Грань безумия

Анастасия Пименова

Грань безумия

Пролог

Сердце дрожит в груди так сильно, что болит, и мои руки замирают, как и я сама.

Это опять происходит.

Знаю, что мне нужно двигаться, собрать вещи и покинуть место, где я провела всю свою жизни, свой дом. Но не могу.

Я не могу заставить себя пошевелиться.

Сирена звучит не только на улице, по всему городу, но и в моей голове. Оглушительный вой разрывает тишину, которая, кажется, повисает здесь навсегда. Смотрю в окно, на серое, свинцовое небо, словно отражение моего собственного состояния. Кажется, будто мир замирает вместе со мной, в ожидании неминуемого удара.

Только тот, кто хоть раз пережил нечто подобное, может понять моё состояние сейчас.

В животе скручивается тугой узел, и к горлу подступает тошнота.

Я должна бежать, спрятаться, спастись. Но ноги предательски замирают, словно приросли к полу.

Воспоминания нахлынули волной: вот я маленькая бегаю по этому двору, вот первый велосипед, вот папа читает мне сказку на ночь… Мои друзья, с которыми я проводила своё детство, с которыми смеялась, плакала и жила… Да, их всего несколько, но всё же… Где они сейчас? Живы ли? В этих стенах столько тепла, столько любви, столько жизни. Как можно это оставить? Как можно всё это предать?

Звук сирены становится все громче и ближе.

Мой взгляд перемещается на собранный рюкзак на кровати, и я думаю о том, что вот она… Вся моя жизнь в нём. То, что удастся с собой забрать.

Глаза медленно перемещаются к тумбочке, на которой у меня творится полный бардак. Никогда не отличалась аккуратностью. Отцу одиночке было сложно воспитывать девочку, ведь к нам нужен определенный подход, как и к любому другому ребенку.

Смотрю на рамку с фотографией, пожалуй, единственную в этой комнате. Там изображена четырехлетняя я, папа и мама, которая ещё не бросила нас. Можно подумать, что семья на фото счастлива… Не знаю, был ли папа когда-то по-настоящему счастлив с моей мамой, ведь он крайне редко говорил о ней, сколько бы я не спрашивала. Кажется, даже после стольких лет ему всё равно больно, что она тогда так поступила. Предала и бросила. Хорошо, что я была маленькой и почти не помню её.

Протягиваю руку и забираю это фото, убирая к себе в рюкзак. Хочу, чтобы это осталось со мной.

Слышу позади быстрые шаги и оглядываюсь, видя на пороге своего папу с винтовкой в руках и ещё большим рюкзаком, чем у меня.

– Собралась? – один единственный вопрос, который едва слышен из-за сирены.

– Да, – отвечаю я, когда чувствую сухость во рту, хотя только недавно пила воду.

– Тогда идем. Нельзя задерживаться ни на секунду.

Я киваю, потому что иного выхода не остается, и застегиваю молнию на рюкзаке, чтобы после взять его и надеть на плечи. Выхожу из комнаты, не оглядываясь, потому что тогда могу заплакать, а просто следую за папой по деревянным ступенькам нашего простого, но уютного дома, спускаясь вниз, на первый этаж.

Взгляд то и дело блуждает по обстановке, и я стараюсь запомнить каждую крошечную деталь, понимая, что никогда больше не вернусь сюда.

Смотрю на частично увядшую одинокую розу и заставляю себя отвернуться.

Всё это останется лишь в моих воспоминаниях.

Когда мы подходим к входной двери, то папа останавливается и бросает на меня очередной тревожный взгляд.

Я хочу заверить его, что всё будет хорошо, что мы справимся, чтобы он не переживал, что выживем. Но тогда я совру, а он не любит ложь, поэтому также молчит.

– Чтобы не случилось, держись позади или рядом, милая.

– Хорошо, пап.

– Помнишь план?

– Да. Бежим сразу же к гаражу.

К гаражу, к которому мы бы смогли пробраться через дом, если бы не ремонт той части дома, поэтому придется пробежаться. Немного, но всё же предстоит выйти на улицу.

Папа отдает мне пистолет, который специально оставил возле двери, на тумбе, и я сжимаю его, заранее сняв с предохранителя.

Многие в моем возрасте даже пушку ни разу в руках не держали, но из-за того, что папа всегда беспокоился о моем благополучии, то многому научил с самого детства. Поэтому из разных видов оружия стрелять я научилась в двенадцать.

