Большая линия

Поезда начинали ходить в семь часов. Весь город оживал, станции открывались, впуская в себя тысячи жителей, стремящихся начать новый день, который станет очередной вехой на пути к великому Зениту. Все находилось в движении. Люди толкались, сопели, вздыхали, но не разговаривали друг с другом. А если же случайно встречались взглядами, то тут же опускали глаза вниз и погружались в мысли. Один гражданин бормотал себе под нос знакомые фразы из курса ООС, другой руками в воздухе рисовал невидимые формулы, а третий молча стоял, организованно вытянув руки по швам. В течение пары часов все стихало, людей становилось меньше в разы, а поезда начинали ходить гораздо реже – город погружался в большую кипучую деятельность. Инженеры изобретали, космонавты готовились к полетам, рабочие трудились на стройках, учителя давали знания детям, медики лечили, биологи и химики ставили эксперименты, а большие умы планировали дальнейшее движение человечества к звездам. Вечером утренняя картина повторялась. Лишь с той разницей, что «угрюмых вагонов» становилось больше. Редко кто спорил или громко разговаривал. Уставшие люди возвращались домой.

До запуска метро у Марка было чуть более часа, чтобы осмотреть свой небольшой участок. На станции «Площадь Третьего Тысячелетия» он включал большой ручной фонарь, надевал на спину герметичный рюкзак, сообщал диспетчеру по рации, что выходит, и отправлялся на осмотр. Первостепенной задачей был осмотр электрики. В местах соединения пучков проводов устанавливались распределительные ящики. В этих ящиках было слабое место – решетки для вентиляции. Несмотря на то, что они изготовлены из металла, крысы расширяли проемы между тонкими прутьями и устраивали внутри гнезда. Марка поражала их способность с легкостью вскрывать и повреждать железные коробки. Как бы это ни было удивительным, но при всех своих достижениях, человечество так и не смогло победить крыс. Они селились в труднодоступных местах, образовывая целые колонии и создавая свою систему оповещения при приближении врагов, и при любой возможности стремились отвоевать у человека клочок территории. Мерзкие твари, однако, нужно отдать им должное – не самые глупые в экосистеме. Но больше всего Марка поражала их способность с легкостью вскрывать и повреждать металлические коробки.

На участке до следующей станции – «Четверть Восьмого» – было шесть таких ящиков. Крысы здесь попадались редко. Данный участок находился недалеко от центра, поэтому следили за ним более пристально. Тем более на этой ветке метро несколько лет назад производился капитальный ремонт. Были устранены все отверстия, замурованы ниши и установлены ловушки.

Марк привычным движением забросил рюкзак на плечи, надел резиновые перчатки, поправил поясную сумку и, включив фонарик, проговорил в рацию:

– Девятьсот пятнадцатый, выхожу от ПТТ к ЧВ. Расчетное время – двадцать минут.

После небольшого молчания рация зашипела и раздался голос диспетчера:

– Принято. Ожидаем.

Дождавшись ответа, Марк положил рацию в поясную сумку, прыгнул на пути и пошел в темноту.

Луч мощного фонаря светил на десятки метров. Идти было легко. Шпалы лежали друг от друга как раз на расстоянии человеческого шага. До следующей станции таких шпал было тысяча двести. Марк, долгое время изучавший метро теоретически, а потом уже и на практике исходив этот участок, мог пройти его с закрытыми глазами.

Первый распределительный ящик показался довольно быстро. Позади еще виднелся свет станции. Марк быстро скользнул лучом по проводам в разные стороны, присел и осмотрел коробку. Следов крыс не было. Что, впрочем, вполне ожидаемо.

Он поднялся и пошел дальше. На второй коробке паутина оказалась настолько большой и старой, что Марк даже не стал наклоняться и осматривать ящик. Тут давно никого не было… Удивительные создания эти пауки. Живут в одиночку в кромешной тьме, плетут свою паутину и спят до тех пор, пока в их западню не попадется бедное насекомое. Как только пауки выжили?

Третья коробка была старой и уже поврежденной крысами, поэтому возле нее стояли ловушки.

“Надо оформить заявку на замену” – подумал Марк, глядя на сильно покореженный металлический ящик. Ловушки оказались пусты, а приманки не тронуты.

