. Я не знаю, о чём он думает, не могу прочесть в его лице ни одной эмоции, но чувствую, что внутри него бушует не меньше, чем внутри меня.

Без понятия, сколько так проходит времени, но я замечаю, как дверь в моем доме открывается, и оттуда выходит папа. Конечно же, он сразу замечает автомобиль, не вписывающийся в остальную обстановку нашего района. И он уже знает, кому может принадлежать эта машина.

Ник прослеживает за моим взглядом, а отец всё ещё нас не видит из-за тонированных окон.

Отстегиваю ремень безопасности.

– Я заеду завтра за тобой перед школой.

– Хорошо. Я… я рада, что ты вернулся, – тихим голосом признаюсь я и улыбаюсь.

Его губы тоже складываются в линию улыбки, ту самую, которая мне хорошо знакома.

Николас выходит первым, когда я уже собираюсь открыть дверь, и успевает обойти машину, чтобы сделать это вместо меня.

Выхожу, сжимая в руке свой топ, и смотрю на папу, что остановился на пороге.

Ник остается стоять у машины, когда я медленно подхожу к дому и кожей чувствую изменившуюся и накалившуюся до предела атмосферу.

Ни папа, ни Ник не здороваются друг с другом, просто смотрят и всё.

Когда дохожу до родителя, то оборачиваюсь и вижу, что Ник стоит возле машины, облокотившись на неё и убрав руки в карманы брюк. Смотрит.

В глазах отца читается неодобрение, смешанное с тревогой. Он всегда был очень осторожен в отношении меня, оберегая от всего, что могло причинить боль.

До двенадцати лет он не особо выражал свое неодобрение по отношению к Нику, думал, что наша с ним дружба вскоре закончится, но с каждым днем взгляд отца менялся, как и его отношение к Нику. Не могу сказать, что именно он о нем думал, но родитель был недоволен. Нашим общением и какому-либо контакту. А когда Ник внезапно исчез, то словно с облегчением выдохнул.

Прежде, чем зайти окончательно в дом, то оглядываюсь ещё раз и наши взгляды с парнем встречаются, я замечаю в его глазах что-то, что не могу расшифровать. Что-то темное и притягательное одновременно.

Когда я оказываюсь уже внутри, подхожу на кухню и наливаю стакан воды, а через время заходит и папа.

– Я так понимаю, что он вернулся.

– Да.

– Почему на тебе его одежда, Шоу?

– Мэди случайно вылила свой напиток, а Ник дал мне во что переодеться.

Папа кивает, когда я продолжаю ждать его слов. Тех самых, где он обычно говорит, что мне лучше держаться от него подальше, но ничего подобного не происходит.

– Ты опоздала на семь минут. Иди спать.

– Спокойной ночи, пап, – отзываюсь, когда не понимаю, что это с ним. Да, он недоволен, но выражает это в крайне странной форме.

Поднимаюсь к себе в комнату, переодеваюсь в домашнюю одежду и ложусь на кровать, думая о сегодняшнем вечере, о Нике. О его молчании, о напряжении между ним и моим отцом, о том, почему он не спросил о машине.

Поднимаю правую руку и смотрю на внутреннюю сторону ладони, на шрам. Касаюсь двумя пальцами и медленно провожу по нему.

Джеймс

Вчера я видел, как она ушла с ним. А сегодня увидел, как на парковку подъехала тачка стоимостью, которую я могу себе только представить. Белая, сверкающая, как свежевыпавший снег, с тонированными стеклами, скрывающими тех, кто внутри.

Она тут же приковала внимание тех, кто оказался рядом.

Мы с кузеном подъехали немногим раньше.

Сначала оттуда никто некоторое время не выходил, когда с разных сторон послышался свист, но я уже знал, кого увижу. Чуть позже двери открылись синхронно, и моя челюсть сжалась.

Воспоминания о вчерашнем вечере вспыхнули в голове, обжигая, словно угли.

Мы танцевали с ней и, хотите зовите меня хреновым романтиком или ещё кем, но в тот момент я ощутил нечто особенное. Ее улыбка, смех, легкий и мелодичный, эхом отдавался в моих ушах даже сейчас.

На них тут же обратили внимание абсолютно все, каждый начал о чем-то шептаться, не скрывая этого. Максвелла узнали.

Признаюсь, по рассказам Рэйфа я представлял себе его совсем иначе, думал о нем, как о запуганном мальчишке, а на деле оказалось… совсем иначе.