Возможно, у нас бы его сейчас было больше, если бы пару лет назад папа не распродал оружие из-за долгов. Он скрывал их до последнего, не хотел, чтобы я продавала свой подарок… Тот самый, благодаря чему нет ни только задолженности по чему-либо, но и даже появились небольшие сбережения. Правда, теперь они нам вряд ли пригодятся.

Папа касается дверной ручки и поворачивает её, когда я сжимаю пистолет до побелевших пальцев.

Впереди только страх и неопределенность.

Выхожу следом за своим единственным родителем и вижу непривычную картину, а именно почти опустелые улицы нашего жилого района с частными домами.

Можно подумать, что ничего не случилось, только вот разбросанные вещи на асфальте, кровь и даже несколько трупов говорят об обратном.

Мы несемся в сторону гаража, и я молюсь всем богам, чтобы нам никто не попался на пути.

Птицы беспокойно летают в небе, а их крики смешиваются со звуком сирены.

Вижу несколько брошенных машин с открытыми дверьми и кровь, что стекает изнутри…

Не верю, что это правда происходит. Кошмар? Ужас? Просто что-то очень страшное.

Мы уже внутри, в гараже.

Отец садится за руль, а я открываю дверь на пассажирское сиденье и сажусь рядом.

Вновь переглядываемся, и только тогда он заводит двигатель, когда я продолжаю сжимать в руках оружие, словно это может помочь как-то исправить ситуацию.

Медленно выезжаем, и я вновь смотрю по сторонам в надежде, что всё это вдруг исчезнет, вернется к прошлому, к обычной жизни. Конечно же, ничего не меняется.

Мы сворачиваем на улицу, и я не могу не обернуться.

Взгляд касается дома, и я также стараюсь запомнить его во всех деталях. Облупившуюся краску на фасаде, треснувшее стекло на веранде, заросший сорняками палисадник и ещё множество других деталей.

– Милая, пристегнись, – слушаюсь, и поворачиваюсь обратно.

Мы проезжаем мимо однотипных домов, и мысленно думаю о том, кто в них жил. Кто-то мне знаком, если не лично, то просто была наслышана. Сейчас я никого не вижу. Все уже либо уехали, либо с ними случилось, что похуже.

Сворачиваем на другую улицу и после ещё несколько раз, когда внезапно с одной из сторон нам под колеса кидается человек.

Отец успевает затормозить в самый последний момент, и мы смотрим на то, как человек поднимается и дергает головой в нашу сторону.

Вижу кровь у него на ногах, а именно на коленях, ссадины на руках, словно он оборонялся, ещё кровь, только уже на шее и лице.

Это мужчина, ровесник моего отца, который смотрит прямо на нас.

Да, он кажется обычным, таким, как и мы с папой, только незнакомец отличается от нас.

Он делает медленный шаг по направлению к капоту машины, после ещё один и… кидается на неё, желая добраться до нас.

Папа включает заднюю передачу и отъезжает, когда тот человек продолжает бежать, желая догнать автомобиль.

Я вижу только его глаза, пустой взгляд и окровавленные глазные яблоки, по которым и получилось отличить от простого человека. Папа снова трогается вперёд, но только объезжает его.

Оглядываюсь и вижу, что незнакомец меняет траекторию и пытается нас догнать, пока мы всё больше удаляемся.

Сердце продолжает ускоренно биться, когда ни я, ни папа так и не стреляем.

Я понимаю его, своего родителя, а он меня. Мы испытываем похожие чувства и не можем ещё убить того, кто недавно был таким же, как и мы… обычным. А сейчас уже стал безумным.

Отец прибавляет газу, и мы мчимся по улицам, словно нас преследует сама смерть. Здания мелькают за окном, сливаясь в размытую картину разрухи и отчаяния.

Я пытаюсь отдышаться, но воздух кажется спертым и тяжелым.

Смотрю на отца. Он сосредоточен на дороге, но я вижу, как напряжены его плечи, как белеют костяшки пальцев, сжимающих руль. Он тоже в шоке, но пытается сохранить контроль.

Мы оба знаем, что это только начало… Такие случаи становятся все чаще. Вирус, или что это такое, без понятия, пожирает людей изнутри, превращая их в безумных, кровожадных монстров… Вернее, внешне они почти не отличаются, только по дикому взгляду и окровавленным глазам можно понять, что что-то не так.