Следующие два ящика так же были пусты. За последний – шестой – Марк уже не переживал. Там уже виднелся свет следующей станции. Крысы его побаивались и поэтому редко селились так близко к людям

На станции «Четверть Восьмого» Марк достал рацию и медленно проговорил:

– Девятьсот пятнадцатый, прибыл на ЧВ. Все чисто.

– Принято. Сообщите о дальнейших действиях, – шипел диспетчер в ответ.

По регламенту после осмотра полагалось сделать небольшой перерыв. Марк прошел путь быстрее, чем планировал, поэтому позволил себе прилечь на одну из скамеек посреди платформы. В это время станция еще совершенно пуста. Всего меньше, чем через час она распахнет свои двери и впустит в себя сотни человек одновременно. Но пока можно насладиться тишиной и осмотреться.

Станция «Четверть Восьмого» считалась одной из самых красивых в городе, хотя и была едва ли не старейшей. По одним рассказам она так названа в честь времени начала работ по строительству станции, по другим утверждалось, что именно в это время родился один из великих создателей коллективизма и Председатель первого Коллективиума – Мантермейт. Некоторые пытались искать корни названия в древних мертвых языках, а иные все объясняли расположением звезд. Так или иначе при всей доступности знаний история происхождения названий станций была тем редким предметом бытовых споров и обсуждений, который еще оставался у людей.

Стены «Четверти Восьмого» были покрыты огромным количеством фресок и картин с различными сюжетами. Создавалось впечатление, будто десятки художников в разное время работали над всем этим огромным произведением. В картинах преобладал космос. Всюду были изображения звездных систем, космических кораблей, далеких планет, солнечных протуберанцев и черных дыр. Местами проступали сцены из повседневной жизни людей разных профессий. И все участники этих сцен улыбались. Улыбались доктора, ученые, строители, машинисты, шахтеры, длинноногая балерина в изящной белой пачке и многие-многие другие.

“На картинах изображены все люди, кроме таких, как я. Разнорабочий… Почему о нас всегда забывают? Если вдруг я вовремя не уничтожу крысу, и она сожрет провода, то остановится вся линия. Пока будут восстанавливать движение, вся эта толпа будет покорно стоять и ждать на перроне. И не будет космических полетов и великих открытий, не будет красивых картинок, останутся лишь недовольные вздохи и возмущения. А если линия метро будет работать исправно, то никто не заметит и спасибо не скажет. А сколько еще нас таких в незаметных для чужих глаз профессиях? Или, например, убран мусор – это считается нормой. Стоит лишь мусорщику чуть отвлечься или не успеть, так каждый норовит ткнуть его носом в малейший клочок бумаги, лежащий на земле. Получается, что есть вещи, которые можно заметить только, если произошло какое-то событие. А нет события, то и вещей этих как бы нет”.

Лежа на скамейке, Марк размышлял и рассматривал фрески. Из рации послышалось шипение:

– Это девятьсот пятнадцатый. Готовы продолжить?

Марк вскочил и ответил:

– Готов. Выхожу от ЧВ к ОН. Расчетное время – тридцать минут.

– Принято. Ожидаем, – давала добро рация.

Перегон от «Четверти Восьмого» до следующей станции «Объект Наблюдения» был больше предыдущего – тысяча восемьсот шпал. Марк спрыгнул на пути и шагнул в темноту. До открытия метро оставалось сорок минут. Если повезет, он справится быстрее.

Первые три ящика оказались пусты и исправны. Между четвертым и пятым он подошел к трещине в стене. Достав штангенциркуль, Марк измерил ее ширину в нескольких местах. Пометив в блокнот данные, попытался заглянуть внутрь, чтобы определить глубину.

Эта трещина появилась несколько месяцев назад. Первые несколько дней она прогрессировала, а потом перестала расти. Диспетчер сказал, что ширина в пределах допустимой нормы, но попросил проводить регулярные измерения. Пока на безопасность конструкции щель не влияла, но сквозь эти несколько сантиметров темного разлома уже вполне могли просачиваться грызуны.