Они двинулись в сторону входа, когда кто-то что-то крикнул в их сторону.

Я заметил, что в этот самый момент Максвелл едва сбился с шага, словно собирался что-то сделать или сказать, но лишь кинул быстрый взгляд в сторону говорившего, улыбка которого тут же сошла на нет.

Интересно.

Кузен похлопал меня по плечу.

– Я же говорил тебе, Джеймс. Самый плохой вариант.

– Я всё ещё так не думаю.

– Серьезно? Лучше не лезь в это. Неужели, она тебе так в душу запала? – я не ответил, но Рэйф и так всё понял, поэтому покачал головой. – Тогда могу пожелать лишь удачи. Конечно, он изменился…

– Раньше он был другим?

– Конечно. Как я, только даже ещё меньше и ниже, – сообщил кузен, поправляя очки. – Как за два года можно так измениться? Если я у него спрошу, думаешь, он расскажет секрет? Хотя нет. Я даже не подойду к нему.

– Почему ты его так боишься?

– Я уже отвечал, а ты не поверил и не веришь. Он не только манипулятор, но и с головой у него не всё в порядке. Я серьезно.

Его слова заставили меня нахмуриться. Я всегда считал Рэйфа немного параноиком, склонным к преувеличениям. Но в его голосе сейчас прозвучала неподдельная тревога, а взгляд оказался полон беспокойства.

Невольно взглянул в сторону Максвелла и девушки, которые уже скрылись за дверьми.

Мы вышли из машины и направились туда же, когда со всех сторон послышались разговоры о Максвелле. Да он тут, смотрю, был звездой.

Прислушиваюсь и в основном говорят о том, как он изменился, и это подстегивает во мне ещё больший интерес.

Мы с Рэйфом разделяемся, и я направляюсь в сторону класса, куда захожу и замечаю, что Максвелл сидит позади Шоу. Ну, конечно. Этого стоило ожидать.

Девушка встречается со мной глазами, и я замечаю в них вину. Да, Рэйф вчера передал её извинения. Пока иду к месту перед ней, то вновь смотрю на парня позади, когда он поднимает взгляд и упирается им в меня.

Там нет ни тени приветствия, лишь холодный, пронизывающий взгляд, словно он сканирует меня насквозь. Словно оценивает, взвешивает и уже заранее выносит приговор.

Сейчас я чувствую то, что уже пережил однажды, когда отец занимался тем, чтобы сделать из меня солдата. Методичный, давящий. Ни шага в сторону, ни проявления слабости. Только дисциплина, контроль, подчинение. Я помню, как это чувствовалось тогда, словно тебе не оставляют пространства для дыхания, как будто кто-то стягивает невидимую петлю у тебя на горле с каждым неверным движением. Отец даже до сих пор верит, что я свяжу свою жизнь с армией.

Подавление. Дерьмовое ощущение, к которому за столько лет у меня выработался иммунитет.

– Привет, – слышу голос Шоу, когда дохожу до парты и сажусь за стол. Смотрю уже на девушку.

– Привет.

Она более ничего не говорит, как и я, хотя понимаю, что девушка желает ещё что-то сказать.

Преподаватель входит в класс, и все замолкают. Занятие начинается, но я не могу сосредоточиться. В голове крутятся слова Рэйфа, его предостережения и рассказы о том, каким Максвелл был раньше. Неужели он действительно так сильно изменился?

***

Когда занятие заканчивается, то я задерживаюсь в классе и замечаю, что и несколько парней тоже здесь остались, в том числе и Тэйт.

– Не верится, что ты вернулся, Максвелл, – произносит Роквуд, и я думаю о том, что ему нужно обязательно к кому-то цепляться. – Думал, что ты уже сдох, а твой отец заделывает нового наследничка.

Поднимаю взгляд и вижу, что Тэйт усмехается, когда Максвелл не реагирует на провокацию, он просто стоит и ждет, пока Шоу соберет свои вещи.

– Чего это с тобой стало? Какие стероиды принимал? – не унимается он, когда Шоу берет сумку в руку, а Тэйт тут же прослеживает за её действиями. – Даже не думай, Брайс. Второй раз не выйдет. Обычно я не бью девушек, но ты уже давно напрашиваешься на это, поэтому могу сделать и исключение.

– О чем он? – спрашивает Максвелл у Шоу.

– Я ударила его на днях, – спокойно отвечает девушка.