Сворачиваем на главное шоссе, чтобы раз и навсегда покинуть этот город, наш дом.

Слышу звуки вертолета в небе и приоткрываю окно со своей стороны, чтобы взглянуть на несколько вертолетов…

– Что они собираются делать, пап?

– Ничего хорошего. Сирену не просто так включили. Вероятно, в ближайшее время… – он осекается, нервно сглатывая, чтобы озвучить следом предположение, – постараются очистить город.

– Очистить…? Они хотят его взорвать?

– Наверное.

Закрываю обратно окно и смотрю на дорогу, пытаясь понять, как всё к этому пришло… Еще пару дней назад всё было хорошо, привычно. А сейчас…

К нам с разных сторон несутся безумные, и папе приходится петлять между оставленными машинами.

Он прибавляет газу, и мы мчимся вперед, прочь от этого проклятого города, прочь от огня и смерти.

Некоторые появляются слишком неожиданно, и отец сбивает их, но не останавливается. Даже с закрытыми окнами слышу их крики, которые пробирают меня, заставляя кожу покрываться острыми мурашками.

Наша скорость всё увеличивается, и все эти безумные остаются вскоре позади.

Здания и дома постепенно заканчиваются, уступая место высоким деревьям, что тянутся к небу, словно молят о спасении.

Папа молчит, сосредоточенно глядя на дорогу.

Знаю, что он делает всевозможное, чтобы спасти нас, но внутри меня нарастает чувство безысходности. Что нас ждет впереди?

Солнце уже садится, окрашивая небо в багровые оттенки. Этот зловещий закат кажется предвестником еще большей беды.

Чувствую, как слёзы вновь подступают к горлу, но сдерживаю их. Сейчас не время для слабости.

Вижу знакомую табличку, на которой написано:

«Вы покидаете Норт-Лэнд. Счастливого пути!»

Глупая усмешка вырывается некстати.

Вижу ещё несколько машин, что едут впереди, так же быстро, как и мы. Те люди тоже желают спастись.

Вскоре даже через зеркало заднего вида более не видны очертания родного города, только деревья становятся все выше и плотнее.

Шумно сглатываю и просто смотрю прямо. В неизвестность.

Глава 1

Несколькими месяцами ранее.

Открываю глаза и взглядом упираюсь в белый потолок, который в детстве мне очень хотелось покрасить в темно-зеленый цвет, как и стены. Очень мне нравился этот цвет, я просто фанатела по нему, а не как многие девчонки по розовому, фиолетовому или белому… Нет. Тёмно-зеленый, такой глубокий, успокаивающий, цвет мха в тени старого леса.

Папа всегда говорил, что это мрачный цвет, цвет тоски, что он будет давить на меня. А я в ответ лишь закатывала глаза и мечтала о комнате, где можно было бы спрятаться от всего мира, от яркого солнца, от навязчивых взглядов. Комнате, где можно просто быть собой.

Вместо тёмно-зеленого потолка, как и восемь лет назад, всё ещё красуется безупречная белизна. Белизна, которая словно насмехается над моими бунтарскими порывами.

Почему я его так и не покрасила? Не знаю. Наверное, не хотелось расстраивать и спорить с отцом. В большинстве случаев я ему уступаю, иногда это делает он. Это пошло с самых ранних лет, когда мама нашла другого мужчину и просто в один день вышла из дома и села к нему в машину. Уехала.

Именно тогда я впервые увидела и запомнила лицо своего отца, хоть некоторые и уверяют, что дети не могут помнить события в столь раннем возрасте.

Ему было больно из-за предательства. Данная фраза описывает всё предельно просто и идеально.

С тех самых пор я жертвую своими маленькими желаниями, чтобы не причинять ему большую боль. Он, в свою очередь, старается быть для меня всем, хотя это и невозможно.

Вздыхаю и наконец-таки отключаю будильник, что трезвонит около пяти минут.

Начало седьмого.

Ещё один новый день.

Приподнимаюсь и ещё некоторое время сижу на кровати, подавляя зевок и пытаясь окончательно проснуться, когда взгляд начинает блуждать по знакомой обстановке в спальне.

Ничего необычного. Самая обычная спальня, как и у большинства других, где есть всё самое необходимое для того, кому исполнилось пару месяцев назад восемнадцать, и кто в следующем году заканчивает старшую школу, а в следующем будет поступать в университет… Ещё одна проблема в копилку остальных.