Возле пятого ящика Марк напрягся. На полу лежал крысиный помет. Ящик цел, проводка вокруг тоже. “Надо поставить ловушки” – подумал Марк и сделал пометку в блокнот.

Дальше шел медленно. Внимательно осматривая каждый угол тоннеля, он искал следы присутствия крыс. Луч фонаря скользил по полу слева направо и обратно. Кое-где падающие с арочного свода тоннеля капли конденсата отзывались гулким эхом в этом, леденящем душу, месте. Этот участок Марк не любил. В нем не было ничего особенного, но находился он дальше иных от обеих станций, что создавало ощущение закрытого пространства, собственной ничтожности и вызывало непонятный бессознательный страх. Обычно здесь он ускорял шаг и проходил, как можно скорее.

Подходя к шестому ящику, Марк вспомнил, что за ним стоит ловушка. Пару недель назад он видел здесь мертвую крысу и после этого установил устройство. Выглядело оно, как большая мышеловка. Крыса пыталась съесть приманку, цепляя стопор пружины. Пружина выпрямлялась, и механизм срабатывал за доли секунды. Как правило, оставалось только достать мертвого грызуна, положить в герметичный рюкзак за спиной, поставить крысоловку обратно и пойти дальше. Если крыса оставалась живой, то обходчик использовал специальный газовый пистолет. Он надевал противогаз и нажатием на курок выпускал на несколько метров струйку парализующего газа в сторону объекта атаки. Достаточно нескольких секунд, чтобы крыса переставала шевелиться.

В этот раз так и произошло. Ловушка сработала. Рядом с ней без движения лежало животное. Марк присел на корточки, положил фонарик так, чтобы он освещал, как можно больше пространства, и снял с пояса специальный захват. Рукоятью инструмента он ткнул в крысу – та не подавала признаков жизни. Отложив прибор в сторону, Марк потянулся к ловушке.

Аккуратно прижимая одной ладонью основание, он взялся за прижимной механизм. В таких случаях следовало сперва применить парализующий газ для подстраховки, но баллончик лежал в рюкзаке, а что-то внутри заставляло поторопиться. Вдруг Марк ощутил адскую боль и, вскрикнув, отскочил в сторону, споткнулся о рельсы и упал. Поясная сумка соскочила, ее содержимое рассыпалось по полу. Теплая жидкость начала заливать руку. А рядом раздался визг. В свете фонаря Марк отчетливо увидел ожившую крысу, которая металась, словно бешеная.

– Укусила, сволочь! – завопил Марк. – А!..

Ноги стали ватными, голова закружилось, ладонь уже плавала в крови внутри перчатки. Крыса дергалась, металась, издавая страшные звуки. На секунду затихнув, она начала отгрызать себе лапу. Тело сковало оцепенение. Марк не мог ничего с собой поделать. Шокированный происходящим, он испытывал вместе с тем ужасную досаду, что поступил так опрометчиво. Но больше всего пугало то, с каким остервенением маленькое животное отгрызает свою плоть, чтобы выжить.

Второй рукой Марк полез в лежащую на полу сумку. Она оказалась пуста. Спустя некоторое время он нащупал запасной фонарик и аптечку. Уже не обращая внимания на крысу, вынул шприц и вогнал его со всего размаху в предплечье – должно помочь. Сняв перчатку, начал поливать руку жидкостью из небольшого флакона. Боль сразу прошла. На перепонке между большим и указательным пальцем правой руки зияли рваные раны.

“Грубо! Так грубо нарушить регламент и тут же поплатиться! Ну как можно было поступить так нелепо?” – злился на себя Марк. Категорически запрещено касаться руками животного. Пусть даже мертвого и в перчатках. Конечно, препарат поможет в девяноста пяти процентах случаев. Правда, остается еще пять на индивидуальную реакцию организма. Но больше всего Марк боялся даже не возможного заражения, а того, что придется доложить диспетчеру о случившемся, а тот в свою очередь доведет это до медицинского отдела. Там обязательно назначат обследование и вопрос репродукции придется отложить еще на несколько месяцев. За проявленную халатность Марк получит выговор в личное дело. А с ним о выборе партнерши, да еще из самых выдающихся, можно забыть. От этих мыслей стало тошно. Накатила волна злости на эту проклятую крысу. Марк хотел вскочить и растоптать ее, но зверек уже убежал. В прижимном механизме осталась лишь небольшая окровавленная лапка.

Весь оставшийся путь Марк думал о том, как доложить диспетчеру. Не сообщать нельзя. Кто-нибудь обнаружит в тоннели следы крови. Сделают анализ и сразу поймут, чья. А дальше за сокрытие халатности на рабочем месте последствия будут гораздо серьезнее. Но и рассказать о случившемся выглядело полнейшим крахом его надежд. Так, быстрым шагом, не проверяя остальные ящики, он дошел до конца тоннеля. Оставалось только сообщить диспетчеру. Марк сделал последние шаги, снял с пояса рацию и сказал:

– Девятьсот пятнадцатый, прибыл на ОН. Чисто…

– Принято! Вы свободны. Вечером вас сменят. Мне передали, что в девятнадцать ноль-ноль вас ожидают на курсах репродукции.

Марк сперва с облегчением вздохнул, а потом вдруг с ужасом подумал о том, что сменщик наверняка обнаружит следы крови и сообщит диспетчеру. Тот вызовет службу безопасности и кого-то из медицинского персонала. Затем сделают анализ крови и обнаружат, что ее оставил работник метрополитена. Дальше начнется разбирательство и Марка на глазах у всех уведут прямо с курсов. А после могут даже посадить в тюрьму. Что-то более страшное вообразить сложно.

Рука уже не болела – подействовали кровоостанавливающее и анестезия. Но сердце лихорадочно колотилось. Марк лег на скамейку и закрыл глаза, наслаждаясь последними мгновениями тишины. До открытия станции оставалось пятнадцать минут.

Глава 4. Эволюция

Днем не спалось. После утреннего осмотра обходчику полагался сон. Вечерняя смена длилась, как правило, дольше. Помимо осмотров делался мелкий ремонт на путях и станции, проводились планерки, подавались заявки на подлежащие замене детали, обсуждались графики и планы модернизаций. Сегодня Марка отпустили на вечерние курсы.

Занятия проводились в одном из небольших учебных заведений на востоке города. Чтобы добраться вовремя пришлось выйти за два часа до начала лекции. Головное здание института представляло собой скромную пятиэтажную постройку в виде прямого угла с одинаковыми лучами. Во внутреннем дворике стояло квадратное здание такой же высоты. На каждой из его четырех сторон виднелось по одной входной двери. Марк быстро нашел ту, над которой висела табличка с надписью “Курсы репродукции”, и стал в конец небольшой очереди. Он приехал заранее, поэтому после проверки данных у охранника на входе, попал в практически пустую аудиторию и выбрал место в конце зала. Следующие полчаса прибывали другие слушатели. Марк, ожидавший увидеть тех самых парней в красивых комбинезонах с экранов, работающих над приближением Зенита, был огорчен, что весь зал заполнили такие же простые рабочие, как и он сам.

Когда все собрались, в аудиторию вошел лектор. Седовласый, сухой, лет около шестидесяти, облаченный в старый, повидавший жизнь, но подчеркивающий превосходство своего владельца, костюм. Лектор быстро оглядел слушателей, затем на несколько секунд задержав взгляд на пустых первых рядах удовлетворительно кивнул.

Во всех учебных учебных заведениях существовало негласное правило: если количество посадочных мест больше количества сидящих, то рассаживаться следовало так, чтобы между людьми не оставалось свободного пространства. Месторасположение неважно, значение имел только принцип посадки. Подобный принцип назывался “чувством локтя”. Каждый сидящий обязательно должен ощущать близкое присутствие другого члена коллектива. Тоже самое касалось и стоячего положения. Попадая в пространство, где присутствует больше двух человек, хорошим тоном считалось находиться в максимальной доступности к ним. Считалось, что такая близость позволяет лучше усваивать идеи коллективизма. Естественно, впитавшие с детства подобные идеи люди привыкали к такой рассадке и неосознанно использовали ее в дальнейшей взрослой жизни.