Я уже давно присмотрела парочку университетов, но чтобы мне выдали грант на обучение… нужно не просто постараться, нужно быть лучшей из лучшей. Я же с этой ролью не очень справляюсь. Некоторые предметы мне не даются, а некоторые преподаватели… Скажем так, я с ними не в лучших отношениях.

Отстойные характеристики для того, кто хочет в дальнейшем учиться почти бесплатно. Поэтому помимо тех университетов, которые я отношу к категории «мечта», я присмотрела и более реальные, где учеба не такая дорогая и я смогу ее оплатить с учетом всех моих сбережений.

Встаю и подхожу к шкафу, откуда достаю одежду, что надену сегодня, а именно джинсы и футболку, так как на улице всё ещё тепло.

Вышла отсюда и зашла в ванную, которая находится по левую сторону от моей спальни.

Некоторые любят принимать душ с утра, но я не такой человек. После него тело сильно расслабляется и делать что-либо не очень-то и хочется, особенно идти в школу. А контрастный душ… Точно не для меня. Не люблю холод и всё, что с ним связано.

Умываюсь и после смотрю на собственное отражение, где вижу самую обычную девушку восемнадцати лет с темными волосами и голубыми глазами, которые достались от мамы. Не хочу быть на неё похожей, но с каждым днем убеждаюсь в обратном.

Не могу не смотреть на себя и не видеть её.

Подкрашиваю слегка глаза и губы, после чего выхожу из ванной, оставляя волосы распущенными, так как они не сильно мешаются.

Спускаюсь вниз и захожу на кухню.

Здесь утреннее солнце особенно красиво проникает внутрь, погружая пространство в особую атмосферу.

Подхожу к холодильнику, внутри которого вижу яичницу с овощами, которую утром приготовил мне папа.

Улыбка сама по себе появляется на лице, и я беру еду и наливаю себе кофе, чтобы перейти в гостиную, что объединена с кухней, и сесть на небольшой диван, скрестив между собой ноги.

Кружку с кофе поставила на столик рядом с диваном и приступила к приему пищи, слушая тиканье часов, которые висят на стене напротив.

Папа встает на час раньше меня и к этому моменту уже должен быть на работе, в автомастерской, поэтому я кое-что понимаю в машинах, а ещё в оружии, которое раньше было хобби моего отца… моим тоже.

Ем, думая о том, что наша жизнь может показаться кому-то… размеренной или скучной. Да, наверное, так и есть. Однако, подобное было не всегда.

Доедаю и мою за собой посуду, которую после убираю.

Смотрю на часы, что показывают уже почти семь утра, поэтому беру сумку с парой тетрадок и вешаю на плечо, чтобы после выйти во двор и остановиться на короткие мгновения.

Мы живем в городе Норт-Лэнд с населением около пятнадцати тысяч человек. Это капля по сравнению с крупными городами, но моему папе нравится. А мне? Наверное, тоже. По крайней мере, отторжение это место почти не вызывает.

Смотрю на миссис Прескотт, что вышла из дома с утра пораньше, и махнула мне рукой.

Я помахала в ответ, думая о том, что всем бы нам в её возрасте быть такими же активными. Ей уже должно быть под девяносто… Но она всё также бодра, как и десять лет назад.

С другой стороны от нас никто не живет. Дом уже пустует несколько лет, хотя раньше там жила семейная пара, которая просто уехала в один момент.

Взгляд сам собой касается гаража, и я вспоминаю о том, что совсем недавно, буквально пару месяцев назад, там стояла машина. Не отца, нет, а… моя.

И не просто машина, а Aston Martin. Темно-зеленого цвета.

Если продать наш дом, то на нее всё равно не хватит.

Поджимаю губы и качаю головой, отворачиваясь, потому что не хочу об этом вспоминать, тем более, думать.

Иду по узкой дороге, проходя мимо всех знакомых домов и замечая людей лишь изредка. Несмотря на то, что наш город небольшой, многие всё равно передвигаются на машинах.

Пешком до школы идти около получаса и иногда я надеваю наушники, а иногда, как сейчас, предпочитаю относительную тишину.

Некоторые добираются на школьном автобусе, на котором я не ездила очень давно.

Сворачиваю на соседнюю улицу и вижу то, что и каждый день.