Но больше всего в подобной практике Марка забавляла расстановка пассажиров в метро. Не раз, оставаясь после утреннего обхода, он наблюдал одну и ту же картину. Как только открывались двери станции, и первый человек занимал на платформе нужное ему место, остальные тотчас же устремлялась вслед за ним. А следующие последовательно напирали сзади. В итоге люди толпились в ожидании поезда, задевая друг друга локтями и наплечными сумками, недовольно и демонстративно вздыхая, но при этом не отходя в сторону. Другая же часть платформы при этом оставалось пустой. Затем прибывал поезд, и вся эта толпа устремлялась вовнутрь. Если же вагон уже занят людьми с предыдущих станций, то ожидающие с платформы молча и согласованно переходили в следующий. Таким образом люди с разных станций зачастую ехали отдельно друг от друга и редко пересекались.

Лектор расположился у высокой кафедры, раскрыл портфель и, надвинув на нос очки, стал что-то искать в нем. Удовлетворительно выдохнув, он достал лист бумаги и, поставив сумку на пол, дважды кашлянул. Поймав голосом нужную ноту, лектор поднял глаза на сидящих слушателей и медленно заговорил монотонным голосом:

– Итак, господа! Прежде, чем мы с вами начнем, необходимо немного углубиться в историю человеческих взаимоотношений в целом. Как вы все знаете, в начале тысячелетия человечество переживало подъем – скачок, которого оно не видывало прежде. Изменения, копившиеся долгое время, дали свои плоды. После столетий войн, революций, разделения мира на блоки и альянсы, религиозные догмы и учения, после веков порабощения и эксплуатации наступил период стабильности. Человеческая цивилизация вошла в период бурного технологического и демографического роста. И ознаменовалась эта эпоха идеями индивидуализма.

Лектор сделал паузу, внимательно осмотрев аудиторию, а затем снова бросил взгляд на лист бумаги и продолжил:

– О каких же идеалах идет речь? В первую очередь обратим внимание на так называемый “Культ “Я””. Если же ранее для того, чтобы выжить, человечество объединялось в группы и делало ставку на общее благо – от первобытных людей, собиравшихся в племена до более поздних государственных образований, то в этот период идеи собственной значимости поглотили мир. Нельзя отрицать, что в них не было рационального зерна. Но человеческое сознание на тот момент не эволюционировало до такой степени, чтобы понять эти идеи и обернуть себе во благо.

Вместо этого идеи возвели в абсолют и извратили. Например, одним из базовых столпов цивилизации, помимо кооперации, является коммуникации. На тот момент – в начале третьего тысячелетия – практически каждый человек имел средства персональной коммуникации, подключенные к глобальной информационной сети. Казалось бы, на новом витке эволюционного развития, при кратно возросшей скорости коммуникации, индустриализации, демографическом росте и открывшихся новых горизонтах, логично ставить задачи космического масштаба и направлять все свои усилия для их решения. Но, повторюсь, общественное сознание не поспевало за развитием внешнего мира, оставаясь довольно примитивным. Средствами персональной коммуникации люди пользовались не для восхождения на новые ступени эволюции, а для удовлетворения низменных эгоистических потребностей. Вместо обмена технической информацией люди передавали друг другу картинки, вместо изучения наук использовали глобальную сеть для просмотра низкопробных видеоизображений. Имея доступ к большинству библиотек мира, они предпочитали читать и слушать короткие опусы новоиспеченных шарлатанов, возомнивших себя профессионалами, не замечая, как их повседневность наполнилась противоречиями. К примеру, вместо развития своего умственного и физического потенциала, о чем говорили эти самые индивидуалистические идеи, люди занимались развитием своих вымышленных образов в глобальной информационной сети. Только представьте на секунду: люди совершали какое-то обыденное дело вроде питания или работы, делали фотографический снимок этого действия, а затем размещали в своей электронной карточке, добавляя несколько несвязных слов. Если ранее общественными ориентирами считались мыслители, писатели, первооткрыватели, ученые и исследователи, то в тот период героями стали страдальцы, всевозможные кривляки и позеры. Это сейчас таких несчастных заключают в психиатрическую лечебницу, а тогда они были идолами миллионов.