Реклама на зданиях, на стендах, на небольших магазинчиках и даже на плакатах. Вся разная, но мой взгляд то и дело выискивает кое-что знакомое.

«Ваше будущее с Максвелл-Корпорэйшн».

Вот оно.

Я останавливаюсь, хотя мысленно заставляю себя идти дальше.

Под этими словами изображены дома, которые построили не так давно, на окраине города. Они весьма доступные по цене и ещё есть множество разных плюсов, которые я сейчас не собираюсь перечислять.

Иду дальше и на другой вывеске вижу ту же надпись, только изображено там иное. Больница и люди в медицинских халатах с уверенным взглядом.

Что это такое?

Норт-Лэнд – город, где родился Феликс Максвелл, человек, который является крупной акулой во многих сферах бизнеса. Так ведь ещё говорят, да?

Именно поэтому город ещё кое-как процветает.

Каждый день я вижу одно и тоже, даже если иду другой дорогой, в обход. Всё равно везде – одно. Напоминание.

От раздумий меня отвлекает звук машины, что останавливается рядом.

– Эй, красотка, подвезти? – кричит Мэди в открытое окно.

Улыбаюсь и киваю, чтобы следом подойти к машине и сесть в неё, когда сзади начинают сигналить.

– Какие нетерпеливые. Да еду я!

Она вдавливает педаль газа в пол, и я пристегиваюсь ремнем безопасности, зная, как водит девушка… Нет, не плохо, у неё даже ни одной аварии не было за два года вождения, но очень и очень быстро.

Смотрю на неё и то, как она начинает ругаться на свою старенькую машину, из которой выжимает последнее, и ещё раз улыбаюсь.

Она только недавно забрала её из сервиса, того, где работает отец, и такими темпами, её уже вскоре придется везти обратно.

– Ты бы написала, я бы тебя забрала у дома. Возможно, застала бы мистера Брайса, нужно кое-что спросить.

– Мэди, ты можешь после школы пригнать машину к нашему дому, мы с папой посмотрим, в чем дело.

– Тоже чувствуешь, как её потрясывает, Шоу?

– Да.

Шоу. Странное имя для девочки, да? Но именно такое и выбрали мои родители, когда только узнали, что у них будет ребенок.

Они до последнего просили не рассказывать им, кто именно у них будет. Мама даже результаты узи просила врачей скрыть от неё. Именно поэтому они выбрали имя, которое идеально, по их мнению, подошло бы и мальчику, и девочке.

И так родилась я… Шоу Брайс.

До школы на машине с учетом скорости в сорок пять миль в час, мы доезжаем за семь минут.

Мэди тут же сворачивает на парковку и находит одно из свободных мест.

Мой взгляд блуждает между рядами и автомобилями в поисках того, что всегда выделяется, но, как и последние два с лишним года, не находит его. Ненавижу себя за это.

Мэди заглушает двигатель и смотрит на меня такими же голубыми глазами, как и у меня. Это единственное наше с ней сходство. Она брюнетка со смуглой красивой кожей, милыми веснушками, которых на солнце становится ещё больше, вздернутым носом и раскосой формой глаз. А ещё ей девятнадцать, как и остальным, с кем я учусь в одном классе.

Папа отдал меня в школу на год раньше.

– Не верится даже как-то.

– Что это наш последний год?

– Да, – соглашается она со мной. – Уже месяц прошел с начала учебы, так и остальное время пролетит… Странно. Мы все разъедимся и будем очень редко видеться…

Если будем вообще. Вот, что она хотела договорить. И для неё есть остальные «мы», а для меня… для меня есть только она, ведь с остальными я не лажу.

Выходим из машины, и я сразу же чувствую на себе взгляды, на которые, по большей степени, не обращаю внимания.

Проходим мимо других машин, и я замечаю один единственный взгляд, тот самый, от которого поджимаю губы, когда слышу:

– Зачетная задница, Солинс, – обращается Тэйт к Мэдисон. – Перестань общаться с Брайс и найдешь себе нормального парня.

– Такого, как ты? – обращается к нему подруга, когда мы проходим мимо компании троих парней.

– Возможно, – он криво улыбается, и я замечаю на его щеке одну из ямочек, что добавляет ему милости. Правда, это только на внешность он кажется таким… На самом же деле тот ещё козел.