Последующие двести лет идиотизма и кретинизма историкам предстоит изучать еще долго. За это время у человечества произошел сильный откат: были потеряны многие технологии и знания, утрачены тысячи научных трудов. Конечно, сейчас мы ушли далеко вперед, но, кто знает, как могла бы повернуться история человечества, если бы не этот пропущенное звено и первый за миллионы лет период регресса.

Аудитория внимательно и скрупулезно переваривала сказанное лектором. Все это каждый из них слышал множество раз от преподавателей и с многочисленных экранов, установленных в общественных местах. И каждый раз в голове не укладывалось, как можно, имея такие возможности и потенциал, совершенно бессмысленно и бездарно их растратить. После подобных мыслей оставалось только выдохнуть и порадоваться, что средства персональной коммуникации запрещены, глобальная сеть содержит только нужную техническую и социально-значимую информацию, а светлое будущие в надежных руках Коллективиума, состоящего из самых выдающихся людей.

– Продолжаем, – лектор поднял очки, протер глаза и взял другой лист из своей сумки. – Теперь подойдем к основной теме. Как вы уже знаете, процесс репродукции на протяжении всей истории человечества претерпевал изменения. Изначально женщина, будучи физически более слабой и уязвимой, для создания потомства выбирала самого сильного из доступных ей особей мужского пола. Этот принцип заимствован из животного мира и являлся наиболее оптимальным на определенном этапе развития человеческого вида.

Более сильная мужская особь успешнее конкурировала с другими и давала большие шансы на защиту и выживание своего потомства. Долгое время основным критерием выбора являлись физические данные. Со временем этот параметр отошел на второй план. Определяющими факторами стали социальный статус, а в некоторых, наиболее развитых системах, уровень интеллектуального развития. В процессе эволюции человечества окружающая его среда менялась. Одним из самых влияющих факторов стало развитие медицины и улучшение условий жизни. Это позволило снизить детскую смертность. Если раньше женщины рожали в среднем от пяти до десяти детей в течение своего репродуктивного возраста, то со временем эта цифра упала до одного-двух, что не обеспечивало нормальный естественной рост популяции, необходимый для ее развития.

В этот же период возросло количество женщин, отказывающихся от участия в репродуктивном цикле. Поддавшись идеям индивидуализма, они выпадали из общей цепочки. Такая особь рождалась, потребляла блага, производимые другими, и, не компенсировав обществу энергетические затраты на нее, умирала.

Если первый этап, в котором мужская особь была крайне важна для продолжения потомства, можно охарактеризовать доминирующим положением мужчин, то с приходом эпохи индивидуализма, их роль сильно снизилась. Имея возможность самостоятельно обеспечивать ресурсами свое потомство, если такое имелось, женские особи стали сосредотачиваться на ложных эгоцентрических идеях. Освободившись от многовекового, как они считали, мужского гнета, женщины пустили свои силы и энергию не на всеобщее благо, а на так называемый “свой внутренний мир”. Вместо объединения они выбирали путь “подчеркивания своей индивидуальности”. Каждая старалась выглядеть и вести себя отличнее от других особей, не обращая внимания на то, как в этом стремлении они становятся копиями друг друга. И, если сейчас, победив глупые предрассудки индивидуализма, мы считаем похожесть на других нормой, то тогда люди боялись этого, как огня.

Аудитория засмеялась. Выросшие на идеалах коллективизма, они видели абсурдным убегать от похожести, заданной самой природой и при этом все равно быть одинаковыми в этих попытках убежать. Неужели тогда так сложно было признать это естество и гордиться им?

Преподаватель тоже улыбнулся. Его прием сработал. После долгого монолога люди встрепенулись, контакт с аудиторией установился. Лектор продолжил:

– Как мы уже говорили, в этот период роль мужчины свелась к удобному сырьевому придатку. В партнеры выбирался тот, чей социальный статус был выше среди доступных особей. Пользуясь природной слабостью и вожделением женского тела, такой бедолага привязывался, а потом и законодательно связывался по рукам и ногам, добровольно вступая в обязательства содержать женщину и ее потомство. Дошло до того, что законы в защиту прав человека были переписаны таким образом, что права мужчин оказались в значительной степени урезаны. А если кто-то возмущался этому, на него сразу обрушивалась вся мощь общественного порицания.