– Тогда я уж лучше буду до скончания веков одна, Роквуд.

Двое его верных дружков – Зак и Эмерс, ухмыльнулись, когда в глазах Тэйта сверкнули молнии, но он более ничего не сказал, лишь взглянул на меня. Тем самым взглядом, которого, как он считает, мне следует бояться.

Вздыхаю, когда мы спокойно проходим дальше, и я думаю о том, что возможно он и прав. Если бы Мэди не общалась со мной, то уже могла бы завести отношения, но она выбрала меня. После того, как чуть больше двух лет назад я осталась в этой школе совершенно одна…

Словно чувствуя мое состояние, Мэди берет меня под руку и ведет в сторону входа в здание.

– Ты знала, что с сегодняшнего дня к нам переводят несколько новеньких?

– Спустя месяц учебы? – удивилась я.

– Да. И я уже выяснила кое-что о них. Правда две девчонки нас особо не заинтересует, но вот некий Джеймс Хадсон… весьма.

Мы оказываемся в потоке людей, поэтому Мэди вцепляется в мою руку сильнее, чтобы нас не разъединило, и повышает голос.

– Ему тоже девятнадцать. Старший класс, должен попасть к нам по моим расчетам.

– По каким таким расчетам? – усмехаюсь я.

– По моим, Шоу. Так вот. Рост сто восемьдесят семь сантиметров, серо-голубые глаза, брюнет…

– Зачем ты мне всё это говоришь? – спрашиваю у неё, когда мы останавливаемся рядом с нашими шкафчиками, и я открываю свой, а сама поворачиваюсь к подруге.

– То, что нам с тобой по восемнадцать и девятнадцать, а мы всё ещё девственницы и будем такими поступать в университет. Это пункт. Не поступать в университет девственницей, – усмехаюсь очередному её предложению. – Пара бы нам найти парней.

– Серьезно, Мэди? Забирай тогда новенького себе, – спокойно пожимаю плечами. – Раз у него голубые глаза, черные волосы и имя… Джеймс. И рост! Сто восемьдесят семь сантиметров! – я делаю вид, что ахаю и театрально прислоняю руку ко лбу. – Он же идеален.

– Вот именно, Шоу! Он идеальный кандидат, чтобы тебя отвлечь от… – она осекается, когда я перестаю улыбаться, – сама знаешь кого.

– Мы с ним были просто друзьями, как и с тобой.

– Да, знаю, но после этого ты поставила крест на всех парнях и не хочешь никого к себе подпускать, особенно мужской пол.

– Потому что я больше не хочу с ними дружить, – знаю, что звучит по-детски, но это правда.

– Так с ними и не нужно дружить… Не только. Поверь, что Джеймс Хадсон идеальный кандидат. Он тебе понравится, как только ты увидишь его.

Мэди посылает мне ободряющую улыбку и смотрит в сторону, замечая миссис Карлас. В следующую секунду кивает мне и бежит в сторону преподавательницы, забывая закрыть свой шкафчик, поэтому это делаю я, зная, что она уже пытается выловить её третий день подряд, чтобы та написала ей рекомендательное письмо для университета.

Я же продолжаю стоять и пялиться в одну точку.

Понравится… Возможно, да. Но вряд ли ему понравлюсь я. Тем более после того, какие он услышит слухи обо мне.

Шлюха.

Шлюха, что спит за деньги.

Падшая.

Бешеная.

Подстилка.

И вышеперечисленное – лишь малая часть всех оскорблений, но эти самые обидные.

Вздыхаю в очередной раз и наконец-то поворачиваюсь к своему шкафчику, из которого достаю пару тетрадок, что сразу же убираю в сумку, к остальным.

Закрываю шкафчик и боковым зрением замечаю, что рядом кто-то стоит.

Поворачиваюсь и вижу рядом с соседним шкафчиком парня, который облокотился о него плечом и смотрит прямо на меня.

Серые глаза, как дождливое небо с проблесками голубизны, черные волосы, что слегка вьются на концах, оливкового цвета кожа с прямым носом и тонкой линией губ.

У меня хорошая память на лица. За столько лет в школе я если и не знаю кого-то, как зовут по имени, то точно знаю на лицо. И это совершенно мне незнакомо.

Сердце пропускает удар, а после начинает колотиться, как сумасшедшее.

Замираю, когда человек передо мной неспешным взглядом изучает моё лицо.